ПАРАЗИТ МОЕГО ПАРАЗИТА – МОЙ ДРУГ 10 страница



Насколько глубока эта дыра? Размером с кошку? Размером с инферна? Размером с монстра? Мне достаточно глянуть на нее одним глазом – и можно убираться отсюда.

Яростный свет фонарика, писки и царапанье крохотных лапок, эхом отдающиеся от стен бассейна, – все это не только почти ослепило, но практически и оглушило меня. Однако странный запах смерти начал спадать, и в тот момент, когда последние крысы скрылись, я почувствовал в воздухе примесь чего‑то нового. Чего‑то похожего на…

За спиной послышался громкий звук – кто‑то со свистом втянул воздух. Я так резко обернулся, что фонарик выпал из потных пальцев, с треском разбился о пол бассейна, и все погрузилось во тьму.

Я оказался полностью незрячим, но в то краткое мгновение, пока фонарик еще горел, успел разглядеть на краю бассейна человеческую фигуру. Стараясь двигаться в соответствии с расположением этого ослепительного образа, горящего на моей сетчатке, я пробежал несколько шагов по склону, выпрыгнул из бассейна и вскинул камеру, точно дубинку. Поворачиваясь, снова ощутил тот же запах и мгновенно оцепенел.

Жасминовый шампунь, смешанный с человеческим страхом, арахисовым маслом и… Я понял, кто это.

– Кэл? – окликнула меня Ласи.

 

10

ОБЕЗЬЯНЫ И ЛИЧИНКИ МЯСНОЙ МУХИ, ИЛИ… ПАРАЗИТЫ В БОРЬБЕ ЗА МИР

 

Обезьяны‑ ревуны живут в джунглях Центральной Америки. У них имеется особая резонирующая кость, усиливающая крики, – отсюда и название «обезьяны‑ревуны». Хотя ростом они всего в два фута, вопли обезьян‑ревунов можно слышать на расстоянии трех миль. В особенности если им досаждают личинки мясных мух.

Приветствуйте мясных мух, живущих в тех же джунглях, что и обезьяны‑ревуны! На вид они очень похожи на обычных домашних мух, разве что крупнее. Сами они не паразиты, другое дело их личинки.

Когда приходит время выводить детишек, мясные мухи ищут раненое млекопитающее, в которое можно отложить яйца. Им все равно, что это за млекопитающее, и не требуется очень уж большая рана. Даже царапина размером с укус блохи подойдет.

Как только из яиц вылупятся личинки – очаровательное название, не правда ли, – они очень голодны. И, подрастая, начинают пожирать плоть млекопитающего.

Большая часть личинок предпочитают мертвечину и тем самым не создают проблем для своего «хозяина». Они даже могут способствовать очищению раны, в которой вывелись. В экстремальных ситуациях доктора до сих пор используют личинки, чтобы стерилизовать раны солдат.

Однако личинки мясных мух – дело другое. Они рождаются страшно прожорливыми и пожирают все, во что могут вонзить зубы. По мере того как они поглощают здоровую плоть животного, рана увеличивается, приманивая новых мясных мух. Из яиц снова вылупляются личинки, рана растет… Яйца. Личинки. Яйца. Личинки. Тьфу! Этот цикл заканчивается мучительной смертью множества обезьян‑ревунов. Однако одновременно мясные мухи несут послание о мире.

Как и всех приматов, обезьян‑ревунов интересуют спаривание, еда и территория – все то, что делает их жизнь увлекательной. Естественно, они соревнуются за все это друг с другом – иными словами, дерутся. Правда, как бы злы обезьяны‑ревуны ни были, они никогда не пользуются в драке зубами и когтями. Даже если один из соперников намного крупнее, он просто шлепает второго и, конечно, громко ревет.

Видите ли, затевать настоящую драку – оно просто того не стоит. Потому что если обезьяна‑ревун получит хотя бы одну крошечную царапину, драка оборачивается грязным делом. В конце концов, одна крошечная царапина – это все, в чем нуждается мясная муха, чтобы отложить яйца. Любая обезьяна, которая разрешает свои конфликты, прибегая к укусам и царапанью (и, следовательно, сама оказывается покусанной и поцарапанной), будет сожрана изнутри мясными мухами. Для генов царапающейся и кусающейся обезьяны‑ревуна игра окончена.

