Глава 6 - Поздравление с Днем рождения 4 страница



Бутылка воды появилась передо мной, я обхватила ее руками, а его рука все еще поддерживала ее. Я набрала в рот воды и проглотила. Я закашлялась снова, но уже не так сильно.

- Еще немного, - приказал он и поднес бутылку ко рту. Мои губы обхватили прохладный пластик, и я сделала несколько больших глотков, очистившись от гнева и слов.

- Спасибо, - произнесла я, мой голос был грубым и низким.

- Всегда пожалуйста, - ответил он, и что-то в его голосе заставило меня посмотреть на него.

Его рука была все еще на моей спине, продолжая поглаживания, медленные и сладкие. Другая находилась под моей рукой, удерживая бутылку. Его кожа очень мягкая.

Его лицо было так близко, что я могла почувствовать его аромат – такой знакомый и мускусный и полный воспоминаний, которых я не хотела.

На секунду я позволила себе посмотреть на него без искажающей пелены гнева и негодования, и увидела его таким, как раньше: красивым и особенным, замечательным и талантливым, разрушенным и травмированным. Его глаза поймали мои, и вдруг я вернулась в тот день, когда мы впервые встретились. День, когда я впервые увидела эти глаза, смотревшие на меня так, как никто другой никогда не смотрел.

 


Дневник Беллы Свон

Апрель 2010

 

Дорогой дневник,

Мой психотерапевт посоветовал мне использовать тебя, чтобы зафиксировать некоторые события в моей жизни, которые привели меня к тому неприспособленному индивиду, которым я являюсь сегодня. Он хотел, чтобы я взглянула со стороны на некоторые нездоровые отношения, которые сделали меня капризной и эмоционально недоступной, поэтому я подумала, что начну с джек-пота всех моих сожалений:

С него.

В первый раз я увидела Эдварда Каллена, когда имитировала анальный секс с кем-то, кого я только что встретила.

Что ж. Звучит ужасно.

Но позвольте объяснить.

Я была на прослушивании кандидатов на место в Grove School, частном колледже, который предлагал курсы танца, музыки и изобразительного искусства, а также здесь размещалась одна из самых престижных театральных школ в стране.

Это было поместье Уэстчестере, в округе штата Нью-Йорк, и в новейшей истории он подготовил некоторых из самых талантливых и ярких звезд театра и кино Америки.

Я всегда мечтала там учиться, так что на последнем году в школе, когда все мои друзья настраивались быть врачами, юристами, инженерами и журналистами, я мечтала о переезде в Нью-Йорк и возможности стать актрисой.

Grove School была моим первым выбором по многим причинам, не последней из которых был другой конец страны, подальше от моих родителей.

Не то, чтобы я их не любила своих родителей, – потому что я любила – но способ их воспитания был удушающим, если не сказать больше.

У Рене и Чарли были довольно конкретные идеи о том, как я должна жить, потому что я была единственным ребенком в семье, и, следовательно, каким-то образом патологически запрограммирована делать все что угодно, чтобы получить одобрение моих родителей, и в значительной степени соответствовать всем их нереально смешно идеалам: я была отличницей, принимала активное участие в культурных, спортивных и общественных клубах, и я делала все, что от меня ожидали в меру своих возможностей, как бы ни было утомительно выполнять роль «идеальной дочери».

Я никогда не пила алкоголь, не курила сигареты, не ела ничего, кроме приготовленного из крупных-бобов-мунго органического дерьма Рене, и не спала с мальчиками. Я всегда была дома, когда должна была быть, и даже если это было так, они оба могли полностью игнорировать меня, или язвить друг другу, или вообще не быть дома.

Рене разбиралась во всем. И была очень деятельной. Она никогда не могла долго усидеть на месте и всегда испытывала потребность изменить к лучшему себя или меня. Я была неуклюжей, поэтому она записала меня в балетный класс. Я был полноватой, и она следила за каждым куском, который я ела. Я была застенчива, поэтому она заставила меня пойти в драматический кружок.

