ВОЗДЕЙСТВИЕ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПЕРЕМЕН КОНЦА XIX – НАЧАЛА XX ВВ. НА КРЕСТЬЯНСКОЕ ХОЗЯЙСТВО
Развитие капитализма во второй половине XIX – начале XX вв. принесло большие изменения в развитие крестьянского хозяйства. Несомненно большое влияние на сельское хозяйство оказало возросшее крестьянское население и природные условия.
В конце XIX – начале XX вв. наделы, полученные крестьянами в ходе крестьянской реформы, стали еще меньше. Уменьшение наделов связано, в первую очередь, с увеличением населения. Уменьшилось и само количество надельной земли, что было обусловлено усилением эрозионных процессов, вследствие чего часть ценных пахотных угодий превратились в рытвины и овраги[318].
Исходя из выше перечисленных причин, а также в ходе общего развития капитализма к 1894 г. в Симбирской губернии из 285 тысяч крестьянских хозяйств две трети относились к числу бедняцких, а 18 тысяч из них совсем не имели земли. Крайне неустойчиво было положение среднего крестьянства[319].
По данным 1905 г., 43,8% крестьянских хозяйств Саратовской губернии имели в среднем по 4,7 десятин на двор, 44,1% – по 11,4 десятин, вместо 15 десятин, необходимых для ведения нормального прибыльного хозяйства. По другим приблизительным расчетам земских статистиков, крестьянам в начале XX в. недоставало, как минимум (лишь для личного питания и содержания необходимого скота, без всяких рыночных трат и уплаты податей), 662390 посевных десятин. Недостаток восполнялся арендой, и в первую очередь у частных владельцев[320].
|
|
|
В том же 1905 г. около двух третей всех крестьянских хозяйств Симбирской губернии имели от 1 до 8 десятин земли (в среднем по 4,9 десятин), что было, безусловно, недостаточным для содержания семьи. Четвертая часть крестьянских хозяйств были безлошадными и свыше 40% хозяйств – однолошадными. Количество разоренных крестьянских дворов в общем землевладении губернии было в 2,15 раза больше, чем в среднем по стране. Крупных же хозяйств здесь насчитывалось почти в 9 раз меньше[321]. Все это свидетельствовало о более худшем экономическом положении крестьянских семей в Симбирской губернии, чем в соседних губерниях Среднего Поволжья, при том, что численность этих семей была не намного меньше.
Материальное положение крестьянских семей ухудшалось не только из‑за малоземелья, но и вследствие уменьшения количества рабочего и продуктивного скота из-за отсутствия кормов. В конце XIX в. при учете количества скота было отмечено 21,5% дворов с одной лошадью, 19,5% – с двумя лошадьми, 14,2% – с тремя и 30,2% имевших более трех лошадей. Наряду с хозяйствовавшими дворами было подсчитано 14,6% безлошадных дворов и 10,3% не имевших никакого скота[322].
Наибольший процент дворов, лишившихся земли или порвавших связь с землей, приходился на бывших помещичьих русских крестьян, где он достигал 17,7%. В Симбирской губернии в начале XX в. 19 тысяч крестьянских дворов вовсе не имели земли[323]. Вместе с малоземельными крестьянами они составляли половину крестьянских хозяйств Симбирской губернии.
|
|
|
Итогом малоземелья, нехватки скота и ухудшающегося материального положения крестьянских семей Среднего Поволжья стал непрерывный рост отходничества, батрачества и промысловых занятий. Так, в Самарской губернии в конце XIX в. было более 71 тысячи обедневших сельских жителей, которые батрачили у своих односельчан или помещиков. Кроме того, более 61 тысячи крестьян не имели возможности прокормиться одним земледелием и вынуждены были заниматься внеземледельческими промыслами[324].
В 1904 г. на заработки из Симбирской губернии ушло 95957 человек, или 13,2% общего количества трудоспособного крестьянского населения в возрасте от 16 до 60 лет. Также росло число так называемых “отсутствующих дворов”, владельцы которых лишь юридически считались крестьянами, а фактически уже порвали с сельских хозяйством. В 1911-1912 гг. таких дворов в Симбирской губернии насчитывалось 12,1%[325].
В Саратовской губернии по переписи 1897 г. среди крестьян, имеющих побочные промысловые занятия, насчитывалось 74065 мужчин и 35863 женщины. Следовательно, среди мужчин таких людей было 8,2%, а среди женщин – 3,7%[326].
|
|
|
Экономическое положение крестьян Среднего Поволжья неуклонно ухудшалось, уменьшались земельные наделы, росло число безземельных и безлошадных, усиливалось классовое расслоение и отходничество. По этим причинам в конце XIX – начале XX вв. уже Среднее Поволжье являлось районом выхода переселенцев.
