Поздняя любовь Ивана Ивановича 2 страница



После годичного перерыва я любовался и не мог налюбоваться милыми сердцу двинскими пейзажами. Какая неописуемая вокруг красота! Осенние, желто-багряные на фоне хвойной зелени, тона, еще не столь яркие и явные, как в конце сентября, невольно напоминали о конце лета. Чистое, еще голубое, но уже с оттенками холодной синевы, небо, как бы извещало о начале осени. А какие прекрасные картины - узоры-соцветия, как в калейдоскопе вновь и вновь менялись: исчезали одни, появлялись другие после каждого поворота реки.

Скромна, как дева юная, а может быть в чем-то и скуповата, уступая буйной растительности юга, строга, а порой и сурова, но, в то же время и добра северная природа, готовая поделиться с человеком всеми своими богатствами. Вкупе с природой и северные жители, люди сильные, добрые, сдержанные, всегда приходящие на помощь попавшему в беду человеку. Южанам их не понять, у них свои взаимоотношения с природой. На севере же все взаимосвязано, здесь в одиночку не проживешь. Здесь не обманывают, не стараются воспользоваться чужой добротой, бескорыстностью.

Погрузившись в идиллию, я, тем не менее, невольно прислушивался к доносившемуся до меня с соседних скамеечек разговору. Речь шла о том, во что обойдется компании ужин в ресторане. Ох уж эти вечные студенческие финансовые заботы: звон меди в карманах и бухгалтерская скаредность с одной стороны и желание гульнуть на широкую ногу - с другой.

Наконец, проблема была решена и веселая стайка полетела в манящее и дразнящее вкусными запахами заведение. Я машинально провожал их взглядом, с некоторым любопытством разглядывая проходивших мимо меня парней и девчат. Шедшая предпоследней белокурая стройная девушка несколько замедлила свой шаг. Я это отметил боковым зрением, и мгновенно, под воздействием каких-то сил, повернул в ее сторону голову, и настороженно-вопросительно посмотрел на нее. Наши взгляды встретились и... О, боже!... В какие-то доли секунды в моем сознании что-то быстро прокрутилось, промелькнуло, изменилось. Что-то до боли знакомое, родное, притягивающее и зовущее к себе было в ее взгляде. Ощущение было такое, будто всю жизнь мы с ней были знакомы, все эти годы жили друг подле друга. И в то же время я твердо знал, что вижу ее впервые. Очевидно и ее реакция была адекватна моей, ибо я сумел отметить мелькнувшее в ее глазах замешательство, какую-то коротенькую тревогу и что-то еще такое, что расшифровать я не смог. Затем легкая добрая-добрая улыбка, которая как-то явно говорила мне о признании нашей общности, о наличии взаимной привязанности, тронула ее губы.

От неожиданности я в буквальном смысле растерялся. Ничего подобного со мной ранее не случалось, это было впервые. В первый раз видеть человека, причем лишь короткое мгновение, и уже чувствовать какую-то общность с ним - для меня это было столь неожиданным, что буквально повергло в нокаут. Что-то незримое и пока еще непонятное, но обоюдно радующее, доброе, связывающее нас воедино, прошло в обоих направлениях, когда наши взгляды встретились. Возможно это и есть родство душ, о чем я где-то и когда-то слышал или читал.

- Это судьба, - подумалось мне спустя мгновение.

Еще чуть позже я почувствовал слабость, как после тягостных трудов, столь много энергии, вероятно, было израсходовано в эти доли секунды. Затем приятная истома стала обволакивать всего меня. Я был поражен только что случившимся. Это было что-то нереальное, во что я вряд ли бы поверил, расскажи мне об этом кто-то из друзей. Легонечко защемило сердце.

- Вот оно как бывает, - невольно подумал я, — похоже это настоящее чувство, мною еще доселе не испытанное»

Прошло несколько минут. Я уже не находил себе места, я волновался. Какая-то сила влекла меня в ресторан, хотелось хоть на долечку секунды встретиться еще раз с ее взглядом и еще раз пережить то, что я пережил мгновение назад, хотя я и не верил, что подобное может повториться. Я удерживал себя, силою заставлял себя оставаться на палубе.

- Нельзя же так, - мысленно уговаривал я себя, - ну хотя бы четверть часа нужно посидеть еще на скамеечке.

