ПАРАЗИТ МОЕГО ПАРАЗИТА – МОЙ ДРУГ 12 страница



Я посмотрел на чулан, но на этот раз у ВНШ комментариев не было.

– Я и сам могу лечь на кушетке. Она покачала головой.

– Ты слишком длинный. И проснешься весь скрюченный. – Она села, все еще не снимая куртки, – А мне все равно. Я слишком устала. Я так устала, что мне плевать даже на твоих голубиных клещей. Будешь спать где всегда, ладно?

– Ну… хорошо.

По крайней мере, кушетка и футон находились на приличном расстоянии друг от друга. Жасминовый запах Ласи уже заполнил квартиру, и ладони у меня вспотели.

Она легла прямо в куртке и во всем остальном.

– Разбуди меня около десяти, ладно?

– Разве ты не будешь чистить зубы?

– Я забыла взять зубную щетку. У тебя есть лишняя?

– Нет. Извини.

– Парень, я много чего забыла. Как обычно, когда сильно напугана.

– Прости.

– Это не твоя вина, парень.

Она закрыла глаза, а я пошел в ванную, стараясь двигаться как можно тише – каждый звук для моего сверхчувствительного слуха воспринимался как грохот. Я спрятал свою зубную щетку, на тот случай, если Ласи приспичит утром почистить зубы. Пользоваться одной щеткой с инферном не слишком удачная идея, учитывая, что каждый раз десны совсем чуть‑чуть, но кровоточат. Мало ли что может случиться.

Когда я вышел из ванной, Корнелиус покончил с едой и таращился на чулан. Я опустился на колени, некоторое время гладил его и был вознагражден довольным мурлыканьем. У него не хватило бы силы открыть чулан, но мне не хотелось, чтобы они с ВНШ провели всю ночь, вопя друг на друга. Как всегда, я сунул собранный с него мех в пластиковый зиплоковский[13] пакет.

И лег не раздеваясь. Ласи ни разу не пошевелилась с тех пор, как закрыла глаза. Ей и самой пришлось изрядно скрючиться на кушетке, и я почувствовал себя виноватым – за то, что лежу на почти настоящей постели, и за то, что из‑за меня взлетел на воздух ее мир.

Тишина никак не наступала. Я слышал урчание Корнелиуса у себя в ногах и частое дыхание охваченной паникой ВНШ, дрожащей в своей металлической тюрьме. Я ощущал запах кошачьей еды, раздражения Корнелиуса и даже запах зараженной крысы, имеющий странный привкус ее «семьи». Я также ощущал запах жасминового шампуня и косметических масел в волосах Ласи. Судя по дыханию, она еще не спала.

В конце концов она зашевелилась и сняла куртку.

– Кэл? Спасибо за то, что позволил остаться здесь.

– Все в порядке. Прости, что испортил тебе жизнь.

Она еле заметно пожала плечами.

– Может, ты спас ее. Я знала, что эта проклятая квартира слишком хороша, чтобы быть правдой. Но я не думала, что она попытается убить меня.

– Этого не произойдет.

– Да, благодаря тебе. – Она вздохнула. – В смысле, я всегда считала, что однажды стану бесстрашным репортером и все такое, но твоя работа? Спускаться в этот подвал, зная, что можешь там обнаружить? Искать этих самых инфернов, вместо того чтобы со всех ног убегать от них куда подальше? Ты, наверное, по‑настоящему храбрый, парень. Или по‑настоящему глупый.

Я почувствовал прилив гордости, хотя Ласи и не знала всей душераздирающей правды. На самом деле не я выбрал себе работу, меня ею заразили.

– Эй, но ведь ты спустилась туда следом за мной, – сказал я. – Вот это настоящая храбрость.

– Да, но еще до того, как я узнала о всяких там каннибалах, верно?

– М‑м‑м…

А что еще я мог сказать?

– Как бы то ни было, думаю, я вообще глаз не сомкнула бы нынче ночью, если бы была одна. Спасибо.

Мы замолчали. Тепло слов Ласи долго грело меня изнутри. Ее сильный, отчетливый запах заполнял все пространство вокруг, и я, казалось, увеличивался в размерах, вдыхая его. Я испытывал сильное желание встать и поцеловать ее, пожелать доброй ночи, но не думаю, что это паразит хотел ее. По крайней мере, не только он.

