ГЛАВА 4. ОСНОВНЫЕ КОМПОНЕНТЫ СУДЕБНОГО МЕХАНИЗМА УСТРАНЕНИЯ ОШИБОК В СУДЕБНЫХ СТАДИЯХ УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА

В теории и в практике основными инструментами в выявлении, исправлении и предупреждении ошибок на судебных стадиях классически принято считать производства в суде первой инстанции, во второй инстанции (апелляция), в кассационной и надзорной инстанциях и при возобновлении производства по уголовному делу ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств[418].

Данная деятельность организационно построена в соответствии с делением на судебные звенья и судебные инстанции и процессуально осуществляется путем производства по уголовным делам судами, действующими в качестве соответствующих инстанций.

С точки зрения общей цели устранения ошибок, судебное производство, с одной стороны, может быть представлено как единый процессуальный механизм (процессуальная организация) ее достижения. С другой стороны, разделенное на этапы (стадии) это производство может быть представлено как совокупность процессуальных механизмов достижения названной цели в условиях каждой отдельной стадии.

Судебный механизм устранения ошибок в российском уголовном процессе действует на судебных стадиях и обладает рядом общих и особенных признаков:

- судебная проверка в суде первой инстанции предметно распределена между судами профессионалов и судами присяжных (с широкой юрисдикцией первых и узкой – вторых);

- функциональная однородность в целом судебной проверки во всех судах первой инстанции (за исключением отсутствия у судьи-профессионала в суде присяжных обязанности принимать решение по факту виновности подсудимого и отсутствия у судьи-профессионала в особом порядке судебного разбирательства обязанности непосредственно исследовать доказательства, подтверждающие факт виновности подсудимого);

- следственная активность при осуществлении судебной проверки в суде первой инстанции всех судей-профессионалов (равная – в общем порядке судебного разбирательства и в суде присяжных, ограниченная изучением письменных материалов дела по всем вопросам и возможностью непосредственного исследования доказательств только по вопросам наказания – в особом порядке судебного разбирательства);

- возможность полной апелляции в порядке судебной проверки в суде второй инстанции;

- функциональное деление судебного надзора в суде второй инстанции на кассацию, надзор и возобновление дел по новым и вновь открывшимся обстоятельствам;

- функциональная однородность кассации и надзора;

- ревизионный порядок всех видов пересмотра решений суда первой инстанции;

- обязательная сила руководящих разъяснений высшей судебной инстанции.

Своеобразие судебной проверки и судебного надзора в российском уголовном процессе определяется особенностями технической организации (континентальной по типу исторической формы) российского судебного производства. Однако она касается, главным образом, только суда присяжных и роли руководящих разъяснений высшей судебной инстанции (если не брать во внимание, скорее всего временное, сосуществование двух однородных функций – кассации и надзора). Поэтому в целом построение российского судебного производства имеет заметное сходство с классической континентальной моделью с присущей ей механизмом устранения ошибок, развитие которого должно осуществлять в рамках следующих моделей:«модель активного суда первой инстанции»,«модель полноценной апелляции»,«модель полноценной кассации и надзора», «полноценная следственная модель производства по новым и вновь открывшимся обстоятельствам».

 

Устранение ошибок через производство в суде первой инстанции.

На начальном этапе исследования проблем следственных ошибок автор, как и ряд других ученых-правоведов, придавал большое значение роли суда в восполнении пробелов предварительного расследования без направления уголовного дела на дополнительное расследование[419]. В советское и постсоветское время на основании ст. 20 УПК РСФСР, с одной стороны, направить дело на доследование ввиду неполноты и односторонности установления обстоятельств по делу было достаточно просто, что на практике и делалось, подчас, многократно по одному и тому же уголовному делу, но, с другой стороны, прокурор всегда мог опротестовать решение суда о направлении дела на доследование, ссылаясь на то, что суд сам не предпринял достаточных усилий самому восполнить пробелы предварительного расследования.

По требованиям УПК РСФСР суд сам оглашал в начале судебного следствия обвинительное заключение; именно суд, в том числе, и с целью восполнить пробелы предварительного расследования, первым начинал допрашивать подсудимого, потерпевшего, свидетелей, которые не подразделялись на свидетелей обвинения и защиты; мог по своей инициативе проводить любые судебные действия (вызов новых свидетелей, назначение судебных экспертиз и др.), вынести обвинительный приговор, даже если прокурор отказался от обвинения, дать свою квалификацию содеянного подсудимым, отличную от той квалификации, которую предлагал суду прокурор; мог по своей инициативе возбуждать уголовные дела, направлять дело на дополнительное расследование и др.

Безусловно, давались рекомендации, когда суд явно не должен был браться за то, что необходимо было выполнить по уголовному делу только на предварительном расследовании. Так, суду не следовало участвовать в собирании и исследовании доказательств, если ему приходилось разыскивать новые доказательства, то есть, выполнять несвойственную функцию розыска; если требовалось собрать и исследовать большой объем новых доказательств; если необходимо было произвести такие следственные действия, осуществить которые в условиях судебного разбирательства невозможно или затруднительно (обыск, выемка и т.п.)[420].

Следует заметить, что практически к указанной выше схеме деятельности суда призывает вернуться Следственный комитет Российской Федерации в известной предложенной им инициативе по законопроекту об институте объективной истины.

Многие ученые-процессуалисты, хотя и не предлагают в полном объеме восстановить прежний круг полномочий суда, но выступают за активную его миссию в условиях публичного судебного разбирательства.

А.С. Барабаш полагает, что на суд возложена функция правосудия, следовательно, суд должен быть активным[421]. По образному выражению А.Д. Бойкова, анемичный суд – это анемичная власть, при которой расцветает алчность и произвол сильного, но не торжество правого[422].

За активный суд выступает и М.К. Свиридов[423].

По мнению В.И. Зажицкого, принцип состязательности не оставил места для многих важнейших ориентиров, которые традиционно использовались в уголовно-процессуальном законодательстве России, а также успешно используются в смешанном уголовном судопроизводстве цивилизованных стран – публичный характер уголовного судопроизводства, всесторонность, полнота и объективность исследования уголовного дела, установление истины, активная роль суда в ее обнаружении и др. Полное устранение или существенное умаление этих важнейших системообразующих категорий, призванных обеспечивать эффективность судебно-следственной практики, является одной из существенных методологических ошибок, которая не может быть оправдана никакими аргументами[424].

Сторонник состязательного процесса А.В. Смирнов считает, что «вопрос об активности суда не имеет отношения к типу уголовного процесса – состязательному или следственно-инквизиционному, - а принадлежит к самой сути правосудия; …состязательное построение уголовного процесса вовсе не исключает активности суда в исследовании доказательств»[425].

