ПАРАЗИТ МОЕГО ПАРАЗИТА – МОЙ ДРУГ 5 страница
«Как, черт побери, человек может забыть такой момент?» – удивлялся я.
Потрясенно качая головой, я потащился по дамбе обратно.
Первая сложность – проникновение внутрь. Забавно, но я совсем не помнил, что Моргана жила в таком роскошном здании: вид на реку и спаренные квартиры, отделанный мрамором и медью вестибюль, портье в униформе, перед которым поблескивали экраны шести мониторов наблюдения. Дайте мальчику потерять невинность, и он много чего забудет.
Прячась за газетными киосками на другой стороне улицы, я дожидался, пока появится компания обитателей дома моего возраста или около того, немного подвыпивших и в достаточном количестве, чтобы присоединиться к ним незамеченным. Я рассчитывал следом за ними проникнуть в здание. Конечно, если мне по‑настоящему повезет, я смогу увидеть саму Моргану. И скажу я ей: «Привет, тебе известно, что ты носитель вампиризма? Как ты уживаешься с этим?»
Время тянулось медленно, ночь становилась все холоднее и холоднее. Дующий с реки ветер уже не воодушевлял, резкий, почти свирепый, он по‑звериному подвывал, путаясь в проводах, и продувал насквозь. Кайф «Багамаламы‑Диндон» начал проходить, и мой организм затребовал повысить уровень сахара в крови, проще говоря безапелляционно заявил: «Хочу жрать». Весь мой сегодняшний обед состоял из семи замороженных бананов, маловато для прожорливого паразита. «Плохой «хозяин», – мысленно ругал я себя. – Голодный паразит может подтолкнуть к неразумному поведению». Хуже того, я чувствовал себя так, точно сам занимался преследованием, застряв где‑то между проклятием и одержимостью.
|
|
|
Вскоре после полуночи появился мой билет на проход внутрь. Три девушки и два парня, возраста учащихся колледжа, одетые для вечернего выхода. Они обменивались шутками все еще очень громко, поскольку в баре, где они провели вечер, приходилось перекрикивать общий шум. Я выбрался из укрытия и двинулся через улицу с таким расчетом, чтобы оказаться у наружной двери одновременно с ними. Они были так увлечены диспутом на тему: какую же пиццу заказать, что вряд ли заметили меня.
– Побольше сыра. При похмелье помогает, – сказал один парень.
Остальные рассмеялись и высказались за две большие – одну с грибами и одну с перцем, но в обе добавить сыр. По мне, после поглощенного недавно спиртного звучало очень даже неплохо. Когда мы все оказались у двери, я постарался сделать вид, будто заинтересовался спором. Портье через стекло одарил нас усталой, снисходительной улыбкой узнавания. Одна из женщин взялась за ручку, внутренняя дверь отъехала, на нас хлынул теплый воздух, и я оказался внутри.
|
|
|
Двигаясь вместе с ними через вестибюль к лифту, я заметил, что женщина, которая открывала дверь, оглянулась на меня с вопросительным, обеспокоенным выражением лица. Я ответил ей ничего не выражающим взглядом. Рядом с ней было четверо, и она не должна была так нервничать из‑за какого‑то незнакомца, но иногда у обычных людей возникает странное чувство рядом с нами, представителями отряда хищников.
Конечно, у меня тоже при виде нее возникло странное чувство. Хотя и другого рода. На ней была кожаная куртка поверх короткого клетчатого платья, не доходившего до колен, зато челка угольно‑черных волос оказалась чересчур длинна, почти прикрывая карие глаза. Мне понадобилось мгновение, чтобы поняты в те дни, когда я еще не желал всех женщин без разбора и в любое время суток, она была бы только моей.
Ее друзья продолжали щебетать, а она все поглядывала на меня, но скорее задумчиво, чем подозрительно. В какой‑то момент она очень соблазнительным образом провела языком по губам. Меня пробрала дрожь, и я с трудом отвел взгляд.
