Телеграмма морского отдела 12-й армии начальнику оперативного отдела Днепровской военной флотилии В.Е.Дьяченко о боевых задачах флотилии на Припяти 21 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 21 из 57Следующая ⇒

Воспользовавшись правом собирать акты и рукописи упраздненных католических монастырей, возглавляемая Е. П. Тышкевичем комиссия, в состав которой входили историк Т. Нарбут, П. В. Кукольник, А. Киркор, К. П. Тышкевич и др., активно занялась комплектованием своих коллекций. Программа действий комиссии, написанная ее председателем, предусматривала, что “все предметы древности должны служить верным изображением… жизни других народов”. Предполагалось, что комиссия после разысканий памятников древности займется затем обобщением всего собранного материала, а также будет выявлять и публиковать различный актовый и другой материал.

Реализация намеченной программы началась незамедлительно. В 1858 г. под редакцией ученого секретаря комиссии М. Круповича был издан “Zbior dyplomatow rzadowych i aktow prywatnych poslugujacych do rozjasnienia dzieow Litwy (“Собрание государственных и частных актов, касающихся истории Литвы и соединенных с ней владений (от 1387 по 1710 г.)”, а в 1860 — 1862 гг. — подготовленный И. Даниловичем в двух томах “Skarbiec diplomatуw papiezskich, cesarskich, krуlewskich, ksi№zecych, uchwal narodowych, postanowien roznych wlad i urzedow Poslugujacych do krytycznego wyjasnienia dziejow Lirwy, Rusi Litewskiej i osciennych im krajow”(“Собрание грамот папских, императорских, королевских, княжеских…”) (оба сборника вышли в Вильно; последний издан после смерти Даниловича Я.Сидоровичем ). Они сразу же обратили на себя внимание местной администрации ввиду того, что в них преобладали документы на латинском и польском языках и отсутствовали апологетически-православные материалы. В этом усматривалась явно полонофильская направленность публикаций Археологической комиссии.

При таких обстоятельствах виленский генерал-губернатор В. И. Назимов решил поставить вопрос о создании в Вильно по примеру Петербурга и Киева археографической комиссии, состоявшей из “православных русских”. Она должна была нейтрализовать “полонофильскую” Археологическую комиссию и своими публикациями доказывать, что Великое княжество Литовское было не польской провинцией, а “краем русским и православным”.

Посылая в январе 1862 г. в Министерство внутренних дел “Записку о политическом состоянии генерал-губернаторства”, В. И. Назимов одновременно ходатайствовал об открытии археографической комиссии, составленной из “русских ученых”, а также о создании в Вильно русского университета. События 1863 г. отсрочили решение вопроса о комиссии и только покончив с восстанием, сменивший В. И. Назимова, М. Н. Муравьев вновь обратился к делам комиссии, дав указание своей “правой руке” — попечителю Виленского учебного округа И. П. Корнилову открыть комиссию, что и было сделано 17 апреля 1864 г.

Как и аналогичные учреждения в Петербурге и Киеве, Виленская комиссия находилась в ведении Министерства народного просвещения и ее непосредственным начальником являлся попечитель Виленского учебного округа. В то же время, учитывая особенности создания комиссии, она полностью зависела от виленского генерал-губернатора. Достаточно сказать, что ее председателя и членов назначал лично Муравьев.

Первым председателем комиссии стал брат небезызвестного драматурга Нестора Кукольника— доктор права П.В.Кукольник (1795—1884), ранее бывший виленским цензором, учителем истории Виленской римско-католической духовной семинарии, членом Археологической комиссии. В состав комиссии вошли также настоятель местного православного собора А.И.Пщолко, чиновник особых поручений при генерал-губернаторе И.А.Никотин и архивариус Виленского центрального архива древних актов Н.И.Горбачевский. В должности председателя Кукольник пробыл менее года и в феврале 1865 г. ее занял известный этнограф, впоследствии автор “Сборника белорусских песен” (М., 1876) П.А. Бессонов (1828—1898), судя по отзывам знавших его людей, личность довольно противоречивая. В 1866 г. он был уволен с занимаемой должности. Носило ли это увольнение идеологический характер, как считают некоторые современные исследователи, или причиной все же была крайняя неуживчивость, амбициозность Бессонова, трудно сказать

На первом же заседании комиссии, состоявшемся 27 апреля 1864 г., был обсужден план ее работы и распределены обязанности между членами. Очевидны политическая и идеологическая заданность, которые придавались работе комиссии. Предполагалось все документы, готовившиеся к публикации, группировать по трем разделам: “акты, проясняющие элемент православия в Западном крае”; “акты, служащие к прояснению администрации Западного края в разных эпохах существования Великого княжества”; “акты юридические и вместе этнографические, коих содержание большей частью относится к своеволию, грабежам, насилиям, нападениям на дома и имения, разбоям на дорогах и разного рода истязаниям, произведенным буйною польскою шляхтою”.

