НИЧЕГО НЕ СКАЗАВ И НЕ ПРЕДУПРЕДИВ 14 страница
– Ах вот как? – сказал он.
– И не шумите. Даже смеяться громко не надо. И не задавайте ей никаких вопросов, которые могут показаться личными. А то она просто сбежит.
Я перевел дух, лихорадочно соображая. Язык у меня подвешен неплохо, и, если мне дадут достаточно времени, я могу убедить практически кого угодно в чем угодно. Но Элодин был слишком непредсказуем, чтобы им манипулировать.
– И смотрите, никому не говорите, что она здесь!
Это прозвучало резче, чем мне хотелось бы, и я тут же пожалел о том, что не выразился иначе. Я был не в том положении, чтобы приказывать одному из магистров, пусть даже этот магистр полубезумен.
– Я хотел сказать, – поспешно добавил я, – что я буду вам крайне признателен, если вы никому о ней не скажете.
Элодин посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом.
– И почему бы это, ре'лар Квоут?
Его тон был таким холодным и насмешливым, что меня прошиб пот.
– Ее же в Гавань засадят! – сказал я. – Кому, как не вам…
Я осекся, в горле у меня пересохло.
Элодин смотрел на меня. Его лицо было почти не видно в тени, но я чувствовал, что он хмурится.
– «Кому, как не мне»? Что вы имеете в виду, ре'лар Квоут? Вы уверены, будто знаете, какие чувства я испытываю по отношению к Гавани?
Я обнаружил, что весь мой тонкий полуобдуманный план убеждения разлетелся вдребезги. Я внезапно почувствовал себя так, будто вновь очутился на улицах Тарбеана и мой живот сводит судорогой от голода, а в груди отчаянная безнадежность, я вновь хватаю за рукав моряков и купцов, вымаливая жалкие пенни, полпенни, шимы. Хоть что‑нибудь, чтобы наконец поесть.
|
|
|
– Ну пожалуйста! – взмолился я. – Магистр Элодин, прошу вас! Если ее примутся искать, она спрячется, и я никогда больше ее не найду! У нее не все в порядке с головой, но тут ей хорошо. А я о ней забочусь. Я мало чем могу помочь, но хоть чем‑то. А если ее поймают, будет еще хуже. Гавань ее убьет. Магистр Элодин, прошу вас! Я для вас все, что угодно, сделаю! Только не говорите никому!
– Тс‑с! – прошипел Элодин. – Она идет!
Он ухватил меня за плечо, и луна озарила его лицо. В нем не было ни гнева, ни суровости. Лишь изумление и озабоченность.
– Господь и владычица, да ты весь дрожишь! Вздохни поглубже и представь, что ты на сцене. Ты ее напугаешь, если она увидит тебя таким.
Я перевел дух и постарался расслабиться. Озабоченное выражение исчезло с лица Элодина, и он отступил назад, отпустив мое плечо.
Я обернулся и как раз успел увидеть Аури, которая бежала к нам по крыше с охапкой всякого добра. Она остановилась на некотором расстоянии от нас, пристально окинула нас взглядом и наконец подошла, ступая аккуратно, как танцовщица, и остановилась на прежнем месте. Она грациозно опустилась на крышу, скрестив ноги. Мы с Элодином тоже сели, хотя и не столь непринужденно.
|
|
|
Аури развернула тряпицу, аккуратно постелила ее между нами и поставила посередине большое гладкое деревянное блюдо. Достала цинну и понюхала ее, глядя поверх нее.
– А что в ней? – спросила она у Элодина.
– Солнечный свет, – уверенно ответил он, как будто ожидал вопроса. – Солнечный свет раннего утра.
Они были знакомы. Ну конечно! Оттого она и не сбежала сразу, как увидела его. Напряжение, стиснувшее мне спину, немного отпустило.
Аури снова понюхала цинну и призадумалась.
– Она славная, – объявила она. – Но подарки Квоута все равно лучше.
– Это логично, – сказал Элодин. – Наверно, Квоут вообще лучше меня.
– Ну, это‑то само собой разумеется! – серьезно ответила Аури.