В итоге в джунглях остались только не царапающиеся обезьяны. Выживает наиболее соответствующий местным условиям индивид, то есть в данном случае тот, кто меньше всех склонен царапаться.

Хотя по‑ прежнему остаются бананы и самки, за которых нужно сражаться, поэтому не царапающиеся обезьяны разработали другой способ добиваться своей цели: рев. Выживает самый громкий. Вот так и возникли обезьяны‑ревуны.

Видите? Паразиты не так уж плохи. Они взялись за приматов, которые без их вмешательства поубивали бы друг друга, и превратили их в создания, решающие проблемы ревом.

 

11

ИНЦИДЕНТ РАСКРЫТИЯ ТАЙНЫ

 

– Что ты тут делаешь? – прокричал я.

– А что ты тут делаешь? – крикнула в ответ Ласи, вцепившись в темноте в мой костюм. – Где мы, черт побери? Это были крысы?

– Да, крысы!

Она начала подпрыгивать.

– Дерьмо! Почему стало так темно?

– Я уронил фонарик.

– Парень! Давай выбираться отсюда!

Что мы и сделали. Я мог хотя бы видеть остаточные вспышки света, впечатанные в мою сетчатку, однако у Ласи глаза не такие чувствительные, как мои. Пошатываясь и оступаясь, она потащила меня к лестнице, и, пока мы топали по воняющему отравой и арахисовым маслом коридору, зрение стало возвращаться – через открытую дверцу шкафчика из помещения фитнес‑центра лился свет.

Ласи протиснулась туда, я следом за ней, после чего захлопнул за собой дверцу шкафчика. Лампы дневного света негромко жужжали над головой, и подвал выглядел совершенно нормально.

– Что это было там, внизу? – закричала Ласи.

– Подожди‑ка минуточку.

Я оттащил ее от камер, сел на скамью и помигал, пытаясь избавиться от пятнышек перед глазами. Ласи осталась стоять, уставившись на свои ноги и нервно принюхиваясь.

– Что это, черт возьми? – пробормотала она.

Я таращился на нее, все еще наполовину ослепший и потрясенный ее внезапным появлением. Потом вспомнил, как портье мудрил с пультом управления лифтом и в итоге оставил его незапертым, чтобы я смог вернуться па первый этаж.

Я был недостаточно внимателен. Это все моя вина. Я проигнорировал первое правило любого расследования в Ночном Дозоре: обезопасить позицию. Но я, несомненно, закрыл за собой дверцу шкафчика…

– Как ты здесь очутилась? – пролопотал я. – Мне казалось, центр здоровья закрывается на ночь!

– Парень, ты думаешь, я спустилась сюда, чтобы поупражняться? – Она все еще осматривала подошвы. – Я выходила, а Мэнни и говорит: «Помните того парня, с которым приходили сюда сегодня днем? Он сейчас опрыскивает внизу крыс». А я: «Что?» А он: «Да, вам известно, что он занимается их истреблением? Как раз сейчас он в центре здоровья, убивает там крыс!» – Ласи широко развела руки. – Но ты же говорил, что ищешь Моргану, так какого черта?

Я просто вздохнул в ответ.

– Я спустилась сюда, – на одном дыхании продолжала она, – но тут даже свет не горел. Подумала, что Мэнни просто выжил из ума. И когда лифт за мной закрылся, я оказалась в полной темноте. А потом вон в том шкафчике вдруг как что‑то… засияло!

Я застонал. Свет моего фонарика в его убийственном режиме был виден даже отсюда!

Все еще учащенно дыша, Ласи продолжала говорить.

– И там был потайной коридор, и пол в нем усыпан чем‑то липким, противным, а в конце лестница, и дальше, внизу, это безумное столпотворение. Я окликнула тебя по имени, но в ответ услышала только писк крыс!

– И тебе захотелось спуститься по лестнице? – спросил я.

– Нет! – воскликнула Ласи. – Просто я подумала, что ты где‑то там, внизу, и, может, у тебя проблемы.

Я невольно широко распахнул глаза.

– Ты спустилась, чтобы помочь мне?