Я ненавидела практически все, что она заставляла меня делать, за исключением драмы. Это было моим. Оказывается, в этом я тоже была довольно хороша. Я все думала, почему. Потому что делала вид, что была кем-то другим в течение нескольких часов? Да. Это в значительной степени перевернуло весь мой мир. Кроме того: так или иначе, я и в реальной жизни всегда играла роль.

Чарли был начальником полиции, и когда он не работал, он был на рыбалке, а когда он не был на рыбалке, он смотрел по телевизору спортивные соревнования, а когда он не смотрел телевизор, он ссорился с мамой, потому что, Бог судья, эти двое должны были признать, что они неспособны жить вместе и должны были расстаться много лет назад. Как бы то ни было, я застряла посреди этого пассивно-агрессивного дерьма и ненавидела каждую минуту этого.

Основной вклад Чарли в мое воспитание состоял из установления строгих правил, касающихся того, куда я могла пойти, что видеть и что я могла делать; после чего перешел на игнорирование меня, если я делала что-то очень правильное или совсем неправильное. Я быстро поняла, что будет меньше криков и «домашних арестов», если я буду делать все правильно. Получать хорошие оценки – это делало его счастливым. Побеждать и получать награды за драму и публичные выступления – это тоже делало его счастливым.

И поэтому я упорно трудилась. Упорнее, чем все мои друзья, и напряженнее, чем дочь, надеющаяся привлечь внимание своего отца. Тем не менее, я никогда не была так горда собой, чем когда он одобряюще крякал и с кривой усмешкой говорил:

- Молодец, малыш.

Так что, вот они, великие достижения в моей жизни. Остаться в живых после постоянных ссор моих родителей и заставить их хоть в какой-то степени гордиться мной. Но я действительно никогда ничего не делала для себя.

Я никогда не принимала никаких рискованных шагов.

Спасибо моим родителям, что мне было так удобно и безопасно и, мать его дери, ужасно скучно.

Я была выше этого.

Мне было восемнадцать лет, а ощущалось так, будто я еще и не начинала жить.

Я себя чувствовала древней египетской мумией, плотно завернутой в гиперопекающие бинты моих родителей так, что я не могла дышать.

Мне нужно было удрать от них и выяснить, кто же я под всеми слоями ожиданий, что они возлагали на меня все эти годы.

Переезд на противоположный конец страны казался идеальным решением.

Они, конечно, были не в восторге от моего плана поступить в драматическую школу. Кажется, что точными словами Чарли было «черта с два». Он никогда не рассматривал мое увлечение актерством в качестве карьеры. Он был счастлив, если бы я оставила это как хобби, потому что с моими оценками я могла пойти в колледж на любую из множества высокооплачиваемых профессий. Он не понимал, почему я поступаюсь высшим образованием за призвание, где девяносто процентов выпускников были постоянно безработными.

Рене не хотела, чтобы я уезжала, потому что тогда она не смогла бы контролировать и критиковать каждое мое движение. Боже, что, черт возьми, она будет делать со всем своим лишним временем?

Я убедила их отпустить меня на прослушивание, приняв условие, что подам документы и на юридический факультет Вашингтонского Университета. Что гарантировало мне покупку билетов туда и обратно на самолет в Нью-Йорк, а так же слабую надежду оставить стремившуюся-заслужить-одобрение шелуху позади меня. Надеюсь, навсегда.

Конечно, поступить в Grove нелегко. Мало того, что они требовали высоких академических достижений, вы должны были еще и пройти изнурительный процесс прослушивания просто на место соискателя. И не имело значения, что они каждый год брали только тридцать студентов на курс актерского мастерства, хотя претендентов не меньше тысячи.

Я знала, когда подавала заявление, что мои шансы невелики. Вероятность того, что они примут относительно неопытного подростка из маленького городка, практически была равна нулю, но я знала, что должна попробовать. Были и другие школы, куда я была бы счастлива попасть. Хорошие школы. Но я хотела лучшего, и Grove был им.

АКТ 2.

Прослушивание в Grove

Уэстчестер, штат Нью-Йорк

Июнь 2004

Мои ноги тряслись.

Не дрожали.

Не содрогались.