«Плохой носитель», – выбранил я себя и мысленно щелкнул резинкой по запястью. Лифт звякнул, открылся, и мы вшестером набились туда, я в самый угол. Общее согласие по поводу пиццы снова распалось, и все, кроме девушки в кожаной куртке, возобновили спор. Отражаясь от блестящих металлических стен, их голоса звучали пронзительно.
|
|
|
Потом я ощутил запах… жасминового шампуня. Я поднял взгляд и увидел, что девушка провела рукой по волосам. Пробившись сквозь пропитавший одежду запах сигарет и источаемый дыханием алкоголь, этот аромат донес до моего носа ее запах – кожи и природного сала на пальцах.
Я снова содрогнулся.
Она нажала кнопку седьмого этажа и спросила меня:
– Вам какой?
Я посмотрел на кнопки с первого по пятнадцатый, расположенные тремя колонками (без тринадцатого). Попытался представить себе, как Моргана поднимает руку и нажимает одну из них, однако запах жасмина замутил мне мозги. Инъекция «Багамаламы‑Диндон», пробудившая память, больше не действовала.
– Так какой вам этаж? – медленно переспросила девушка.
– М‑м‑м… я… ну… – ухитрился проблеять я, хотя в горле внезапно пересохло. – Вы знакомы с Морганой?
Она замерла, все еще держа палец над кнопками. Остальные неожиданно смолкли и вытаращились на меня.
Лифт медленно полз вверх.
– Моргана с седьмого этажа? – спросила она.
– Да… кажется. В конце концов, как много Морган может жить в одном доме?
|
|
|
– Эй, это не та, которая… – начал один из пар ней, но остальные зашикали на него.
– Она переехала прошлой зимой, – ровным, хорошо контролируемым голосом сказала девушка в кожаной куртке.
– Вот беда! Давненько. – Я фальшиво улыбнулся ей. – Вы случайно не знаете, где она теперь живет?
Она покачала головой.
– Понятия не имею.
Лифт открылся на седьмом этаже. Воздух при этом пришел в движение, и я почувствовал новый запах, пробившийся сквозь ароматы сигарет, алкоголя и даже жасмина. На меня ощутимо пахнуло страхом. Имя Морганы напугало их.
Все, кроме девушки в кожаной куртке, быстро, в молчании вывалились наружу. Она застыла на месте, с такой силой нажимая кончиком пальца на кнопку «ОТКРЫТЬ ДВЕРЬ», что он побелел. И пристально смотрела на меня, как будто пытаясь вспомнить, кто я такой. Или, может, вычислить, почему при виде меня волосы на затылке у нее шевелятся.
Нужно было опустить взгляд, послав тем самым классический сигнал, согласно лекции «Поведение млекопитающих»: «Я не хочу нападать на тебя». Люди иногда приходят в большое волнение, чувствуя со стороны нас угрозу, и мне не хотелось, чтобы девушка пожаловалась портье, что я прокрался вместе с ними.
Однако ее взгляд буквально заворожил меня.
– Тогда я, наверное, просто пойду. – Я прислонился к стене лифта.
– Да, конечно.
Она сделала шаг к выходу, не сводя с меня пристального взгляда. Дверь начала закрываться, но в последний момент она сунула между створками руку. Послышался щелчок, и дверь снова рывком открылась.
– Не задержишься на минуточку, парень? – попросила она. – Может, ты сумеешь кое‑что мне объяснить.
Квартира 701 наполнила меня ощущением deja vu. Длинная, узкая гостиная с кухонькой на одном конце. На другом стеклянная дверь выходила на крошечный балкон с видом на реку и призрачные огни Нью‑Джерси. Еще две двери вели в ванную и маленькую спальню.
Классическая для Манхэттена односпальная квартира высокого уровня, но дьявол, как известно, кроется в деталях: безупречный холодильник, реостаты вместо обычных выключателей, причудливые бронзовые ручки на дверях… все посылало мне волны узнавания.
– Она жила здесь? – спросила я.
– Моргана? Черт, нет.
Девушка скинула куртку и бросила ее на кресло. Остальные четверо так и не разделись, заметил я. Выражение их физиономий напомнило мне участников вечеринки в тот момент, когда копы включили свет; и молчали они, словно воды в рот набрали.
– Она жила дальше по коридору.
Я кивнул. Надо полагать, в этом доме все квартиры выглядят примерно одинаково.
– Ты была знакома с ней?
– Ласи въехала сюда после того, – ответил один из парней.