Рядом ученых-процессуалистов (А.Д. Бойков, З.З. Зинатуллин и др.) обозначена, как компромиссная, позиция, что суд должен проявлять активность не при собирании, а при проверке доказательств[426]. И использовать для этого все возможные средства.

В этой связи оригинальной выглядит позиция В.В. Васина: суд должен «компенсировать отсутствие у стороны защиты возможностей по формированию своей доказательственной базы, равных или сопоставимых с возможностями стороны обвинения, путем проявления собственной активности, направленной на собирание доказательств с целью проверки позиции (доводов) стороны защиты…; должно действовать правило о невозможности ухудшения положения подсудимого по сравнению с тем, которое вытекало из существа предъявленного ему обвинения, основанного на тех доказательствах виновности, с которыми он был ознакомлен по окончании предварительного расследования…- это предполагает необходимость установления в УПК РФ запрета на собирание как судом, так и стороной обвинения в ходе судебного разбирательства новой информации, которая может ухудшить или ухудшает положение подсудимого»[427].

И.Я. Фойницкий еще в начале прошлого века писал, что «роль уголовного судьи в процессе далеко не пассивная: он по собственной инициативе может вызвать нужных по делу свидетелей и вытребовать иные доказательства; он напомнит подсудимому о праве его давать объяснения и предъявлять возражения; будучи раз призван суждению по делу, но должен решить его справедливо, на основании всего имеющегося в деле материала»[428].

Ю.К. Орлов справедливо отмечает, что «...нельзя превращать суд в беспристрастного арбитра, фиксирующего победителя в споре. Все-таки уголовный процесс - это не спортивная борьба, где задача арбитров определить сильнейшего. Целью доказывания должна оставаться истина, а не присуждение приза победившей стороне. Поэтому за судом должна оставаться обязанность принять все возможные меры к установлению истины»[429].

В.А. Семенцов, И.И. Белохортов, ссылаясь на позиции Л.А. Воскобитовой, говорившей об активности суда, отводят суду активную роль в доказательственной деятельности[430].

Позиция ученых, разделяющих идею активности суда при проверке доказательств, выглядит убедительной. Ее разделяет и Конституционный Суд РФ. Свой вывод по этому вопросу он выразил в Определении от 20 ноября 2003 года №451-О, в котором указано, что осуществление судом в публичном по своему характеру уголовном процессе функции правосудия предполагает законодательное наделение его правом проверять и оценивать с точки зрения относимости, допустимости и достоверности представленные сторонами обвинения и защиты доказательства как путем установления их источников и сопоставления с другими доказательствами, имеющимися в уголовном деле либо представляемыми сторонами в судебном заседании, так и путем получения и исследования в рамках обвинения, предъявленного подсудимому, других доказательств, подтверждающих или опровергающих доказательство, проверяемое судом. Конституционный Суд РФ рассматривает данное право, как непременное условие для принятия правосудного решения[431].

В Определении от 18 июня 2004 года №204-О Конституционный Суд РФ также указал, что принятие решения судом о получении доказательства, предназначенного для проверки уже имеющихся в деле доказательств, не противоречит принципу состязательности[432].

На наш взгляд, именно активный суд имеет все процессуальные возможности выявлять, исправлять и предупреждать ошибки в уголовном судопроизводстве (следственные, судебные).

Вместе с тем, ученые ведут речь и об определенных «ограничителях» этой активности в современном уголовном судопроизводстве.

В.А. Лазарева отмечает, что чрезмерная активность суда, как и пассивная состязательность, чреваты опасными последствиями[433].

Суд должен быть инициативен, указывает Н.И. Газетдинов, в исследовании доказательств, но в рамках тех доказательств, которые представлены сторонами как в досудебном производстве, так и в ходе судебного разбирательства. Он считает, что суд не должен проявлять инициативу по собиранию доказательств, а полномочия суда, которые по действующему законодательству представляют суду по собственной инициативе собирать доказательства, должны быть исключены из УПК РФ. И, более того, уголовно-процессуальный закон должен, по его мнению, содержать запрет суду самостоятельно собирать доказательства[434].

Л.А. Воскобитова предлагает в случае недостаточности доказательств для разрешения дела по существу предусмотреть в законе порядок, при котором суд вправе установить сторонам срок для представления ими дополнительных доказательств[435].

Рассмотренные выше позиции ученых, каждый из которых по-своему предлагает ограничивать активность суда, представляются нам интересными, в определенной части спорными и неоднозначными. По нашему мнению, стоит согласиться с позицией Н.П. Кирилловой, считающей, что если активность суда в истребовании доказательств путем проведения судебных действий имеет своей целью проверку и оценку доказательств, то эту деятельность следует расценивать как соответствующую принципу состязательности. В том случае, когда активность суда продиктована целью создания доказательственной базы стороны обвинения или защиты и укрепления их позиций, данная деятельность не согласуется с принципом состязательности[436].

Отвечая на вопрос о том, как оценить, законны ли действия суда по истребованию доказательств, по инициированию судебных действий и какова при этом цель суда, Н.П. Кириллова совершенно правильно указывает, что оценку действиям суда в процессе доказывания должен дать суд вышестоящей инстанции, рассматривающий жалобы и представления с учетом конкретных обстоятельств уголовного дела.

Орган, отвечающий за правосудность принятого решения, не может быть лишен возможности установить фактическую основу для этого решения. У судьи должен быть инструментарий для установления качественной фактической основы. Два инструмента даются суду для установления фактических обстоятельств дела. Первый - это стороны, заявляющие о фактических обстоятельствах дела и представляющие доказательства, подтверждающие их утверждения. Доказательства, представленные сторонами, исследуемые ими в судебном следствии, дают суду достаточно много информации о фактических обстоятельствах дела. Суд не подменяет стороны и создает все необходимые условия, чтобы они могли представить суду все, что они считают необходимым и значимым.

Однако доказательственная деятельность сторон может оказаться недостаточной для суда, поэтому суду дан второй инструмент - его собственная познавательная деятельность. Доказательства, представленные сторонами, надо исследовать, проверить и оценить. И если в процессе проверки у суда возникают сомнения в достоверности доказательства, если усматриваются противоречия и их нужно устранить, чтобы принять правильное, правосудное решение, безусловно, суд будет самостоятельно собирать доказательства, необходимые ему для вынесения такого решения. И нельзя ограничивать его полномочия по проверке никоим образом. В этом смысле следует признать, что в ст. 15 УПК РФ не очень удачно сформулирована функция разрешения дела. В ней собственно познавательные полномочия суда не нашли отражения, и создается обманчивое представление о том, что роль суда при выполнении этой функции состоит лишь в организации процесса и обеспечении прав сторон. Без собственной познавательной деятельности суда разрешения дела не может быть, но тот текст, который закрепляет в законе эту функцию, не раскрывает ее содержательного смысла.