Главная мысль, которой должны были руководствоваться члены комиссии при отборе документов, состояла в том, чтобы с их помощью доказать, “что Западный край никогда не был счастлив под польским правительством… и что только под русским правительством Западный край забыл свои страдания, исцелил прежние раны и начал свое истинно политическое состояние”. Следует заметить, что эта мысль достаточно последовательно проводилась в жизнь, особенно в первый период деятельности комиссии, облегчая таким образом составителям решение проблемы выбора объекта публикации.

Для реализации установок, поставленных перед комиссией, более всего подходили древние акты Гродненского земского суда, поскольку население Гродно и Гродненского повета до конца ХУ1 в. было преимущественно православным. Именно эти акты и составили первый том серийного издания комиссии. Несколько позже комиссия обратилась к документам Брестского воеводства, т.к. “по своему географическому положению это воеводство подвержено было первому натиску польского влияния и жители его стояли в числе передовых бойцов за православие и русскую народность”

Более пяти лет комиссия работала как временное учреждение. В качестве постоянной она оформилась лишь 17 ноября 1869 г., уже издав два тома “Актов”. Именно тогда было принято “мнение” Государственного совета, утвержденное императором. В 1870 г. были утверждены и правила, определявшие деятельность комиссии и просуществовавшие вплоть до прекращения ее деятельности летом 1915 г. Анализ их содержания показывает, что правила не являлись нормативно-методическим документом в сфере эдиционной археографии, скорее они регламентировали техническую и организационную стороны подготовки публикации и не более того.

В соответствии с правилами председатель и члены комиссии обязаны были разбирать старинные акты и документы, находившиеся в Виленском центральном и других архивах “Северо-Западных губерний” и печатать наиболее важные из них. Для определения, какие документы являются “наиболее важными”, комиссия должна была собираться не менее одного раза в неделю. И конечно же, последнее слово в решении вопроса о “важности” документов было за попечителем учебного округа, являвшимся по существу политическим цензором документального издания комиссии.

Правила определяли порядок подготовки материалов к изданию, но совершенно не затрагивали вопросы передачи текста документов, очередности их публикации. Последнее приводило к хаотичности издания источников, на что неоднократно обращали внимание рецензенты “Актов”, в частности, М.О.Коялович, о чем уже говорилось в историографическом обзоре нашего курса.

Сами члены комиссии также не поднимали вопроса о том, как следует передавать тексты документов, и таким образом за полвека существования учреждения документы публиковались по-разному. Разным был и подход к их археографической обработке, в чем нетрудно убедиться, обратившись к анализу различных томов “Актов”. Единственное правило, которому старались следовать члены комиссии,
состояло в том, что документы должны были публиковаться на
языке оригинала.

Вторжение правил грамматики русского языка в передачу текстов на старобелорусском языке приводило порой к замене многих характерных только для белорусского языка терминов на казавшиеся составителям адекватными русские слова. Несовершенными в ряде случаев являлись и редакционные заголовки к документам, предлагаемые составителями; порой требовали уточнения и конкретизации легенды, указатели и пр.

Публикуя документы, составители и редакторы не оговаривали, как они раскрывают титла, как отмечают зачеркнутые или исправленные слова Нет также и указаний на то, исправлялись ли в тексте явные ошибки, описки; отсутствовали сведения о внешних особенностях документа (писан ли он одним или несколькими почерками и т.п.).

Разнообразными были и заголовки, готовившиеся составителями: нередко в них отсутствовали те или иные элементы; не всегда точно определялись виды документов, произвольно менялись названия категорий населения (например, вместо “шляхтич” писалось “дворянин” и т.п.).

Достаточно несовершенным было и обозначение легенд, в которых указание на архив заменялось данными об учреждении, создавшем публикуемый документ: “Из актовой книги Брестского гродского суда за 1551 год”, “Из актовой книги Гродненского земского суда за 1531 год” и т.п. В тех случаях, когда публикуемый документ был взят не из архива, а например, из Виленского публичной библиотеки, указывались зал, шкаф, полка, номер рукописи и листы. В легендах не отмечались переходы с листа на лист, а указывался лишь объем публикуемого текста: например, “от л.5 до л. 10” и т.п. Это, несомненно, затрудняет работу исследователей с публикациями Виленской археографической комиссией и не дает им возможности представить “образ” документов, многие из которых ныне уже не существуют.