Мощная волна переселенческого движения пришлась на годы проведения столыпинской реформы, которая для решения вечных проблем сельского хозяйства, важную роль отводила переселению крестьян, в первую очередь в Сибирь, Алтай, Казахстан. Процесс переселения крестьян из губерний Среднего Поволжья проходил неравномерно. Пример Симбирской губернии показывает этот процесс. В 1906 г. число переселенцев обоего пола здесь превысило 640 человек. В связи с появившейся у крестьян возможностью продавать свои земельные участки оно начало возрастать и в 1909 г. достигло 4269 человек. Неурожай 1911 г. в Поволжье привел к новому увеличению числа переселенцев из Симбирской губернии: в 1912 г. ее покинуло 4760 человек, в 1913 г. – 4891 человек[327]. Уезжали крестьяне преимущественно в Томскую и Енисейскую губернии, в Забайкалье и Казахстан.
|
|
|
Однако результаты переселения крестьян не оправдали своих ожиданий. Не имея достаточно средств, переселенцы, представленные, как правило, беднейшим крестьянством, не смогли обзавестись хозяйством на новом месте и стали возвращаться. По Симбирской губернии их насчитывалось более 8 тысяч человек, или около 22% от общего числа выехавших. Осевшие на новых местах выходцы из Симбирской губернии составили не более 3% ее крестьянского населения[328].
С конца XIX в. стала расти эмиграция за пределы государства, главным образом в Америку. Значительное число выезжавших составляли немцы, но немало было и русских, преобладали мужчины в возрасте 25-40 лет. За границу ехали на заработки, оставляя семейства на родине. Впрочем, выехавшие, как правило, обратно уже не возвращались[329].
К началу XX в. соотношение посевов в Среднем Поволжье по сравнению с предыдущим периодом не изменилось. В Самарской губернии в начале XX в. существовали следующие пропорции посева сельскохозяйственных культур[330]:
Таблица 22
Соотношение посевов сельскохозяйственных культур в Самарской губернии в начале XX в. (в %)
| Название культуры | Количество десятин посева | % |
| Пшеница | 13803480 | 56,6 |
| Рожь | 5803756 | 23,6 |
| Овес | 1744596 | 7 |
| Просо | 981637 | 4 |
| Ячмень | 747078 | 3 |
| Греча | 488417 | 2 |
| Горох | 381203 | 1,5 |
| Полба | 245824 | 1 |
| Картофель | 195926 | 0,7 |
| Конопля | 88830 | 0,3 |
| Лен | 16847 | 0,07 |
| Остальные хлеба | 76211 | 0,3 |
| Итого | 24395525 | 100 |
В начале XX в. в Самарской губернии пшеница составляла больше половины яровых посевов, а овса, проса и ячменя засевалось значительно меньше. В Симбирской губернии пшеница, а также ячмень, культивировались в очень незначительных размерах, так как они требовали качественной обработки почв. Рожь же во всех губерниях Среднего Поволжья была единственной и главной озимой культурой и занимала всегда значительные посевные площади. Все остальные культуры – греча, горох, полба, конопля, лен оказывались несущественными при посевах. Из корнеплодов повсеместно все в большем количестве стал высаживаться картофель.
В хозяйстве Анисимовых под пшеницу отводилось 15 десятин, под рожь – 10 десятин, под просо – 1 десятина. Просо не продавали, из него варили кашу, им кормили кур, свиней[331].
Вследствие голода 1891-1892 гг. сильно выросли посевы чечевицы. Она шла в основном на корм скоту наравне с сеном, а в пищу людям употреблялась редко. Однако большие посевы чечевицы сохранялись довольно долго и лишь в начале XX в. стали несколько сокращаться.
В конце XIX – начале XX вв. урожайность в Среднем Поволжье сильно упала. В 1892 г. современники писали, что “Самарская губерния, считавшаяся житницей России, не может уже быть причислена к разряду хлебородных губерний, так как производительность ее почти до такой степени ослабела, что население ее вот уже несколько лет подряд не может обеспечить себя своим хлебом на целый год, ни скот свой содержать в исправности”[332].
