ПАРАЗИТ МОЕГО ПАРАЗИТА – МОЙ ДРУГ 4 страница
Она улыбнулась, уловив мой акцент, и спросила, немного коверкая слова:
– Ты ведь нездешний, да?
– Да. Из Техаса. – И отпил глоток.
– Техас? Вот это да, черт возьми!
Она хлопнула меня по спине. За прошедшие два дня я уже успел понять, что Техас – это в некотором роде бренд. Быть из Техаса гораздо круче, чем из любого просто узнаваемого штата типа Коннектикут, или Флорида, или – ха! – Южная Дакота. Если ты из Техаса, тебя замечают.
– Я тоже хочу такой, – сказала она бармену, указав на мой «Багамалама‑Диндон».
Тот кивнул. Тут она и сообщила, что ее зовут Моргана.
Мы надирались коктейлями. В результате мои воспоминания о последующих событиях становились все менее отчетливыми. Но я помню, что у нее был кот, ТВ с плоским экраном, черные сатиновые простыни и характерная насмешливая манера говорить – и все. За исключением того, что, когда я проснулся на следующее утро, меня выставили из незнакомой квартиры, потому как ей срочно надо было куда‑то уходить, и вид у нее был при этом смущенный. Похмелье оказалось таким тяжелым, что я еле нашел дорогу домой. К тому времени, когда я добрался до общежития, у меня напрочь выскочило из головы, откуда начался мой путь.
Результатом этого происшествия стали вновь обретенная уверенность в общении с женщинами, медленно проявляющие себя супервозможности и тяга к мясу с кровью.
– Мы уже не раз обсуждали то, как я заразился, но я по‑прежнему ничем не могу помочь вам.
|
|
|
– Речь не идет о помощи мне, – жестко ответила доктор. – Ты не примиришься с болезнью, пока не найдешь источник своих бед.
– Ну да, но я же пытался. Однако, как вы уже говорили, она, наверное, уехала куда‑то, или умерла, или еще что‑нибудь в этом роде.
Что именно с ней произошло, по‑прежнему оставалось тайной. Если бы Моргана все еще околачивалась где‑нибудь поблизости, мы находили бы результаты ее «работы» – по всему городу появлялись бы новые инферны, море крови всякий раз, когда она подцепляла бы в баре какого‑нибудь молодого глупого техасца. Или, по крайней мере, несколько трупов время от времени.
– В смысле, с тех пор прошло уже больше года, а у нас по‑прежнему никакой зацепки.
– Не было никакой зацепки, – сказала она и зазвонила в маленький тонкоголосый колокольчик.
Где‑ то за пределами видимости, но в пределах слышимости ее помощник застучал по клавиатуре компьютера. Спустя несколько мгновений загудел принтер, стоящий по мою сторону красной линии.
– Это совсем недавно попало мне в руки, Кэл. Теперь, когда улажена проблема с Сарой, думаю, тебе будет интересно взглянуть.
Я встал, подошел к принтеру и дрожащими пальцами взял теплый лист бумаги, скользнувший в его лоток. Это оказался отсканированный рекламный листок, какие часто раздают на улицах.
|
|
|
БАР ДИКА СНОВА РАБОТАЕТ!
– Семь дней в неделю –
Отдел здравоохранения не смог нас закрыть!
Уникальный «Дом "Багамалама‑Диндон"»
Снова сложив пальцы домиком, доктор Проликс смотрела, как я читаю:
– Не хочешь выпить? – спросила она.
4
ТОКСОПЛАЗМА
Бросьте жребий. Зад? Расслабьтесь. Голова? О, да у вас в мозгу живут паразиты! Все правильно. У половины из нас в голове живет паразит Toxoplasma gondii. Но пока не настолько сильный, чтобы пробуравить мозг.
Токсоплазма – паразит микроскопического размера. Обычно иммунная система человека держит его в ежовых рукавицах, так что, если он у вас есть, вы, скорее всего, никогда об этом не узнаете. Фактически токсоплазма не хочет быть у вас в голове. Пойманная в ловушку внутри вашего прочного черепа, подвергающаяся нападению иммунной защиты, она не может отложить яйца, а это означает, что для нее большая эволюционная игра окончена.