Стараясь отвлечься, стал вслушиваться в содержание все еще звучавших на пароходе песен:

 Эти глаза напротив -

 Калейдоскоп огней...

Увы, отвлечься мне не удалось, и уже под аккомпанемент модного шлягера я вновь и вновь прокручивал в памяти то прекрасное мгновение. Передо мной вновь и вновь возникал ее взгляд, взгляд добрых и доверчивых глаз, наполненных нежностью, лаской и тонким налетом грусти...

Сколько я просидел на скамеечке, сказать трудно, но после испытанного мною стресса я невольно расслабился и задремал. Пароходный гудок прервал мой сон. «Иван Каляев» подходил к пристани.

С группой пассажиров, поднявшись по довольно крутой лестнице, я вышел на берег, осмотрелся.

Пароход был подо мной, словно большая белая птица, манящая к себе, зовущая обратно. Он за считанные часы стал мне родным, ведь на его палубе мне довелось испытать настоящее чувство, вознесшее меня аж до небес. Там, в одной из многочисленных кают, находилась ОНА, ставшая для меня самым желанным, самым необходимым, родным человеком.

— А ведь через сутки, чуть более, я вынужден буду покинуть тебя, «Иван Каляев», старенький добрый пароход. И сутки эти пролетят незаметно.

Вернувшись в каюту, я прилег. Под монотонный шум двигателя и плеск воды, перелопачиваемой плицами колес-движителей, я строил планы на завтрашний день. Да, сутки — срок короткий, а сделать предстояло много, и это при моей-то скромности и нерешительности.

Неожиданно все стихло, лишь легкое журчание воды доносилось из-за борта парохода. Я поднялся и вышел на палубу. Густой туман прикрыл белым одеялом двинские просторы.

- До утра,как пить дать, простоим,- донесся до меня чей-то недовольный голос, - из графика выбьемся почти на полсуток.

Для меня же эти часы вынужденной стоянки были как подарок судьбы. Да пусть бы вообще не рассеивался туман, пусть бы он дольше окутывал акваторию, продлевая время моего пребывания на пароходе.

- Что случилось, почему стоим? - взволновались мои попутчики, когда я вернулся в каюту.

- Тума-а-а-н! - радостно пропел я.

- А чему тут радоваться-то, только время зря теряем. Не поймешь вас, молодых, - недоуменно пожали плечами мои соседи.

- Да поспим хоть в тишине и без качки, - съязвил я, - а то мотает туда-сюда при поворотах, того и гляди синяков себе во сне наставишь.

Молчание. Обиделись мои старики. А ведь и я, пожалуй, не меньше бы их переживал за вынужденную остановку, не встреться мне сегодня симпатичная блондинка.

Уснул я мгновенно и спал как убитый до самого утра, пока не поднялись мои попутчики.

- А ведь, пожалуй, прав был молодой человек, смотри-ка как крепко спит, - донесся до меня старческий голос, - а при движении-то мотало бы туда-сюда - всю ночь маялся бы. Да и мы – то с тобой  похрапели прилично. Много ли времени-то?

- Да уж к восьми подходит. А туман-то, туман-то какой - отродясь такого видать не приходилось, у нас в верховьях такого не бывает. Постоим, наверное, еще часок-другой.

- Постоим. Ох и грибков напрело за ночь-то. Пробежаться бы сейчас с корзинкой - за полчаса на жареху набрали бы.

- Приплывем домой - сходим. Не дразни, не береди душу. Давай-ка лучше что-нибудь скушаем. Доставай сумки. Парнишку-то тоже разбуди, пусть с нами поест. Они ведь, молодые, с собой ничего не берут, все на столовые надеются. А ресторан-топароходный поди раньше обеда и не откроют, не шибко-то они о пассажирах думают.

- А было ли все это вчера со мной, уж не приснилось ли мне? - засомневался я. - Нет, все это было, было, было. Только вот как быть с взаимностью, может быть мне только показалось, что и я для нее что-то значу? Нужно еще раз увидеть студентку, чтобы развеять все сомнения. Но где и как ее искать? Пожалуй, нужно ждать на моей скамеечке, на том самом месте, которое знакомо нам обоим.

