ПАРАЗИТ МОЕГО ПАРАЗИТА – МОЙ ДРУГ 8 страница



Так как все это связано с изобретением одежды? Не так давно ученые сравнили ДНК трех видов вшей: головных, телесных и старой доброй вши шимпанзе. По мере течения времени ДНК изменяется с фиксированной скоростью, поэтому ученые могут сказать, пусть и весьма огрублений, как давно два любых вида откололись друг от друга. Сравнение ДНК вшей и позволило ответить на вопрос: что произошло раньше, изобретение одежды или потеря волос на теле?

Вот как все происходило.

Человеческая вошь и обезьянья вошь откололись друг от друга примерно 1,8 миллиона лет назад. Это произошло, когда древние люди утратили волосяной покров на теле и вошь, унаследованная нами от шимпанзе, приспособилась к обитанию в волосах на голове.

Однако головная вошь и телесная вошь откололись друг от друга всего 72 тысячи лет назад, гораздо, гораздо позже (в особенности по меркам вши). Это произошло, когда люди изобрели одежду и телесная вошь в какой‑то мере вновь обрела свое утраченное «недвижимое имущество». Она развила у себя новенькие, с иголочки, коготки и захватила нашу новенькую, с иголочки, одежду.

Итак, ответ таков: одежду изобрели после того, как мы утратили свои телесные волосы. И не сразу – наши предки больше миллиона лет резвились безволосыми и обнаженными.

Эта часть человеческой эволюции вписана в историю вшей, в гены паразитов, сосущих нашу кровь.

 

9

ПОДЗЕМНЫЙ МИР

 

Только‑ только я закончил обследовать квартиру Фредди (не найдя никаких следов телесных жидкостей), как зазвонил мой телефон. Один из помощников Шринк сообщил, что она снова хочет видеть меня. Из Архива передали все мои сегодняшние формы; они оказались достаточно интригующими, чтобы дойти до Шринк. Это всегда признак прогресса в делах.

Тем не менее временами мне хочется, чтобы она просто поговорила со мной по телефону, не настаивая на личной встрече. Увы, она человек старой формации, и всякие там телефоны не ее стихия. Фактически даже электричество не ее стихия. Интересно, я когда‑нибудь доживу до такой старости?

Я доехал на метро до Уолл‑стрит и дальше пошел пешком. Дом Шринк находится в кривом, вымощенном булыжником проулке, по которому едва‑едва может проехать машина. Это одно из творений еще времен Нового Амстердама, заложенного голландцами четыре столетия назад, проулок тянется по диагонали с полным пренебрежением ко всяким там планам примерно в той же манере, в какой Шринк игнорирует телефоны, У этих ранних улиц своя собственная логика; их прокладывали поверх старых охотничьих троп индейцев. Конечно, сами индейцы всего лишь следовали еще более древним тропинкам, протоптанным оленями.

«А кого брали за образец олени? – спрашиваю себя я. – Может, дорогу, которой я сейчас шел, проложила в первобытном лесу вереница голодных муравьев».

Еще одна особенность, присущая носителям паразита, – он заставляет вас ощущать связь с прошлым. Как инферн, я кровный брат всем, кто на протяжении долгих веков давал в своем теле приют паразиту. Между мной и древним слюнявым маньяком, который первым подцепил эту болезнь, существует неразрывная цепь укусов, царапанья, незащищенного секса, крысиных «семей» и различных других форм обмена жидкостями.

Возникает закономерный вопрос: откуда он (или она) получили ее? Да откуда угодно из царства животных. Большинство паразитов перекочевали на людей с представителей других биологических видов. Конечно, это произошло давным‑давно, поэтому первый зараженный паразитом был не совсем тем, кого мы называем человеком. Более вероятно, что первый инферн был ранним кроманьонцем, которого укусил жуткий волк, или гигантский ленивец, или саблезубая ласка.

Я пнул мешок с мусором рядом с крыльцом Шринк и услышал, как быстро‑быстро застучали крошечные лапки внутри. Высунулись маленькие мордочки, сердито глядя на меня; потом одна крыса выпрыгнула, отбежала на несколько ярдов и исчезла в дыре между булыжниками. Таких дыр гораздо больше, чем вы думаете.

