Плеснув водку в стаканы, тётя Дуся принесла из своей комнаты табуретку и подсела к столу.
-- Занялся бы чем… -- сказала мать.
Я ушёл в комнату. И уже через дверь услышал, как мать произнесла:
-- Налей и мне… выпьем за всё хорошее, что он для нас сделал.
-- Че-его же та-акого уж больно хо-орошего он для тебя сделал? – с не знакомой мне интонацией в голосе спросила Юлинька.
-- Войну выиграл… -- ответила мать.
-- Это он, о-оказывается, её выиграл… а не жених мой, которого я с войны не дождалась… не муж твой, которого зарыли где-то так, что ты и могилы его не нашла?..
-- Все вместе выиграли… а он руководил.
-- Да нами руководить-то… одно у-удовольствие… что сверху ни скажут, всему верим… как бараны.
-- Напраслину говоришь… пожила бы под немцами с двумя детьми… тогда поняла… Я в Разгуляевке только на него и надеялась… а на кого еще?.. На него и на государство.
-- И это го-осударство нашего с тобой брата и за-атоптало!
-- Ошибка вышла…
-- С тобой тоже о-ошибка?..
-- В каком смысле?
-- А в том, что тебя с двумя детьми после гибели их отца без куска хлеба оставили!
-- Не разобрались… Но счас-то чем плохо?.. Живём, работаем, зарплату получаем… крыша над головой…
-- Видали?.. кры-ыша у неё над головой… А для кого эта крыша строилась? Знаешь?
-- Для кого? – растерянно спросила мать.
-- Скажи ей… -- не без злорадства произнесла Юлинька.
-- Так я ж сказывала, -- услышал я тёти Дусин голос, – для зеков… распредустройства они здесь меняли в конце войны… я тогда только-только работать начала… Ох, и девка я тогда была!.. все мужики слюни пускали… и любезного свово здесь же встретила… Тут и решётки были… на окнах.
|
|
|
И моя тётка рассыпалась дребезжащим смехом:
-- Кры-ыша… В тюрьму её вселили, а она и ра-ада… кры-ыша!..
-- Время было такое… -- не сдавалась мать.
-- А чего раньше та-акого времени не было?.. – закричала Юлинька. – В цеху тоже одна убивалась: «Как мы теперь без него? Как без него?»… а у самой… мужик на фронте погиб… трое детей голодных… и в барачной клетушке ютится… Как мы теперь без него!..
-- Злая ты стала, Юлинька, -- устало произнесла мать.
-- А с чего мне доброй-то быть?.. тридцать восемь скоро, а ни семьи, ни ко-ола, ни двора…
-- Всё равно нехорошо так-то… о мёртвом.
-- А то, что со мной, с живой, сделали… хо-орошо?.. Ты хоть до войны по-людски по-ожила!..
-- Тихо, бабусички, тихо!.. – вмешалась тётя Дуся. – Ишь разошлись, что мой благоверный… Помянуть же собрались.
Звякнули стаканы. Несколько минут на кухне молча закусывали. После чего мать спросила:
-- Болит… синяк-то? И кто удружил?
-- А кто ещё мне может удружить?.. как напьётся… Оттого и сбежала.
-- И о-охота тебе с таким? – произнесла Юлинька. – Уж лучше одной… всё равно не жена.
-- Как ты, бобылкой жить?.. Да и сын у нас… наказание моё… о-ох, видит бог, не хотела я его рожать… Думала, привяжу мужика… а вышло наоборот… трое теперь, и все врозь, -- и тётя Дуся заплакала. А мать и Юлинька принялись её утешать.
|
|
|
-- Да хороший он мальчик, хо-ороший, -- повторяла моя тётка. – Просто заниматься с ним надо.
-- Кому заниматься-то? – сквозь слёзы отвечала охранница. – Я и четырех классов не кончила. А отец его и видеть не хочет… меня во всём винит… а счас и подавно. Позавчера, как про смерть Сталина сказали, напился и заладил: «Всё одно: уеду отсюда. Потому как, если начнут разбираться, тех, которые сидят, повыпускают, а нас -- на их место…».
-- Так и будет, -- пьяно подтвердила тётка.
-- Его-то за что?.. он, как и я, деревенский… Сажать тех надо, кто приказы отдаёт.
Женщины выпили еще. Из-за двери запахло чесноком. Юлинька произнесла:
-- Тятенька, помню, газету читает и головой покачивает: «Грех ро-оботника обижать, грех». А я думаю: «Кто же роботника обижает?»… Теперь знаю: Сталина он имел в виду.
-- А у нас в деревне его никто не любил… но боялись все, -- поддержала Юлиньку тётя Дуся.
Я ждал и надеялся, что мать, наконец-то, вступится за Сталина по-настоящему. Но она произнесла:
-- Алексей мой однажды… его душегубцем обозвал…
|
|
|
Это было уже слишком. Стащив с гвоздя пальто, я оделся и отворил дверь.
С кухонной стены смотрел вырезанный из газеты Сталин. В белом кителе и в чёрной рамке. Раскрасневшиеся от водки женщины сидели за столом: мать моя – опершись локтём о подоконник, Юлинька – прислонясь спиной к дверному косяку, тетя Дуся – навалившись на стол грудью. Все трое с мутными глазами, странные и жалкие. Мать совсем седая, Юлинька – полуседая, тётя Дуся – с обильными тёмными волосами, закрывавшими её лицо вместе с синяком. Водочная бутылка была пуста. В тарелке осталась одна единственная картофелина – синего цвета, по-видимому, подмороженная.
-- Ты куда? – встрепенулась при моём появлении мать.
-- Прогуляться… ключ я взял.
Над воротами лесопилки висел портрет Сталина, освещённый пущенными вокруг портрета электролампами. Половину каждой лампочки, обращённую к лику умершего вождя, кто-то придумал закрасить чёрной краской, так что сам лик был освещён тускло, а портрет как целое испускал яркий свет, в лучах которого искрились падавшие с неба редкие снежинки. Сталин смотрелся с портрета моложавым, бесстрастным и каким-то потусторонним, не от мира сего.
|
|
|
«А может, они все трое -- мать моя, Юлинька и тётя Дуся -- как и те врачи… враги народа?..» -- подумал я. Но кто в таком случае народ? А если мать, Юлинька и тётя Дуся не враги, а народ, почему в своей неприязни к Сталину они признались лишь после его смерти? Что же это за народ, если ждёт смерти, чтобы сказать правду о своём вожде?..
Весь мир в ту ночь представлялся мне погрязшим во лжи. Да и сам я был хорош... Какие там Гильденбург с Бунимовичем! Оказывается, я не знаю даже своих ближайших родственников. Матери своей не знаю... Могу ли я в таком случае, имею ли основания верить другим людям, всем людям вообще как биологическому виду?.. И не следует ли мне поискать жизненную опору в чём-то другом?.. В чём именно?.. В физике, например.
Возьмём атомное ядро. Оно состоит из протонов и нейтронов. Все атомные ядра состоят из протонов и нейтронов. В СССР, в Америке и в Китае. Независимо от вождей и того, где какой общественно-политический строй -- социализм или капитализм. И это можно доказать. И уже доказано. И чрезвычайно важно то, что именно доказано. Не кто-то так сказал, предположил или решил, а до-ка-за-но! Доказательство может быть проверено опытным путём. Опять же и в СССР, и в Америке, и в Китае. А что нельзя доказать и проверить, для науки как бы и не существует – терра инкогнита, не исследованная пока земля.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 189; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!