Алексею Александровичу Чаброву 4 страница
Ах, с топочущих стогн
В легкий жертвенный огнь
Рощ! В великий покой
Мхов! В струение хвой...
Древа вещая весть!
Лес, вещающий: Есть
Здесь, над сбродом кривизн –
Совершенная жизнь:
Где ни рабств, ни уродств,
Там, где всё во весь рост,
Там, где правда видней:
По ту сторону дней...
Сентября 1922
5. “Беглецы? – Вестовые…”
Беглецы? – Вестовые?
Отзовись, коль живые!
Чернецы верховые,
В чащах Бога узрев?
Сколько мчащих сандалий!
Сколько пышущих зданий!
Сколько гончих и ланей –
В убеганье дерев!
Лес! Ты нынче – наездник!
То, что люди болезнью
Называют: последней
Судорогою древес –
Это – в платье просторном
Отрок, нектаром вскормлен.
Это – сразу и с корнем
Ввысь сорвавшийся лес!
Нет, иное: не хлопья –
В сухолистом потопе!
Вижу: опрометь копий,
Слышу: рокот кровей!
И в разверстой хламиде
Пролетая – кто видел?! –
То Саул за Давидом:
Смуглой смертью своей!
Октября 1922
6. “Не краской, не кистью…”
Не краской, не кистью!
Свет – царство его, ибо сед.
Ложь – красные листья:
Здесь свет, попирающий цвет.
Цвет, попранный светом.
Свет – цвету пятою на грудь.
Не в этом, не в этом
ли: тайна, и сила и суть
Осеннего леса?
Над тихою заводью дней
Как будто завеса
Рванулась – и грозно за ней...
Как будто бы сына
Провидишь сквозь ризу разлук –
Слова: Палестина
Встают, и Элизиум вдруг...
Струенье... Сквоженье...
|
|
Сквозь трепетов мелкую вязь –
Свет, смерти блаженнее
И – обрывается связь.
Осенняя седость.
Ты, Гётевский апофеоз!
Здесь многое спелось,
А больше еще – расплелось.
Так светят седины:
Так древние главы семьи –
Последнего сына,
Последнейшего из семи –
В последние двери –
Простертым свечением рук...
(Я краске не верю!
Здесь пурпур – последний из слуг!)
...Уже и не светом:
Каким‑то свеченьем светясь...
Не в этом, не в этом
ли – и обрывается связь.
Так светят пустыни.
И – больше сказав, чем могла:
Пески Палестины,
Элизиума купола...
Октября 1922
7. “Та, что без видения спала…”
Та, что без видения спала –
Вздрогнула и встала.
В строгой постепенности псалма,
Зрительною скалой –
Сонмы просыпающихся тел:
Руки! – Руки! – Руки!
Словно воинство под градом стрел,
Спелое для муки.
Свитки рассыпающихся в прах
Риз, сквозных как сети.
Руки, прикрывающие пах,
(Девственниц!) – и плети
Старческих, не знающих стыда...
Отроческих – птицы!
Конницею на трубу суда!
Стан по поясницу
Выпростав из гробовых пелен –
Взлет седобородый:
Есмь! – Переселенье! – Легион!
Целые народы
Выходцев! – На милость и на гнев!
Види! – Буди! – Вспомни!
|
|
...Несколько взбегающих дерев
Вечером, на всхолмье.
Октября 1922
8. “Кто‑то едет – к смертной победе…”
Кто‑то едет – к смертной победе
У деревьев – жесты трагедий.
Иудеи – жертвенный танец!
У деревьев – трепеты таинств.
Это – заговор против века:
Веса, счета, времени, дроби.
Се – разодранная завеса:
У деревьев – жесты надгробий...
Кто‑то едет. Небо – как въезд.
У деревьев – жесты торжеств.
Мая 1923
9. “Каким наитием…”
Каким наитием,
Какими истинами,
О чем шумите вы,
Разливы лиственные?
Какой неистовой
Сивиллы таинствами –
О чем шумите вы,
О чем беспамятствуете?