Впервые приехав в этот город, я замечал лишь уличный уровень и, может, иногда проблески подземного мира сквозь вытяжные решетки или между рельсами в метро. Однако в Ночном Дозоре видишь разные слои города. Мы чувствуем коллекторы и пустоты под тротуарами, по которым проложены электрические кабели и паропроводы, а ниже еще более древние территории: подвалы разрушенных зданий, гигантские емкости заброшенных пивоварен, древние отстойники, забытые кладбища. И стремящиеся прорваться наверх естественные водные источники (а также их пересохшие русла); в общем, все те полости, где могут благоденствовать не только крысы, но и гораздо более крупные существа.

Доктор Крыса утверждает, что на поверхность выходят только слабые создания, «шпана», недостаточно конкурентоспособная, чтобы прокормиться там, где безопасно. По‑настоящему крупные твари, крысиные короли и другие сильные звери живут и умирают, абсолютно не интересуясь миром дневного света. Задумайтесь на мгновение: внизу есть существа, никогда не видевшие людей.

Низкое небо загромыхало над головой, и я вдохнул аромат дождя. История. Природа. Погода. Моя голова гудела, полнясь этими важными, абстрактными понятиями, имеющими свои собственные кабельные каналы.

И все же именно звук царапанья крошечных лапок в мешке для мусора преследовал меня, пока я, подгоняемый невидимым ветром, шел длинным коридором дома Шринк к ее рабочей комнате.

– Очень впечатляюще, Кэл. – Она зарылась в бумаги на своем столе. Понадобилось всего несколько стаканов спиртного, чтобы ты нашел дом Морганы.

– Да, только в наши дни на Манхэттене не так уж много жилых домов, если вы заметили, доктор Проликс.

Услышав мой тон, парень из архива, сидящий в кресле для посетителей, вскинул бровь, однако Шринк лишь сложила руки и улыбнулась.

– Все еще скверное настроение? Но ведь ты добился явного прогресса.

Я пожевал губу. Шринк необязательно знать, что я действовал наугад, без какого‑либо точного плана. Впрочем, теперь это не имело значения – учитывая, как глупо я повел себя с Ласи. Даже если она все еще верит мне, новая встреча с ней принесет лишь новые мучения. Хуже того – это опасно. Ласи не проявила ни малейших признаков заинтересованности, и тем не менее я едва не поцеловал ее. Нет, никогда больше. Урок усвоен. Идем дальше. Я снова вернулся в режим одинокого охотника.

– Да, целые галлоны прогресса, – сказал я. – Вы видели, что я нашел на стене.

– Я прочла твою форму одиннадцать‑пятьдесят восемь цэ от сегодняшнего утра, да.

– Ну, я вернулся туда сегодня, но бросающих в дрожь граффити больше не нашел. Вообще ничего не нашел. Моргана переехала по крайней мере семь месяцев назад. Не такой уж свежий след.

– Кэл, для архива восемь месяцев все равно что один миг. Чтобы выяснить, куда Моргана перебралась, возможно, следует узнать, откуда она появилась.

– Что вы имеете в виду?

– История этого домовладения оказалась очень интересной. – Она посмотрела на парня из архива и махнула бледной рукой.

– Когда интересующие нас домовладельцы заполняли первичные формы договоров арендной платы, – начал он, – на седьмом этаже было четверо жильцов. – Его голос слегка дрожал, и раз или два взгляд метнулся к жутким куклам, в офисе Шринк ему явно было не по себе. Не охотник, просто обычный служащий, работающий на город. Свое кресло он отодвинул от красной черты, насколько возможно. Ни одна тифозная бактерия не доберется до него. – Мы проверили имена жильцов по городской базе данных и наткнулись на отчет за март этого года о пропавших людях.

– Только один отчет? – спросил я. – Мне показалось, они все пропали.

Он покачал головой.

– Нет, отнюдь не один человек пропал по одному и тому же адресу, и мы уже получили форму эм‑пэ двадцать шестьдесят три по данному поводу. Но убийство зафиксировано только одно. У полиции нет никаких догадок насчет того, что там произошло, в настоящий момент расследование зашло в тупик.