И каким‑ то непостижимым образом все это помогало лежать здесь без движения.

Спустя какое‑то время дыхание Ласи замедлилось. Мои уши приспособились к возне кота и крысы. Шум парового отопления и проезжающих мимо дома машин постепенно стихал. В конце концов остался лишь звук незнакомого дыхания неподалеку от меня. Я не слышал ничего такого с тех пор, как в Ночном Дозоре мне сообщили, что любая возлюбленная – если она у меня появится – гарантированно сойдет с ума.

Меня преследовала мысль о том, что Ласи доверилась мне, парню, с которым познакомилась всего день назад. Может, это было нечто большее, чем доверие? До паразита я при виде любой девушки задавался вопросом, нравлюсь ли ей, однако вот уже долгих шесть месяцев не развлекался подобным образом. Тот факт, что ответ на мой вопрос относительно Ласи был совершенно бесполезен, не мешал мне снова и снова прокручивать его в голове. Это было чистое мучение, но в каком‑то странном смысле все же лучше, чем ничего. Лучше, чем быть одному.

Час проходил за часом. Ласи спала крепким сном, изредка выныривая из бессознательного состояния, бормоча несколько слов из какого‑то воображаемого разговора и снова погружаясь в сон.

Даже эти звуки стихли, когда я окончательно впал в свою дремоту, пойманный в ловушку внутри собственной головы, в полном одиночестве, если не считать гула ни на миг не прекращающейся яростной борьбы внутри меня, поминального плача оптимальной вирулентности… А потом случилось нечто странное и замечательное.

Я уснул.

 

12

ГЛАВНЫЙ ПАРАЗИТ

 

Знакомьтесь – вольбахия, паразит, который хочет править миром.

Вольбахия меньше клетки, но обладает невероятной силой. Она может изменять своего «хозяина» генетически, причинять вред его еще не рожденным детям и создавать совершенно новый вид носителей… и не важно, сколько потребуется времени, лишь бы наполнить весь мир собой.

Неизвестно, сколько созданий на Земле инфицировано ею. По крайней мере двадцать тысяч видов насекомых являются носителями вольбахии, а также множество червей и вшей. Это триллионы носителей, о которых уже известно. И куда бы ученые ни обратили взгляд, они обнаруживают новых.

Итак, стоит ли вам волноваться из‑за вольбахии? Мы вернемся к этому чуть позже. Но что самое странное, ни одно живое создание никогда не было ею инфицировано. Подцепить вольбахию нельзя, можно только родиться с нею. Как так?

Видите ли, вольбахия похожа на одного из этих тощих супер злодеев с большим мозгом, в общем – скучное создание: она никогда не покидает тела своего «хозяина», даже в капельке его крови. На некоторой точке своей эволюционной истории вольбахия отказалась от методики перепрыгивания с одного создания на другое и выработала стратегию держаться безопасной территории – она проводит всю свою жизнь внутри одного «хозяина».

Как же она распространяется? Очень хитроумно. Не рискуя выбираться во внешний мир, вольбахия инфицирует новых носителей до их рождения. Вот вам истина: каждое зараженное создание приобретает паразита от своей матери.

А что происходит, когда рождается самец, несущий в себе вольбахию? Самцы не дают потомства, значит, для этой заразы они тупиковый вариант, верно? Такова дьявольски гениальная часть плана.

У многих видов насекомых вольбахия вносит в гены «хозяина» мужского пола тайный код. Только другая вольбахия (живущая внутри женской особи) знает, как раскодировать эти гены и заставить их работать правильно. Поэтому, когда инфицированное насекомое спаривается со здоровым, детки рождаются нежизнеспособными, с ужасными мутациями.

На протяжении сотен поколений, спариваясь исключительно друг с другом, инфицированные насекомые медленно преображаются в новый вид. Этот вид на сто процентов инфицирован вольбахией и зависит от нее в возможности иметь потомство. (Тут раздается дьявольский смех.)