Гораздо охотнее токсоплазма жила бы в пищеварительной системе вашего кота, ела кошачью еду и откладывала яйца. Потом, стоило бы котику покакать, яйца выбрасывало бы на землю, где они дожидались бы других бегающих там созданий. К примеру, крыс.
|
|
|
Одно короткое замечание о крысах: они очень часто служат для паразитов в некотором роде поездами, перенося их с места на место. В своей работе мы называем такое существо переносчиком инфекции. Крысы ходят по всему миру и размножаются словно ненормальные. Попасть на «Крысиный экспресс» – один из главных способов, которым распространяются самые разные заболевания.
Проникнув в крысу, токсоплазма начинает производить изменения в ее мозгу. Если нормальная крыса столкнется с чем‑то, пахнущим, как кошка, она пугается и убегает. Однако зараженным токсоплазмой крысам нравится запах кошек. Кошачьи «пи‑пи» вызывают у них любопытство, и они будут рыскать часами, пытаясь найти источник этого запаха. А он не что иное, как кошка, которая съест их. В результате токсоплазма счастлива, потому что больше всего на свете хочет жить в кошачьих кишках.
У помешавшихся на паразитах есть сентенция, характеризующая то, чем коты являются для токсоплазмы: «конечный организм‑хозяин». В конечном организме‑хозяине паразит может жить припеваючи сколь угодно долго, есть на халяву, иметь множество детишек. Большинство паразитов живут в нескольких видах животных, но все они стремятся добраться до своего конечного хозяина… это рай для паразитов.
|
|
|
Чтобы попасть в свой рай, токсоплазма контролирует разум. Заставляет крысу разыскивать кошку и быть сожранной. Жуть, правда?
Однако с людьми ничего такого не произойдет, верно?
Ну, может быть. Однако никто реально не знает, что именно токсоплазма делает с людьми. Исследователи собирают группу людей с токсоплазмой и без нее, тестируют их, изучают привычки, расспрашивают друзей. И вот что они выясняют.
Зараженные токсоплазмой мужчины бреются не каждый день, редко носят галстуки и не любят подчиняться правилам социального общения. Зараженные токсоплазмой женщины любят тратить деньги на наряды и имеют склонность заводить множество друзей. Остальные люди считают их более привлекательными, чем незараженных женщин. В общем и целом исследователи выяснили, что инфицированные люди интереснее для окружающих.
С другой стороны, людям без токсоплазмы в мозгу нравится следовать правилам. Если вы одолжите им денег, они с большей степенью вероятности вернут их. На работу они приходят вовремя. Мужчины реже участвуют в драках. Женщины имеют меньше бой‑френдов. Можно ли это считать результатом воздействия токсоплазмы?
Слишком жуткое предположение, правда? Должно быть другое объяснение. Может, некоторые люди всегда ненавидели ходить на работу вовремя и им нравилось иметь дома кошку, потому что кошки тоже не ходили бы на работу вовремя, если бы им надо было ходить на работу. Эти люди взяли в дом кошку и после обзавелись токсоплазмой.
Может, другая половина человечества, те, которым нравится следовать правилам, обычно предпочитала собак. Принести. Сидеть. Ждать. В результате их мозги остались свободны от токсоплазмы. Может, существуют два типа людей, отличающихся изначально. А может, и нет.
У паразитов есть одна особенность: в отношении них трудно сказать, кто они – уже вылупившееся дитя или яйцо. Может, на самом деле мы все роботы и все, что мы делаем, делается по приказу паразитов. В точности как эти вечно голодные, подергивающиеся улитки…
Вы и вправду любите своего кота? Или это токсоплазма в голове велит вам заботиться о котике, своем конечном хозяине, чтобы в один прекрасный день она тоже смогла насладиться раем для паразитов?
5
«БАГАМАЛАМА‑ДИНДОН»
Бар Дика изменился мало, в отличие от меня. И дело не только в том, что мои возможности значительно расширились. Я стал старше, умнее и уже год прожил в Нью‑Йорке. Теперь у меня был взгляд взрослого человека.