Остальные тут же наградили его выразительными взглядами типа «заткнись!».
– После чего? – заинтересовался я.
Девушка молчала.
– Давай же, Ласи! – сказал парень. – Ты ведь собираешься показать парню ту штуку, правда? Вот почему ты попросила его остаться?
– Роджер, может, закажешь пиццу? – резко бросила Ласи.
Что‑ то бормоча, он удалился на кухню. Я слышал, как он резко нажимал кнопки телефона, а потом уязвленным тоном заказал пиццу и чтобы непременно побольше сыра.
Три других приятеля Ласи уселись, так и не сняв верхней одежды.
– Насколько хорошо ты знал Моргану? – спросила Ласи.
Мы с ней по‑прежнему стояли, словно собирались перебрасывать друг другу шайбу, но за пределами тесного пространства лифта ее запах стал менее насыщенным, и мне было легче не таращиться на нее так маниакально.
Чтобы слегка отвлечься, я оглядел мебель: типично городской набор, старомодные кушетки и другие вещи со свалки, кофейный столик, покоящийся на двух деревянных ящиках. Этот убогий декор плохо сочетался с полированными полами и видом из окна на миллион долларов.
– На самом деле не очень хорошо, – ответил я и добавил, увидев, что она нахмурилась: – Но мы родственники.
Ложь, конечно. Однако, в конце концов, наши паразиты точно родственники. Это чего‑нибудь да стоит.
Ласи медленно кивнула.
– Вы родственники, но ты не знаешь, где она живет?
– Иногда ее не так‑то легко разыскать. – Я пожал плечами, словно это не имело особого значения. – Между прочим, меня зовут Кэл.
– А я Ласи. Послушай, Кэл, я никогда не встречалась с этой девушкой. Она исчезла до того, как я оказалась здесь.
– Исчезла?
– Переехала.
– И как давно это произошло?
– Я обосновалась здесь в начале марта. Насколько мне известно, к тому времени она уже месяц как переехала. Странная была девушка, если послушать жильцов этого дома.
– Странная?
– Самая странная на седьмом этаже, – тихо произнесла Ласи. – Люди говорят, они все тут были странные.
– Целый этаж странных жильцов?
Ласи пожала плечами. Я вскинул бровь. Жители Нью‑Йорка обычно общаются с соседями недостаточно, чтобы высказываться по поводу прежних владельцев, за исключением тех случаев, конечно, когда действительно есть что рассказывать. Интересно, что слышала Ласи?
Инстинкт, однако, подсказывал мне не давить на нее сейчас. Все пятеро по‑прежнему явно нервничали. И еще было что‑то, о чем Ласи не хотела говорить при остальных. Я чувствовал запах ее нерешительности, смешанной со странным смущением. Ей что‑то от меня было нужно.
Я вскинул раскрытые ладони, будто мне нечего скрывать.
– Ты сказала в лифте, что хочешь о чем‑то меня спросить?
Прикусив губу, Ласи надолго задумалась. Потом вздохнула и села в центре кушетки, заставив двух остальных девушек подвинуться в сторону.
– Да, может, ты сумеешь кое‑что объяснить мне, парень. – Она проглотила ком в горле и добавила, понизив голос: – К примеру, почему я плачу всего тысячу баксов в месяц за эту квартиру?
Остальные потрясенно замерли.
– Ты говорила, тысячу шестьсот, когда я здесь жил! – закричал из кухни Роджер.
Ласи закатила глаза:
– Это просто счет за междугородные разговоры. Ты вообще ничего не платил!
– Тысячу? Всего? – аж подскочила с кушетки одна из девушек. – Но у тебя же есть портье!
Даже ярость дьявола несравнима с той, которая овладевает жителями Нью‑Йорка, стоит им узнать, что у кого‑то дешевая квартира. И, учитывая лифт, портье в мраморном вестибюле и потрясающий вид на реку, я бы сказал, что эта квартира стоит не меньше трех тысяч в месяц. Или четыре? Точно я не знал, настолько это выходило за пределы моих возможностей.
– Что, тут нет всей этой бодяги с регулировкой арендной платы? – спросил я.
Ласи покачала головой.