Что в вашем веяньи?
Но знаю – лечите
Обиду Времени –
Прохладой Вечности.
Но юным гением
Восстав – порочите
Ложь лицезрения
Перстом заочности.
Чтоб вновь, как некогда,
Земля – казалась нам.
Чтобы под веками
Свершались замыслы.
Чтобы монетами
Чудес – не чваниться!
Чтобы под веками
Свершались таинства!
И прочь от прочности!
И прочь от срочности!
В поток! – В пророчества
Речами косвенными...
Листва ли – листьями?
Сивилла ль – выстонала?
...Лавины лиственные,
Руины лиственные...
Мая 1923
(Два последних стихотворения перенесены сюда из будущего по внутренней принадлежности (примеч. М. Цветаевой).)
|
|
“Золото моих волос…”
Золото моих волос
Тихо переходит в седость.
– Не жалейте! Всё сбылось,
Всё в груди слилось и спелось.
Спелось – как вся даль слилась
В стонущей трубе окрайны.
Господи! Душа сбылась:
Умысел твой самый тайный.
Несгорающую соль
Дум моих – ужели пепел
Фениксов отдам за смоль
Временных великолепий?
Да и ты посеребрел,
Спутник мой! К громам и дымам,
К молодым сединам дел–
Дум моих причти седины.
Горделивый златоцвет,
Роскошью своей не чванствуй:
Молодым сединам бед
Лавр пристал – и дуб гражданский.
Между 17 и 23 сентября 1922
Заводские
1. “Стоят в чернорабочей хмури…”
Стоят в чернорабочей хмури
Закопченные корпуса.
Над копотью взметают кудри
Растроганные небеса.
В надышанную сирость чайной
Картуз засаленный бредет.
Последняя труба окрайны
О праведности вопиет.
Труба! Труба! Лбов искаженных
Последнее: еще мы тут!
Какая на‑смерть осужденность
В той жалобе последних труб!
Как в вашу бархатную сытость
Вгрызается их жалкий вой!
Какая заживо‑зарытость
И выведенность на убой!
|
|
А Бог? – По самый лоб закурен,
Не вступится! Напрасно ждем!
Над койками больниц и тюрем
Он гвоздиками пригвожден.
Истерзанность! Живое мясо!
И было так и будет – до
Скончания.
– Всем песням насыпь,
И всех отчаяний гнездо:
Завод! Завод! Ибо зовется
Заводом этот черный взлет.
К отчаянью трубы заводской
Прислушайтесь – ибо зовет
Завод. И никакой посредник
Уж не послужит вам тогда,
Когда над городом последним
Взревет последняя труба.
Сентября 1922
2. “Книгу вечности на людских устах…”
Книгу вечности на людских устах
Не вотще листав –
У последней, последней из всех застав,
Где начало трав
И начало правды... На камень сев,
Птичьим стаям вслед...
Ту последнюю – дальнюю – дальше всех
Дальних – дольше всех...
Далечайшую...
Говорит: приду!
И еще: в гробу!
Труднодышащую – наших дел судью
И рабу – трубу.
Что над городом утвержденных зверств
Прокаженных детств,
В дымном олове – как позорный шест
Поднята, как перст.
Голос шахт и подвалов,
– Лбов на чахлом стебле! –
Голос сирых и малых,
Злых – и правых во зле:
Всех прокопченных, коих
Черт за корку купил!
Голос стоек и коек,
Рычагов и стропил.
Кому – нету отбросов!
Сам – последний ошмёт!
Голос всех безголосых
Под бичом твоим, – Тот!
Погребов твоих щебет,
Где растут без луча.
Кому нету отребьев:
Сам – с чужого плеча!
Шевельнуться не смеет.
Родился – и лежи!
Голос маленьких швеек
В проливные дожди.
Черных прачешен кашель,
Вшивой ревности зуд.
Крик, что кровью окрашен:
Там, где любят и бьют...