– Попробую угадать: погиб парень, который жил в квартире семьсот один.

«Как мило, что придется съесть его». Человек из архива кивнул.

– Правильно, семьсот один, Иисус Деланзо, фотограф двадцати семи лет. – Он взглянул на меня. Я промолчал, и он продолжил: – Квартиру семьсот два занимала Анжела Дрейфус, тридцать четыре года. Брокер.

– Где она живет сейчас?

Он нахмурился.

– Ее точного адреса у нас нет, только абонентский ящик в Бруклине и номер сотового телефона, который не отвечает.

– Что за анонимность? – спросила Шринк.

– И ее друзьям и родным не кажется странным, что она живет в абонентском ящике? – ехидно спросил я.

– Неизвестно, – ответил парень из архива. – Если они и тревожатся, то в полицию не обращались.

Я нахмурился. Сотрудник архива, однако, еще не закончил.

– В квартире семьсот три жила пара – Патриция и Джозеф Мур, обоим по двадцать восемь лет. И представьте себе: их почту пересылают на тот же абонентский ящик, что и у Анжелы Дрейфус, и номер мобильника у них и у нее тоже совпадает.

Он откинулся в кресле, скрестил ноги и улыбнулся, явно довольный тем, что выложил на мою тарелку такое сочное совпадение. Однако его последние слова пока не в полной мере дошли до меня, что‑то еще было не так.

– Это лишь три квартиры. А что насчет семьсот четвертой?

Он вскинул брови, проглядел свои распечатки и пожал плечами.

– Свободна.

– Свободна? – Я перевел взгляд на Шринк. – Но ведь именно там жила Моргана. Согласно хотя бы рекламной почте, которая все еще поступает.

Парень из архива кивнул.

– Почта никогда не переадресует рекламу.

– Но почему у вас нет записей на Моргану? Он покачал головой, роясь в своей папке.

– Потому что домовладелец не заполнял форму аренды на эту квартиру. Может, они позволили ей жить там бесплатно.

– Бесплатно? Ни малейшего шанса. Это квартира за три тысячи в месяц.

– На самом деле скорее за три с половиной тысячи, – поправил меня работник архива.

– Тем более.

– Арендная плата в этом доме не главное, Кэл, – сказала Шринк. – Обнаружилось и еще кое‑что, упущенное архивом, пока ты не навел их на мысль, что следует копнуть глубже.

Парень снова зарылся в свои бумаги.

– Вроде бы ничего такого, что обычно подталкивает нас начать расследование!.. Но это… странно. – Он развернул на коленях большую светокопию. – Согласно плану, у здания слишком глубокий фундамент, гораздо более глубокий и разветвленный, чем можно было ожидать.

– Фундамент? – переспросил я. – Вы имеете в виду ту часть, которая под землей?

Он кивнул.

– У них нет прав на постройку высокого здания, потому что оно загородило вид на реку. Поэтому они решили использовать кое‑какое добавочное пространство внизу. Там имеются несколько подвальных помещений, уходящих в скальное основание и более широких, чем само здание. Предположительно, это двухэтажный фитнес‑центр.

– Фитнес в подвале. – Я пожал плечами. – Ничего удивительного – в таком‑то дорогом доме.

Шринк выпрямилась в кресле.

– К несчастью, для оздоровления подвал не самое подходящее место. Они копали чересчур близко к туннелю метро, а там почва слишком пористая. Туннель был закончен всего лишь в тысяча девятьсот восьмом году. Не все, что расшевелило это вторжение, успокоилось даже сейчас.

– Не успокоилось? Спустя сто лет? – удивился я.

Шринк сложила пальцы домиком.

– Крупные создания внизу пробуждаются медленно, Малыш. И медленно успокаиваются.

Я сглотнул ком в горле. Во всех старых городах мира существует свой вариант Ночного Дозора, и все они нервничают, когда граждане ведут земляные работы. Асфальт существует по очень веской причине – чтобы проложить что‑то твердое между нами и созданиями, обитающими в подземном мире.

