Когда Эдварда и Белла репетировали сцену секса в «Ромео и Джульетте». 17 страница
- Тебе нравится в Уэстчестере?
- Думаю, да.
- Твои родители не могли быть более гордыми. Они читали все рецензии о тебе после Ромео и Джульетты. Они так рады, что ты добилась успеха.
Добилась успеха. Прошедшее время.
- О, да? Круто.
- Должно быть, трудно жить так далеко от дома.
Совсем нет.
- Да, но так приятно видеть всех во время каникул.
- Ты с кем-нибудь встречаешься?
Глотание стало почти невозможным, но я это сделала.
- Нет. Ни один из парней на моем курсе не заинтересовал меня.
- Ой, да ладно, должен же быть кто-то особенный.
Мое сердце забилось сверхурочно, но мое лицо осталось совершенно безмятежным.
- Нет. Никого нет. Ни одного.
Мне хотелось встать и сделать поклон. Мое выступление было безупречным.
...
...
...
Декабря 2004
Я наблюдала, как тени от деревьев за моим окном играют на потолке. Это выглядело так, будто они танцуют. Кажется, все танцуют сегодня, кроме меня.
Часы медленно производили обратный отсчет до полуночи, и дом Свонов был абсолютно тих. За исключением теней. Они отбрасывали снег. Заставляя меня чувствовать себя еще более одинокой.
Я посмотрела на часы, мигающие синим цветом.
Пробило 12 ночи, и я в полной тишине прошептала «С Новым годом».
Интересно, что Каллен делает прямо сейчас?
В любом случае, я надеялась, что он несчастен.
...
...
...
Января 2005
Дорогой дневник...
Я сидела и пялилась на страницу. Это Новый год. У меня должно было быть куча вещей, которые я хотела бы записать. Решения. Цели. Последние размышления. Будущие устремления.
|
|
|
Но не было ничего.
Ну, не совсем ничего, но, определенно, ничего хорошего.
Я положила ручку на страницу и стала грызть край кутикулы.
Это не должно быть так сложно.
Я вздохнула и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на важных вещах. Тех вещах, которые я должна сделать в этом году в обязательном порядке, чтобы он стал стоящим.
Я смогла придумать только одну вещь.
Забыть о Каллене.
Решение на Новый год принимаются, чтобы их нарушать, верно?
...
...
...
Января 2005
Ладно, сейчас это реально раздражало. В который раз я не могла спать. В который раз он был там, как только я закрывала глаза.
Перестань думать о нем. Перестань. Подумай о чем-нибудь еще.
О чем угодно.
О щенках. Да, сладких маленьких непослушных щенках.
У Каллена был щенок. Она ненавидела меня. Хотя, любила его.
По крайней мере, это объединяло нас.
Ладно, отвлечение не сработало.
Попробуй еще.
Подумай о чем угодно, кроме Каллена. Кроме Каллена. Кроме Каллена.
О, нет. Нет, нет, нет, нет, нет.
Не думай о своих ощущениях, когда он прикасался к тебе. Ты мазохистка?
Не делай этого.
Не надо.
Не о том, какими мягкими были его губы. Или насколько хороши они были на вкус. Насколько он точно знал, как дразнить тебя своим языком. Насколько было тепло. Как электрические искры вспыхивали во всех твоих венах.
|
|
|
Боже, пожалуйста, не думай о его руках. Нет, ты не можешь. Пощади. Думая о них, ты только заставишь себя хотеть их. Это запустит ту непрерывную боль, которую только он может вылечить. Прекрати. Пожалуйста, Боже, остановись.
Ты смешна. Рука в трусиках не поможет. Попробуй все, что хочешь, но ты не можешь делать то, что может он. И не имеет значение, представишь ты себе, что это он или нет. Свое тело не обманешь. Оно хочет реального, а эта обозленная возня никогда не доведет тебя до оргазма. Ты никогда больше не кончишь.
Никогда.
