Алексею Александровичу Чаброву 1 страница
Не ревновать и не клясть,
В грудь призывая – все стрелы!
Дружба! – Последняя страсть
Недосожженного тела.
В сердце, где белая даль,
Гладь – равноденствие – ближний,
Смертолюбивую сталь
Переворачивать трижды.
Знать: не бывать и не быть!
В зоркости самоуправной
Как черепицами крыть
Молниеокую правду.
Рук непреложную рознь
Блюсть, костенея от гнева.
– Дружба! – Последняя кознь
Недоказненного чрева.
Января 1922
“По нагориям…”
По нагориям,
По восхолмиям,
Вместе с зорями,
С колокольнями,
Конь без удержу,
– Полным парусом! –
В завтра путь держу,
В край без праотцев.
Не орлицей звать
И не ласточкой.
Не крестите, –
Не родилась еще!
Суть двужильная.
Чужедальняя.
Вместе с пильнями,
С наковальнями,
Вздох – без одыши,
Лоб – без огляди,
В завтра речь держу
Потом огненным.
Пни да рытвины, –
Не взялась еще!
Не судите!
Не родилась еще!
Тень – вожатаем,
Тело – за версту!
Поверх закисей,
Поверх ржавостей,
Поверх старых вер,
Новых навыков,
В завтра, Русь, – поверх
Внуков – к правнукам!
(Мертвых Китежей
Что нам – пастбища?)
Возлюбите!
Не родилась еще!
Серпы убраны,
Столы с яствами.
Вместе с судьбами,
Вместе с царствами.
Полукружием,
– Солнцем за море! –
В завтра взор межу:
– Есмь! – Адамово.
Дыхом‑пыхом – дух!
Одни – поножи.
– Догоняй, лопух!
На седьмом уже!
Января 1922
|
|
|
“Не похорошела за годы разлуки…”
С. Э.
Не похорошела за годы разлуки!
Не будешь сердиться на грубые руки,
Хватающиеся за хлеб и за соль?
– Товарищества трудовая мозоль!
О, не прихорашивается для встречи
Любовь. – Не прогневайся на просторечье
Речей, – не советовала б пренебречь:
То летописи огнестрельная речь.
Разочаровался? Скажи без боязни!
То – выкорчеванный от дружб и приязней
Дух. – В путаницу якорей и надежд
Прозрения непоправимая брешь!
Января 1922
“Верстами – врозь – разлетаются брови…”
Верстами – врозь – разлетаются брови.
Две достоверности розной любови,
Черные возжи‑мои‑колеи –
Дальнодорожные брови твои!
Ветлами – вслед – подымаются руки.
Две достоверности верной разлуки,
Кровь без слезы пролитая!
По ветру жизнь! – Брови твои!
Летописи лебединые стрелы,
Две достоверности белого дела,
Радугою – в Божьи бои
Вброшенные – брови твои!
Января 1922
Посмертный марш
Добровольчество – это добрая воля к смерти...
(Попытка толкования)
И марш вперед уже,
Трубят в поход.
О, как встает она,
О как встает...
Уронив лобяной облом
В руку, судорогой сведенную,
– Громче, громче! – Под плеск знамен
|
|
|
Не взойдет уже в залу тронную!
И марш вперед уже,
Трубят в поход.
О, как встает она,
О как встает...
Не она ль это в зеркалах
Расписалась ударом сабельным?
В едком верезге хрусталя
Не ее ль это смех предсвадебный?
И марш вперед уже,
Трубят в поход.
О, как встает она,
О как –
Не она ли из впалых щек
Продразнилась крутыми скулами?
Не она ли под локоток:
– Третьим, третьим вчерась прикуривал!
И марш вперед уже,
Трубят в поход.
О как –
А – в просторах – Норд‑Ост и шквал.
– Громче, громче промежду ребрами! –
Добровольчество! Кончен бал!
Послужила вам воля добрая!
И марш вперед уже,
Трубят –
Не чужая! Твоя! Моя!