– Не исключено, что новое рытье вскрыло нижние слои, – продолжала Шринк, – и нечто очень древнее полезло наверх.

– Думаете, они вскрыли крупное скопление крыс?

Ни тот ни другая не ответили.

Помните, что я рассказывал о крысах – разносчиках нашего заболевания? Как «семья», потерявшая инферна, сохраняет паразита в своей крови? Такие «семьи» могут долгое время после смерти своих инфернов передавать заболевание от поколения к поколению. Старые города носят паразита в собственных «костях», вроде того как ветряная оспа живет в вашем позвоночном столбе на протяжении десятилетий, дожидаясь, пока вы состаритесь и она сможет вырваться наружу ужасными волдырями.

– Центр здоровья, да? – Я покачал головой. – Вот, оказывается, из‑за чего все неприятности.

– Возможно, это нечто большее, чем скопление крыс, Кэл. Возможно, нам придется столкнуться с созданиями крупнее крыс и инфернов. – Шринк помолчала. – И потом… есть же владельцы.

– Владельцы? – спросил я.

Человек из архива бросил взгляд на Шринк, а она посмотрела на меня.

– Первые поселенцы, – сказала она.

– Вот дерьмо!

Кое‑ что о носителях Ночного Дозора: они особо неравнодушны к семьям, именами которых названы старейшие улицы города. В 1600‑х Новый Амстердам был маленьким городком, на несколько тысяч человек, и все приходились друг другу кузенами, или дядями, или работниками по контракту. Преданность уходит корнями далеко в прошлое, она в крови.

– Кто это? Бурамы? Стайсы?

Глаза Шринк превратились в щелочки, рука сделала неопределенный жест в сторону полузабытого мира за стенами дома.

– Если память мне не изменяет, Джозеф когда‑то жил на этой самой улице. И Аарон построил свой первый дом на Годден‑хилл, там, где сейчас пересекаются Голден‑стрит и Фултон‑стрит. А ферма Медкефа Райдера была чуть севернее – он выращивал пшеницу на поле позади Зеленой улицы, хотя в наши дни это поле носит название Таймс‑сквер. И в Бруклине они имели другие участки обрабатываемой земли. Славные были парни, эти Райдеры, и, уверена, Ночной Мэр поддерживает отношения с их потомками.

Я с трудом смог заговорить.

– Райдеры, вы сказали?

– Да, – подтвердил парень из архива.

Я снова сглотнул.

– Мою предшественницу зовут Моргана Райдер.

– Ну, тогда у нас точно проблема, – сказала Шринк.

Парень из архива – его, как выяснилось, звали Чип – отвел меня вниз, в свой крошечный кабинет.

Мы занялись изучением истории туннеля метро Хобокена, которая оказалась гораздо более волнующей, чем вы можете себе представить.

– Первый инцидент произошел в тысяча восемьсот восьмидесятом, погибли двадцать рабочих, – сказал Чип. – Во время второго, в тысяча восемьсот восемьдесят втором, погибло чуть больше. Предположительно в обоих случаях произошли взрывы, в доказательство чего компания продемонстрировала куски тел.

– Удобно, – заметил я.

– И зрелищно. – Чип усмехнулся. Вне пристальных взглядов бездушных кукол Шринк он мог позволить себе маленькое нарушение в виде смеха. – В результате проект заморозили на два десятилетия. Инциденты зафиксировали и в Джерси, но на этой стороне реки мы никогда не верили в их «легенду».

– Почему?

– Существуют древние туннели, проходящие через скальную породу в этих местах. Однако вокруг туннеля подземки они… новее. – Его палец заскользил вдоль туннеля по разложенной на столе светокопии. – Заметь, Кэл, если сложить число всех растений и животных, существующих под землей, получится больше того, что обитает наверху. Около миллиарда организмов в каждой щепотке почвы.

– Да, но никто из них не велик настолько, чтобы сожрать двадцать человек.

Он понизил голос.

– Однако именно это и происходит после того, как человека похоронят, Малыш. Твари в земле сжирают его.

«Великолепно! – озлился я. – Теперь уже архивист называет меня Малышом».