Урожайность хлебов во всех средневолжских губерниях была низкой, подвергалась резким колебаниям (в среднем каждый четвертый год являлся неурожайным). Земледелие носило застойный характер, то есть урожайность не имела тенденции ни к повышению, ни к понижению, но при напряженном труде можно было получить высокие урожаи. Самая высокая урожайность была в Самарской – сам-8 (в 1903 г.) и Саратовской – сам-8,8 (в 1913 г.) губерниях, а самая низкая в Симбирской – сам-1,5 (в 1891 и 1906 гг.) и Саратовской – сам-1,5 (в 1906 г.) губерниях[333]. В среднем же урожайность пшеницы составляла от сам-5 до сам‑7. Как считали губернаторы, в конце XIX – начале XX вв. такую урожайность можно было считать как в количественном, так и в качественном отношении хорошей[334].
В 1891-1892 гг. Россию поразил голод. Одной из наиболее пострадавших губерний от полного неурожая хлебов и трав была Самарская губерния. В течение 3 лет (1891-1893 гг.) здесь был голод. В 1891 г. рожь уродилась только сам-1,9. Яровые же хлеба, особенно пшеница, не возвратили даже семян. Хороший урожай был собран только в 1894 г.[335]:
Таблица 23
Урожайность основных сельскохозяйственных культур в Самарской губернии в 1894 г.
| Наименование культуры | Степень урожайности |
| Пшеница | 8 |
| Ячмень | 7,9 |
| Овес | 7,6 |
| Рожь | 6,4 |
| Греча | 5,6 |
| Остальные яровые хлеба | 7,2 |
| Лен | 7,4 |
| Картофель | 6,9 |
| Конопля | 6,1 |
По мнению самарского губернатора А.С.Брянчанинова, “главная причина неурожая заключается в крайне неблагоприятных климатических явлениях – бездождье с весны остановило рост и развитие озимых хлебов, а палящие юго-восточные ветры в середине лета окончательно погубили яровые хлеба, обещавшие почти повсеместно прекрасный урожай”[336].
Помимо причин связанных с природными явлениями, приведших к голоду, губернатор назвал падающую из года в год урожайность. Это явление он связывал с низким уровнем агрикультуры во всех уездах губернии, то есть наряду с погодными условиями в низкой урожайности и голоде как в 1891 г., так и вообще в неурожаях виноваты были сами крестьяне.
В Самарской губернии крестьяне почти повсеместно занимались посевом высоких сортов пшеницы, увлекаясь примером крупных посевщиков, обогатившихся от одного-двух хороших урожаев, поэтому, как считал губернатор, хозяйство крестьян стояло на очень непрочных основаниях. “Крестьянин не принимает в расчет никаких случайностей, не делает сбережений и не ставит размер своего посева в зависимость от количества своего запасного капитала и рабочей силы семьи, а старается засеять возможно большую площадь земли пшеницей, – хотя бы наймом, хотя бы в долг, – в надежде, что один хороший урожай сторицей окупит все затраты. Если его надежды оправдаются, то он снова затрачивает весь доход на новое увеличение посева и затем первый неурожай приводит его к совершенному разорению”[337].
При таких условиях крайне плохой оказывалась и обработка земли, и возможность получения хороших урожаев уменьшалась с каждым годом. В средневолжских губерниях по-прежнему сохранялась трехпольная система землепользования, а в ряде мест юга Заволжья – залежная система. Но в условиях растущего малоземелья крестьянских хозяйств правильный трехпольный севооборот не выдерживался. Так, в 1900 г. в Саратовской губернии вместо трети – 70% посевной площади были засеяны яровыми хлебами. Это повторялось из года в год, в результате чего почва, засеваемая одними и теми же зерновыми культурами, неизбежно истощалась[338].
К тому же земля никогда не удобрялась и урожаи, естественным образом, становились все хуже и хуже. Удобрению крестьянских наделов препятствовали слабое знакомство крестьян с его пользой и переделы земли при общинном землепользовании. “Никто не решается затрачивать значительный труд по удобрению поля при сознании, что плодами этого труда воспользуется не он, а другой”[339].
Для предотвращения голода правительство оказало помощь крестьянам, выдав все необходимое, в соответствии с нуждами каждого сельского общества: продукты сельского хозяйства, муку, деньги[340]. Но государство ничего не дает безвозмездно. В 1894 г. была проведена опись задолженности сельских обществ и государство потребовало вернуть данные ссуды.