Тряслись.

Неудержимо.

Я чувствовала, как мой желудок пытался завязать себя в узел. Меня тошнило. Опять.

Я сидела на полу. Невидимая.

Я была окружена морем людей. Очень громких, уверенных в себе людей, которые курили и громко ругались, пугая меня до смерти, и в миллионный раз, как я попала сюда час назад, я задавалась вопросом, почему я еще не чокнулась.

Я не такая. Я не похожа на них.

Они наглые и отвратительно ведут себя, и им, кажется, комфортно чрезмерно использовать слово на букву «f» в разговорах (п.п.: имеется в виду «fuck» и все его производные). Они беспрерывно курят и неподобающе касаются друг друга интимными частями тела, хотя большинство из них только что встретились. Они громко хвастаются о спектаклях, в которых участвовали, или о фильмах, в которых снимались, или об известных людях, которых они видели, а я сидела здесь, с каждой секундой становясь все меньше и меньше, осознавая, что единственное, чего я достигну сегодня, это докажу, насколько я не соответствую.

- Итак, сказал режиссер, Лорен, зритель должен видеть твою грудь. Ты говоришь, что посвятишь всю себя своей профессии, и все же позволяешь ложному чувству скромности диктовать твой выбор.

Девушка привлекла внимание. Люди собрались вокруг, слушая ее рассказ.

Я действительно не хотела это слышать, но она была такой громкой. Я ничего не могла поделать.

- Боже мой, и что ты сделала? - спросила ее красивая рыженькая, ее лицо исказилось от эмоций, на мой взгляд, необоснованных.

- Что я могла поделать? - ответила со вздохом блондинка – Лорен. - Я сосала его член и сказала, что не стану снимать с себя блузку. Это был единственный способ сохранить свое достоинство.

Раздался смех и жидкие аплодисменты. Даже прежде, чем мы зашли за дверь, выступления уже начались.

Мой живот скрутило от волнения. Я прислонила голову к стене и закрыла глаза.

Это немного помогло. Мысленно я пробежала по строкам моего монолога. Я знала их. Я знала каждое слово. Я проанализировала каждый слог. Я знала характер и подтекст и тонкости эмоциональных наслоений. Я знала все, и все же чувствовала себя неподготовленной.

- Так, откуда ты?

Снова заговорила Лорен. Я вздохнула и попыталась заблокировать ее.

- Эй. Ты. Девушка у стены.

Я открыла глаза. Она смотрела на меня. Как и все остальные.

Дерьмо.

- Э-э ... что? - проговорила я, и мой голос звучал хрипло и непривычно.

Я прочистила горло и постаралась не выглядеть испуганно.

- Откуда ты? - спросила она снова так, словно я была умственно отсталой. - Я точно могу сказать, что ты не из Нью-Йорка.

Я знала, что ее ехидная улыбка направлена на мои темные джинсы и простой серый свитер. Я не бросалась в глаза, как большинство девочек в ярких цветах, крупных украшениях и с раскрашенными лицами. Может быть, поэтому они все казались нарядными... и более театральными.

- Э-э... Я из Форкса.

Ее лицо скривилось в отвращении, будто я только что избивала перед ней щенка.

- Форкс? Твою Бога мать, где это?

Господи, неужели она действительно должна так много ругаться?

- Это в Вашингтоне. Он довольно мал.

- Никогда не слышала о нем, - сказала она с пренебрежительным взмахом лакированных ногтей. - У вас даже театр есть?

- Нет.

- Значит, ты не имеешь никакого актерского опыта?

- Я участвовала в нескольких любительских спектаклях в Сиэтле.

Ее глаза сверкнули. Она была готова убить меня.

Мой инстинкт самосохранения включился. Я знала, что сделать, чтобы спасти себя.

Скажи ей то, что она хочет услышать.

Это то, что я делала все время: быть тем человеком, которого они хотят во мне видеть. Говорить то, что они хотят, чтобы я сказала.

- Конечно, я не делала тех потрясающих вещей, что ты делала, Лорен. Я имею в виду, кино. Ух ты. Это, должно быть, просто удивительно.