– Ладно, Чип. Однако черви не едят человека, пока он жив.

– Существует пищевая цепочка, и что‑то должно быть на ее вершине.

– У вас, так я понимаю, нет никаких зацепок?

Чип покачал головой.

– Почему же? Есть зацепки. Эти туннели очень похожи на те, которые прорывают земляные черви.

Я нахмурился и опустил взгляд на светокопии дома Ласи. Выполненные тонкими линиями эскизы – точно масштабированные, усыпанные крошечными символами – демонстрировали исключительно очертания ходов, прорезанных в почве человеческими машинами. Ни намека на то, с чем сталкиваешься, опустившись под землю.

– Думаешь, там живут гигантские черви? Мне казалось, вы у себя в архиве склонны немного больше… придерживаться фактов.

– Ну, да… нам приходится читать много странных материалов. – Он ткнул ручкой на край уровня с пометкой «Фитнес‑центр». – Кто‑то, должно быть, заметил вот эту несуразность – и не поленился заполнить огромную форму эс‑тэ пятьдесят семь. – Он постучал ручкой. – Выемка грунта происходила слишком глубоко, чтобы воспринимать это спокойно. Всего несколькими ярдами выше вытяжной системы метро. Малейшее отклонение от этих планов, и они соединились бы.

– Соединились с чем?

– Ты когда‑нибудь видел большие вышки у реки? Вентиляторы около восьмидесяти футов в поперечнике круглые сутки всасывают там воздух. Плохо.

– Воздух плохой?

– Они качают туда кислород! – Чип покачал головой и с видом отвращения бросил ручку на планы. – Это все равно что лить удобрения на сорняки. Нехватка кислорода – фактор, ограничивающий рост подпочвенного биома!

– Ах, значит, твари растут. Однако, в конце концов, эти «взрывы» в Джерси произошли сто двадцать лет назад. В наше время мы просто говорим «крысы», правильно?

– Наверное.

– Наверное. Замечательно.

Стоя здесь в полутьме, я внезапно осознал, что вообще‑то мы с Чипом прямо сейчас находимся под землей и над нашими головами тонны скрепленных известковым раствором кирпичей. Под потолком поскрипывал вентилятор, нагнетая кислород; без трепещущего света флуоресцентных ламп здесь было бы слишком темно даже для моих глаз инферна. Ниже лежала враждебная территория – место для трупов, и червей, и более крупных тварей, пожирающих червей, и еще более крупных тварей, пожирающих этих тварей…

– Однако наши парни из подземки говорят, что под вытяжными вышками есть места, которых рабочие избегают, – добавил Чип. – Не то чтобы они официально признаны опасными, просто туда никто больше не ходит.

– Замечательно. И как эти места близко к дому Морганы?

– Не очень далеко. Ярдов двести.

Я сморщил нос, как если бы в кабинет проник дурной запах. Почему я не сумел утратить невинность самым обычным способом? Безо всяких вампирских инфекций и подземных опасностей.

– Ладно. Так как я лучше всего могу туда попасть?

– Через переднюю дверь. – Чип провел пальцем по планам здания и остановился на группе символов. – Вот в этом месте у них главный узел охраны; камеры повсюду, в особенности на нижних уровнях.

– Дерьмо.

– Я подумал, у тебя ведь есть помощник внутри. Эта девушка, о которой ты писал в форме одиннадцать пятьдесят восемь эс? Та, которая живет там сейчас? Скажи ей, что хочешь проверить подвал.

– Она не одобряет моих методов. Я предпочитаю взлом. Любые замки для меня пара пустяков.

Чип вскинул бровь.

– Может, санитарный жетон? – продолжил я. – Санитарного инспектора центров здоровья?

– Что произошло между тобой и ею?

– Ничего!

– Ты можешь доверять мне, Малыш.

Я застонал, но Чип сковал меня взглядом больших карих глаз.

– Послушай, просто она… Мы с ней… – Мой голос сошел на нет. – Просто имел место Инцидент Проявления Сверхчеловеческих Качеств. Ну, типа того.

– Просто? – Чип нахмурился. – Ты заполнил форму ай‑пи двадцать четыре?


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 93; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!