Всех как есть обнесла за ужином!
– Долгой жизни, Любовь моя!
Изменяю для новой суженой...
И марш –
Января 1922
“Завораживающая! Крест…”
Завораживающая! Крест
На крест складывающая руки!
Разочарование! Не крест
Ты – а страсть, как смерть и как разлука.
Развораживающий настой,
Сладость обморочного оплыва...
Что настаивающий нам твой
Хрип, обезголосившая дива –
Жизнь! – Без голосу вступает в дом,
В полной памяти дает обеты,
В нежном голосе полумужском –
Безголосицы благая Лета...
|
|
|
Уж немногих я зову на ты,
Уж улыбки забываю важность...
– То вдоль всей голосовой версты
Разочарования протяжность.
Января 1922
“А и простор у нас татарским стрелам…”
А и простор у нас татарским стрелам!
А и трава у нас густа – бурьян!
Не курским соловьем осоловелым,
Что похотью своею пьян,
Свищу над реченькою румянистой,
Той реченькою‑не старей.
Покамест в неширокие полсвиста
Свищу – пытать богатырей.
Ох и рубцы ж у нас пошли калеки!
– Алешеньки‑то кровь, Ильи! –
Ох и красны ж у нас дымятся реки,
Малиновые полыньи.
В осоловелой оторопи банной –
Хрип княжеский да волчья сыть.
Всей соловьиной глоткой разливанной
Той оторопи не покрыть.
Вот и молчок‑то мой таков претихий,
Что вывелась моя семья.
Меж соловьев слезистых – соколиха,
А род веду – от Соловья.
Февраля 1922
“Не приземист – высокоросл…”
Не приземист – высокоросл
Стан над выравненностью грядок.
В густоте кормовых ремесл
Хоровых не забыла радуг.
Сплю – и с каждым батрацким днем
Тверже в памяти благодарной,
Что когда‑нибудь отдохнем
В верхнем городе Леонардо.
Февраля 1922
“Слезы – на лисе моей облезлой…”
|
|
|
Слезы – на лисе моей облезлой!
Глыбой – чересплечные ремни!
Громче паровозного железа,
Громче левогрудой стукотни –
Дребезг подымается над щебнем,
Скрежетом по рощам, по лесам.
Точно кто вгрызающимся гребнем
Разом – по семи моим сердцам!
Родины моей широкоскулой
Матерный, бурлацкий перегар,
Или же – вдоль насыпи сутулой
Шепоты и топоты татар.
Или мужичонка, на круг должный,
За косу красу – да о косяк?
(Может, людоедица с Поволжья
Склабом – о ребяческий костяк?)
Аль Степан всплясал, Руси кормилец?
Или же за кровь мою, за труд –
Сорок звонарей моих взбесились –
И болярыню свою поют...
Сокол – перерезанные путы!
Шибче от кровавой колеи!
– То над родиной моею лютой
Исстрадавшиеся соловьи.
Февраля 1922
Дочь Иаира
1
Мимо иди!
Это великая милость.
Дочь Иаира простилась
С куклой (с любовником!) и с красотой
Этот просторный покрой
Юным к лицу.
2
В просторах покроя –
Потерянность тела,
Посмертная сквозь.
Девица, не скроешь,
Что кость захотела
От косточки врозь.
Зачем, равнодушный,
Противу закону
Спешащей реки –
Слез женских послушал
И отчего стону –
Душе вопреки!
Сказал – и воскресла,
И смутно, по памяти,
В мир хлеба и лжи.
Но поступь надтреснута,
Губы подтянуты,
Руки свежи.
И всё как спросоньица
Немеют конечности.
И в самый базар
С дороги не тронется
Отвесной. – То Вечности
Бессмертный загар.
Привыкнет – и свыкнутся.
И в белом, как надобно,
Меж плавных сестер...
То юную скрытницу
Лавиною свадебной
Приветствует хор.
Рукой его согнута,
Смеется – всё заново!