Конституционный Суд Российской Федерации еще в 2003 году в своем Определении отметил, что «собирание доказательств не только является прерогативой сторон, но и входит в число полномочий суда, реализуемых в порядке, установленном уголовно-процессуальным законодательством для производства судебного следствия»[437].

Анализ полномочий суда в ходе судебного следствия показывает, что законодатель дал суду возможность собирать доказательства. Например, суд вправе самостоятельно допрашивать свидетелей после их допроса сторонами. По некоторым следственным действиям законодатель прямо указал, что они могут проводиться по инициативе суда. Правоприменительная природа деятельности суда предполагает, что суд должен обладать правом обращения к сторонам с требованием устранить либо разрешить сомнение или по собственной инициативе проводить судебные следственные действия и самостоятельно устранять возникшие у него сомнения.

Эффективное использование судом своих «активных» полномочий позволяет своевременно выявлять, исправлять и предупреждать ошибки по уголовным делам, допущенные следователем, прокурором и самим судом.

Иной подход требуется, если возникает вопрос о неполноте и односторонности исследования обстоятельств дела. Что делать, если для суда недостаточно доказательств, а стороны пассивны; если стороны заявляют о фактах, но не подтверждают свое заявление доказательствами; если стороны не обращают внимания на отдельные факты, имеющие юридическое значение для правильного разрешения дела? Эти вопросы требуют законодательного регулирования, поскольку сейчас в УПК РФ ответов на них нет. Не исключается, что следует расширить полномочия суда в судебном следствии и предоставить ему право, не подменяя стороны, побуждать их к активным действиям. Например, предоставить суду право требовать от сторон предоставления дополнительных доказательств, если представленных доказательств недостаточно для признания фактов установленными. При этом суд мог бы объявлять перерыв и предоставлять сторонам определенное время для подготовки и заявления соответствующих ходатайств, приглашения в суд дополнительных свидетелей, специалистов или представления дополнительных документов. Подобные действия можно было бы рекомендовать судьям уже сейчас, с тем чтобы целенаправленно формировать такую практику. На подобную активность суда мог бы, к примеру, обратить внимание Пленум Верховного Суда РФ в своем руководящем Постановлении. Такая практика не противоречит УПК РФ и даже не требует специальных дополнений или изменений закона. Необходимо лишь правильно понимать содержание функции разрешения дела и разъяснять это судьям, а не вводить их в заблуждение надуманными спорами о состязательности.

Сторонниками пассивной роли суда являются Е.Б. Мизулина[438], И.Л. Петрухин[439], В.Д. Холоденко[440] и др.

Есть позиция: чем активнее суд будет проявлять инициативу в собирании и исследовании доказательств, тем сложнее ему будет пребывать в роли беспристрастного арбитра[441].

Несмотря на многообразие точек зрения по вопросу о роли суда в осуществлении правосудия и неоднозначность норм УПК РФ, следует подчеркнуть, что важным элементом содержания принципа состязательности в отечественной теории процесса, законодательстве и судебной практике всегда было признание за судом не только исключительного права разрешения дела по существу (ч. 1 ст. 8 УПК РФ), но и его обязанности по активному исследованию доказательств.

«Суд не может полностью положиться на активность участников судебного разбирательства... Суд самостоятельно исследует доказательства главным образом потому, что именно он должен решить, имело ли место преступление, совершил ли его подсудимый, виновен ли он в совершении данного преступления, подлежит ли наказанию, какое наказание должно быть ему назначено и т.д. Следовательно, активность суда есть проявление принципа публичности»[442].

Следует согласиться с мнением А.Д. Бойкова, что состязательность - это контролируемая судом процессуальная деятельность, направление которой - объективное и всестороннее исследование обстоятельств дела в границах обвинения и предмета доказывания[443].

Пассивная роль суда в процессе доказывания находится в противоречии с требованиями ч. 4 ст. 7 УПК РФ («Определения суда, постановления судьи, прокурора, дознавателя должны быть законными, обоснованными и мотивированными»), ст. 297 УПК РФ («Приговор суда должен быть законным, обоснованным и справедливым»), ст. 299 УПК РФ («Вопросы, разрешаемые судом при постановлении приговора»).

Если суд связан только теми доказательствами, которые представляются сторонами, то его решение вряд ли будет законным, обоснованным и справедливым, потому как те вопросы (ст. 299 УПК РФ), которые он обязан разрешить при вынесении приговора, невозможно установить опосредованным путем. Если судья молчит и наблюдает - это один результат, а если судья наблюдает и это сопровождается собственными усилиями судьи в установлении обстоятельств совершенного преступления - это, несомненно, другой результат.

Ч. 2 ст. 50 Конституции РФ предписывает суду как единственному органу государства, осуществляющему правосудие в Российской Федерации (ч. 1 ст. 118 Конституции РФ, ч. 1 ст. 8 УПК РФ), при отправлении правосудия не допускать использования доказательств, полученных с нарушением федерального закона. Часть 4 ст. 29 УПК РФ обязывает судью при рассмотрении уголовного дела реагировать на каждый факт нарушения прав и свобод граждан. Иное отношение выглядело бы как крайний формализм и пренебрежение законными интересами личности.

Принцип состязательности в его классической форме наиболее полно реализован в англо-американской системе правосудия. Но и там, несмотря на то, что главная обязанность по представлению доказательств возложена на заинтересованные стороны, и правовой доктриной, и прецедентами подчеркивается активная роль судей судов первой инстанции. Согласно ст. 614 Федеральных правил о доказательствах для судов и магистратов США 1995 года, судья не ограничивается фактами и доказательствами, представленными по выбору сторон. Он вправе вызвать и допрашивать дополнительных свидетелей, экспертов, назначать экспертизу как по ходатайству сторон, так и по собственной инициативе[444].

Аналогичный подход существует и в английском судопроизводстве. Д.Л. Панк утверждает: «Судья не должен вмешиваться в процесс доказывания сторонами виновности или невиновности подсудимого, но когда речь заходит о ситуациях, когда у подсудимого нет защитника или он профессионально слаб, то подсудимый проводит защиту сам с должной помощью судьи. Это свидетельствует о том, что при любом типе процесса судье никогда не зазорно оказать содействие слабой стороне»[445].

В ключе этих положений надо отметить: «современное законодательство европейских государств развивает положения об активной роли суда в состязательном процессе (ст. 310 УПК Франции, ст. 244 УПК ФРГ), английское право все более проникается идеей, что уголовный процесс не должен сводиться исключительно к противоборству двух сторон в суде. Его задачей, прежде всего, является не победа кого-то из «процессуальных противников», а выявление лиц, действительно виновных в совершении преступления»[446]. По тому же пути идет практика Европейского суда по правам человека[447].