Выяснилось, что среди клиентов бара было немного женщин. Точнее говоря, они вообще отсутствовали. Просто компания парней в кожаных крагах играли в бильярд, пили пиво, время от времени принимали «стаканчик Джелло»,[8] слушали смесь кантри и классического диско.
Я испытал чувство облегчения, честно. Я мог торчать тут без необходимости и таращиться исключительно в свой стакан, чтобы избежать контакта с горячими девчонками. Даже лучше того – любая нормальная женщина, которая постоянно заглядывает сюда, бросается в глаза, точно банан в стакане виски со льдом. Конечно, кто‑нибудь да вспомнит высокое бледное создание в длинном черном платье, клеящееся к заблудшим техасцам.
– Будете пить? – спросил бармен.
Я кивнул; небольшой стимул может подстегнуть мои ускользающие воспоминания.
– «Багамалама‑Диндон», пожалуйста. Бармен вскинул бровь, повернулся и позвонил
в висящий над стойкой колокольчик. Парни, играющие в бильярд в задней части бара, захихикали, а внутри моей головы что‑то вынырнуло из облака воспоминаний. «Дин!» – сказал мой мозг, и я вспомнил, что всякий раз, когда заказывали «Багамалама‑Диндон», звонили в специальный колокольчик. Вот откуда «Диндон» как часть названия.
Ну, до некоторой степени. Я смотрел, как бармен достает из морозильника банан, кладет его в высокий стакан, наливает ром, таинственный сок из пластиковой тары с надписью «Б/С» и в конце концов очень осторожно слой красного ликера. Я ощутил запах, напоминающий лекарство от кашля.
– «Нассо Ройял»? – спросил я. Бармен кивнул:
– Да. Я должен вас помнить?
– Вы имеете в виду, по тем временам, когда отдел здравоохранения еще не закрыл вас? – спросил я.
– Ну да. Хотя ваше лицо мне не слишком знакомо.
– На самом деле я был здесь всего один раз. Но у меня была подружка, которая часто заглядывала сюда. По имени Моргана.
– Моргана?
– Да. Высокая, темноволосая, с бледной кожей. Черная одежда. Такого, знаете, готического типа.
Пауза.
– Женщина?
– Да.
Он покачал головой:
– Не припоминаю. Вы уверены, что попали туда, куда надо?
Я опустил взгляд на «Багамалама‑Диндон»; затопленный «Нассо Ройял» банан смотрел на меня, точно налитый кровью глаз. Я сделал глоток, и язык омыл сладкий вкус тропического фрукта, насыщенный отслоившимися частицами замороженного банана. Та ночь более чем год назад затопила мой разум, принесенная обжигающим вкусом темного рома и ананаса.
– Абсолютно, – ответил я.
Мне только и оставалось, что напиваться. Бармен расспросил вокруг, но никто не помнил Моргану или хотя бы женщину готического облика, околачивавшуюся здесь в прежние времена. Может, как и я, она той ночью бродила по улице наобум.
С другой стороны, если обитавший в ней паразит уже вовсю нажимал на тайные пружины, заставляя ее испытывать острое сексуальное возбуждение, почему она выбрала мужской бар, где было меньше шансов, что ей повезет? (Или она так же не отдавала себе тогда отчета в том, что с ней происходит, как более молодой я? Хм‑м‑м.)
Колокольчик звонил снова и снова, я все больше наливался, и некоторые фрагменты воспоминаний о той ночи всплывали в памяти. Определенно там была река; я помню, как колыхались отражения уличных фонарей, когда мимо проходили суда. Мы с Морганой выпили достаточно «Багамаламы‑Диндон», чтобы ноги у нас слегка заплетались. Помню, я волновался, что она слишком сильно перевешивается через перила и мне придется прыгать в холодную воду, спасая ее, хотя я был не в состоянии даже выгулять собаку.
Мы прошли в самый конец длинной дамбы и стояли, глядя на реку. Это был Гудзон или Ист‑Ривер?
И потом новое воспоминание: в какой‑то момент я вытащил свой компас и заявил, что мы стоим лицом на северо‑запад. Это заставило ее рассмеяться. Но в таком случае это определенно Гудзон. Мы смотрели на Нью‑Джерси. Что произошло дальше?