Я зажмурилась, дыша тяжело и отчаянно. Упрямо отказываясь сдаваться. Пробуя и выискивая, и, в конечном счете, ничего не получив. Мои пальцы свела судорога, и я признала поражение. Я выдохнула, когда в отчаяние ударила по кровати.
Это несправедливо. Вообще все несправедливо.
Я не должна чувствовать такое опустошение из-за мужчины. Просто не должна. Логически я понимала это, но сейчас мой мозг и сердце не могли найти общий язык. Мой мозг хотел двигаться дальше, но мое сердце желало его. Мой мозг почти понимал его причины, но мое сердце думало, что он струсивший говнюк.
|
|
|
Мой мозг знал, что душевная боль научно необоснованна. Мое сердце просто обнимало себя и рыдало в углу.
Я вздохнула, посмотрела в потолок и дала волю фантазиям моего сердца, пока я погружалась в сон, наполненный слишком реальными образами его. Видимо, мое сердце обошло все правила. Чем мой мозг был недоволен.
...
...
...
Января 2005
- Он идиот.
- Роуз, я не хочу говорить о нем.
- Да, ну а я хочу. Он вообще не звонил тебе? Даже на Рождество?
- Нет, я написала ему.
- Что? Почему?
- Я не знаю. Полагаю, я скучала по нему.
- Он ответил?
- Нет.
- Хрен.
- Я не должна удивляться. Мы расстались.
- Нет. Он бросил тебя. Не было никаких «мы» в этом ебанутом сценарии. И не ищи ему оправдания. Он их не заслуживает.
Я так скучала по ней. Она была вместе со своей семьей, а я с моей, но мне очень хотелось, чтобы она была здесь.
Мама и папа не понимали, но Роуз совсем другое дело.
- Что ты будешь делать, когда увидишь его в школе в понедельник?
- Я понятия не имею. Все брошу?
- Белла, даже не шути по этому поводу.
- Одна мысль об этом делает меня больной, Роуз. Как я буду смотреть на него каждый день... работать с ним, ради Бога, когда меня от этого тошнит?
- Не смей позволить этому козлу разрушить твой опыт в Grove. Просто блокируй его. Не смотри на него, не говори с ним. Делай свою работу, и посрать на него. Не давай ему власть над собой, и все будет в порядке.
|
|
|
Я вздохнула. Не то чтобы я хотела, чтобы у него была власть надо мной, но я не могла перестать думать о том, каким он был, когда занимался со мной любовью. Это довольно трудно блокировать.
- Итак, я возвращаюсь девятого.
- Я встречу тебя в аэропорту.
- Спасибо, Роуз.
Я только собиралась повесить трубку, как она сказала:
- Белла?
- Да?
- Ты придешь в норму. Я знаю, что, вероятно, ты сейчас этого не чувствуешь, но так будет.
Я кивнула.
- Да, я знаю.
Неужели это то, что я сейчас чувствую? Я знала, что ничего подобного.
...
...
...
8 января 2005
У меня крутилась песня Simon & Garfunkel «Я – скала» на повторе. Я отчасти ненавидела эту песню, но ее текст разговаривал со мной. Говорил, что мне нужно делать.
А скала не почувствует боли,
А остров слез не прольет.
Я устала от боли, и если бы я никогда больше не плакала, как было бы хорошо.
Я просто хотела, чтобы все это закончилось.
Я хотела быть выше этого. Я не хотела считать часы до моего отъезда завтра, стремясь быть ближе к нему. Я не хотела думать о том, как прошли его каникулы, ссорился ли он со своим отцом, насколько напился и думал ли обо мне.
Я не хотела ничего из этого.
Я хотела быть своей, а не его. Я не хотела заморачиваться заботой, или вопросами, или ожиданием.
Мне нужно все прочистить и прояснить. Выкинуть каждую положительную мысль о нем из моего организма. Это единственный способ, который поможет мне выжить, когда я снова его увижу. Я отказывалась тосковать по нему следующие два года. Ни черта подобного!
Я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Вот он, красивый и поврежденный, пагубный и эгоистичный.