Вот и все, Белла, играй роль. Ты – актриса. Действуй.

Ее глаза немного потускнели. Запах крови разбавился моим льстивым способом.

- Это было и правда потрясающе, - оживленно согласилась она, широко улыбаясь мне, как барракуда с помадой. - Я имею в виду, что, вероятно, зря теряю свое время на этот курс, потому что, вероятно, не пройду его до конца, так как скорее всего уйду в высокобюджетное кино, но это как-то займет меня на время.

Я улыбнулась и согласилась с ней. Я поглаживала ее эго. Это просто. Я была хороша в этом.

Вокруг меня забурлили разговоры, и я добавляла комментарии то здесь, то там, и каждая полуправда, слетающая с моих губ, делала меня более похожей на них. Более симпатичной. Более подходящей.

Я быстро уловила суть.

Вот какой я должна быть здесь.

Вскоре я хохотала и вопила как и все остальные ослы, а один из мальчиков-весельчаков поднял меня на ноги и сделал вид, что мы тусуемся на rave party. (п.п.: массовая дискотека с выступлением ди-джеев)

Он встал позади меня и схватил меня за бедра, делая вид, что трахает мой зад. Я подыгрывала ему, хотя была в ужасе. Я издавала вульгарные звуки и откидывала голову, и каждый думал, что мне весело, поэтому я игнорировала мой стыд и продолжала.

Это притворство. Так фальшиво и неискренне и возмутительно – все это не по мне, но они не знали об этом. Они не знали, что я не уверенная и не забавная, не вульгарная и не раскованная, потому что они не знали меня, и я вдруг поняла, что я могла быть тем, кем хотела быть. Я могла притвориться тем человеком, которого они видели во мне.

Это ложь, но мне плевать. Их одобрение как наркотик, и я хотела большего.

Я все еще притворялась, что меня имеют в зад, когда взглянула и увидела его. Он стоял в нескольких ярдах, опираясь на стену, очень высокий и худой. Его лицо было бесстрастным и ровным. Нечитаемым. Но его глаза смотрели на меня с презрением Пронзительно и неумолимо.

Мой поддельный смех застопорился.

Он был похож на ангела мести, с огненными волосами и утонченными чертами лица. С бледной кожей и темной одеждой.

Его глаза пылали, и я не знаю почему, но моя новая ложная бравада стала ощущаться такой тяжелой под его пристальным взглядом. И начала спадать. Она соскальзывала с меня, как налет, грязный и толстый.

Я перестала смеяться. Личина спáла.

Я не смогла выдержать это. Он извлек меня из нее.

Мальчик-весельчак оттолкнул меня и повернулся к кому-то другому. Я больше не забава. Я потеряла свое вульгарное вколачиваемое-в-зад очарование.

Высокий мальчик также отвернулся и сел спиной к стене. Он вытащил из кармана потрепанную книжку и начал читать, его темный взгляд был сосредоточен на странице, старательно игнорируя меня.

Я повернулась обратно к шумной компании, но они передвинулись дальше. Я потеряла свой насест в курятнике, и снова стала невидимой.

Я осталась одна.

За исключением его, вон там. Он не смотрел на меня, но, кажется, расслабился, поскольку расслабилась и я.

Я, главным образом, испытывала облегчение.

Я была исчерпана, а ведь даже еще ничего не сделала.

Дверь открылась, и вошла женщина с прямыми черными волосами. У нее была в руках папка, и это пугало меня до чертиков.

- Так, ладно, слушаем.

Курятник замолчал. Все устремили глаза на нее. Она очень влиятельна. Они хотели произвести на нее впечатление.

Я хотела произвести на нее впечатление.

- Если я назову ваше имя, вы пройдете внутрь. Мы будем утром работать в группах, а затем разобьем вас на пары во второй половине дня.

Она начала называть имена, ее голос звучал четко и уверенно.

Когда она произнесла «Каллен, Эдвард», высокий мальчик оттолкнулся от стены и прошел внутрь. Его глаза на краткое мгновение встретились с моими, когда он проходил мимо, и мне хотелось пойти с ним. Я чувствовала фальш и дискомфорт без него.