Упоминавшееся село Баландино в отличие от других сел и деревень Бугурусланского уезда от неурожайного года пострадало не сильно, ссуды от государства тоже были взяты небольшие, но возвращались с большим трудом. Крестьяне пшеницы взяли 443 пуда, а к 1894 г. вернули только 214 пудов 30 фунтов. Ржи взяли 377 пудов 24 фунта, а вот вернули с большим излишком в 686 пудов 22 фунта. Также были взяты мука (20 пудов), овес (120 пудов), ячмень (414 пудов), просо (58 пудов), гречиха (70 пудов) – ничего возвращено не было. Деньгами община села Баландино кредит не брала, но ее долг был переведен в денежный эквивалент[341]. Подробнее смотри приложение 9.
В 1894 г. по счету задолженности община села Баландино должна была государству вернуть хлеба 603 пуда 17 фунтов, который по цене 52 копейки за пуд был оценен в 313 рублей 78 копеек. В 1894 г. община вернула только 123 рубля и еще осталось ей вернуть 190 рублей 78 копеек. Именно эта сумма (190 рублей 78 копеек) и была записана в счет задолженности общины села Баландино в 1894 г., которую утвердили на сельском сходе 14 декабря 1894 г. (см. приложение 10, 11)[342].
Проблемы малоземелья, перенаселенности деревни, повышения производительности сельского хозяйства в начале XX в. попытались решить в ходе проведения Столыпинской аграрной реформы. В социально-экономическом плане она имела прогрессивное значение, ибо при хуторском или участковом землевладении у крестьян собственников появлялась возможность вводить новые системы земледелия, использовать усовершенствованный инвентарь и машины. Появлялась заинтересованность в развитии хозяйства, производстве большего количества сельскохозяйственной продукции. Однако в разных губерниях Среднего Поволжья она шла с разными темпами.
В Симбирской губернии Столыпинская аграрная реформа реализовывалась крайне медленно. Крестьяне встретили ее с недоверием и недовольством. Широкие массы сталкивались на практике с тем, что самую лучшую землю получала зажиточная часть крестьянства, что закон покровительствовал прежде всего тому, у кого к моменту выдела сосредоточилось больше земли.
Тем не менее, довольно широкие массы крестьянства проявили заинтересованность к аграрной реформе, в первую очередь зажиточные крестьяне, кулаки и бедняки. Мотивы выхода из общины и укрепления земли в собственность у них были различными: если зажиточные крестьяне и кулаки стремились к дальнейшему расширению своих хозяйств, то целью вторых была последующая продажа земли.
За 1907-1916 гг. в Симбирской губернии вышли из общины 20,8% крестьянских хозяйств, которые из общего количества надельной земли укрепили в личную собственность 17,9%. На 1 января 1916 г. здесь насчитывалось 31326 хуторов и отрубов площадью в 335180 десятин, что составляло лишь 11% общего числа крестьянских дворов и 8% всей удобной земли[343]. Эти довольно скромные результаты реформы свидетельствовали о том, что она не сняла с повестки дня аграрный вопрос.
В Самарской губернии Столыпинская аграрная реформа шла более успешно. С 9 ноября 1906 г. до 14 июня 1910 г. из общины вышло более 110 тысяч домохозяев. С середины 1910 г. до 1 августа 1914 г. произошло резкое снижение числа выделенцев. В этот период из общины вышло более 42 тысяч крестьян. Они укрепили в личную собственность 2075862 десятины земли, что составляло 30,9% от всего общинного землевладения[344].
На территории Самарской губернии было создано 91044 хутора на площади 2011515 десятин земли. На хутора и отруба переходили, как правило, многоземельные крестьяне, имевшие помимо надельной купленную землю. Реформа усилила процесс мобилизации земель в руках зажиточных крестьян деревни. В 1907-1914 гг. на земельный рынок Самарской губернии поступила 511961 десятина земли[345].
Существенный урон сельскому хозяйству нанесла Первая мировая война (1914-1918 гг.). В этот период характер сельскохозяйственного производства и его продуктивность резко изменились. Мобилизация на войну была самым большим каналом, по которому происходил отлив рабочей силы из деревни, в первую очередь мужчин. В Самарской губернии без работников-мужчин осталось 32,3% хозяйств, в Симбирской – 32%, в Саратовской – 30,7%[346]. После этого в большинстве хозяйств главными работниками становились женщины. Несмотря на это женщина все же не могла уделять производству равное с мужчиной время, так же как не могла сравняться с ним в физической силе.
Война неблагоприятно отразилась на состояние крестьян, в первую очередь, беднейших слоев деревни. Но в целом, при наличии аграрного перенаселения, существовавшего до войны, отлив рабочей силы из деревни не повлек за собой резкого сокращения производства в крестьянском хозяйстве.