Я представляла его и слушала песню, снова и снова, позволяя тексту укрепить мои тонкие, как бумага, слои, упрочить линию обороны и превратить мои хрупкие чувства во что-то, чем я могла защититься.
Я закован в свою броню,
Спрятался в комнате.
Мне ничто не грозит, я точно в материнской утробе.
Никого не тревожу, и никто не тревожит меня.
Я – скала,
Я – остров...
А скала не почувствует боли,
А остров слез не прольет.
Когда я, наконец, забралась в кровать, я чувствовала себя лучше. Более оцепеневшей. Готовой встретиться с ним лицом к лицу снова и не развалиться на части. Развалиться на части уже не вариант. Одного раза было достаточно.
Что бы ни случилось, когда я вернусь в школу, я готова.
Я – скала.
Я – долбаный чугунный остров.
...
...
...
Января 2005
Роуз высадила меня, а затем отправилась в магазин за продуктами. У нее был мой список. Я не чувствовала желания куда-либо идти. Она это понимала.
Я огляделась в моей квартире. Все то же самое, но, казалось, и совершенно другое. Вот дверь, которая открылась ему. Вот стена, к которой я прижала его, когда сказала, что люблю его. Вот прихожая, где он раздел меня. Вот ванная, где он заботился обо мне впоследствии.
Когда я зашла в мою комнату, мой живот скрутило.
Моя кровать.
Аккуратно заправленная.
Идеально гладкое одеяло покрывает грязные простыни.
Я сделала глубокий вдох и стянула все, дергая простыни, когда они цеплялись за углы, и чувствуя себя все хуже и хуже. Я отнесла все это в прачечную, поставив машину на 90 градусов и загрузив побольше моющего средства.
Как будто это изменит ситуацию.
Я застелила кровать свежими простынями, мои мышцы напрягались, дыхание было рваным. Подвернув и выровняв, разгладив ладонью над теми местами, где мы занимались любовью, будто я могла стереть их дочиста из моей памяти.
Когда я закончила, все стало просто идеально. Нетронуто.
Я смотрела на постель несколько долгих минут и попыталась остановить картинки, наводнившие мой мозг. Они были слишком яркими, постепенно уничтожая мое равнодушие. Хватая и подталкивая, напоминая мне, насколько невероятно это было.
Насколько прекрасно.
Насколько обреченно.
Призрачные губы посасывали мою шею, и я задрожала. Незримые руки коснулись моих бедер, и я больше не могла с этим справиться.
Я отправилась в душ. Вымыла волосы. И все закончила водой настолько холодной, что это здорово отвлекло меня.
Когда Роуз вернулась домой, мы углубились в наши обычные легкие дружественные отношения. Мы разогрели замороженный ужин, пили вино, смотрели телевизор, смеялись.
Мы не говорили о нем.
Когда наступило 11 вечера, мы, позевывая, попрощались на ночь. Роуз пошла к себе в комнату.
Я осталась спать на диване.
...
...
...
Января 2005
Весь класс шумел, наполненный болтовней о том, кто что делал во время каникул. Я скучала по ним и не могла отрицать, что их объятия были желанны.
Никто из них ничего не знал. Да и как они могли?
Полагаю, что они достаточно скоро это поймут, но я не собиралась быть тем, кто им это скажет.
В последний раз они видели Каллена и меня, когда мы были вместе. Теперь я боялась даже находиться с ним в одном помещении.
В ту секунду как он вошел, я узнала это. Глубококостная вибрация сотрясла мой позвоночник и взбудоражила каждый волосок на моем теле.
Люди называли его имя. Спрашивали, как он. Он отвечал, его голос был низким и тихим.
Я не хотела смотреть на него, но мое тело повернулось туда само по себе, и вот он, возвышающийся над большинством людей вокруг него, даже с опущенными плечами.
Волнение пыталось воспламенить мои вены, но я подавила его. Мое тело пыталось двинуться вперед, но я его остановила.
Слюна заполнила рот, когда нежелательная фантазия поцеловать его прокралась в мой мозг, и я чуть не рассмеялась вслух.