Всё роза и гроздь!
Но между любовником
И ею – как занавес
Посмертная сквозь.
Февраля 1922
“На пушок девичий, нежный…”
На пушок девичий, нежный –
Смерть серебряным загаром.
Тайная любовь промежду
Рукописью – и пожаром.
Рукопись – пожару хочет,
Девственность – базару хочет,
Мраморность – загару хочет,
Молодость – удару хочет!
Смерть, хватай меня за косы!
Подкоси румянец русый!
Татарве моей раскосой
В ножки да не поклонюся!
– Русь!!!
Февраля 1922
“На заре – наимедленнейшая кровь…”
На заре – наимедленнейшая кровь,
На заре – наиявственнейшая тишь.
Дух от плоти косной берет развод,
Птица клетке костной дает развод.
Око зрит – невидимейшую даль,
Сердце зрит – невидимейшую связь...
Ухо пьет – неслыханнейшую молвь.
Над разбитым Игорем плачет Див...
Февраля 1922
“Переселенцами…”
Переселенцами –
В какой Нью‑Йорк?
Вражду вселенскую
Взвалив на горб –
Ведь и медведи мы!
Ведь и татары мы!
Вшами изъедены
Идем – с пожарами!
Покамест – в долг еще!
А там, из тьмы –
Сонмы и полчища
Таких, как мы.
Полураскосая
Стальная щель.
Дикими космами
От плеч – метель.
– Во имя Господа!
Во имя Разума! –
Ведь и короста мы,
Ведь и проказа мы!
Волчьими искрами
Сквозь вьюжный мех –
Звезда российская:
Противу всех!
Отцеубийцами –
В какую дичь?
Не ошибиться бы,
Вселенский бич!
“Люд земледельческий,
Вставай с постелею!”
И вот с расстрельщиком
Бредет расстрелянный,
И дружной папертью,
– Рвань к голытьбе:
“Мир белоскатертный!
Ужо тебе!”
Февраля 1922
Площадь
Ока крылатый откос:
Вброд или вдоль стен?
Знаю и пью робость
В чашечках ко – лен.
Нет голубям зерен,
Нет площадям трав,
Ибо была – морем
Площадь, кремнем став.
Береговой качки
.... злей
В башни не верь: мачты
Гиблых кораб – лей...
Грудь, захлебнись камнем...
<1922>
“Сомкнутым строем…”
Сомкнутым строем –
Противу всех.
Дай же спокойно им
Спать во гробех.
Ненависть, – чти
Смертную блажь!
Ненависть, спи:
Рядышком ляжь!
В бранном их саване –
Сколько прорех!
Дай же им правыми
Быть во гробех.
Враг – пока здрав,
Прав – как упал.
Мертвым – устав
Червь да шакал.
Вместо глазниц –
Черные рвы.
Ненависть, ниц:
Сын – раз в крови!
Собственным телом
Отдал за всех...
Дай же им белыми
Быть во гробех.
Февраля 1922
Сугробы
Эренбургу
<1>. “Небо катило сугробы…”
Небо катило сугробы
Валом в полночную муть.
Как из единой утробы –
Небо – и глыбы – и грудь.
Над пустотой переулка,
По сталактитам пещер
Как раскатилося гулко
Вашего имени Эр!
Под занавескою сонной
Не истолкует Вам Брюс:
Женщины – две – и наклонный
Путь в сновиденную Русь.
Грому небесному тесно!
– Эр! – леопардова пасть.
(Женщины – две – и отвесный
Путь в сновиденную страсть...)
Эр! – необорная крепость!
Эр! – через чрево – вперед!
Эр! – в уплотненную слепость
Недр – осиянный пролет!
Так, между небом и нёбом,
– Радуйся же, маловер! –
По сновиденным сугробам
Вашего имени Эр.
Февраля 1922
<2>. “Не здесь, где связано…”
Не здесь, где связано,
А там, где велено.
Не здесь, где Лазари
Бредут с постелею,
Горбами вьючными
О щебень дней.