И это не единственный трюк вольбахии, с помощью которого она производит видовые изменения. У некоторых типов ос вольбахия решает проблему с мужскими особями еще более безумным способом. Она просто превращает всех нерожденных детей своего «хозяина» в женские особи. Ни одного мальчугана не появляется на свет. Потом вольбахия одаривает новорожденных самок особым могуществом: они могут иметь детей без спаривания. И конечно, все дети рождаются тоже самками. Другими словами, самцы становятся совершенно не нужны. Из‑за вмешательства вольбахии некоторые виды ос состоят из одних самок.

По мнению некоторых ученых, фактически именно вольбахия со своими трюками несет ответственность за появление на нашей планете большого количества видов насекомых и червей. Некоторые из этих видов, например осы‑паразиты, продолжают инфицировать другие создания. (Все правильно, даже паразиты имеют паразитов. Разве природа не достойна восхищения?) В этом смысле вольбахия медленно переделывает мир по своему образу и подобию, причем даже не покидая безопасности своего дома.

Так что там насчет вас? Вы же не червь и не насекомое. С какой стати вам волноваться из‑за вольбахии?

Знакомьтесь – филяриозный червь, паразит, инфицирующий мух. Так получилось, что это один из чрезвычайно успешных проектов вольбахии. Все черви инфицированы. Если «лечить» филяриозного червя антибиотиками, он больше не сможет иметь детей. Он зависит от собственного паразита – один из множества видов, генетически сконструированных таким образом, чтобы быть носителями вольбахии.

Так что произойдет, если инфицированная филяриозным червем муха укусит вас? Червь внедрится в вашу кожу и отложит там яйца. Из яиц вылупятся малыши, проникнут в кровеносную систему, а некоторые и в глазные яблоки. К счастью, малышки‑черви не причинят вреда глазам. К сожалению, вольбахия, носителями которой они являются, включит боевую тревогу в вашей иммунной системе. Именно сама иммунная система атакует ваши глазные яблоки, и вы ослепнете.

Зачем вольбахия поступает так? Какова эволюционная стратегия ослепления человеческих существ? Никто не знает. Одно несомненно – вольбахия хочет править миром.

 

13

ВЕЧНО НАДЕЮЩИЕСЯ МОНСТРЫ

 

– Парень, вставай!

Мозг пробуждался медленно, недовольный тем, что прерывают его первый настоящий сон за целую вечность. Потом я почувствовал жасминовый аромат, услышал, как Корнелиус скребет когтями дверь чулана, ощутил в воздухе крысиную заразу… и все воспоминания о вчерашнем дне обрушились на меня.

Рядом с рекой Гудзон обитает огромное, смертоносное скопище крыс, имеющих выход на поверхность. Паразит перешел на новый вид переносчиков заболевания. Я предал Ночной Дозор, можно сказать, рискнул современной цивилизацией. И что важнее всего? Впервые за шесть месяцев провел ночь с девушкой, пусть даже в самом узком, техническом смысле.

Внезапно я проснулся, чувствуя себя на редкость прилично.

– Давай же, парень, – Ласи постучала по моему плечу мыском туфли. – Мне нужно на занятия, но сначала хочу показать тебе кое‑что.

– Хорошо. – Я выполз из постели, глаза опухшие, одежда, в которой я спал, льнет к телу.

Ласи уже приняла душ, переоделась, и квартиру наполнял изумительный аромат, даже лучше, чем ее собственный.

– Это что, кофе?

Она с улыбкой вручила мне чашку.

– На, Шерлок. Парень, ты спал словно убитый.

– А? Ну, видимо, мне это требовалось. Отхлебывая кофе, крепкий и такой желанный,

я подошел к холодильнику и достал припасенные на всякий непредвиденный случай сосиски. Мой паразит требовал мяса, оставшись без обычных ночных перекусов. Я вскрыл пластик и сунул холодный мясной цилиндрик в рот.

– Ничего себе! – воскликнула Ласи. – Завтрак наркомана.

– Я голоден, – неразборчиво пояснил я сквозь наполовину прожеванное мясо.

– Сейчас ты у меня сразу проснешься.

Сидя за крошечным столом, отделяющим кухню от самой комнаты, Ласи кивнула на лежащий перед ней лист бумаги. Корнелиус завопил, требуя еды и кружа между моими ногами. Я на автопилоте открыл банку с кошачьей едой.