Начиная с т.6 в “Актах” появляются указатели—именной, географический, предметный; последний, правда, встречается не везде. Вне зависимости от языка документов понятия в указателях давались исключительно на языке археографического оформления издания—русском, вследствие чего нередко имела место значительная путаница. Недостаточное знание составителями старобелорусского языка, а также правил, по которым образуются топонимы, неадекватный перевод с польского на русский приводили к тому, что в географических указателях вместо белорусских топонимов сплошь и рядом встречаются польские (вместо “Марковщина”, “Кунцевщина”--“Марковщизна”, “Кунцевщизна” и т.п.). Аналогичная ситуация имела место и с написанием фамилий: Радзивиллы—Радивилы; Вайнилловичи—Войниловичи и т.п.

Достаточно несовершенными были и предметные указатели. Помимо того, что они не являлись полными, в них зачастую присутствовали явные ошибки, иногда носившие курьезный характер. На одну из них обратил внимание Н.Н.Улащик, приведя пример, когда в т.20 слово “перник” (т.е. пряник) составители приняли за “пернач” (разновидность булавы, означавшей символ власти), хотя из контекста явно следовало, что речь идет о продукте питания.

И тем не менее, несмотря на массу недостатков, имевших место в серийном издании Виленской археографической комиссии, вненаучное влияние, проявлявшееся при отборе документов и их подготовке к изданию, оно должно быть признано объективно полезным для исторической науки. 39 томов “Актов”, десяток отдельных сборников — таков общий итог полувековой деятельности комиссии. Анализ основного серийного издания показывает, что большинство его томов формировалось с учетом принципа происхождения документов, а также видового признака, которые хоть в какой-то степени позволяли избегать субъективизма составителей при решении вопроса о выборе объекта публикации (акты Гродненского земского суда — т. 1, 17, 21; Гродненского гродского суда — т. 7; Брестского гродского суда — т. 3 — 6; Слонимского земского суда — т. 22; Минского гродского суда — т. 36; Могилевского магистрата — т. 39; Главного Литовского трибунала — т. 11 — 13, 15; инвентари — т. 14, 25, 35, 38). Менее защищенными от проявлений вненаучного влияния оказывались тома, построенные по тематическому признаку (церковная история — т. 16, 19, 33; о событиях войны 1654 — 1667 гг. — т. 34; о войне 1812 г. — т. 37) .

Помимо значительного вклада в практическую археографию, комиссия сыграла определенную роль в становлении и развитии ее методики (хотя, как выше отмечалось, ей, как впрочем и аналогичным учреждениям в Петербурге, Киеве, Тифлисе, так и не удалось выработать общих принципов передачи текста документов, их археографической обработки, составления научно-справочного аппарата и т. п.). Это стало возможным благодаря участию в ее работе таких высокопрофессиональных историков-архивистов и историков-археографов, как Н. И. Горбачевский, И. Я. Спрогис, А. О. Турцевич, Д. И. Довгялло и др., которые в процессе своей практической деятельности формировали эдиционную культуру, передававшуюся затем из поколения в поколение и в конце концов составившую основу “культуры правил”, закрепленную позже в различных правилах издания исторических документов, методических рекомендациях, инструкциях по передаче текста документов и т. п.

Неоценимое значение для белорусской археографии (как в прошлом, так и в настоящем) имеют работы Н. И. Горбачевского, без которых крайне затруднительна работа по научному изданию исторических источников вообще, Великого княжества Литовского, в частности. Мы имеем в виду его “Каталог древним актовым книгам губерний: Виленской, Гродненской, Минской и Ковенской, также книгам некоторых судов губерний Могилевской и Смоленской, хранящимся ныне в Центральном архиве в Вильне” (Вильна, 1872), “Краткие таблицы, необходимые для истории, хронологии, вообще для всякого рода археографических исследований и в частности для разбора древних актовых книг и грамот Западного края России и Царства Польского” (Вильна, 1867) 46, “Словарь древнего актового языка Северо-Западного края и Царства Польского” (Вильна, 1874). Над последним архивариус работал в течение нескольких лет и этот труд был отмечен наградой Российской академии наук—Уваровской премией. Словарь включал названия всех судов, действовавших в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой, названия сановников от высшего до низшего с объяснением их компетенций, древних польских и белорусско-литовских монет с вычислением их стоимости в разное время и с переводом на русскую монету, мер и весов, окончательно установившихся в 1764—1766 гг. Он содержал также слова и изречения средневекового латинского языка, употреблявшиеся в польской и белорусско-литовской юриспруденции, названия подвижных праздников и недель года, которыми были обозначены в древние времена явки актов, древние названия ремесел, орудий труда, оружия, одежды и т.д. Источником для составления словаря Н.И.Горбачевскому послужили Volumina legum, Статуты Великого княжества Литовского, сочинения польских авторов, но самое главное—многочисленные акты, хранившиеся в Виленском архиве, с которыми ежедневно работал архивариус. И совершенно обоснованно в предисловии к словарю автор отметил, что “труд этого рода будет полезен не только для занимающихся археографией Северо-Западного края и Царства Польского, но и вообще для занимающихся относящимися к нему историческими исследованиями”.