Здесь нету рученьки
Тебе – моей.
Не здесь, где скривлено,
А там, где вправлено,
Не здесь, где с крыльями
Решают – саблями,
Где плоть горластая
На нас: добей!
Здесь нету дарственной
Тебе – моей.
Не здесь, где спрошено,
Там, где отвечено.
Не здесь, где крошева
Промеж – и месива
Смерть – червоточиной,
И ревность‑змей.
Здесь нету вотчины
Тебе – моей.
И не оглянется
Жизнь крутобровая!
Здесь нет свиданьица!
Здесь только проводы,
Здесь слишком спутаны
Концы ремней...
Здесь нету утрени
Тебе – моей.
Не двор с очистками –
Райскими кущами!
Не здесь, где взыскано,
Там, где отпущено,
Где вся расплёскана
Измена дней.
Где даже слов‑то нет:
– Тебе – моей...
Февраля 1922
<3>. “Широкое ложе для всех моих рек…”
Широкое ложе для всех моих рек –
Чужой человек.
Прохожий, в которого руки – как в снег
Всей жаркостью век
Виновных, – которому вслед я и вслед,
В гром встречных телег.
Любовник, которого может и нет,
(Вздох прожит – и нет!)
Чужой человек,
Дорогой человек,
Ночлег‑человек,
Навек‑человек!
– Невемый! – На сале змеином, без свеч,
Хлеб свадебный печь.
В измену! – Руслом расставаний, не встреч
Реке моей бечь.
– В свиданье! – А коли темна моя речь –
Дом каменный с плеч!
Над рвом расставаний, над воркотом встреч –
Реки моей речь...
Простор‑человек,
Ниотколь‑человек,
Сквозь‑пол – человек,
Прошел‑человек.
Февраля 1922
<4>. “А уж так: ни о чем…”
А уж так: ни о чем!
Не плечом‑не бочком,
Не толчком‑локотком, –
Говорком, говорком.
В горле – легкий громок,
Голос встречных дорог,
От судьбы ветерок:
Говорок, говорок.
От крутой орлиной страсти –
Перстенек на пальце.
А замешено то счастье
На змеином сальце.
А не хошь – не бери!
Может, ветер в двери,
Может, встречные три, –
А и сам разбери!
Хошь и крут мой порог –
Потрудись, паренек!
Не с горохом пирог, –
Сахарок‑говорок!
Закажи себе на ужин,
Господин хороший,
Закажи себе жемчужин,
Горловых горошин.
Голубиных тех стай
Воркот, розовый рай?
Ай река через край?
Две руки подставляй!
Может, путь‑мой‑широк
Покатил перстенек
Мимо рук – да в сугроб?
Воркоток‑говорок.
Распаял мое запястье
Ветерок февральский.
А замешено то счастье
На змеином сальце...
В ожерелье – сто бус.
Сорок ртов, один кус.
Ох сокол‑мой‑безус,
Не божусь, не клянусь!
(Может, гость‑хромоног
Костылем о порог?
Вдоль хребта холодок –
Рокоток‑говорок!)
Как на красной на слободке
Муж жену зарезал.
А моя добыча в глотке –
Не под грудью левой!
От тебя, палача,
Книзу пламем свеча.
Нашей мглы епанча –
Счастье с лева плеча!..
От румяных от щек –
Шаг – до черных до дрог!
Шелку ярый шнурок:
Ремешок‑говорок!
Марта 1922
<5>. “В ворко‑клекочущий зоркий круг…”
В ворко‑клекочущий зоркий круг –
Голуби встреч и орлы разлук.
Ветвь или меч
Примешь из рук?
В щебете встреч –
Дребезг разлук.
Марта 1922
<6>. “Масляница широка…”
Масляница широка!
Масляницу за бака!
Масляница!
Увальница!
Провожайте
Масляницу!
Масляница‑слобода!
Мочальная борода!
Снежок сывороточный,
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 141; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!