Так и пересидели они ту бомбёжку, вслушиваясь в далёкие разрывы бомб, пока немецкие самолёты не ушли на запад.
На посёлок в тот раз ни одна бомба не упала. Не слышно было разрывов и со стороны Разгуляевки. Когда же, выбравшись из погреба, они снова сели за стол, из-за леса, со стороны силикатного завода №4, один за другим прогремели два мощных взрыва. Снова подхватив младшего на руки, Вовкина мать метнулась к двери.
-- Отбой, Васильевна, от-бой! – остановил её повар. – Это наши… на четвёртом… Лучше мальца чаем напои… вон как дрожит!
Вовка поддакнул повару:
-- Не волнуйся, мам… это котельную взрывают… и электростанцию.
Поставив на стол заварной чайник, Степан Георгиевич посмотрел на Вовку:
-- Не станцию, а подстанцию… А ты откуда знаешь?
-- Нам с Генкой… майор Болотов сказал.
Щедро рассыпанные по ночному небу августовские звёзды заглядывают в незанавешенные окна. Всё в доме приготовлено к отъезду. И дом, в котором совсем недавно был знаком каждый угол, кажется уже чужим. Везде темень. Нет на своих местах многих вещей. В большой комнате в белых чехлах, сшитых из старых простыней, чемоданы, сумки и узлы.
Вовка подсаживается к маме на диван. Она в темноте прижимает Вовку к себе. Чтобы не разбудить только что уснувшего Женьку, они сидят молча.
За окнами, как ни в чём не бывало, трещат цикады. Им ждать некого. На втором этаже, прямо над ними, по такой же комнате ходит майор Болотов. Как и обещал, он взорвал сегодня котельную и электроподстанцию на заводе №4. «Так вот зачем он сюда приезжал!» -- понимает вдруг Вовка.
|
|
|
Твёрдые шаги майора как удары метронома разносятся по пустому дому. «Бабка Аксинья и дед Тихон ушли в Разгуляевку. Во всём доме лишь мы да этот майор, -- думает Вовка. – Но и он уедет… и тогда мы останемся здесь совсем одни. А отца всё нет…».
Майор останавливается у окна, и шаги над Вовкой замирают. В наступившей тишине Вовка слышит лишь сонное Женькино посапывание да нескончаемый треск цикад. И вдруг:
-- В да-лё-кий край то-ва-рищ у-ле-та-а-ет, за ним родные ветры вслед летят. Лю-би-мый го-о-род в синей дымке та-ает – зна-ко-мый дом, зе-лё-ный сад и неж-ный взгляд…
Низкий мужской голос звучал неторопливо и задумчиво. Так же эту песню напевал Вовкин отец, когда, раздумывая о чём-то своём, как сейчас майор, прохаживался по комнате. Пели её и его друзья на редких в их доме дружеских вечеринках, а отец им подпевал. Песня эта и в довоенное время была полна грусти расставания с родными местами и дорогими людьми. Но довоенный «товарищ» был человеком особенным, скорее всего советским лётчиком, улетавшим в далёкую Испанию сражаться с фашистами. Теперь песня касалась всех. И майора Болотова, и ушедшего в сталинградское ополчение Вовкиного отца, и Генки с его матерью, и бывших жильцов дома ИТР, покинувших «знакомый дом» и «любимый город». И Вовкиной матери, и Женьки, и самого Вовки. И хотелось плакать. Но вовсе не от страха перед врагом или перед неизвестностью в «далёком краю», а от горячей и нежной любви к «родным ветрам», от щемящей надежды на возвращение к ним. И от веры в мужество людей, ни при каких обстоятельствах не отрекающихся от Родины…
|
|
|
Голос над ними звучал всё увереннее и громче. Словно звал присоединиться. И когда майор дошёл до последнего куплета, Вовка предложил:
-- Мам, давай и мы… как с папой…
Чтобы не разбудить Женьку, они подпели одними губами:
Когда ж домой товарищ мой вернётся,
За ним родные ветры прилетят.
Любимый город другу улыбнётся,
Знакомый дом, зелёный сад, весёлый взгляд.
-- Раньше хоть прожектора над городом шарили… а теперь… О, Господи! Где он? Что с ним?..— подойдя к окну и вытирая слёзы, сказала мать. – Ладно, Володя, давай спать. Утро вечера мудренее. Не приедет завтра папа, сами будем решать, что нам дальше делать.
Глава восьмая
Двое из леса
-- С тех пор так и живёт бобылём? – спросила Полина Петровна.
-- Так и живёт… -- ответила Васильевна. -- Раньше на день рождения дочери к Ивану Агапову ходил. Они с ним старые приятели. Выпьют, поговорят, на сына его посмотрит… вроде и отметил. А теперь Иван на фронте. Так он молоденький подсолнух принёс и в бутылку с водой поставил. Видишь?.. Сашенька, сказал, их любила… подсолнухи-то.
|
|
|
-- То-то я смотрю…
Скрипнула калитка. Мимо окна с подсолнухом на подоконнике проковылял повар в сопровождении Марии…
Никакой власти в посёлке больше не было, и ничто не обязывало их приходить сюда, в бывшую заводскую столовую. Но каждое утро они собирались именно здесь. Чтобы окунуться в привычные дела, почувствовать рядом близких людей, ставших теперь родными, и выбросить из головы мысли о будущем.
Да и оставалась одна забота: десятка полтора кур и три поросёнка. На отходах столовой поросята отъелись, стали гладкими и шумными. Целыми днями с ворчливым хрюканьем они бродили по сараю, рыли землю своими пятачками и с нетерпеливым визгом рвались к кормушке, заслышав шаги Полины Петровны или Марии, которые кормили поросят. Надо бы и этих кур, и поросят разобрать по домам. Но ни у кого рука не поднималась на общественное добро. Да и не верилось, что уже не для кого их беречь.
|
|
|
Когда прибежали Генка, Вовка и Женька, сели завтракать. Заодно обсудили, как быть дальше Васильевне. С тем, что оставаться в доме ИТР ей более не следует, согласились и Георгич, и Петровна, и Мария. Но относительно похода в город мнения разделились. Полина Петровна говорила, что после таких бомбёжек найти кого-либо в Сталинграде невозможно и что лучше перебраться к кому-нибудь в Разгуляевку и подождать, пока Вовкин отец не объявится сам.
-- А жить где будешь?.. на развалинах? А детей чем кормить? – спрашивала Петровна Васильевну.
-- А если до немцев досидим? – возражала Вовкина мать. – Да и нет у меня никого в Разгуляевке. К кому я пойду? Кому мы нужны?.. А что, если он в каком-нибудь госпитале сейчас мается?.. Лишь бы живой…
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 238; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!