Сравнивая нормы УПК РФ с указанными положениями законодательств зарубежных государств, мы убеждаемся, что в России роль суда в исследовании доказательств по уголовному делу неоправданно принижена.

В научных исследованиях предпринимались и предпринимаются попытки разработать унифицированные стандарты доказанности обвинения в зависимости от категории уголовных дел, прохождения уголовных дел в различных стадиях уголовного судопроизводства и др.

В советское время в коллективе ученых-правоведов под руководством В.Н. Кудрявцева, изучавших эффективность правосудия и проблемы судебных ошибок, под стандартами доказанности обвинения понимались «вырабатываемые судебной практикой представления о совокупности доказательств, достаточных для вынесения обоснованного обвинительного приговора или другого процессуального акта». От стадии к стадии уровень стандартов доказанности обвинения должен повышаться. Стандарты доказанности, применяемые при вынесении приговоров, есть неписаные правила, применяемые судьями на основе их жизненного опыта, знания судебной практики, требований вышестоящих судебных инстанций к законности, обоснованности и справедливости приговора, а «рычагами» стандартизации являются отмена, изменение приговора; оставление приговора без изменений; частные определения в адрес судей; решения квалификационных коллегий судей.

Рассматривался даже вопрос о включении в память ЭВМ судебных прецедентов, что позволит со временем использовать «машинное мышление» в качестве консультанта следователя, прокурора и суда при оценке ими совокупности доказательств по уголовному делу[448].

На наш взгляд, дальнейшая разработка проблем стандартизации в доказывании может быть продолжена, но для недопущения ошибок по уголовному делу важными стандартами (задающими параметрами) продолжают быть полное, всестороннее и объективное исследование всех обстоятельств по уголовному делу, предусмотренных ст. 73 УПК РФ, на основе относимых, допустимых, достоверных и достаточных (в каждом конкретном уголовном деле) доказательств.

Результаты деятельности активного суда важно посмотреть сквозь призму статистических показателей.

В 2015 году по первой инстанции суды Российской Федерации рассмотрели 936 525 уголовных дел.

В порядке ст. 237 УПК РФ для устранения препятствий к рассмотрению уголовного дела суды возвратили прокурору 9 817 дел или 1,05% от рассмотренных.

По различным основаниям суды первой инстанции прекратили 11 981 дело или 1,28% от рассмотренных.

При этом необходимо иметь в виду, что в особом порядке по правилам главы 40 УПК РФ суды рассмотрели 598 807 уголовных дел или 63,94% от общего числа рассмотренных дел; 4 241 дело или 0,45% дел суды рассмотрели по правилам главы 40-1 УПК РФ в связи с заключением обвиняемым досудебного соглашения с прокурором о сотрудничестве.

По уголовным делам суды вынесли 17 562 частных постановлений (определений), что составляет 1,88% от рассмотренных[449].

Следовательно, если проанализировать статистические показатели, то можно сделать вывод, что количество следственных ошибок, выявленных и устраненных судами первой инстанции посредством направления уголовных дел прокурору в порядке ст. 237 УПК РФ; прекращения уголовных дел по различным основаниям; вынесения оправдательных приговоров и частных постановлений (определений) суда - сравнительно небольшое.

Но статистические показатели не в полной мере отражают ту активность суда и участников судебного разбирательства, которая проявляется ими в судебном заседании, особенно во время судебного следствия, когда заявляются отводы и ходатайства, тщательно исследуются доказательства, устраняются из их числа недопустимые, вовлекаются в процесс доказывания новые доказательства, дается объективная оценка каждому доказательству в отдельности и их совокупности, устраняются нарушения Конституции РФ, общепринятых норм международного права и процессуальные нарушения, изменяется и уточняется уголовно-правовая квалификация инкриминированного подсудимому общественно-опасного деяния и др.

Активность суда в полном, всестороннем и объективном установлении всех обстоятельств по уголовному делу, а также в выявлении, исправлении и предупреждении ошибок по нему, неразрывно связана с активностью сторон в уголовном судопроизводстве, особенно с активностью профессиональных участников уголовного процесса: прокурора (государственного обвинителя), адвоката, защищающего подсудимого или представляющего интересы потерпевшего[450].

В идеальном процессе именно стороны, профессиональные участники должны сработать так, чтобы для суда осталась только миссия организации самого судебного разбирательства и разрешения уголовного дела по существу.

В современной модели состязательного уголовного процесса на судебных стадиях[451] прокурор, как государственный обвинитель, при обнаружении ошибок может предложить суду изменить квалификацию деяния на более мягкую; полностью или частично отказаться от обвинения. И это предложения, по которым суд не может отказать прокурору: он обязан их принять и в соответствии с ними вынести решение по делу, даже если внутренне он с этими предложениями прокурора не согласен. Во всем остальном профессиональные участники судебного разбирательства руководствуются полномочиями сторон; выявленные ими ошибки устраняются путем совершения судом необходимых процессуальных действий.

В научной литературе немало работ, посвященных тактике и стратегии поддержания государственного обвинения в суде и вообще участию прокурора в судебном разбирательстве уголовных дел на различных стадиях судебного разбирательства. Следует отметить, что особенно велика и ответственна роль прокурора в устранении ошибок, когда в суде он использует свое императивное полномочие изменять обвинение или отказываться от него. Именно при реализации этих полномочий государственного обвинителя суд в обязательном порядке принимает решение в унисон позиции прокурора[452].

Аналогично учеными исследуются проблемы тактики и стратегии участия адвоката в судебных заседаниях по уголовным делам. Во всех этих работах можно встретить немало полезных рекомендаций по выявлению, исправлению и предупреждению ошибок по уголовным делам.

Развитие рассматриваемого судебного механизма в контексте выявления, исправления и предупреждения следственных и судебных ошибок в уголовном судопроизводстве показывает, что и в дальнейшем эффективное устранение ошибок будет связано с укреплением и расширением процессуальных позиций прокурора в судебных стадиях, с наступательной позицией суда в устранении ошибок в рамках обозначенной законом беспристрастности и независимости суда без его перехода в так называемые «обвинительный» или «защитительный» уклоны. Развитие процессуальных позиций адвоката в рамках данной стратегии по-прежнему будет иметь свои особенности, связанные с его позицией, задаваемой клиентом. И по-прежнему актуальным остаются проблемы, связанные с активностью и качеством работы по уголовному делу адвоката «по назначению».

Для выявления, исправления и предупреждения ошибок активный суд, на наш взгляд, должен неукоснительно следовать положениям принципа презумпции невиновности (ст. 14 УПК РФ). В этой связи одним из эффективных способов реагирования суда на ошибки, допущенные по уголовному делу, является вынесение им оправдательного приговора[453].

Оправдание подсудимого имеет такую же социальную ценность, как и установление лица, совершившего преступление. Защита человека от необоснованных репрессий – важная составляющая подлинного правосудия.