Аури накрыла на стол, поровну разделив между нами хлеб и рыбу. Кроме того, она принесла плоский горшочек оливок в рассоле. Я обрадовался, обнаружив, что она и без моей помощи способна о себе позаботиться.
Аури налила мне пива в уже знакомую фарфоровую чашечку. Элодину досталась стеклянная баночка, вроде тех, в каких хранят варенье. В первый раз она ему налила, а во второй наливать не стала. Мне оставалось только гадать почему: то ли ей было неудобно к нему тянуться, то ли это был тонкий намек на ее нерасположение.
|
|
|
Мы ели молча. Аури сидела прямо и деликатно откусывала по кусочку. Элодин ел осторожно, время от времени поглядывая на меня, словно не знал, как ему держаться. Я сделал вывод, что ему прежде не доводилось ужинать с Аури.
Когда с ужином было покончено, Аури достала маленький блестящий ножичек и разделила цинну на три части. Как только она взрезала кожицу, я ощутил аромат фрукта, сладкий и резкий. У меня потекли слюнки. Цинну привозили из дальних краев, и для таких, как я, эти фрукты были чересчур дороги.
Она протянула мне мой кусочек, и я бережно взял его у нее из рук.
– Спасибо большое, Аури.
– Пожалуйста, Квоут.
Элодин обвел нас взглядом.
– Аури?
Я ждал, пока он закончит вопрос, но это, видимо, и был весь вопрос.
Аури поняла его прежде меня.
– Это мое имя, – ответила она, горделиво улыбнувшись.
– В самом деле? – с любопытством переспросил Элодин.
Аури кивнула.
– Это Квоут мне его дал! – она улыбнулась мне. – Здорово, правда?
Элодин кивнул.
– Чудесное имя, – вежливо сказал он. – И тебе очень идет.
– Да, очень! – согласилась она. – Это все равно что цветок у меня в сердце.
|
|
|
Она серьезно взглянула на Элодина.
– Если тебе тяжело носить свое нынешнее имя, ты попроси Квоута, он даст тебе новое!
Элодин снова кивнул, откусил кусочек цинны и обернулся, чтобы посмотреть на меня. В свете луны я увидел его глаза. Они были холодные, задумчивые и совершенно, абсолютно разумные.
* * *
После ужина я спел несколько песен, и мы распрощались. Мы с Элодином ушли вместе. Я знал по меньшей мере полдюжины путей, которыми можно спуститься с крыши главного здания, однако же предоставил выбирать путь ему.
Мы миновали круглую каменную башню обсерватории, которая торчала на крыше, вращаясь на плоском свинцовом основании.
– И давно вы с ней встречаетесь? – спросил Элодин.
Я поразмыслил.
– Где‑то с полгода… Смотря как считать. Мне пришлось играть на лютне не меньше пары оборотов, прежде чем я увидел ее хотя бы мельком, и еще некоторое время прошло, прежде чем она доверилась мне настолько, что решилась со мной заговорить.
– Вам повезло больше моего, – сказал он. – У меня ушли годы. Сегодня она впервые решилась подойти ко мне ближе, чем на десять шагов. В самые удачные дни мне едва удается перекинуться с нею десятком слов.
Мы перелезли через широкую и низкую трубу и снова очутились на покатой тесовой крыше, в несколько слоев покрытой варом. Чем дальше мы шли, тем больше мне становилось не по себе. Зачем он пытался сблизиться с ней?
Я вспомнил, как мы с Элодином ходили в Гавань, чтобы навестить его гиллера, Альдера Уина. Я представил себе Аури в Гавани. Хрупкую Аури, привязанную к кровати толстыми кожаными ремнями, чтобы она не покалечилась и не дергалась, когда ее кормят…
Я остановился. Элодин сделал еще несколько шагов, потом обернулся и посмотрел на меня.
– Она – мой друг, – медленно произнес я.
Он кивнул.
– Ну, это‑то очевидно.
– И у меня не так много друзей, чтобы я мог позволить себе потерять кого‑то из них, – продолжал я. – Тем более ее. Обещайте, что никому о ней не скажете и не отправите ее в Гавань. Это место не для нее.
Я сглотнул – в горле у меня пересохло.
– Прошу вас, обещайте мне это.
Элодин склонил голову набок.