– Парень, твари внизу выглядят не слишком дружелюбно.

На это мне возразить было нечего. Более того, кому, как не мне, знать об этом. Мало того что там из‑под земли лезло огромное множество крыс, так еще этот странный кот в роли инферна и вдобавок что‑то настолько большое, что даже земля тряслась. Для полноты картины я ухитрился впутать во все это Ласи – Инцидент Раскрытия Тайны на нашем языке.

Я напортачил, однозначно. Но тем не менее смотрел на Ласи с восхищением.

– Все эти крысы… – Истерика пошла на убыль, и в ее голосе зазвучали нотки изнеможения. – Как думаешь, они будут преследовать нас?

– Нет. – Я кивнул на ее туфли. – Эта штука остановит их.

– Какая еще?… – Стоя на одной ноге, она внимательно изучала подошву другой. – Что это за дрянь, черт побери?

– Осторожно! Она ядовитая! Ласи принюхалась.

– Пахнет как арахисовое масло.

– Это отравленное арахисовое масло!

Ласи испустила вздох.

– Что бы это ни было, я не собираюсь это есть. Пометка для Кэла: я не ем то, что прилипает к подошвам моих туфель.

– Правильно. Но это опасная штука!

– Это уж точно. Подвал нужно забить намертво. В том бассейне тысячи крыс.

Я сглотнул, медленно кивая.

– Да. По меньшей мере.

– Так что ты там делал, Кэл? Ты не истребитель крыс. Только не рассказывай мне сказок – будто ты санитарный инспектор и опрыскиваешь крыс.

– М‑м‑м… Обычно нет.

– Что, в этом здании чума или еще какая‑то дрянь?

Вообще‑ то крысы и чума всегда ходят вместе. Поверит ли Ласи в это? Мысли у меня метались.

– Знаешь что, парень? – решительно заявила Ласи, тыча пальцем мне в лицо. – Нечего сидеть тут и морочить мне голову. Рассказывай всю правду.

– М‑м‑м… Не могу.

– Ты хочешь скрыть это? Безумие какое‑то!

Я встал и положил руки ей на плечи.

– Послушай, я не могу говорить ничего. За исключением одного: никому не говори о том, что видела здесь.

– Почему, к чертям, я должна молчать? В подвале моего дома плавательный бассейн, полный крыс!

– Просто доверься мне.

– Довериться тебе? Шиш! – Она выставила челюсть и продолжила на повышенных тонах; – Есть какое‑то заболевание, заставляющее людей писать на стенах кровью, им охвачен весь мой дом, и я, по‑твоему, буду помалкивать об этом?

– М‑м‑м, а что, если и так?

– Ну, тогда послушай меня, Кэл. По‑твоему, это нужно хранить в секрете? Подожди, пока я расскажу Мэнни о том, что видела внизу, а потом и Максу, и Фредди, и всем другим жильцам, а потом еще и в «Нью‑Йорк тайме», и в «Пост», и в «Дейли ньюс», если уж на то пошло. Тогда секрета не получится, верно?

Я попытался изобразить пожатие плечами.

– Нет. Тогда это просто будет здание в Нью‑Йорке с крысами в подвале.

– И с этой надписью у меня на стене.

Я сглотнул; в чем‑то она была права. Учитывая кровавые граффити Морганы, полиция будет иметь все основания снова открыть дело об исчезновении людей на седьмом этаже, что может заставить их копать в самых разных направлениях. И не факт, что Ночной Дозор сумеет свернуть это расследование.

Все это означало, что мне следует немедленно позвонить Шринк и рассказать ей о происшедшем. Проблема, однако, состояла вот в чем: я знал, что она велит мне делать. Ласи должна исчезнуть раз и навсегда, только потому, что пыталась помочь мне.

Я застыл в молчании, парализованный.

– Я просто хочу знать правду, – сказала Ласи и тяжело опустилась на скамью, как будто ее нервной энергии пришел конец.

– Все это очень сложно, Ласи.

– Да… ну… а для меня совсем просто – я живу здесь, Кэл. Под нашими ногами творится что‑то по‑настоящему мерзкое, а в моей гостиной произошло что‑то и вовсе безумное. Это начинает меня пугать.