Большие изменения произошли в период Февральской революции 1917 г. Началось массовое аграрное движение, целью которого являлось уничтожение не только помещичьего землевладения, но и ликвидация последствий столыпинского землеустройства. Широкой волной развернулось движение за ликвидацию хуторов и отрубов и возвращение земель выделенцев в распоряжение сельской общины, то есть начался черный передел. Отрубники и хуторяне, а также зажиточные общинники не желали свои участки пускать в общий передел, но сами хотели получить дополнительно землю, считая, что ее нужно давать тем, кто сможет обработать.
Губернские власти, чтобы решить возникшую проблему, пошли по упрощенному варианту: подсчитали все сельское население, взяли сведения статистического бюро о наличии пахотных земель и установили среднюю норму на каждую наличную душу. Однако реализовать этот принцип оказалось непросто. Уравнение крестьянских хозяйств не вело к рациональному использованию земли, техники, скота, снижалась производительность труда. К осени 1917 г. в Самарской губернии участковое хозяйство перестало существовать, так как все земли хуторян и отрубников были возвращены в общину. Неизбежным следствием разорения помещичьих и крепких крестьянских хозяйств было падение товарности всего сельского хозяйства Самарской губернии[347].
С началом гражданской войны весной 1918 г. Среднее Поволжье стало основной житницей советской России, поскольку ведущие хлебопроизводящие регионы – Сибирь и Украина – были заняты белогвардейцами. Весной-летом 1918 г., когда оформлялись основные принципы политики военного коммунизма, одним из немногих районов, где эта политика реализовывалась, было Среднее Поволжье. Одновременно с этой политикой, в июне-сентябре 1918 г. свою аграрную программу здесь попытался осуществить Комуч. В итоге крестьяне Среднего Поволжья оказались заложниками, жертвами борьбы различных политических сил.
14 мая 1918 г. советское правительство своим декретом объявило о введении в стране режима продовольственной диктатуры. Были подтверждены все государственные монополии, твердые цены, полностью запрещена частная торговля хлебом, объявлялась беспощадная борьба спекулянтам. В категорию последних попали не только перекупщики, но и производители сельхозпродукции, если они решались реализовывать ее самостоятельно.
11 января 1919 г. был издан декрет, вводивший продовольственную разверстку, которая на практике означала реализацию политики военного коммунизма. Государство перед собой поставила цель изъять хлеб из производящих сельскохозяйственных районов в непроизводящие – промышленные центры и, прежде всего, в Москву и Петроград. При этом сельскохозяйственные продукты изымались с помощью вооруженной силы. Такая политика существенно ухудшила и политическую, и продовольственную ситуацию в Среднем Поволжье.
Успокоение в массы могло внести только разъяснение аграрной политики большевиков, закрепленной в Декрете о земле. Представители Советской власти организовывали в деревнях и селах митинги с целью разъяснения аграрной политики большевиков, но в ответ крестьяне бунтовали. В 1919-1920 гг. в Среднем Поволжье наиболее крупными крестьянскими восстаниями были: чапанная война[348] (март 1919 г.), восстание “Черный орел” (февраль-март 1920 г.) и мятеж Сапожкова (июль-август 1920 г.).
В ходе чапанной войны в 1919 г. в селе Пилюгино Бугурусланского уезда было организовано собрание крестьян, на котором разъясняли сущность Декрета о земле. Уже упоминаемый Анисимов Иван Ефимович Старший как глава делегации от села Баландино пошел на собрание и выступил против безвозмездного отчуждения общественной и крестьянской земли. Всех поддержавших его крестьян арестовали. Однако, вскоре, Иван Ефимович бежал из-под ареста и был вынужден скрываться в лесу. Сноха Олимпиада Моисеевна носила ему еду. Так продолжалось 6 месяцев до наступления морозов. Красноармейцы разыскивали Ивана Ефимовича, допрашивали родственников, но его не выдали. После наступления морозов поиски прекратились, и Иван Ефимович вернулся домой. Все же его лишили политических прав, то есть лишили возможности посещать собрания и выступать на них.
Популяризация Декрета о земле внесла временное успокоение в крестьянские массы, но их земельные интересы не были удовлетворены: лучшие земли отводились под совхозы и другие государственные предприятия (безвозмездно), а худшие и отдаленные – крестьянам[349].
Большой ущерб крестьянскому хозяйству в годы гражданской войны наносило принудительное изъятие лошадей для Красной Армии. Для крестьянской семьи это было равносильно смерти, так как обрекало ее на голодное существование. Не случайно на заседании пленума ЦК РКП(б) 17 июля 1920 г. на обсуждение было поставлено “предложение т. Калинина о замене смертной казни за дезертирство в некоторых случаях конфискацией лошадей”[350]. Такой прием давления на крестьян применялся и руководителями местных органов.