– Мне слышится «А не то…», – сказал он. В его голосе звучала усмешка. – Хотя вслух вы этого и не говорите. Я должен обещать вам это, а не то…
Его губы изогнулись в кривой усмешке.
Когда он ухмыльнулся, я ощутил приступ гнева, смешанного с тревогой и страхом. А потом рот внезапно наполнился горячим привкусом коринки и мускатного ореха, я отчетливо ощутил тяжесть ножа, пристегнутого к ноге под штанами, и медленно опустил руку в карман.
Потом я увидел край крыши, всего в полудюжине шагов за спиной у Элодина, и ноги мои сами собой сдвинулись и встали поудобнее. Я приготовился рвануть вперед, сбить его с ног и вместе с ним рухнуть с крыши вниз, на твердую булыжную мостовую.
Внезапно меня прошиб холодный пот, и я закрыл глаза, потом глубоко вдохнул, выдохнул, и противный привкус во рту исчез.
Я снова открыл глаза.
– Мне нужно, чтобы вы это обещали, – сказал я. – А не то я, вероятно, сделаю что‑нибудь невообразимо идиотское.
Я сглотнул.
– И это не принесет ничего хорошего нам обоим.
Элодин пристально взглянул на меня.
– Удивительно честная угроза, – сказал он. – Обычно они бывают куда более жорсткими.
– Жорсткими? – переспросил я. – Может, жесткими? Или жестокими?
– И жестокими тоже, – сказал он. – Обычно это звучит как «Да я тебе ноги переломаю!», «Да я тебе шею сверну!».
Он пожал плечами.
– Подобные высказывания я воспринимаю как жорсткие.
– А‑а, – сказал я. – Понятно.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.
– Я не собираюсь никого посылать за ней, – сказал он наконец. – Для некоторых людей Гавань – самое подходящее место. Для многих – вообще единственное подходящее место. Но я бы не стал держать там даже бешеную собаку, если бы для нее имелся лучший выход.
Он повернулся и пошел прочь. Обнаружив, что я не иду за ним, он остановился и обернулся.
– Этого мало, – сказал я. – Мне нужно, чтоб вы обещали!
– Клянусь молоком моей матери, – сказал Элодин. – Клянусь своим именем и своей силой. Клянусь вечно изменчивой луной.
Мы пошли дальше.
– Ей нужна теплая одежда, – сказал я. – Носки и башмаки. И одеяло. Все это должно быть новое. Аури ношеного не берет. Я уже пробовал.
– У меня она их не возьмет, – сказал Элодин. – Я оставлял для нее вещи. Она к ним не притрагивается.
Он обернулся и посмотрел на меня.
– Давайте, я их вам отдам, вы ведь ей передадите?
Я кивнул.
– В таком случае ей нужны еще деньги, талантов двадцать, рубин величиной с куриное яйцо и набор новых резцов.
Элодин от души простецки гоготнул.
– А струны для лютни ей не нужны?
Я кивнул.
– Два комплекта, если сумеете их достать.
– А почему именно Аури? – спросил Элодин.
– Потому что у нее больше никого нет, – ответил я. – И у меня тоже. Если мы не станем заботиться друг о друге, кто еще о нас позаботится?
Он покачал головой.
– Да нет. Почему вы выбрали для нее именно это имя?
– А‑а… – смутился я. – Потому, что она такая ясная и светлая. У нее нет никаких причин быть, но она есть. «Аури» значит «солнечная».
– На каком языке? – спросил он.
Я замялся.
– На сиару, кажется.
Элодин покачал головой.
– На сиару «солнечная» будет «левириет».
Я попытался вспомнить, откуда я знаю это слово. Может, в архивах попадалось?
Но не успел я вспомнить, как Элодин небрежно сказал:
– Я собираюсь вести занятия для тех, кто интересуется тонким и сложным искусством именования.
Он искоса взглянул на меня.
– Сдается мне, что для вас это не будет пустой тратой времени.
– Да, возможно, меня это заинтересует, – осторожно ответил я.
Он кивнул.
– Предварительно вам следует прочесть «Основные принципы» Теккама. Книга не особенно толстая, но глубокая, если вы понимаете, что я имею в виду.