Я вышел на палубу. Туман уже был не молочно-белый, как вчера вечером, а бело-розовый. Чувствовалось, что вот вот солнечные лучи съедят его, улучшится видимость и мы снова тронемся в путь. Приготовления пароходной команды подтвердили мои догадки. Видимость с каждой минутой улучшалась. Все отчетливей вырисовывались очертания противоположного берега. Наконец лучи солнца окончательно прорвали полусуточную туманную блокаду, блестящие искорки заиграли на водной поверхности. Подул легкий ветерок.

Издав протяжный гудок, «Иван Каляев» медленно двинулся дальше. Окончательно проснулись пассажиры, приступили к утреннему моциону.

Я ежился от утреннего холодка, от которого не спасал даже плащ, сжимался в клубок, но тем не менее стоически не покидал своей позиции. Никто на палубу не выходил. И уже другое чувство - чувство одиночества, собственной никчемности, начало вселяться в меня.

- Показалось мне вчера, пригрезилось. Никому я не нужен. Раскатал губу - вот и сиди теперь, майся, мерзни на палубе, как бездомная собака. А она, небось, и думать-то про меня не хочет, нежится сейчас в своей каюте, а может балдеет в чьих-то объятиях...

- Э-эх, - встрепенулся я, - блажь какая-то, пойду-ка лучше в свою каюту, ждать ее здесь бесполезно, не придет. Дурак я, дурак безмозглый, сидел бы уж, да не рыпался, а то на тебе - любовь с первого взгляда выдумал.

- И словно в насмешку мне поплыла над Двиной мелодия:

Много к крыльцу протоптано дорожек,

Да ни к чему дорожки эти.

Все потому, что сердце не тревожит,

Ни один, ни другой и не третий...

Изматерив про себя пароходного радиста, я опрометью бросился в свое спасительное убежище. Ох и зол я был в тот момент, зол на все: на судьбу свою разнесчастную (а ведь только еще вчера я радовался всему), но в первую очередь на очаровавшую меня блондинку и на самого себя, клюнувшего на взгляд какой-то девчонки.

Я не помню, что произошло у меня с попутчиками. Вероятно, их встревожил мой вид и они спросили меня об этом. Я им нагрубил, по сути наплевал в души этим добрым старикам, посочувствовавшим мне. Я что-то кричал, доказывал им, просил не лезть в мои дела, а затем выдохся и завалился спать, провалявшись в каком-то полузабытьи до самого вечера, пока пароходный гудок не известил о прибытии к очередной пристани.

Наскоро одевшись и не глядя на попутчиков, искоса посматривавших на меня, я выскочил на палубу. Тревожно заколотилось сердце: а вдруг студенты уже выходят, и тогда - прощай моя блондинка.

Я выбрал удобную позицию и стал наблюдать за готовящимися к выходу пассажирами, собиравшимися возле правого борта парохода. Студентов не было видно. Значит они плывут дальше, решил я, и, выбравшись из укромного местечка, пошел к матросам, готовящимся бросать концы на дебаркадер, с тем, чтобы сразу же после швартовки «Ивана Каляева» сойти на берег и прогуляться до ближайшего магазина.

  Внезапно метрах в пяти перед собой я увидел свою студентку, так же как и я мгновение назад, наблюдавшую за выходящими пассажирами. Она стояла спиной ко мне и видеть меня не могла. Блондинка, встав на цыпочки и вытянув шею, явно выискивала кого-то в сгрудившейся толпе выходящих пассажиров.

-Алена, ты чего здесь делаешь? - раздался за моей спиной звонкий девичий голос, - а мы потеряли тебя.

Блондинка тотчас же повернулась, увидела меня, от неожиданности смутилась, и, склонив голову, помчалась навстречу своей подруге, обдав меня ароматом духов.

- Алена, - окликнул я девушку, - Алена, подожди секундочку.

Она обернулась, как мне показалось, попыталась вернуться, но подруга, окинув меня подозрительным взглядом, подхватила ее под руку и увлекла за собой.

- Значит Алена, Лена-Елена, - произнес я негромко, - Лена - прекрасное имя. А вот кого же она высматривала в толпе выходивших пассажиров? Неужели меня? Скорее всего меня, ведь она тоже не знает, где я выхожу. А если бы ее не удерживала подруга, она подошла бы ко мне. Во всяком случае был у нее такой порыв.