Изъятие лошадей часто сопровождалось самоуправством местных органов и органов, проводивших изъятие. Низкие закупочные цены на лошадей вызывали вполне понятное недовольство крестьянского населения, не желавшего лишаться главной основы жизнеобеспечения. Генерал И.Данилов вспоминал, что в одной из деревень “хозяин горько жаловался, что у него помимо съестных припасов, пшеницы, ячменя и овса красные забрали всех его 16 лошадей, не оставив ему ни одной. Поэтому он, как и другие жители, не будет в состоянии обрабатывать весной землю и посему нечего и думать заготовить хлеб не только для нужд государства, но и для себя”[351]. Этот пример показывает не о нормализации обстановки в стране, а наоборот о способствовании к росту волнений среди населения Среднего Поволжья, в первую очередь в Самарской губернии.
Поэтому, чтобы сохранить хозяйства, крестьяне всячески старались сохранить для себя здоровых лошадей, а в армию отдать недоброкачественных. Порой в условиях отсутствия учета лошадей крестьяне просто прятали верховых лошадей, повозки, упряжь и т.п.[352]
Перепись сельского населения 1920 г. показала обеспеченность крестьянских хозяйств лошадьми на период окончания гражданской войны. Следующая таблица показывает соотношение числа людей в крестьянских хозяйствах и количества в них лошадей[353].
Таблица 24
Обеспеченность крестьянских хозяйств лошадьми в 1921 г.
| Губерния | Число хозяйств | Число душ обоего пола | Среднее число душ | Лошадей | |||
| всех | в среднем | в т.ч. рабочих | в среднем | ||||
| Самарская | 430222 | 2530867 | 5,88 | 763454 | 1,77 | 602923 | 1,4 |
| Саратовская | 478186 | 2783657 | 5,82 | 597668 | 1,25 | 470353 | 0,98 |
| Симбирская | 270169 | 1539037 | 5,7 | 246397 | 0,91 | 199965 | 0,74 |
Таким образом, достаточно большое количество хозяйств Среднего Поволжья не были обеспечены в должной мере лошадьми. Результатом политики большевиков могло быть измельчание хозяйств и семей, их обеднение, ухудшение сельскохозяйственных работ и снижение урожайности.
В апреле 1919 г. было объявлено об освобождении крестьян-середняков от взыскания чрезвычайного и натурального налога с урожая 1918 г. Но эти распоряжения фактически остались на бумаге. В 1920 г. в Самарской губернии усилился социально-экономический кризис. Непосильная продразверстка снижала производительность труда крестьян, уменьшалось число зажиточных хозяйств и наблюдался рост маломощных. Посевные площади сокращались, увеличивался процент беспосевных хозяйств, потерь скота, убыли сельскохозяйственного инвентаря. Продразверстка стала распространяться даже на бедняцкие хозяйства. Все эти явления способствовали неурожаю 1921-1922 гг.
Ситуация еще больше осложнилась в связи с засухой в 1920 г. В ряде уездов средневолжских губерний в 1920 г. не выпало ни одного дождя. Засухи и суховеи, характерные для этого региона страны, в сложившихся условиях приводили к особенно резким колебаниям урожайности. По данным Г.И.Баскина, она колебалась в Самарской губернии от 5 до 60 пудов с десятины, к тому же посевные площади губернии в 1920 г. по сравнению с предыдущим сократились на 22,8%[354]. В 1921 г. начался, как тогда его называли “самарский голод”.
В 1920 г. в Самарской губернии было собрано 20,1 млн. пудов хлеба против 146,4 млн. пудов в 1913 г.[355] Значительная часть хлеба была вывезена из Самарской губернии в связи с продразверсткой. Причем продовольствия лишались не только зажиточные, но и беднейшие крестьяне. В итоге сусеки[356] амбаров были пусты. Чтобы выжить, в 1921 г. крестьяне распахивали самую плохую землю, которую раньше не использовали под пашню, и засеивали ее пшеницей. Именно так поступили Анисимовы. Пшеница выросла настолько низкая, что ее нельзя было жать серпами, а только выдергивать с корнем, чтобы не ронять зерно. Эта пшеница помогла выжить. В целом по Самарской губернии урожай 1921 г. составил ничтожную цифру – 2,7 млн. пудов. Это было следствием страшной засухи в конце мая, когда погибло 50% озимых хлебов, а на юге Самарской губернии саранча уничтожила остатки урожая хлебов.