– С удовольствием прочту, если вы мне ее одолжите, – ответил я. – Ну а если нет, придется мне обойтись как‑нибудь так.
Он непонимающе посмотрел на меня.
– Мне ведь запрещен вход в архивы.
– Как, до сих пор? – удивился Элодин.
– До сих пор.
Он, похоже, возмутился.
– Это сколько же получается? Полгода?
– Через три дня будет девять месяцев, – ответил я. – Магистр Лоррен совершенно недвусмысленно дал понять, что он думает по поводу допуска меня в архивы.
– Безобразие! – воскликнул Элодин, проявив неожиданную заботу. – Вы же теперь мой ре'лар!
И Элодин повернул в другую сторону, через ту часть крыши, которую я обычно обходил стороной, потому что она была крыта черепицей. Оттуда мы перескочили через узкий проход, миновали покатую крышу трактира и перешагнули на широкую крышу, крытую отшлифованными каменными плитками.
Наконец мы подошли к большому окну, в котором мерцал теплый свет свечей. Элодин уверенно постучался в стекло, как будто это была дверь. Оглядевшись по сторонам, я понял, что мы стоим на крыше Зала магистров.
Через некоторое время я увидел в окне высокий сухой силуэт магистра Лоррена. Он повозился с задвижкой, и вся рама распахнулась наружу.
– Чем могу служить, магистр Элодин? – осведомился Лоррен. Если ситуация и представлялась ему несколько странной, по его лицу этого сказать было никак нельзя.
Элодин указал на меня большим пальцем через плечо.
– Этот парень говорит, будто ему до сих пор запрещен вход в архивы. Это правда?
Бесстрастный взгляд Лоррена скользнул по мне и вновь вернулся к Элодину.
– Да, это правда.
– Ну, так пустите его туда! – сказал Элодин. – Мальчику нужно читать. Он уже все понял и осознал.
– Он безрассуден и опрометчив, – невозмутимо сказал Лоррен. – Я планировал не пускать его в архивы год и один день.
Элодин вздохнул.
– Ну да, конечно, вы приверженец традиций. Но, может, все‑таки дадите ему шанс? Я готов поручиться за него.
Лоррен долго и пристально изучал меня. Я постарался выглядеть как можно более серьезным и ответственным, но, боюсь, вышло плохо, учитывая, что я стоял на крыше глубокой ночью.
– Хорошо, – сказал наконец Лоррен. – Но только в «книги».
– Могила предназначена для нерадивых олухов, которым все надо разжевать и в рот положить! – решительно возразил Элодин. – Мальчик уже ре'лар. У него мозгов на двадцатерых хватит! Ему необходимо бывать в хранилище и читать всякую бесполезную ерунду.
– Мальчик меня не волнует, – ответил Лоррен с неколебимым спокойствием. – Меня волнует исключительно судьба архивов.
Элодин ухватил меня за плечо и вытолкнул вперед.
– Давайте договоримся так. Если вы снова застукаете его за каким‑то баловством, можете отрубить ему большие пальцы на руках. Это будет поучительным примером для всех, вы не находите?
Лоррен медленно окинул нас взглядом. Потом кивнул.
– Хорошо, – сказал он и закрыл окно.
– Ну, вот видите? – радостно сказал Элодин.
– Эй, какого черта? – возмутился я, ломая руки. – Я… какого черта?
Элодин озадаченно уставился на меня.
– А в чем дело? Вы допущены. Проблема решена.
– Вы не имеете права предлагать ему отрубить мне пальцы!
Он вскинул бровь.
– А вы что, собираетесь опять нарушать правила? – осведомился он.
– Ну… нет. Но…
– Ну, так вам и беспокоиться не о чем, – сказал он. Развернулся и зашагал дальше. – По всей вероятности. Но я бы на вашем месте все‑таки держал ухо востро. С Лорреном никогда не знаешь, шутит он или нет.
* * *
На следующий день, едва проснувшись, я отправился к казначею и рассчитался с Риемом, узколицым человеком, которому был вверен университетский кошелек. Я уплатил свои девять с половиной талантов, столь дорого мне доставшиеся, обеспечив себе возможность учиться в Университете еще одну четверть.