По мнению И.Л. Петрухина, «оправдательный приговор – форма судебного контроля за законностью и защитой прав человека на предварительном следствии и дознании…, свидетельство силы судебной власти, которая не боится противостоять столь могущественным органам, как прокуратура, министерство внутренних дел или служба государственной безопасности, и преодолеть сложившееся под их влиянием общественное мнение»[454].

И.Л. Петрухин выделял до десяти различных факторов, влияющих на распространенность оправдательных приговоров: уголовная политика государства; стандарты доказанности обвинения, вводимые высшими судами страны путем изменения уровня требований к приговору; качество расследования уголовных дел; «профессиональная солидарность» судей, прокуроров, следователей, органов дознания, якобы выполняющих общую задачу – сдерживание преступности; наличие или отсутствие института доследования; введение особого порядка судебного разбирательства; деятельность суда присяжных; широкое действие института признания доказательств недопустимыми; давление на суд со стороны прокуратуры, МВД, ФСБ по отдельным уголовным делам (терроризм, коррупция, наркомания и др.); давление на суд общественного мнения и СМИ[455].

В научном исследовании, посвященном вопросам эффективности правосудия и проблемам устранения судебных ошибок, проведенном еще в советское время коллективом ученых-правоведов под руководством академика В.Н. Кудрявцева, отмечалось, что после отмены оправдательного приговора в 80% случаев при новом рассмотрении дела выносился обвинительный приговор, а после отмены обвинительного приговора в 90% случаев после доследования и повторного рассмотрения дела в суде выносился обвинительный приговор. В России 23,1% оправдательных приговоров отменялось тогда вышестоящими судебными инстанциями, но после доследования и повторного судебного разбирательства по подавляющему большинству из них выносились обвинительные приговоры. Хотя во многих странах (Англия, Франция, США) оправдательный приговор, практически, неотменим в силу трех правовых принципов: толкование сомнений в пользу оправданного; запрет поворота к худшему при обжаловании приговора; уважение к «гласу народа» при вынесении оправдательного вердикта присяжными заседателями[456].

Статистические данные по России за 2015 год выглядят следующим образом.

Всего за год судами первой инстанции было вынесено 692 073 обвинительных и оправдательных приговоров по уголовным делам в отношении 751 415 лиц; оправдательные приговоры вынесены в отношении 5 167 лиц – соответственно, «процент оправдания» составил 0,69%.

Для сравнения приведем следующие данные:

- коллегией из трех профессиональных судей по первой инстанции рассмотрено всего 136 уголовных дела в России; по ним осуждены 287 человек и всего три человека оправданы - соответственно, «процент оправдания» составил 1,05% - «чуть выше», чем по делам, рассмотренными судьями единолично;

- в суде присяжных рассмотрено также незначительное количество уголовных дел - 351 дело; по этим делам осуждено 691 человек и оправдано 102 человека - соответственно, «процент оправдания» составил уже 14,76%.

Следует заметить, что в отношении 948 лиц апелляционная инстанция отменила оправдательный приговор (это 18,35% от числа оправданных лиц по приговорам, вынесенным судами первой инстанции), что свидетельствует об особо пристальном внимании проверочной инстанции к уголовным делам с оправдательным приговором[457].

В рассматриваемой нами проверочном механизме нельзя, на наш взгляд, на основании одной лишь сравнительно низкой цифры по количеству выносимых оправдательных приговоров единолично судьями и коллегией судей (в том числе – в сопоставлении этих цифр с достаточно высокими цифрами оправдательных приговоров, выносимых судами присяжных в современной России; выносимых в других странах; выносимых в России в «сталинский» период и т.п.) говорить о том, что этот инструмент устранения ошибок применяется судами недостаточно эффективно. Современные реалии таковы, что около 65% уголовных дел рассматриваются в особом порядке, о чем далее еще будет нами сказано: по этим делам объективно невозможен оправдательный приговор.

На наш взгляд, суд не должен любой ценой «спасать» неудовлетворительно расследованное уголовное дело и выносить по нему «хоть какой-то» обвинительный приговор, особенно, если подсудимый находится под стражей; не должен суд выносить обвинительный приговор при минимуме (недостаточности) доказательств, их сомнительности, на недопустимых и недостоверных доказательствах.

Поэтому стратегически важно (в контексте уголовно-процессуальной политики) обращать внимание на вынесение оправдательных приговоров: если после скрупулезной процессуальной деятельности сторон и суда по полному, всестороннему и объективному исследованию всех обстоятельств дела, выявлению и исправлению всех ошибок, допущенных по нему, в том числе, и после того, когда дело вернется от прокурора, которому суд направлял его на законных основаниях для устранения препятствий к рассмотрению, в деле нет неопровержимых и убедительных доказательств виновности лица в инкриминируемом ему деянии, суд обязан вынести оправдательный приговор.

В ходе опроса практических работников нас интересовал вопрос, почему судьи не часто выносят оправдательные приговоры, который, действительно, очень сложно написать в отличие от обвинительного приговора. На наш взгляд, честного ответа не было дано никем. 72,2% судей, 38,9% работников прокуратуры, 69,2% следователей и лишь 10,1% адвокатов выбрали вариант ответа: «Следователи демонстрируют высокое качество расследования по уголовным делам». Безусловно, данный вариант ответа воспринимается нами критически. Вариант ответа: «Оправдательные приговоры создают большие проблемы для карьеры судьи» никто из судей и работников прокуратуры не выбрал; этот вариант выбрали 25,6% следователей и 50,9% адвокатов[458].

Мы полагаем, что нельзя в правоприменительной практике задавать вектор на увеличение количества оправдательных приговоров: принятие судом итоговых решений должно происходить в точном соответствии с требованиями уголовно-процессуального законодательства. Именно такой подход будет способствовать исключению ситуаций, когда суд в некоторых случаях пытается уклониться от вынесения оправдательного приговора, не исправляя и не предупреждая тем самым допущенные по делу ошибки.

Говоря об активности суда, связанной с судебным механизмом в контексте выявления, исправления и предупреждения ошибок, необходимо обратить внимание на особенности рассмотрения уголовных дел мировым судьей, единолично федеральным судьей, коллегией из трех профессиональных судей, судом присяжных.

К примеру, по мнению В.В. Мельника, в суде присяжных право на жизнь и другие права и свободы человека и гражданина более надежно защищены от незаконного и необоснованного обвинения, благодаря тому что процессуальная форма суда присяжных обеспечивает более последовательное, чем в обычном суде соблюдение демократических принципов уголовного судопроизводства, в том числе, конституционных принципов презумпции невиновности, состязательности и равноправия сторон[459].