На последних словах ее голос сломался.

Сейчас она уже наверняка чувствовала это. Со всем тем, что Ласи видела, она была способна ощутить, что снизу пробивается Природа с большой буквы – не та пушистенькая, с которой сталкиваешься в детском зоопарке, и даже не та убийственная, но в чем‑то благородная, которую можно видеть на канале «Природа». Эта была отталкивающая, омерзительная версия реального мира – трематоды, пожирающие глаза улиток; анкилостома, живущая в телах миллиардов человеческих существ и высасывающая их внутренности; паразиты, контролирующие разум и тело с целью превратить вас в их личный источник питания.

Я сел рядом с ней.

– Послушай, я понимаю: ты напугана. Но если ты узнаешь правду, лучше не станет. От этой правды тебе станет совсем не по себе.

– Может быть. Но правда все равно останется правдой. С самого первого мгновения, как мы встретились, ты лгал мне, Кэл.

Я пристыженно мигнул.

– Да, – сказал я, – Но…

– Но что?

В тот момент я уже прекрасно отдавал себе отчет в том, чего на самом деле хочу. После шести месяцев, в течение которых привычный мир вокруг становился все ужаснее, а тело восстало против меня, я был напуган не меньше Ласи. И мне требовался кто‑то, с кем можно разделить свой страх, кто‑то, к кому можно прислониться.

И я хотел, чтобы это была она.

– Может быть, я могу объяснить тебе кое‑что. – Я медленно выдохнул, по телу пробежала дрожь. – Но ты должна пообещать, что никому больше не расскажешь. Это тебе не задание для факультета журналистики, понимаешь? Все чересчур серьезно. И должно остаться тайной.

Ласи ненадолго задумалась.

– Ладно. – Она предостерегающе погрозила мне пальцем. – До тех пор, пока ты не солжешь мне.

Я сглотнул. Что‑то уж слишком быстро она согласилась. Можно ли ей верить? В конце концов, она училась на репортера. И все же единственная альтернатива оставалась прежней: телефонный звонок, в результате которого она исчезнет.

Я вглядывался в лицо Ласи, пытаясь угадать, в какой мере можно положиться на ее обещание. Наверное, это не слишком хорошая идея. Ее карие глаза были все еще широко распахнуты от шока, и дышала она по‑прежнему тяжело. Все мое существо сфокусировалось на ней, подхлестнутые волнением чувства не желали угомониться.

Полагаю, паразит внутри сделал выбор за меня хотя бы отчасти.

– Ладно. Договорились.

Я протянул руку, Ласи пожала ее. И странное дело: я почувствовал не стыд, а облегчение. Я полгода хранил секрет от всего мира и в конце концов собирался рассказать его кому‑то. Это было все равно что после долгого, трудного дня скинуть ботинки.

Ласи не выпустила мою руку; напротив, сильнее сжала ее.

– Но ты не будешь обманывать меня.

– Не буду.

Голова у меня прояснилась, и впервые с момента, как задрожала земля, заработало логическое мышление, подсказывая, что делать дальше.

– Однако сначала я должен кое‑что привести в порядок.

Ласи прищурилась.

– Что?

– Запечатать подвал – повесить цепи на той большой двери за стеной и запереть шкафчик.

Вещмешок можно оставить у основания лестницы, осознал я. Крысы его не украдут, а снаряжение понадобится мне в следующий раз, когда я буду спускаться вниз. Оставалось одно.

– У тебя есть фонарик? Или зажигалка?

– Да, у меня есть зажигалка. Но, Кэл, ты же не собираешься снова спускаться туда?

– Всего на несколько секунд.

– Черт побери, зачем?

В карих глазах вновь вспыхнул страх. Но ведь Ласи хотела знать правду, верно? Значит, самое время начать понимать, насколько она омерзительная.

– Ну, поскольку я уже был там, мне на самом деле нужно поймать хоть одну крысу.

– Ладно, я действительно иду по следам одного заболевания. Эта часть моей истории соответствует действительности.

– Нет, серьезно. В смысле, крысы? Безумие? Телесные жидкости? Что еще там может быть?

– Ох, ничего там больше нет.