– Дом построили только в прошлом году. В этой квартире я всего второй съемщик, как и остальные на седьмом этаже. Мы все въехали примерно в одно и то же время.
– Ты хочешь сказать, все первые съемщики съехали одновременно? – удивился я.
– Да, из всех, четырех квартир на седьмом этаже.
– Тысяча баксов? – сказал Роджер. – Классно! Теперь я готов гораздо лучше относиться к той штуке.
– Заткнись о той штуке! – отрезала Ласи и посмотрела на меня с сомнением. – В этом нет никакого смысла. Всю прошлую зиму я спала на кушетке у сестры в Бруклине, пытаясь найти жилье поближе к колледжу. Но на Манхэттене все слишком дорого, а жить вместе с кем‑то… этим я была уже сыта по горло.
– Ну, большое спасибо, – сказал Роджер.
– Но потом начальник моей сестры сказал, что у него есть сведения о доме, который нужно быстро заселить, – продолжала Ласи, проигнорировав его. – Целый этаж полностью съехал, им срочно требуются новые жильцы. Вот почему так дешево. Очень дешево. – Ее голос звучал безразлично.
– Ты не слишком рада этому, – констатировал я. – Почему?
– Мы подписали договор только на тот срок, на который он был заключен с первыми жильцами. Осталось всего два месяца. На седьмом этаже только и говорят о том, что арендную плату будут повышать, выживая нас одного за другим.
Я пожал плечами:
– А я‑то чем могу помочь?
– Ты знаешь больше, чем говоришь, парень, – решительно заявила она.
Уверенность в ее глазах не позволила мне даже рта открыть – я не стал ничего отрицать. Ласи пристально на меня посмотрела; теперь она совершенно точно знала, что никакой я не потерянный давным‑давно родственник.
– Здесь что‑то произошло, – продолжала она. – Нечто такое, что владельцы хотят скрыть. Мне нужно знать, что именно.
– Зачем?
– Это даст мне средство для достижения своей цели. – Она наклонилась вперед, с силой вцепившись в диванные подушки, аж костяшки пальцев побелели. – Я не собираюсь возвращаться к сестре на кушетку!
В точности как я сказал: ярость дьявола не идет ни в какое сравнение.
Я вскинул руки в знак капитуляции. Чтобы узнать от нее еще что‑нибудь, мне придется рассказать ей часть правды, но понадобится время на сочинение подходящей истории.
– Ладно. Я расскажу тебе, что знаю, – сказал я. – Но сначала… покажи мне ту штуку.
Она улыбнулась.
– Я как раз собиралась это сделать.
– Это такая крутая штука! – вставил Роджер.
Они явно уже делали это прежде. Не сговариваясь, две другие девушки выключили лампы около кушетки. Роджер щелкнул выключателем на кухне, вернулся к остальным и уселся со скрещенными ногами перед белым пространством стены, почти как если бы это был телевизионный экран.
Стало темно, комнату освещали только оранжевые отблески далеких уличных фонарей Нью‑Джерси и голубоватая полоска света ночника из‑под двери ванной. Другой парень встал с кресла, отодвинул его с нашего пути и развернулся таким образом, чтобы тоже видеть пустую белую стену.
– Это слайды, что ли? – спросил я.
– Ага. – Роджер захихикал и обхватил руками колени. – Включай проектор, Ласи.
Она заворчала, нырнула под кофейный столик, вытащила оттуда толстую свечу и коробок спичек. Осторожно – из‑за темноты – пересекла комнату, опустилась на колени перед белой стеной и прислонила свечу к плинтусу.
– Чуть подальше, – посоветовал Роджер.
– Заткнись! – огрызнулась Ласи. – Я делала это чаще тебя.
В ее руке вспыхнула спичка, она поднесла ее к фитилю. Еще до того, как аромат сандалового дерева хлынул в мои ноздри, я почувствовал человеческий запах нервного предвкушения.
Стена замерцала, словно пустой киноэкран, крошечные выпуклости штукатурки отбрасывали удлиненные тени, точно миниатюрные горы на закате. Крапчатая текстура стены проявилась сильнее, и мое зрение инферна, обостряющееся в сумерках, отмечало каждый дефект. Я мог видеть, как торопливо, неровно двигались вверх и вниз валики, когда стену красили.