Исследования показывают, что, действительно, в суде присяжных снижается порог судебных ошибок, особенно – фундаментальных, так как дело изначально становится «особенным»: его рассматривает более профессиональный судья; государственное обвинение поддерживает более профессиональный обвинитель (прокурор); сама процедура рассмотрения более казуистична, в отличие от обычной процедуры[460].

Концепция судебно-правовой реформы предусматривает расширение круга дел, подсудных присяжным и создание судов присяжных не только на уровне субъектов Федерации, но и в городах и районах страны. После обращения внимания на суд присяжных Президента Российской Федерации В.В. Путина в его ежегодном Послании Федеральному Собранию Российской Федерации в 2015 году, законодатель незамедлительно отреагировал, внес в УПК РФ необходимые поправки, чтобы суд присяжных в составе жюри из шести представителей общества с 2018 года начал действовать в России в судах районного и приравненного к нему уровня.

Постановление Конституционного Суда Российской Федерации расширило круг уголовных дел, подсудных суду присяжных: право на суд присяжных получили женщины, чем было ликвидировано гендерное неравенство на доступ к правосудию[461].

Среди практических работников сторонников суда присяжных небольшое количество. Сторонники суда присяжных, которые считают, что необходимо даже увеличивать категории дел, рассматриваемых с участием жюри присяжных заседателей и распространить суд присяжных вплоть до районного (городского) и приравненного к нему судебного звена, среди судей – всего 5,6%; среди работников прокуратуры – тоже 5,6%; среди следователей – 15,4%; среди адвокатов – 30,7%. Сторонников суда присяжных, которые поддерживают инициативу Президента Российской Федерации о сокращении числа жюри присяжных заседателей (до 2, 3, 5 и т.п.), среди судей – 22,2%; среди работников прокуратуры – 5,6%; среди следователей – 15,4%; среди адвокатов – 40,4%. Среди опрошенных практических работников, которые считают, что суд присяжных не нужен, что дела вместо него должны рассматривать коллегии профессиональных судей: 22,2% составляют судьи, 50,0% - работники прокуратуры, 33,4% - следователи, 10,2% - адвокаты. И, наконец, среди практических работников, которые считают, что суд присяжных не нужен – судьи должны рассматривать дела единолично: 55,6% - опрошенных судей; 61,1% - работники прокуратуры; 12,8% - следователи и, что очень показательно, 0% - адвокаты[462].

Таким образом, следователи, работники прокуратуры и особенно – судьи проявляют консервативный подход к суду присяжных; сторонниками суда присяжных выступают, прежде всего, адвокаты. Такая ситуация вполне объяснима: ошибки, допущенные присяжными при вынесении ими вердикта, исправить сложно; организация и проведением судебных процессов с участием жюри присяжных заседателей – достаточно сложная и непредсказуемая процедура. Судьям и прокурорам удобнее и привычнее единоличное рассмотрение уголовного дела. Поэтому вопрос о суде присяжных (расширение категории уголовных дел, подсудных присяжным; функционирование суда присяжных в районном (городском) и приравненном к нему судебном звене, в том числе, и с уменьшением количества членов жюри присяжных) – это вопрос, который не должен базироваться на мнении практических работников суда и прокуратуры, а должен решаться на уровне реализации уголовной политики.

77,8% судей, 72,2% работников прокуратуры, 66,7% следователей считают, что при рассмотрении уголовных дел единолично судьей количество ошибок такое же, как и по уголовным делам, рассмотренным коллегией судей[463]. Более того, в ходе экспертного опроса судей были высказывания о том, что при коллегиальном рассмотрении все судьи будут эффективно работать, к примеру, по многоэпизодным делам, когда каждый сосредоточиться на изучении какого-то количества эпизодов, именно по ним будет модерировать судебное следствие, именно по ним напишет свой фрагмент в приговор. В остальном в коллегии работает лишь председательствующий судья – он изучает дело, модерирует судебное следствие, пишет текст приговора, а остальные судьи в коллегии формально присутствуют в процессе.

 Но проведенные нами исследования показывают, что порог судебных ошибок по делам, рассмотренным коллегией из трех профессиональных судей, в определенной степени ниже, нежели по делам, рассмотренным судьями единолично.

Так, в 2015 году из 136 рассмотренных судебными коллегиями уголовных дел 11 или 8,09% дел было возвращено прокурору в порядке статьи 237 УПК РФ (в «единоличном суде», как уже отмечалось ранее, лишь 1,05% рассмотренных уголовных дел были направлены прокурору для устранения препятствий к их рассмотрению в суде)[464].

На наш взгляд, высокое качество рассмотрения уголовных дел коллегией судей объяснимо, так как «консилиум» профессиональных юристов всегда эффективнее, чем работа по делу одного судьи-профессионала[465]. В своем исследовании мы уже обращали внимание на то, что важным фактором для сокращения числа ошибок в уголовном судопроизводстве является процедура коллегиального рассмотрения уголовных дел.

Данный вывод подтверждается и на примере судебных разбирательств уголовных дел в судах Германии.

Немецкие судьи в Amtsgericht (аналог нашего районного (городского) суда или мирового суда, так как мировых судов в Германии нет) единолично рассматривают уголовные дела в том случае, когда санкция статьи УК ФРГ предусматривает меры наказания, не связанные с лишением свободы (к примеру, штраф), или лишение свободы на срок не более 2-х лет. Уголовные дела с санкцией наказания от 2-х до 4-х лет лишения свободы рассматривает этот же Amtsgericht, но в составе уже коллегии из двух (если преступление не тяжкое) или трех (если преступление тяжкое) профессиональных судей или судом шеффенов (аналог наших прежних народных заседателей) – один или два профессиональных судьи и два шеффена.

А уголовные дела с санкцией наказания свыше 4-х лет лишения свободы рассматривают уже в Landsgericht (аналог краевого, областного суда России) коллегией суда шеффенов или коллегией суда присяжных – два или три профессиональных судьи и два шеффена. Следует заметить, что в Германии сохранили как дань модной традиции название (бренд) – «суд присяжных», но на самом деле – это все тот же суд шеффенов, так как в судебном заседании и профессиональные судьи, и шеффены пользуются равными правами, а в совещательной комнате все вместе садятся за один стол и на равных решают все вопросы, которые необходимо разрешить при постановлении приговора. Следует заметить, что если дело подсудно суду присяжных, то прокурор всегда направит это дело именно в суд присяжных, не лишая обвиняемого права на рассмотрение его дела судом присяжных. И лишь в суде будет решен окончательно вопрос, в каком составе будет рассмотрено уголовное дело: судом присяжных или судом шеффенов[466].

Таким образом, коллегиальное рассмотрение уголовных дел в Германии дает высокие гарантии того, что по делу не будут допущены ошибки.