Имена продолжали называться, и я насчитала не меньше шестидесяти человек, прошедших через дверь, в том числе «Мэллори, Лорен», которая завизжала, прежде чем с напыщенным видом зайти внутрь. Я отключилась на какое-то время, пока список имен продолжал пополняться, а потом чуть не наделала в штаны, когда она рявкнула «Свон, Изабелла!»

Я схватила рюкзак и прошла внутрь, пока она прокричала:

- С этой группой все. Всем остальным ждать здесь. Вас заберут другие преподаватели.

Она последовала за мной через дверь и закрыла ее за собой.

Мы находились в большом темном зале. Многоцелевом театральном пространстве.

Вдоль дальней стены тянулись длинные ряды разборных трибун. Большая часть группы сидела на них, тихо переговариваясь. Высокий мальчик – Каллен, Эдвард – сидел обособленно от всех остальных, читая свою книгу.

Лорен смотрела на него, ее язык тела был далек от утонченности и безошибочен. Она хотела трахнуться с ним.

Это отвратительно. В конечном счете, нас оказалось восемьдесят восемь. Шестьдесят девочек и двадцать восемь мальчиков. Никто не выглядел так нервозно, как я себя чувствовала.

Я сидела на трибуне с ними, чувствуя себя невежественной халтурщицей в море более опытных детей из большого города. Моя нога снова начала трястись. Та малая толика уверенности, что у меня была, оставила меня.

Преподаватель встала перед нами и представилась:

- Меня зовут Ирина Эдем, и да, это мое настоящее имя, а не сладкозадый сценический псевдоним. Запомните его. Этим утром мы поработаем с некоторыми ролями и импровизациями. В конце каждой сцены я дам вам знать, кого хочу видеть еще, а кто может уезжать домой. Я знаю, что ищу, и если вы не имеете этого, вы уходите. Я не пытаюсь быть жесткой задницей, просто это то, что есть. Надеюсь, мне не нужно вам напоминать, что Grove принимает избранных тридцать кандидатов из двух тысяч, которые будут прослушиваться в течение ближайших нескольких дней, так что проявите себя с лучшей стороны и будьте самими собой. Я не заинтересована в избитой театральщине и фальшивых эмоциях. Дайте мне то, что надо, или вперед, домой.

Я испытывала желание схватить мою сумку и уйти, но не могла. Мне это было нужно. Это мой спасательный люк к новой жизни, и я должна была поднять его.

Я проглотила свой страх и нацепила храброе лицо. Я его не часто использовала. И это не очень хорошо.

Мы провели следующие полчаса, делая упражнения на концентрацию внимания. Каждый старался не слишком сильно стараться, и все отчаянно пытались не выглядеть отчаявшимися. Некоторые люди были более успешны, чем другие.

Лорен громко и уверенно выполняла все упражнения, будто ее зачисление уже лежало в кармане. Вероятно так и есть. Каллен, Эдвард был впечатляющим. Таким невероятным. Его огненное взаимодействие со сдерживаемой энергией было таким, будто он атомная электростанция, способная зажечь лампочку. Я дрожала, в предвкушении увидеть его, когда он раскроет весь свой потенциал.

Я старалась держаться искренне и естественно, и по большей части, мне это удавалось. Я все делала как надо.

После каждой сцены люди отсеивались. Некоторые воспринимали это хорошо, а некоторые как крушение всех надежд. Это было похоже на зону боевых действий.

Число групп стремительно сокращалось. Ирина делала это очень быстро и эффективно, и каждый раз, когда она проходила рядом со мной, я думала, что уйду. Каким-то образом мне удалось выжить.

Когда утро было на исходе, нас поставили в различные импровизационные ситуации, и Ирина случайно выкрикивала имена, чтобы добавить или убрать нас со сцены. Это было похоже на попытку удержать равновесие на постоянно движущемся полу. Не было времени подготовиться или подумать. Мы должны были действовать инстинктивно.

Наблюдать за другими, добавлять что-то креативное, стараться быть естественным, плыть по течению.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 97; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!