Он посмотрел в мою сторону, и вдруг весь воздух из класса испарился. Его рот преобразился в твердую линию, и он отводил глаза несколько раз, прежде чем опять взглянуть на меня. Это походило на то, что он хотел смотреть на что угодно, только не на меня, но был не в состоянии так сделать.
Я знала, как он себя чувствовал.
Тем не менее, это был тот момент, к которому я готовилась. Тот, где я должна взять себя в руки, чтобы спасти чувство собственного достоинства и здравомыслие.
Я сглотнула и задышала, перестраиваясь. Успокаивая бурлящие эмоции. Сделав себя прежней.
Сделав себя скалой.
Я посмотрела на него без извинений, позволяя ему увидеть мое безразличие. Посмев бросить ему вызов.
На мгновение он нахмурился, будто ожидал чего-то еще. Боли, быть может. Или тоски. Отчаянной потребности.
Я чувствовала их, но не позволила это ему увидеть. Я показала ему гладкие страницы стертых воспоминаний. Сухие щеки. Глаза, смотревшие вперед, а не назад.
Если он ожидал обнаружить меня, всхлипывающей от всплеска эмоций, то он должен быть очень разочарован.
На мгновение на его лице проступила неописуемая грусть, но потом его знакомые барьеры скользнули на место, и будто ничего не происходило между нами.
Мы – два совершенных образа, безупречные в нашем отрицании.
Никто бы не смог сказать, что горечь разливалась внутри меня. Что боль, и потеря, и сожаление протягивались через каждый капилляр. Что оставаясь на месте, мне хотелось уткнуться ему в грудь и кричать об измучившей меня неправильности.
Нет. Никто бы не мог сказать, что я умирала с каждым вдохом. Даже он.
Особенно он.
Реплика из «Как вам это понравится» пришла мне на ум: «Весь мир – театр. В нем женщины, мужчины – все актеры». Находясь здесь и глядя на Каллена, эта мысль никогда не казалась мне более справедливой. Grove теперь наша сцена и это – наши новые роли.
Разделенные.
Без любви.
Независимые.
Я сделала глубокий вдох.
Занавес поднят.
...
...
...
АУТТЕЙК 3.
Что ж, Дивард околачивался внутри моей головы всю неделю, требуя быть услышанным, так что немного заглянем в то, что происходило в его мозгу в начале 18 главы, в то время как Белла выступала на сцене с Райли. Я надеюсь, вам понравится.
Ревность.
Мои ноги двигались вперед, хотя я знал, что это действительно чертовски плохая идея, и мой мозг скандировал: «не делай этого, не делай этого, не делай этого», повторяя и повторяя это, так как мое тело упорно отказывалось подчиняться. Я не хотел смотреть, действительно не хотел, но что-то внутри меня требовало этого. Чтобы убедиться, правдивы ли мои параноидальные страхи на самом деле, или это просто еще одно оружие из моего нескончаемого арсенала само-саботажа.
«С ним все по-другому», шептала моя надеющаяся сторона. «Этого не может быть. То, что происходит между вами – особенное».
Но когда я пробрался через плотные черные боковые кулисы и посмотрел на них, я понял, что это ложь. Абсолютно необоснованная, болезненная, кишкискручивающая ложь.
Она, там, на сцене, смотрела на него с точно такой же интенсивностью, как она всегда смотрела на меня. Глядя на него так, будто хочет его. Нуждается в нем. Должна быть с ним. Энергия вокруг них потрескивала сексуальной напряженностью, и мой живот сжимался и скручивался, умоляя меня пойти и блевануть, чтобы я мог просто избавиться от этого, но не тут-то было. Как мудак-мазохист, которым я и был, я прирос ногами к месту и наблюдал за ними, не в силах отвести взгляд.
Она подошла к нему и произнесла речь, сказав, что он хороший человек, который не причинит ей боли, и взглянув в ее глаза... Иисус... увидев как она на него смотрит, моя боль вернулась; точно в мою грудь, где я почувствовал, что не могу дышать, а мое сердце свернулось. Откуда, казалось, целый фунт чистой кислоты разлился по моим венам, пока все, что я мог делать, это сжимать кулаки, чтобы удержаться от неистовства и желания что-нибудь ударить.