Голос, бьющийся в прахе
Лбом – о кротость Твою,
(Гордецов без рубахи
Голос – свой узнаю!)
Еженощная ода
Красоте твоей, твердь!
Всех – кто с черного хода
В жизнь, и шепотом в смерть.
У последней, последней из всех застав,
Там, где каждый прав –
Ибо все бесправны – на камень встав,
В плеске первых трав...
И навстречу, с безвестной
Башни – в каторжный вой:
Голос правды небесной
Против правды земной.
Сентября 1922
“Это пеплы сокровищ…”
Это пеплы сокровищ:
Утрат, обид.
Это пеплы, пред коими
В прах – гранит.
Голубь голый и светлый,
Не живущий четой.
Соломоновы пеплы
Над великой тщетой.
Беззакатного времени
Грозный мел.
Значит Бог в мои двери –
Раз дом сгорел!
Не удушенный в хламе,
Снам и дням господин,
Как отвесное пламя
Дух – из ранних седин!
И не вы меня предали,
Годы, в тыл!
Эта седость – победа
Бессмертных сил.
Сентября 1922
“А любовь? Для подпаска…”
А любовь? Для подпаска
В руки бьющего снизу.
Трехсекундная встряска
На горах Парадиза.
Эти ады и раи,
Эти взлеты и бездны –
Только бренные сваи
В легкой сцепке железной.
– Накаталась! – Мгновенья
Зубы стиснув – за годы,
В сновиденном паденье
Сердца – вглубь пищевода.
Юным школьникам – басни!
Мы ж за оду, в которой
Высь – не на смех, а на смерть:
Настоящие горы!
Сентября 1922
“Спаси Господи, дым…”
Спаси Господи, дым!
– Дым‑то, Бог с ним! А главное – сырость!
С тем же страхом, с каким
Переезжают с квартиры:
С той же лампою‑вплоть, –
Лампой нищенств, студенчеств, окраин.
Хоть бы деревце хоть
Для детей! – И каков‑то хозяин?
И не слишком ли строг
Тот, в монистах, в монетах, в туманах,
Непреклонный как рок
Перед судорогою карманов.
И каков‑то сосед?
Хорошо б холостой, да потише!
Тоже сладости нет
В том‑то в старом – да нами надышан
Дом, пропитан насквозь!
Нашей затхлости запах! Как с ватой
В ухе – спелось, сжилось!
Не чужими: своими захватан!
Стар‑то стар, сгнил‑то сгнил,
А всё мил... А уж тут: номера ведь!
Как рождаются в мир
Я не знаю: но так умирают.
Сентября 1922
Хвала богатым
И засим, упредив заране,
Что меж мной и тобою – мили!
Что себя причисляю к рвани,
Что честно мое место в мире:
Под колесами всех излишеств:
Стол уродов, калек, горбатых...
И засим, с колокольной крыши
Объявляю: люблю богатых!
За их корень, гнилой и шаткий,
С колыбели растящий рану,
За растерянную повадку
Из кармана и вновь к карману.
За тишайшую просьбу уст их,
Исполняемую как окрик.
И за то, что их в рай не впустят,
И за то, что в глаза не смотрят.
За их тайны – всегда с нарочным!
За их страсти – всегда с рассыльным!
За навязанные им ночи,
(И целуют и пьют насильно!)
И за то, что в учетах, в скуках,
В позолотах, в зевотах, в ватах,
Вот меня, наглеца, не купят –
Подтверждаю: люблю богатых!
А еще, несмотря на бритость,
Сытость, питость (моргну – и трачу!)
За какую‑то – вдруг – побитость,
За какой‑то их взгляд собачий
Сомневающийся...
– не стержень
ли к нулям? Не шалят ли гири?
И за то, что меж всех отверженств
Нет – такого сиротства в мире!
Есть такая дурная басня:
Как верблюды в иглу пролезли.
...За их взгляд, изумленный на‑смерть,
Извиняющийся в болезни,
Как в банкротстве... “Ссудил бы... Рад бы –
Да”...