Словарь Горбачевского не утратил своей научно-справочной значимости и до настоящего времени, в чем нетрудно убедиться, обратившись к исследованиям белорусских, российских, польских и др. историков, занимающихся изучением истории Великого княжества Литовского. Можно предположить, что именно он подвигнул известного российского архивиста и археографа И.Ф.Колесникова в 1930-е гг. заняться составлением подобного словаря по документам Госархива феодально-крепостнической эпохи (нынешний РГАДА). Правда, в отличие от своего виленского коллеги, Колесникову не удалось завершить работу .

Достойным продолжателем дела Н. И. Горбачевского на ниве археографии по праву может считаться И. Я. Спрогис, каталогом которого (к сожалению, не завершенным ) до сих пор пользуются как исследователи, работающие с актовыми книгами, так и сотрудники Национального исторического архива Беларуси, где хранится часть этих книг.

Большое научное и практическое значение имел подготовленный членом комиссии С. В. Шолковичем и изданный в 1884 г. “Сборник палеографических снимков с древних грамот и актов, хранящихся в Виленском центральном архиве и Виленской публичной библиотеке”. Он не только знаменовал собой продолжение традиций факсимильных публикаций актов и грамот, заложенных еще в ХVII в выдающимся французским медиевистом и палеографом Ж. Мабильоном., но и по примеру “Образцов древней письменности” И. П. Сахарова (1841), “Сборника палеографических снимков с почерков древнего и нового письма, изданного для воспитанников Межевого ведомства” П. И. Иванова (1844) и др. предназначался для подготовки специалистов-палеографов и археографов, имевших дело с документами белорусско-литовского происхождения периода Великого княжества Литовского.

В “Сборнике” полностью и в извлечениях публиковались 59 документов за 1432—1548 гг., представлявших собой типические образцы деловой письменности Великого княжества Литовского (королевские грамоты и листы, продажные записи, судебные приговоры, мировые сделки и пр.). Первые 29 печатались по рукописям на пергамене, хранившимся в архиве и библиотеке, остальные 30—по документам актовых книг. “Сборник” состоял из двух частей: в первой помещались факсимиле рукописей, во второй—набранный шрифтовым способом их текст (причем, для впервые публикуемых документов текст передавался полностью; для ранее издававшихся он заменялся пересказом содержания). Документы сопровождались легендами с указанием мест хранения публикуемых документов, описанием их внешних особенностей и т.п.

Готовя сборник, С.В.Шолкович преследовал двоякую цель: палеографическую и археографическую “Облекая в такую форму объяснительный текст,--писал он в предисловии,-- комиссия имела в виду не только сообщить необходимые сведения о рукописях, облегчить их чтение для неспециалистов, но и продолжать издание древних актов, хотя и без группировки их на отделы”.

На учебную сторону сборника обратил внимание А.И.Миловидов, который так отзывался о нем: “ Последнее издание является особенно ценным вкладом в науку, т.к. оно представляет первый опыт коллективного издания снимков с памятников западнорусского рукописного дела. Сборник этот и поныне служит единственным руководством к изучению литовско-русской палеографии в постепенном переходе полуустава ХУ века под влиянием готического письма в скоропись” .

Опыт работы виленских археографов в области подготовки образцов деловой письменности Великого княжества Литовского ХУ—ХУ1 вв. стал предметом обсуждения участников У1 Археологического съезда, состоявшегося в Одессе (с докладом по этому вопросу выступал председатель Виленской археографической комиссии Я.Ф.Головацкий) .

Весной 1914 г. комиссия отметила свой полувековой юбилей. 17 апреля в зале Виленской публичной библиотеки состоялось торжественное собрание комиссии, на котором с основным докладом выступал ее председатель Д.И.Довгялло. Накануне была издана юбилейная записка с фотографиями всех председателей комиссии, за исключением “склочного” П.А.Бессонова, а также большинства членов, начиная с первого состава, а также с описанием основных итогов деятельности учреждения-юбиляра . А спустя чуть более года комиссия эвакуируется из города, предварительно отправив в Ярославль наиболее древние актовые книги Виленского центрального архива, а также некоторые рукописи и книги, хранившиеся в рукописном отделении местной публичной библиотеки . В 1920-е гг. часть их вернется в Вильно и Витебск; некоторые же до сих пор продолжают пребывать в архивах и библиотеках России .

Лекция 5. Полевая, камеральная и эдиционная археография в деятельности управления Виленского учебного округа, Виленской публичной библиотеки, Северо-Западного отдела Русского географического общества, церковных, статистических комитетов, частных лиц

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 145; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!