Потом я пошел в «журналы и списки» и записался на занятия в медике и на курс физиогномики и физиологии. И на металлургию железа и меди у Каммара в артной. И, наконец, на симпатию для продолжающих, которую вел Элкса Дал.
И только тогда сообразил, что не знаю, как называется курс Элодина. Я листал книгу, пока не нашел его имя, и провел пальцем вдоль строки до названия курса. Там свежими черными чернилами было написано: «Введение в то, как не быть тупым ишаком».
Я вздохнул и вписал свое имя в единственную свободную клеточку.
ГЛАВА 12
СПЯЩИЙ РАЗУМ
Когда я пробудился на следующее утро, первое, о чем я подумал, – это о занятиях у Элодина. В животе у меня порхали бабочки. После долгих месяцев, в течение которых я пытался убедить магистра имен взять меня в ученики, я наконец‑то буду изучать именование! Настоящую магию! Магию Таборлина Великого!
Но делу время, потехе час. Занятия у Элодина начинались только после полудня. А на мне висел долг Деви. Я еще успею пару часов поработать в артной.
* * *
Я вошел в мастерскую Килвина. Знакомый шум и лязг, издаваемый полусотней деловитых рук, окутал меня, точно музыка. Мастерская была небезопасным местом, и все же здесь я, как ни странно, чувствовал себя наиболее спокойно и расслабленно. Многим студентам не нравилось, что я так стремительно достиг высокого ранга в аркануме, однако большинство артефакторов поневоле относились ко мне с уважением.
Я увидел Манета, работающего возле муфельных печей, и начал пробираться между занятых рабочих столов в его сторону. Манет всегда знал, за какую работу сейчас больше платят.
– Квоут!
В огромном помещении воцарилась тишина. Я обернулся и увидел магистра Килвина, стоящего на пороге своего кабинета. Он махнул рукой, подзывая меня к себе, и шагнул внутрь.
Мастерская мало‑помалу вновь наполнялась шумом, студенты возвращались к работе, однако я чувствовал, как они провожают меня взглядом.
Подойдя ближе, я увидел в большом окне кабинета Килвина. Он что‑то писал на грифельной доске, которая висела на стене. Магистр был сантиметров на пятнадцать выше меня, с широкой как бочка грудью. А благодаря окладистой бороде и темным глазам он выглядел еще крупнее, чем был.
Я вежливо постучался в дверной косяк. Килвин обернулся и положил мел.
– Войдите, ре'лар Квоут. И закройте дверь.
Я с тревогой вошел в кабинет и затворил за собой дверь. Лязг и грохот мастерской как ножом отрезало. Я заподозрил, что Килвин использует какую‑то хитрую сигалдри, приглушающую шум. В результате в кабинете царила тишина, немного даже жутковатая.
Килвин взял с края стола листок бумаги.
– До меня дошли неприятные новости, – сказал он. – Несколько дней тому назад в хранение приходила девушка. Она искала молодого человека, который продал ей амулет.
Он посмотрел мне в глаза.
– Вам об этом ничего не известно?
Я покачал головой.
– Чего она хотела?
– Это нам неизвестно, – ответил Килвин. – В это время в хранении работал э'лир Бэзил. Он сказал, что девушка была молода и выглядела весьма расстроенной. Она искала, – он взглянул на бумагу, – молодого волшебника. Имени его она не знала, но, по ее описанию, он очень молод, рыжеволос и хорош собой.
Килвин положил бумагу на стол.
– Бэзил говорил, что во время разговора она нервничала чем дальше, тем больше. Она выглядела напуганной и, когда он попытался узнать ее имя, расплакалась и убежала.
Он сложил громадные руки на груди, лицо его сделалось суровым.
– Ответьте мне прямо: это вы продаете девушкам амулеты?
Вопрос застал меня врасплох.
– Амулеты? – переспросил я. – Какие амулеты?
– А это вам лучше знать, – угрюмо сказал Килвин. – Приворотные или приносящие удачу. Помогающие забеременеть или, наоборот, не забеременеть. Обереги от демонов и тому подобное.
– А разве такое можно сделать? – спросил я.
– Нет, – твердо ответил Килвин. – Именно поэтому мы ими и не торгуем.
Он уставился на меня тяжелым взглядом.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 100; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!