Крестьяне в эти годы ели все, что каким-нибудь образом годилось в пищу: траву, березовый лист, шишки, яйца птиц и самих птиц; стали убивать рабочий и молочный скот, меняли вещи на продукты. Многие покидали родные места. По словам очевидцев, голод был настолько сильным, что были случаи каннибализма (трупоедство и людоедство), и люди даже ели сами себя.
На 1 января 1922 г. в Самарской губернии голодало 86,1% населения, то есть вдвое больше, чем в Саратовской и Симбирской губерниях[357]. “К весне 1922 г., когда уже ничего не было для питания, в села стали привозить продукты, организовывать столовые, а дети каждый день получали по 50 граммов белого хлеба и стакан молока, или кофе, или какао. Некоторые, особо нуждающиеся дети, получили ботинки и верхнюю одежду”[358].
Во время голода резко сократилось потребление хлеба, особенно в Самарской губернии. Если потребление хлебных продуктов сельским населением сделать в переводе на зерно на 1 душу в год в пудах, то получим следующие результаты[359]:
Таблица 25
Потребление хлебных продуктов сельским населением Среднего Поволжья в начале 1920-х гг.
| Губерния | 1919/1920 | 1920/1921 | 1921/1922 | 1922/1923 | |||
| янв.-февр. | нояб.-дек. | февр. | окт. | февр. | окт. | февр. | |
| Самарская | 18,79 | 14,77 | 12,5 | 3,33 | 3,97 | 14,61 | 16,24 |
| Саратовская | 19,9 | 16,18 | 14,25 | 9,12 | 6,5 | 18,34 | 17,93 |
| Ульяновская | 17,92 | 13,03 | 11,21 | 4,89 | 4,78 | 16,87 | 16,27 |
В перерасчете на 1 день потребления зерна на 1 душу в Самарской губернии мы получим 150 грамм в день. Муки из такого количества зерна получится еще меньше. В 1920/1921 гг. эта цифра равнялась минимум 550 грамм зерна в день. В таких условиях крестьянам оставалось только умирать с голоду.
Многие крестьяне, особенно бедняки, во время голода за бесценок продавали свои избы, инвентарь, надворные постройки. Крестьяне побогаче, таким образом, имели возможность, даже за хлеб, купить недвижимость и рабочий скот.
Последствия голода были тяжелыми. С июля по ноябрь 1921 г. от голода и болезней по официальным данным умерло 14700 человек[360]. “Сократились посевные площади. Из 636 тысячи голов рабочего скота осталось 185 тысяч, резко уменьшилось поголовье крупного рогатого скота, овец, свиней”[361].
Преодолевались последствия голода с большим трудом. Чтобы помочь крестьянам, государство сняло налог с посевных площадей Среднего Поволжья, провело сбор продналога в тех районах страны, которые не пострадали от засухи, особенно в губерниях центральной России и Сибири, производило выдачу семенных ссуд на льготных условиях, то есть они были безвозвратными. Общая сумма продналога по стране была уменьшена наполовину. Огромное значение для крестьян Среднего Поволжья имели налоговые льготы, льготы по продналогу, а также банковские кредиты.
К концу 1922 г. Самарская губерния стала выбираться из тисков голода. Решающую роль в этом сыграла новая экономическая политика. В 1922 г. валовой сбор хлеба в Самарской губернии составил 23782 тысячи пудов. Это означало ликвидацию голода. Осенью 1922 г. Самарская губерния получила семенную ссуду в объеме более 2 млн. пудов зерна и было засеяно 440 тысяч десятин. К весеннему севу было получено еще 2,8 млн. пудов семян и было засеяно 850 тысяч десятин[362].
Безвозвратные льготы по семенным ссудам в 1921-1922 гг. для самарских крестьян равнялись 4,5 млн. пудов. Льготы по продналогу составляли 16,6 млн. пудов зерна. Кроме того, льготы по денежным налогам составили 256931 руб. золотом. Только на восстановление поголовья рабочего скота крестьяне Самарской губернии получили за 1922 г. около 3 млн. руб.[363]
В условиях нэпа успешно развивалась сельскохозяйственная кооперация, создавались совхозы (главным образом на базе бывших помещичьих имений), возникали коллективные хозяйства. Создавались семенные, животноводческие, машинные, кредитные товарищества, тозы, сельхозартели. В селах Саратовской губернии уже в 1922-1923 гг. было создано 1618 коммун, артелей и товариществ по совместной обработке земли. Они объединяли 60 тысяч крестьянских хозяйств[364]. Крестьяне коммуны собирали высокие урожаи и получали от продажи зерна большую прибыль, но с началом коллективизации практика кооперации была прекращена. Коллективные хозяйства давали несомненные преимущества: они избавляли крестьян от чересполосицы, создавали условия для перехода к многопольному севообороту, дали возможность проводить агротехнические мероприятия, внедрять машинную технику и т.д.