За тихое, с уст зажатых:
“По каратам считал, я – брат был”...
Присягаю: люблю богатых!
Сентября 1922
Бог
1. “Лицо без обличия…”
Лицо без обличия.
Строгость. – Прелесть.
Все ризы делившие
В тебе спелись.
Листвою опавшею,
Щебнем рыхлым.
Все криком кричавшие
В тебе стихли.
Победа над ржавчиной –
Кровью – сталью.
Все навзничь лежавшие
В тебе встали.
Октября 1922
2. “Нищих и горлиц…”
Нищих и горлиц
Сирый распев.
То не твои ли
Ризы простерлись
В беге дерев?
Рощ, перелесков.
Книги и храмы
Людям отдав – взвился.
Тайной охраной
Хвойные мчат леса:
– Скроем! – Не выдадим!
Следом гусиным
Землю на сон крестил.
Даже осиной
Мчал – и ее простил:
Даже за сына!
Нищие пели:
– Темен, ох, темен лес!
Нищие пели:
– Сброшен последний крест!
Бог из церквей воскрес!
Октября 1922
3. “О, его не привяжете…”
О, его не привяжете
К вашим знакам и тяжестям!
Он в малейшую скважинку,
Как стройнейший гимнаст...
Разводными мостами и
Перелетными стаями,
Телеграфными сваями
Бог – уходит от нас.
О, его не приучите
К пребыванью и к участи!
В чувств оседлой распутице
Он – седой ледоход.
О, его не догоните!
В домовитом поддоннике
Бог – ручною бегонией
На окне не цветет!
Все под кровлею сводчатой
Ждали зова и зодчего.
И поэты и летчики –
Все отчаивались.
Ибо бег он – и движется.
Ибо звездная книжища
Вся: от Аз и до Ижицы, –
След плаща его лишь!
Октября 1922
“Так, заживо раздав…”
Так, заживо раздав,
Поровну, без обиды,
Пользующийся – прав.
Шагом Семирамиды,
Спускающейся в пруд
Лестницей трав несмятых,
И знающей, что ждут
Ризы – прекрасней снятых
По выходе из вод...
Октября 1922
Рассвет на рельсах
Покамест день не встал
С его страстями стравленными,
Из сырости и шпал
Россию восстанавливаю.
Из сырости – и свай,
Из сырости – и серости.
Покамест день не встал
И не вмешался стрелочник.
Туман еще щадит,
Еще в холсты запахнутый
Спит ломовой гранит,
Полей не видно шахматных...
Из сырости – и стай...
Еще вестями шалыми
Лжет вороная сталь –
Еще Москва за шпалами!
Так, под упорством глаз –
Владением бесплотнейшим
Какая разлилась
Россия – в три полотнища!
И – шире раскручу!
Невидимыми рельсами
По сырости пущу
Вагоны с погорельцами:
С пропавшими навек
Для Бога и людей!
(Знак: сорок человек
И восемь лошадей).
Так, посредине шпал,
Где даль шлагбаумом выросла,
Из сырости и шпал,
Из сырости – и сирости,
Покамест день не встал
С его страстями стравленными –
Во всю горизонталь
Россию восстанавливаю!
Без низости, без лжи:
Даль – да две рельсы синие...
Эй, вот она! – Держи!
По линиям, по линиям...
Октября 1922
“В сиром воздухе загробном…”
В сиром воздухе загробном –
Перелетный рейс...
Сирой проволоки вздроги,
Повороты рельс...
Точно жизнь мою угнали
По стальной версте –
В сиром мороке – две дали...
(Поклонись Москве!)
Точно жизнь мою убили.
Из последних жил
В сиром мороке в две жилы
Истекает жизнь.
Октября 1922
“Не надо ее окликать…”
Не надо ее окликать:
Ей оклик – что охлест. Ей зов
Твой – раною по рукоять.
До самых органных низов
Встревожена – творческий страх
Вторжения – бойся, с высот
– Все крепости на пропастях! –
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 152; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!