Мы находились в квартире Ласи. Она пила чай с ромашкой и смотрела на реку; я отчищал отравленное арахисовое масло с подошв своих сапог, надеясь, что это занятие отвлечет меня от того факта, что на Ласи купальный халат. Крыса под именем Возможный Новый Штамм (ВНШ) сидела под дуршлагом, придавленным грудой журналистских учебников, и грубо выражалась на крысином языке.

Я поймал ВНШ наверху лестницы, схватил затянутой в резиновую перчатку рукой, когда она обнюхивала следы Ласи.

Ласи откашлялась.

– Ну так что – это террористическая атака? Или отбившаяся от рук генная инженерия?

– Нет. Просто заболевание. Обычного типа, но секретное.

– Хорошо. – Судя по ее тону, я был не слишком убедительным. – И что нужно делать, чтобы не подцепить его?

– Ну, ты уязвима, если практикуешь незащищенный секс или если тебя укусят и высосут немного крови.

– Укусят?

– Да. Типа бешенства. Оно, как известно, заставляет своего «хозяина» желать кусать других животных.

– Типа «Как мило, что придется съесть его»?

– Правильно. Каннибализм тоже симптом этого заболевания.

– Ничего себе симптом! – Она вздрогнула и отпила глоток чая. – А при чем тут крысы?

– В Министерстве здравоохранения и психической гигиены крыс называют «микробными лифтами», потому что они переносят микробы из канав туда, где живут люди, то есть наверх. Крысиный укус – вот, скорее всего, каким образом Моргана или кто‑то другой здесь были инфицированы.

Я увидел, как ее плечи снова содрогнулись под купальным халатом. Пока я звонил Мэнни и просил его запереть центр здоровья, Ласи приняла душ. Видимо, она сильно терла лицо, потому что оно заметно порозовело, а от влажных волос все еще поднимался пар. Я снова сосредоточился на своих сапогах.

Когда я упомянул о крысиных укусах, она оторвала ноги от пола и подвернула их под себя.

– Итак, секс и крысы. Есть что‑нибудь еще, о чем нужно беспокоиться?

– Ну, мы считаем, основываясь на исторических… данных, что, возможно, раньше существовал штамм, который инфицировал волков. – Я решил не упоминать о более крупных тварях, так волновавших Чипа, и, в частности, о той, которая заставила пол в подвале дрожать. – Однако, насколько нам известно, в наши дни популяция волков слишком мала, чтобы служить прибежищем для этого паразита. Значит, их можно не опасаться.

– Ну спасибо, а то я уже начала беспокоиться насчет волков. – Она повернулась ко мне. – Значит, это паразит? Типа клеща или чего‑то в этом роде?

– Да. Это не похоже на грипп или простуду. Это животное.

– Какого типа животное, черт побери?

– Типа солитера. Оно возникает как крошечная спора, но постепенно растет и захватывает власть над всем телом. Изменяет мышцы, чувства и, что важнее всего, мозг. Превращает человека в безумного убийцу, зверя.

– Ничего себе! Это по‑настоящему чудовищно и мерзко, Кэл. – Она поплотнее завернулась в халат.

«Да уж, не тебе мне об этом говорить», – подумал я, но не сказал ничего. Может, я и пообещал не лгать ей, но история моей болезни ее не касается.

– А у этого заболевания есть название? – спросила Ласи.

Я сглотнул, вспоминая различные названия, которые были в ходу на протяжении столетий: вампиризм, ликантропия, зомбификация, одержимость дьяволом. Однако ни один из этих старых терминов не сделает для Ласи легче восприятие проблемы.

– Технически паразит известен как Echinococcus cannibillus. Но, сама видишь, это слишком длинно, и мы обычно для краткости называем его паразитом, а тех, кто инфицирован, инфернами.

– Инферны. Интересно. – Она нахмурилась. – Так о ком мы говорим, что‑то я не пойму? Ты ведь на самом деле не работаешь на город, правда? Ты из национальной безопасности или чего‑то в этом роде?

– Нет, я работаю на город, как и говорил. Федеральному правительству обо всем этом не известно.

– Что? Ты хочешь сказать, что существует угроза распространения какого‑то безумного заболевания и правительство не знает об этом? Бред!


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 103; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!