Сильные экономические позиции в условиях нэпа приобрели зажиточные и кулацкие хозяйства. Посев более ценных культур, хороший уход за ними, позволяли иметь им большую урожайность и большую прибыль, лучшее питание, содержать в лучшем состоянии скот, по сравнению с бедняцкими хозяйствами. На всем протяжении нэпа цена на зерновые культуры росла, причем, по сравнению с предвоенными годами, она резко подскочила. Только после 1925 г. цена стала медленно падать. Следующая таблица показывает эту динамику[365]:
Таблица 26
Средняя цена на основные зерновые культуры в Среднем Поволжье
в 1920‑е гг.
| Наименование культуры | Средняя цена 1912-1913 гг. и 1913-1914 гг. | 1924-1925 гг. | 1926 г. | 1927 г. |
| Рожь | 67,8 | 103,0 | 98,0 | 70,0 |
| Пшеница | 94,6 | 187,0 | 158,8 | 144,7 |
| Овес | 67,0 | 115,5 | 100,0 | 61,7 |
| Ячмень | 70,0 | – | 72,3 | 58,6 |
Несмотря на хорошую рыночную конъюнктуру после 1922 г. крестьяне, испытавшие голод, не спешили продавать хлеб, считая его лучшей страховкой от неожиданностей. К тому же они старались продавать хлеб только тогда, когда цена на него была максимальной, а не сразу после уборки.
С приходом к власти большевики стали проводить политику ограничения кулаков в их правах. Кулаки были лишены избирательных прав в Советы. Они не могли быть избираемы также в органы управления кооперативов, хотя нередко и состояли их членами, не допускались в состав учредителей вновь возникающих кооперативных объединений. Помимо этого, кулаки облагались повышенным налогом, ограничивались в снабжении сельскохозяйственными машинами. С 1926 г. правительство вообще запретило продажу тракторов кулацким хозяйствам. Проведенная еще в первые годы Советской власти национализация земли исключала концентрацию ее в руках кулаков, хотя аренда земли разрешалась, но в ограниченных размерах[366]. Все эти меры сдерживали рост кулачества, а некоторую его часть приводили к разорению.
В 1928 г. в Среднем Поволжье отношения между властью и зажиточными крестьянами значительно обострились. Крестьяне не захотели продавать хлеб государству по твердым ценам, так как они были ниже рыночных, в связи с чем очень осложнилась хлебозаготовка. Зажиточные крестьяне и кулаки прилагали все усилия для того, чтобы не продавать государству хлеб, как считали государственные органы, “чтобы сорвать хлебозаготовки и создать дополнительные продовольственные трудности”. Кулаки, которые располагали значительными запасами хлеба, не продавали его государству, а закапывали хлеб в ямы или продавали его на рынке. Этим они показывали нежелание сотрудничать с Советской властью.
Накануне Великой Октябрьской Социалистической революции в губерниях Среднего Поволжья количество кулацких хозяйств достигало 20%, и им принадлежало 43,5% всех посевных площадей Среднего Поволжья. После проведения Советским государством аграрных преобразований в ходе осуществления политики “военного коммунизма” количество кулацких хозяйств сократилось.
По данным динамической сельскохозяйственной переписи 1927 г., из 1228 тысяч крестьянских хозяйств Среднего Поволжья бедняцко-батрацких насчитывалось 426 тысяч (34,7%), середняцких – 625 тысяч (50,9%), зажиточных – 133,9 тысяч (10,9%) и кулацких (“мелкокапиталистических”, как значится в переписи) – 42,5 тысяч (3,5%)[367].
Что касается исследуемой семьи Анисимовых, то они были причислены к зажиточным крестьянам. Ивана Ефимовича Старшего, как чапановца и “кулака”, лишили голоса, права посещать собрания и выступать на них. Таких крестьян, лишенных политических прав, стали называть лишенцами.
К 1929 г. семья Анисимова Ивана Ефимовича богатой не была, но имела 4 лошади на 27 человек семьи, проживающих в одной избе[368] и 112 га земли, которая была общинная, то есть принадлежала с. Баландино. Наемных работников Иван Ефимович Старший не держал, так как земли было столько, сколько могли обработать без привлечения дополнительной рабочей силы.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 492; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!