– Я вытащила это из кармана твоей куртки, – продолжала Ласи. – И заметила кое‑что странное.

– Постой‑ка. Что ты сделала? – Я взглянул поверх ее плеча и увидел расстеленный на столе план дома, распечатанный для меня Чипом. – Рылась в моих карманах?

– Он торчал оттуда, парень. Кроме того, у нас с тобой теперь нет друг от друга секретов. – Она содрогнулась. – Правда, это не касается еды. Закрывай рот, когда жуешь.

Я так и сделал, даже ухитрился проглотить кусок.

– Это подвал моего дома, правильно? Нет, не открывай рот. Я и сама вижу. – Она ткнула пальцем в один из углов распечатки. – Вот здесь – крысиный бассейн под фитнес‑центром. Откуда у тебя план? Из городского архива?

– М‑м‑м…

– Очень интересно. Потому что он не соответствует действительности. Тут вообще нет никакого плавательного бассейна.

Я в очередной раз проглотил.

– Ты умеешь читать светокопии?

– Я умею проводить исследования, и да, я умею читать. – Она провела пальцем по группе маленьких квадратов в углу листа. Рядом были старательно выведены слова «Складские помещения». – Видишь? Никакого бассейна.

Некоторое время я молча изучал план – вспоминая, что днем прежде говорил Чип. Бассейн имел несколько ярдов в глубину – достаточно, чтобы соприкасаться с подземным миром. Только потому, что кто‑то вопреки планам добавил плавательный бассейн, Моргана оказалась заражена. Потом я, и Сара, и Марла…

– Всего лишь маленькое изменение, – пробормотал я. – Какая ирония!

– Парень, к черту иронию. Я просто хочу, чтобы ты убедился, какие мы, студенты‑журналисты, умные.

– Ты имеешь в виду, какие вы чересчур любопытные.

Усмехнувшись, Ласи пробежала взглядом по моей помятой одежде и вставшим дыбом волосам.

– Парень, ну у тебя и видок.

– Чего‑чего?

– Я имею в виду, после спанья в постели.

– А‑а…

Шестеренки в голове все еще ворочались с трудом. Ласи проверила время на своем мобильнике.

– Как бы то ни было, мне пора бежать. – Она взяла со стола сумку, зашагала к двери, открыла ее и повернулась ко мне. – Ох, у меня ведь нет ключей от твоей квартиры.

– Правильно, они тебе могут понадобиться. Не исключено, что я вернусь очень поздно – и так уже выбился из расписания. – Я кивнул на ящик из‑под фруктов рядом с дверью. – Вон в той кофейной банке лежат запасные ключи.

Ласи сунула руку в банку, порылась среди жетонов на прачечную и вытащила кольцо с ключами.

– Спасибо. И… ну… до вечера, надеюсь.

Я улыбнулся.

– До вечера.

Некоторое время она просто стояла, потом вздрогнула.

– Черт, все неудобства выездного спектакля и никакого секса. Пока, парень:

Дверь за ней захлопнулась. Интересно, что она вкладывала в последние слова? Что ей было неудобно со мной? Что противно находиться здесь? Что она хотела секса этой ночью?

Потом до меня дошло кое‑что еще: я доверил величайшую тайну своей жизни девушке, фамилии которой даже не знал.

– Для этого и впрямь существует форма?

– Ну, не конкретно для кошек. – Доктор Крыса нажала несколько клавиш на своем компьютере. – Но да, она есть. ЗПНВ. Номер сорок семь, семьдесят четыре: «Зоотрофный перенос на новый вид». – Еще одно нажатие клавиши, и ожил принтер.

Я удивленно замигал, мне представлялось, что Дозор объявит тревогу по всему городу, на Уэст‑Сайд немедленно пошлют команду истребителей, и я, может, даже встречусь с Ночным Мэром, а тут всего лишь какая‑то одностраничная форма.

– Это она? – спросил я.

– Смотри, тут наверху написано: «Реагировать немедленно». Это не пустяки.

– Но…

– Что тебя так беспокоит, Малыш? Ты запечатал подвал?