Сложно сравнивать качество судебного «продукта», который «выдают» в России мировые и федеральные судьи. Эти судьи рассматривают совершенно разные категории уголовных дел. И если для мировых судей прекращение дел в связи с примирением сторон – первостепенное требование законодателя, то федеральный судья не всегда вынесет по рассматриваемому делу постановление о его прекращении: значительно чаще он вынесет по делу обвинительный приговор с назначением наказания. По экспертным оценкам, порог «выявляемости» и устранения следственных ошибок, а также порог судебных ошибок у мировых и федеральных (районного, городского и приравненного к ним уровня) судей, рассматривающих уголовные дела, примерно одинаков. Безусловно, федеральные судьи уровня субъекта Федерации и приравненные к ним, имеющие высокую профессиональную квалификацию, практически, «штучно» рассматривающие уголовные дела по первой инстанции, в том числе, рассматривающие их в суде присяжных и в коллегии профессиональных судей, объективно имеют порог «выявляемости» и устранения следственных ошибок более высокий, чем их коллеги из мировой юстиции и судов районного, городского и приравненного к ним уровней; соответственно, порог судебных ошибок, допускаемых федеральными судьями уровня субъекта Федерации и приравненных к ним, ниже, чем у их коллег из мировой юстиции и районных, городских судов и приравненных к ним.

Согласно экспертным оценкам, а также данных, которые приводятся в различных научных исследованиях[467], опасность повышения порога ошибок по уголовным делам несколько возросла в связи с широким применением по уголовным делам, особенно связанными с наркотиками, особого порядка судебного разбирательства, в том числе, и в связи с заключением прокурором досудебного соглашения о сотрудничестве с обвиняемым.

Проведенные нами опросы практических работников подтверждают указанные выше экспертные оценки. Так, 72,2% судей, 77,8% работников прокуратуры, 76,8% следователей и 90,2% адвокатов считают, что по уголовным делам с досудебным соглашением о сотрудничестве количество ошибок такое же, как и по иным делам. 55,6% судей, 72,2% работников прокуратуры, 79,5% следователей и 70,8% адвокатов полагают, что при рассмотрении уголовных дел в особом порядке количество ошибок такое же, как и по иным делам.

На наш взгляд, указанные выше статистические данные, в определенной степени свидетельствуют о рисках невыявления и неисправления ошибок при особом порядке судебного разбирательства: лишь 55,6% судей (чуть больше половины), как профессиональных юристов, непосредственно имеющих отношение к особому порядку судебного разбирательства, высказались о том, что при таком порядке количество ошибок такое же, как и по иным делам; 33,3% судей вообще отметили, что при особом порядке судебного разбирательства вероятность допущения различных ошибок увеличивается. Интересно отметить, что лишь 12,8% следователей, которым, на наш взгляд, в первую очередь выгодно скрыть свои ошибки от суда, отметили, что вероятность допущения ошибок при особом порядке судебного разбирательства увеличивается, зато, как отмечалось выше, 79,9% следователей утверждали, что количество ошибок по делам, рассмотренным судом в особой процедуре, такое же, как и по иным делам[468]. Поэтому, на наш взгляд, в контексте устранения ошибок к уголовным делам, рассмотренным в особом порядке, требуется проявление пристального внимания со стороны субъектов, ведущих процесс, и заинтересованных участников судебного разбирательства.

Институт досудебного соглашения, как и особый порядок судебного разбирательства без проведения судебного следствия, имеется в уголовных судебных производствах зарубежных стран.

К примеру, данный институт в настоящее время детально регламентирован в ст. 257с УПК ФРГ[469]. Но в Германии соглашение о сотрудничестве в окончательном виде заключает с подсудимым суд, составляя соответствующий протокол. В Германии заключение и подписание такого протокола, где есть признание подсудимым своей вины и его содействие правосудию, рассматривают как важный инструмент сокращения судебного производства и процессуальной экономии, к чему есть стремление у судей, чтобы не загружать себя работой. Но при этом, как подчеркивали сами немецкие судьи в ходе экспертной беседы, Германия не заинтересована в ошибочных признаниях вины: подписанию подобного протокола предшествуют тщательное изучение судьей материалов уголовного дела, а при необходимости – и судебный допрос полицейских дознавателей, которые работали по данному делу и с данным обвиняемым. Подписать подобный протокол для судьи – большая персональная ответственность: судья должен быть внутренне убежден, что признание обвиняемого в совершении инкриминируемого ему деяния истинно. Судья не может влиять каким-либо образом на признание подсудимого в совершении им преступления, поэтому, чаще всего, инициатива в подписании таких протоколов с признаниями обвиняемого исходит от адвоката. Дальнейшие процедуры в Германии схожи с российскими: судебное следствие по делу не проводится, дело в отношении подписавшего протокол подсудимого выделяется в отдельное производство, наказание подсудимому в данном случае существенно смягчается[470].

Специфическим механизмом выявления, исправления и предупреждения следственных и судебных ошибок является институт возвращения уголовного дела прокурору для устранения препятствий его рассмотрения судом (ст. 237 УПК РФ). Важно проанализировать связь данного института с институтом возвращения уголовного дела на дополнительное расследование.

Институт дополнительного расследования имеет длительную и интересную историю[471].

Данный институт во все времена считался и продолжается считаться важным инструментом исправления и предупреждения ошибок в уголовном судопроизводстве. Ведь проблемы некачественного расследования уголовных дел не всегда могут быть решены посредством таких институтов, как недопустимость доказательств и оправдательный приговор[472]. Именно при невозможности устранить следственные ошибки при разбирательстве уголовного дела судебный механизм предусматривает специальный инструмент по исправлению этих ошибок - возвращение уголовного дела прокурору для устранения препятствий его рассмотрения судом[473].

После многократных коррекций статьи 237 УПК РФ Конституционным Судом РФ и законодателем в действующей редакции данной статьи установлен достаточно гибкий процессуальный механизм возвращения уголовного дела прокурору: нашел закрепление отказ от конкретного срока, в течение которого препятствие должно быть устранено (ч. 2); исключен запрет на производство следственных действий (ч. 4) и правило о недопустимости доказательств, полученных за пределами срока, который устанавливал ранее законодатель на устранение препятствий (ч. 5), а также есть обязанность суда при необходимости продлевать срок содержания под стражей по правилам досудебного производства.

Постановление Конституционного Суда РФ №16-П от 2 июля 2013 года предписало судам в необходимых случаях направлять уголовное дело прокурору для перепредъявления обвиняемому обвинения по статье о более тяжком преступлении, нежели то, которое было инкриминировано первоначально обвиняемому. Законодатель практически незамедлительно отреагировал и внес в ст. 237 УПК РФ соответствующую поправку.