– На что мы смотрим? – спросил я. – На то, как неумело красили стену?
– Говорил же я! – воскликнул Роджер. – Отодвинь немного.
Ласи заворчала, но отодвинула свечу от стены. Появились слова…
Они слабо мерцали в полумраке, буквы расплывались. Чуть более темный слой краски проступал через верхнее покрытие, как часто случается, если домовладельцы не утруждаются грунтовкой стен.
К примеру, когда они сильно торопятся.
На стене появилось:
Как мИло что приДЕтся Съесть егО
Я подошел к стене, вблизи темный слой был менее заметен. Провел пальцами по буквам, дешевая краска на водной основе ощущалась сухой, как мел. Ногтем я процарапал краску на расстоянии примерно взрослой анкилостомы. Теперь темный цвет стал виден яснее. Я поднес ноготь к носу и принюхался.
– Парень, это странно, – заметил Роджер.
– Обоняние самое чувствительное из наших ощущений, Роджер, – объяснил я, не упоминая, к чему именно оно чувствительно: к этилмеркаптану, веществу, образующемуся на гниющем мясе и испускающему резкий запах.
Сделав один‑единственный вдох, ваш нос в состоянии засечь одну четырехмиллиардную долю грамма этого вещества. Мой нос был примерно в десять раз лучше. Также я не сообщил Роджеру, что, один раз понюхав, уверенно знал – надпись сделана кровью.
Хотя это была не только кровь. Отковырнув острым, как сталь, ногтем поверхностный, торопливо наложенный слой краски, я ощутил запах всех тканей человеческого тела. Железистый привкус крови смешался с мучнистым запахом костей, соленостью мышц, тухловатым запахом печени и этилмеркаптановои эманацией кожной ткани. Непрофессионалы прибегли бы к термину «хрящ».
Здесь были и другие, более резкие запахи – химических реактивов, с помощью которых пытались вывести надпись. Однако к тому времени, когда ее обнаружили, кровь уже глубоко впиталась в штукатурку, где и оставалась до сих пор. Ее закрасили, но буквы остались.
Нет, вы только подумайте: дешевая краска на водной основе? Что случилось с домовладельцами Нью‑Йорка?
– Какого черта ты делаешь? – спросила Ласи.
Я повернулся и увидел, что все сидят и таращатся на меня. Надо же, я забыл, как нормальным людям не нравятся, когда кто‑то принюхивается.
– Ну… – начал я, пытаясь найти приличное оправдание остатку рома в своем организме.
Что же сказать? Прозвенел звонок.
– Пицца прибыла! – Роджер вскочил и бросился к двери.
– Очень кстати, – пробормотал я.
У меня были основания чувствовать сильный голод.
6
ШАРИКИ ИЗ СЛИЗИ
У муравьев есть религия, и возникновению ее они обязаны шарикам из слизи. Все начинается с крошечного создания под названием Dicrocoelium dendriticum, но даже паразитологи не затрудняются его произносить. Мы говорим просто «ланцетовидная двуустка».
Как и большинство паразитов, двуустки зарождаются в животе. Живот – самое популярное место конечного «хозяина», как вы, может быть, заметили. А то! Что ни говори, в нем пища. В данном случае речь идет о коровьем животе.
Когда инфицированная корова откладывает «коровьи лепешки», как говорят у нас в Техасе, на пастбище вываливается множество яиц ланцетовидной двуустки. Ползет улитка и угощается коровьей лепешкой, любят они этим лакомиться. Яйца двуустки вызревают в животе незадачливой улитки и начинают буравить ее кожу, прокладывая себе путь наружу. К счастью для улитки, у нее есть способ защититься: слизь.
Слизь на коже улитки смазывает выбирающихся наружу двуусток, и таким образом улитка переживает их исход. Ко времени своего бегства двуустки оказываются заключены в шарики из слизи и неспособны самостоятельно передвигаться. Можете не сомневаться, по улиткам они не скучают.
Однако двуустки ничего не имеют против такого поворота событий. Более того, они хотят, чтобы их обволакивала слизь. Все это путешествие сквозь улитку для эволюции просто способ вымазать двуустку в слизи. Потому что теперь она готова для своего следующего хозяина – муравья.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 83; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!