– М‑м‑м… конечно. Но вдруг это не единичный случай? Вдруг инфицирован новый вид?

– Ты что, не помнишь курс чумы? – с оттенком разочарования в голосе спросила доктор Крыса. – Мы целую неделю потратили на лекции о тысячетрехсотых годах.

– Да. Но мне не кажется, что раз в семьсот лет это много.

– Не забывай о вервольфах и крысах в Мехико в прошлом столетии.

Она откинулась в кресле, вглядываясь в ряд попискивающих крысиных клеток, хранящих свою тайну.

Логовище доктора Крысы всегда вызывало у меня дрожь – со всеми клетками с шумными грызунами, новыми учебниками, заплесневелыми бестиариями и блестящими инструментами, выложенными по одну сторону анатомического стола. (Анатомический стол – вообще нечто.)

– Видишь ли, у взаимоотношений человека с котами есть своя история. Испанская инквизиция считала кошек фамильярами дьявола и истребляла их во множестве. У них была теория, что кошки по ночам воруют человеческое дыхание.

– Могу понять, как они пришли к такому выводу, – сказал я, припомнив, как часто просыпаюсь, чувствуя на груди четырнадцать фунтов веса Корнелиуса.

– И все же это паранойя – фокусироваться на столь незначительном проценте переноса, Кэл. Нужно стремиться видеть картину в целом. Эволюция всегда сопровождается мутациями, и паразиты постоянно предпринимают попытки обрести новых «хозяев» – каждый раз, когда ты ешь мясо с кровью, червь того или иного вида пытается проникнуть в твои кишки.

– Ох как мило! Очень аппетитный образ.

– Однако большинство из них терпят неудачу, Кэл. Что касается мутаций, эволюция срабатывает крайне редко. Нечто похожее происходит в музыкальном бизнесе. – Она кивнула на свою стереоустановку, где в данный момент стоял диск с Deathmatch. – Потому что на каждую Deathmatch или Kill Fee есть сотни совершенно бесполезных групп, о которых ты никогда ничего даже не услышишь. То же относится и к пышному карнавалу жизни. Вот почему Дарвин называл мутации «вечно надеющимися монстрами». Это лотерея – многие терпят неудачу в первом же поколении.

– «Вечно надеющиеся монстры», – повторил я. – Хорошее название для группы.

Доктор Крыса обдумала мои слова.

– Слишком артистично.

– Может быть. Однако мне тот инферн‑кот показался очень даже преуспевающим. В смысле, у него огромная «семья», он ловит птиц и кормит ими крыс. Разве не похоже на адаптацию с целью распространения паразита?

– Здесь нет ничего нового. – Доктор Крыса подбросила карандаш и поймала его. – Коты всегда делают людям маленькие подношения. Ведь именно так они кормят детенышей, хотя иногда у них ум заходит за разум и они путают людей и котят.

– Да, но… инферн‑кот выглядел вполне здоровым. Не как эволюционная неудача.

Доктор Крыса кивнула, барабаня пальцами по клетке с ВНШ. Она уже взяла у крысы кровь на анализ и установила пробирку в центрифугу в углу своего логовища. Та вращалась, превратившись в расплывчатое пятно и треща, словно смеситель для красок в магазине скобяных товаров.

– Ну и славненько – учитывая, как часто мутирующие паразиты убивают своих «хозяев» на протяжении нескольких дней. Однако с точки зрения эволюции важны не сила или здоровье, а способность к воспроизведению.

– Конечно… Но эта семья была действительно большая. Буквально тысячи.

– Возможно, но по‑прежнему остается вопрос: как новый штамм перекочует в другого кота?

– Вы меня спрашиваете? – сказал я. – По‑моему, вы тут эксперт.

– Ну я тоже не знаю, Малыш. – Она пожала плечами. – А между тем это решающий фактор. Если новый штамм не имеет возможности переселиться в другого «хозяина»‑кота, данная адаптация не больше чем тупик. Типа токсоплазмы в людях, которая никогда никуда не выходит.

Я медленно кивнул, обдумывая услышанное. Если новый штамм не сможет найти способ инфицировать других кошек, он умрет, как только умрет этот кот. Игре конец,

Я с надеждой посмотрел на доктора Крысу.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 82; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!