- А я-то сомневался, злился, стариков ни за что обидел. И столь много драгоценного времени потерял-целый день. И все из-за своей глупости. Ох и дурак же я, а еще умного из себя строю, - проклинал я себя. - Нужно сейчас же извиниться перед попутчиками за свой срыв, помиритьсяс ними - они поймут меня правильно и простят.

Пока я извинялся и мы распивали выставленную стариками по поводу примирения бутылочку, стемнело. Было желание разыскать Лену-Елену, поговорить с нею. С другой стороны, знакомиться в нетрезвом состоянии не хотелось, ибо я мог потерять ее в этом случае навсегда. Приняв решение сразу же с утра на трезвую голову приступить к поискам студентки, я остался в каюте. Мы долго играли в карты, беседовали, даже нашли общих знакомых, что еще больше сблизило нас. Спать легли далеко за полночь.

Проснулся я очень рано, проснулся от того, что мы опять стояли. Вышел на палубу. Туман плотной белой пеленой окутал пароход. Буквально в двух метрах ничего не было видно. Ну что ж, это мне тоже наруку, туман оттягивал час нашего расставания. Выкурив сигарету, вернулся в каюту. Старики мои мирно похрапывали, под их «песню» заснул и я.

Приснилась мне Алена. Как бы находясь на другой стороне огромного глубокого оврага, она жестами приглашала меня идти за ней. Но идти я не мог, меня словно парализовало. Из мрачной глубины оврага веяло какой-то опасностью. Страх охватил меня, ноги сделались ватными. А Алена уходила все дальше и дальше, маня меня к себе, а я так и не смог сделать ни одного шага. Пытался закричать, чтобы остановить ее, и не смог — спазмы сдавили горло... Проснулся с тревожным предчувствием беды, быстро оделся, вышел на палубу. У попавшегося навстречу матроса спросил, где выходят студенты.

- Минут через двадцать подходим к пристани - это их конечный пункт, - пояснил речник.

А на палубу уже выходили первые группки студентов. Я подошел к ним, но знакомых, что были с Аленой на палубе в первый день нашего плаванья, я не встретил.

Из-за поворота показался дебаркадер. Протяжный гудок «Ивана Каляева» прошелся по мне, как нож по сердцу.

- Алена, - окликнул я блондинку, увлеченную к трапу толпой выходящих студентов,- Алена, постой минутку. Но движущийся людской поток остановить уже не было никакой возможности. Она кивнула мне головой, с едва скрываемым сожалением пожала плечами. Надеясь на последний шанс, я подошел к матросам, приступившим уже к посадке пассажиров, и спросил о продолжительности стоянки.

- Отчаливаем сразу же по окончании посадки, итак уже запаздываем чуть не на сутки, выпускать на берег никого не велено, - был ответ.

Студенты группировались возле стоявших в их ожидании автобуса и двух грузовиков. Я знаками попросил Алену подойти поближе к пароходу.

- Алена, я тебя разыщу в Архангельске, как только вернусь из отпуска, обязательно найду, - дальнейшие мои слова потонули в гуле пароходного гудка. «Иван Каляев» отходил от пристани.

Лена согласно закивала мне и прощально помахала рукой.

Такой и осталась в моей памяти Лена-Елена, не спетая песня моя.

В Архангельске, по возвращении из отпуска, меня ждал сюрприз: коллеги из Германии приглашали на двухгодичную стажировку одного из молодых сотрудников нашего учреждения и выбор пал на меня. Я в буквальном смысле слова закрутился. Оформление документов, подготовка материалов, сборы, встречи-напутствия - у меня не оставалось времени для личных дел. Я, конечно, понимал, что не найдя в ближайшие дни Лену-Елену, я, тем самым, скорее всего потеряю ее навсегда. Тем не менее заграница манила меня. Как знать, может это единственный мой шанс, не использовать его было бы глупо. Поисками студентки мне заниматься было некогда и я отложил это мероприятие до своего возвращения из-за рубежа.

Однажды, проходя по Набережной, я заметил знакомые контуры пришвартованного к причалу «Ивана Каляева».

- Надо сфотографировать его и взять снимок с собой, на память о Лене-Елене, - решил я.

Вклеив фотографию старого парохода в альбом, я дал себе зарок, что лишь фото Алены заменит его.