Я силился пробиться сквозь туманные воспоминания, но мой разум зациклился на образе отражающегося в реке Нью‑Джерси – Хобокен по ту сторону воды уже манил меня. Сколько я ни бился, мне не удалось припомнить ни единого шага на всем пути до квартиры Морганы.
Рядом со мной возник парень, и я вернулся в настоящее. Несколько мгновений ушло на возвращение из грез «Багамаламы‑Диндон». Судя по запаху, парень только что вернулся в бар после перекура снаружи. На нем был новенький кожаный жилет, на лице выражение любопытства. Может, он слышал, как я расспрашивал о Моргане?
– Привет, – сказал я.
– Привет. Как тебя зовут?
– Кэл.
Мы обменялись рукопожатием.
– А я Дейв. Так что тебя интересует, Кэл?
Я на мгновение задумался. Нельзя же сказать ему, что меня на самом деле интересует: найти женщину, превратившую меня в психа со сверхчеловеческими способностями. Сделать следующий шаг в уничтожении моей «семьи» – уладить проблему с этой женщиной, отловить созданных ею инфернов и продолжать в том же духе, продвигаясь дальше по бесконечному, запутанному древу распространения паразита. Поэтому я мысленно вернулся к домашнему заданию, которое читал вчера утром в бистро, дожидаясь, пока разойдутся облака.
– Анкилостома, – ответил я.
– Анкилостома? – Он уселся рядом. – Никогда о ней не слышал.
Я сделал глоток своей третьей «Багамаламы‑Диндон».
– Ну, они проникают внутрь через ноги, выделяя энзимы, разрушающие кожную ткань, а потом путешествуют по кровеносной системе, пока не доберутся до легких. Возникает кашель. Тебе известно, что при кашле всегда заглатываются частички мокроты?
Он вскинул бровь, но признался, что да.
– Ну, вместе с мокротой заглатываются и яйца анкилостомы, они попадают в кишечник, где вырастают примерно с полдюйма длиной. – Я показал на пальцах длину анкилостомы. – И у них во рту вырастают зубы, похожие на кольца колючей проволоки. Они начинают вгрызаться в стенку кишечника и высасывать кровь.
До меня дошло, что по пьянке я вдаюсь в ненужные детали, и замолчал, проверяя, не утратил ли собеседник интереса.
– В самом деле? – чуть скучающим тоном поинтересовался он.
Я кивнул.
– Не стал бы я тебя обманывать, Дейв. Однако круче всего вот что. Они создают фактор, препятствующий свертыванию, что‑то типа антифриза для крови, и ранка не заживает. Вроде как образуется временная гемофилия, в одном конкретном месте. Кишечник так и будет кровоточить, пока анкилостома не получит свою дозу.
– Анкилостома, да?
– Так их называют.
Дейв покивал с серьезным видом, встал и с силой сжал мне плечо. На его лице возникло задумчивое выражение – казалось, он на мгновение образно представил себе нарисованную мной картину.
– Удачи тебе с этой штукой, – сказал он.
Я посчитал, что семь «Багамалам‑Диндон» должны сделать свое дело. И скорее всего, выпил больше, чем в первое посещение бара Дика, но теперь я стал старше и обладал сверхчеловеческими способностями. Я вполне профессионально поднялся со стула; ноги тоже двигались в достаточно хорошем ритме, прежде чем в первый раз сбиться на шарканье. Мой метаболизм усилился, и телу требовалось гораздо больше рома, чтобы оно начало выходить из подчинения.
Я решил попытаться повторить путь, проделанный год назад. Бармен кивнул мне и проводил взглядом с бесстрастным выражением лица, Дейв помахал рукой от бильярдного стола. На протяжении вечера он несколько раз подсылал ко мне своих приятелей расспросить об анкилостоме; все они выслушивали меня очень внимательно. Заодно я рассказал им кое‑что о кровяных сосальщиках. Так что вроде как не пил в одиночку.
Снаружи уличные фонари окружал оранжевый ореол, и стеклоасфальт поблескивал, словно кристаллы сахара на пирожке с лимоном и меренгой. Дыхание вырывалось паром, но тепло бара пропитало куртку, его щупальца обвивали меня, словно клубок печеночных червей. Да, согласен, мерзкий образ. Но я же слегка пьян.