Он прикоснулся к ее лицу, и кислота внутри меня вскипела.
Это мое лицо, ублюдок. Моя щека. Шаг назад, Бирс, или я оторву тебе руку.
Он нежно пробежался большим пальцем по ее скуле, а говнюк-собственник внутри меня закричал: «ГРЕБАНЫЙ ЧЛЕНОСОС! УБЕРИ ОТ НЕЕ СВОИ МУДАЧЬИ РУКИ!»
- Ты не можешь говорить мне подобные вещи, девочка, - сказал он, наклоняясь к ней, и мой мозг опять заговорил : «Нет, нет, нет, нет, нет», снова и снова». - После этого невозможно не поцеловать тебя.
БЛЯДЬ, НЕТ!
Не знаю, почему я был так потрясен, когда он поцеловал ее, потому что знал, что это произойдет. Как только я узнал, что она не в паре со мной и будет играть с ним, я разыскал этот чертов сценарий и за пятнадцать минут просмотрел, что он содержит. Когда я прочитал его, меня чуть не вырвало в библиотечном проходе, заполняя мой рот слюной снова и снова, заставляя меня сглатывать ее, пока болезненное состояние не прошло.
Я тут же решил, что меня это не заботит. Совсем. И даже не собираюсь думать об этом. И с такой установкой я провел целую неделю, углубившись в свои репетиции, пытаясь блокировать любую мысль о ней и о том, что она делала с ним. Но я не мог контролировать свои сны, и каждую ночь она была там, как только я закрывал глаза, предпочитая его мне и смеясь, когда я умолял ее передумать, все больше и больше напоминая Джессику.
Так что теперь, когда я смотрел, как они целуются, моя челюсть была напряжена, а кулаки сжаты. И хотя мой логический ум говорил мне, что они просто играют, эмоциональная часть кричала, что я идиот, думающий, что я единственный, с кем она может делать это; что их может связывать что-то примитивное и эмоциональное. Затем поврежденная и осторожная часть меня шептала, что было бы глупо с моей стороны думать, что я могу дать ей что-то, что не может никто, потому что независимо от того, насколько особенным она меня заставляет себя чувствовать, я знаю, что я не такой. Я гребаный притворщик, делающий вид, что могу быть тем, кого она хочет, когда очевидно, что я не могу этого, и никогда таким не буду.
Поцелуй закончился, зрители зааплодировали, и я ушел в закулисную тень, пытаясь удержаться от удара кулаком в стену. Я был так чертовски зол, частично из-за того, что разрешил своим эмоциям взять верх из-за девушки, с которой я познакомился всего лишь несколько месяцев назад, но главным образом потому, что знал, что у меня не было причины или права злиться. Она не моя. Я был очень осторожным, чтобы не заявлять на нее права как на мою, чтобы не чувствовать такого типа ревность, глупо посчитав, что не называть нас парой означает, что я могу избежать чувства неистового собственничества.
Христос, живущий в моей голове, просто измучен.
Я медленно дышал, а зрители все еще аплодировали, некоторые из них свистели и кричали.
Очевидно, что они думали, что между Беллой и Райли тоже была некая довольно впечатляющая хренова химия. Ублюдки.
Я прижался лбом к осветительской будке и зарычал как чертова собака, которая не хочет делиться своей костью, действительно чертовски благодарный, что не было никого вокруг, чтобы увидеть, как я теряю самообладание.
Я сделал несколько глубоких вдохов и постарался оттеснить иррациональное желание найти и поцеловать ее, и доказать, что я – тот, кого она хочет, а не он.
Я расхаживал и продолжал дышать, а затем из тени появилась она, раскрасневшаяся и красивая, с чужой чертовой слюной на губах.
Просто остынь, Каллен. Не стоит злиться. Это не ее вина, что ты – ревнующий кретин. Просто остынь. Пожалуйста.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 113; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!