Возвратившись из Германии я сразу же приступил к поискам своей избранницы. Немногим более полумесяца ушло на это. Вот тут-то и ждало меня полное разочарование, точнее самый сильный удар за всю мою жизнь. Как мне пояснили в пединституте, студентка Елена Полякова полгода тому назад вышла замуж и перевелась в аналогичный институт одного из городов центра России.

 

* * *

Давно уже списан «Иван Каляев», та же участь постигла «Степана Разина», «Михаила Фрунзе» и другие колесные пароходы. Но я их помню и забыть до конца дней своих не смогу.

Лишь в памяти осталась и Лена-Елена - моя первая и единственная любовь, моя белокурая студентка, оставшаяся для меня навсегда такой, какой я ее повстречал на старенькой «калоше» в те прекрасные сентябрьские дни.

 

Операция « Перехват"

   Начало июля. Жаркое утро, пятница. Последний рабочий день Алексея Петровича Игнатьева, а с понедельника - в отпуск. Передачи дел практически никакой, в производственном отделе - что в воинском штабе: взаимозаменяемость стопроцентная. А посему - легкие наставления, а в основном пожелания хорошей работы, а отпускнику, соответственно хорошего отдыха.

  Заглянул начальник коммерческого отдела Брусенцов.

  - Петрович, ты вроде бы когда-то собирался в Славск в тамошнюю лесотехшколу?

  - Да, было дело. Есть у меня там вопросы. Протоколы обучения подписать, сдать их и получить удостоверения о присвоении квалификации.

  - Так поехали, чего тянуть резину. У меня там срочнейшее дело проклюнулось, а шеф дает свой «уазик». Когда еще такая оказия тебе подвернется?

  - У меня ж последний день сегодня, отпускные надо получить, с ребятами посидеть.

  - Деньги получишь и в понедельник, а ребята - куда они денутся?

  - Ладно, уговорил.

Через полчаса видавший виды леспромхозовский внедорожник уже пылил по гравийке на максимальной своей скорости в сторону соседней области.

- Впервые еду за такие версты в чужой регион с пятидесяткой в кармане и без личных документов, - бурчал Алексей Петрович, - не поесть no-нормальному, да и пивка не попить. Одно радует, что с учебой развяжемся, а то проверяющие, прямо звери, придираются ко всему. А будут удостоверения у рабочих на руках - часть проблем автоматически снимется.

   По приезду в Славск договорились с Брусенцовым, что где-то к 15 часам они оба завершают дела, а ровно в 16 часов Игнатьев будет ждать машину в центре городка на автобусной остановке, что возле парка Ветеранов.

   В лесотехшколе Алексею Петровичу повезло на все сто: нужные преподаватели и директор оказались на месте. Уже до обеда все свои дела он прорешал и, захватив удостоверения, отправился гулять по городу. Зашел на рынок. Разнообразие всего - глаза разбегаются, а цены по сравнению с нашими - вообще смешные. Можно было бы кое-что и прикупить для дома, для семьи, да на 50 российских деревянных шибко не разбежишься. Заглянул в павильончик, взял кружечку свеженького разливного пива и бутерброд. Пивко оказалось на славу, духмяное, в меру прохладное. Давно такого не пивал Игнатьев, в Каменск ведь его только с консервантами завозят. Смаковал-смаковал Алексей Петрович кружечку, тянул время, а оно, как назло, текло медленно, стрелки на часах как застыли. Выпил еще кружку. Медяков хватило на пару стаканчиков семечек, коими на выходе с рынка торговали сентиментальные старушки - «божьи одуванчики». Не спеша обошел почти весь город и от нечего больше делать, пришел на остановку, где было назначено рандеву с Брусенцовым.

   Предстояли еще полтора часа ожидания. Присел на скамеечку. Люди подходят, уезжают, появляются другие. Вскоре это мельтешение Игнатьеву надоело, да и неловко ему как-то было от своего длительного сидения на лавочке под козырьком остановочного павильона. Глянул в сторону парка. Метрах в тридцати возле ближайшей аллеи как раз у входа скамеечка чуть поломанная стоит. А кругом - ни души. Присел на нее, осмотрелся: перекресток, откуда должен был подъехать «УАЗ», просматривался полностью. Да и для Брусенцова Алексей Петрович был бы на виду, тем более что белая рубашка на фоне зелени явно бросалась в глаза. Здесь Игнатьев никому не мешал, да и перед ним никто туда-сюда не маячил.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 200; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!