Ноги сами несли меня к реке, но дороги до дома Морганы я по‑прежнему не помнил. Просто гравитация делала свое дело.
Катаясь на скейтборде по городу, я заметил, что земля холмом поднимается в центре Манхэттена и опускается к рекам, как будто соскальзывая со спины гигантского, вынырнувшего из гавани кита. По‑настоящему гигантского кита: склон едва заметен, его можно почувствовать только на скейтборде или мотоцикле или если ваши шаги «подмазаны» семью или около того «Багамаламами‑Диндон».
Чувствуя на ногах колеса, я без всяких усилий покатил к воде. Вскоре в конце улицы мелькнула поблескивающая в ночи река. Вдоль воды тянулась пешеходная дорожка. Чисто инстинктивно я свернул на север, но не по тротуару, а по проезжей части, что было не слишком умно. Мимо со свистом промчались несколько мотоциклистов и скейтбордистов, выкрикивая в мой адрес грубые замечания. Я отвечал довольно неуважительно. Расставшись с теплой компанией бара Дика «Багамалама‑Диндон», я превратился в недружелюбного типа.
Однако мое настроение мгновенно улучшилось, когда я увидел дамбу. Она уходила в воду и длиной была с футбольное поле. С разных ее точек далеко по воде разносились плохо сочетающиеся между собой звуки множества стерео, на высоких столбах горели яркие фонари. Была ли это та самая дамба, где мы с Морганой стояли той ночью?
Существовал единственный способ выяснить это. Я потащился в дальний конец дамбы, стараясь не обращать внимания на целующиеся парочки и компании очень привлекательных девчонок на роликах. Достал свой надежный компас; его стрелка остановилась, указывая на север. Я стоял лицом на северо‑запад, в точности как и год назад.
Сделав глубокий вдох, ощутил в воздухе привкус соли, водорослей и моторного топлива; все это хорошо запомнилось мне еще по той ночи. Да, это наверняка то самое место. И что теперь? Я пристально смотрел на реку. С обеих сторон от меня из воды поднимались остовы заброшенных волноломов, похожие на гнилые черные зубы. Новые кусочки воспоминаний вставали на место, словно погруженная в волны картина постепенно проступала, становясь яснее.
Потом по ту сторону Гудзона я увидел темный силуэт массивного здания, три гигантские «глотки» которого открывались в реку. Паромный терминал Хобокена. Не осознавая этого, год назад я видел проблеск своего будущего.
Мои зоркие глаза инферна разглядели в окнах второго этажа мерцание огней. Доктор Крыса все еще была там, наверняка в сопровождении десяти – двадцати своих коллег из отдела исследований и разработок, изучала гнездовья и привычки «семьи» Сары, взвешивала и оценивала первых отравившихся крыс. Может быть, разыскивала большую редкость – «крысиного короля», группу крыс со сплетенными хвостами, передвигающихся как единое целое, точно псы, ведомые профессиональным дрессировщиком с десятью поводками в руке.
С исчезновением Сары ее «семья» на протяжении нескольких последующих дней распадется, растечется по ближайшим проулкам и канавам, словно вода после осенней бури. Интересно, будут крысы скучать по ней? Получают ли они от своих инфернов не только объедки, но и нечто большее? Скажем, чувство сопричастности? Мысль об этих осиротевших созданиях расстроила меня, я перевел взгляд на Манхэттен. И почувствовал, как сердце пропустило удар. Передо мной, прямо по ту сторону шоссе, стоял тонкий, как карандаш, многоэтажный дом.
Личности домов проявляются через окна – как у людей через глаза. Этот дом имел шизофренический вид. На нижних этажах жались друг к другу крошечные балконы, однако на верхнем тянулись огромные окна от пола до потолка, широко и, казалось, удивленно распахнутые. Я вспомнил, как Моргана, хихикая и сжимая мою руку, кивнула на это здание.
– Вон там я и живу! – сказала она, тем самым помечая момент, когда я абсолютно дозрел до того, чтобы уложить меня в койку.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 92; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!