Одно из изученных нами дел органом дознания было направлено в суд по ст. 115 УК РФ. Представитель потерпевшего по данному уголовному делу, используя помощь специалиста в области судебной медицины, представил суду его заключение, в котором специалист подверг серьезной критике заключение судмедэксперта, имеющееся в материалах дела, и высказал суждение, что погибшему был причинен не легкий вред здоровью, а тяжкий вред, и что причина смерти – не асфиксия, а закрытая черепно-мозговая травма и ушиб головного мозга. При таких обстоятельствах, несмотря на все протесты со стороны защиты и их ссылки на действующее в тот период содержание ст. 237 УПК РФ, суд удовлетворил ходатайство представителя потерпевшего и направил уголовное дело прокурору на основании п. 1 ст. 237 УПК РФ для устранения препятствий к его рассмотрению в суде. Прокурор впоследствии направил данное уголовное дело следователю; следователь, приняв дело к производству, в течение месяца провел повторную комиссионную судебно-медицинскую экспертизу, перепредъявил обвиняемому К. обвинение по ч. 2 ст. 111 УК РФ, ознакомил всех участников процесса с материалами уголовного дела, составил новое обвинительное заключение, которое утвердил прокурор и направил дело в суд. Суд в результате нового судебного разбирательства дела по ч. 4 ст. 111 УК РФ признал К. виновным и приговорил его к 7 годам реального лишения свободы. Кассационная и надзорные инстанции оставили приговор без изменения, а жалобы осужденного и его защитника без удовлетворения[474].

Таким образом, даже в условиях правовой неопределенности в применении ст. 237 УК РФ в 2005 году суды и иные участники уголовного процесса с риском шли по пути справедливого разрешение сложных процессуально-значимых ситуаций.

В канун принятия УПК РФ основная критика института дополнительного расследования была связана с тем, что уголовное дело неоднократно могло возвращаться органам следствия и дознания и дополнительное расследование по такому делу продолжалось годами. При этом обвиняемые длительное время содержались под стражей, что противоречило требованиям ст. ст. 46 и 55 Конституции РФ, ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в которых закрепляется право на судебное разбирательство в течение разумного срока без неоправданной задержки.

Подвергалось осуждению и то, что органы расследования при возвращении уголовного дела прокурору, могли прекращать производство в отношении обвиняемых, дело которых уже побывало в суде.

Критика направлялась также на судей, которые, воспользовавшись процедурой дополнительного расследования, возвращали в досудебное производство уголовные дела, по которым не хотели принимать решения, особенно связанные с вынесением оправдательного приговора, прекращением уголовного преследования и т.п.

В науке предлагались и предлагаются различные варианты модернизации института дополнительного расследования: сохранить данный институт, уточнив и конкретизировав основания дополнительного расследования, их дифференциацию; возвращать дело на доследование не по инициативе суда, а по инициативе сторон. Были предложения изменить полномочия обвинителя в судебном разбирательстве, а именно: только по его ходатайству возвращать дело на доследование или разрешить ему проводить следственные действия (давать поручения об их проведении органам дознания и следствия, не направляя дело на доследование) и др.[475]

В современной научной литературе высказаны, на наш взгляд, достаточно интересные и полезные предложения, которые, с одной стороны, позволяют не вести утомительных дискуссий о восстановлении в уголовном судопроизводстве утраченного института возвращения судом уголовного дела на дополнительное расследование, а, с другой стороны, пытаются использовать ныне действующий институт, регламентированный ст. 237 УПК РФ, в контексте позиций Конституционного Суда РФ и Верховного Суда РФ.

Так, по мнению Т.В. Куряховой[476], неоправданной задержки можно избежать, если уголовное дело будет числиться за судом и только суд будет наделен правом установления и продления срока устранения нарушений в зависимости от конкретных ситуаций. Т.В. Куряхова считает, что однажды направленное в суд уголовное дело должно быть разрешено судом. Даже если органы расследования или прокурор, устраняя препятствующие рассмотрению дела нарушения, придут к выводу о необходимости прекращения  производства, решение об этом должен принимать суд через процедуру отказа государственного обвинителя от обвинения. Такой подход в условиях открытого судебного процесса обеспечит публичность оправдательного приговора, вынесенного в отношении незаконно привлеченного в качестве обвиняемого лица, а также обеспечит потерпевшему эффективную судебную защиту от незаконного прекращения производства по делу.

Кроме того, если судья, принимая решение о возвращении уголовного дела, будет знать, что оно впоследствии разрешается только в судебном порядке, то, как считает Т.В. Куряхова, снизится и число дел, направляемых прокурору вследствие нежелания выносить приговор.

М.Е. Токарева предлагает судам, используя опыт Германии, Франции, приостанавливать производство по делу с одновременной дачей поручения органам, осуществляющим досудебное производство, «произвести необходимые следственные и иные действия (не исключая оперативно-розыскных мероприятий) для устранения имевших место пробелов и нарушений закона, если они не могут быть устранены в ходе судебного разбирательства»[477].

Как уже нами отмечалось, в институте возвращения судом уголовного дела прокурору проблемной является ситуация перепредъявления обвиняемому более тяжкого обвинения, нежели первоначальное. И здесь заслуживают внимания предложения ученых о возможности отказаться от института предъявления обвинения[478], как минимум, дознавателями и следователями и сохранить лишь институт подозрения.

 В ряде зарубежных стран, к примеру, в Германии, обвинение формулируется прокурорами на финальном этапе расследования уголовного дела перед направлением его в суд[479].

Если пойти по пути модернизации института предъявления обвинения и оставить миссию формулирования обвинения для прокурора в завершении расследования уголовного дела, то тогда при рассмотрении уголовного дела в суде прокурор сможет по определенной процедуре, гарантирующей подсудимому обеспечение права на защиту, изменять объем обвинения и квалификацию деяния в сторону их увеличения.

Различные варианты разрешения ситуации, связанные с поворотом обвинения к худшему в судебном разбирательстве и возвращении судом дела прокурору, высказаны А.В. Смирновым: предоставление стороне защиты времени для подготовки защиты по новому обвинению, сформулированному стороной обвинения; введение в процесс по примеру французского судопроизводства института судебного поручения органам предварительного расследования и др.[480]

Таким образом, в механизме исправления и предупреждения ошибок институт возвращения судом уголовного дела прокурору, все же как резервный инструмент должен оставаться и продолжать совершенствоваться.

В ходе проведения нашего практического исследования мы не могли оставить без внимания проблему возвращения судом уголовного дела прокурору для производства дополнительного расследования в виду неполноты, односторонности и необъективности исследования обстоятельств уголовного дела.

Значительное количество опрошенных нами судей высказались за возрождение института дополнительного расследования (88,9%); следователи (87,1%), адвокаты (70,3%) и работники прокуратуры (44,4%) констатировали в своих ответах, что такой институт фактически существует, когда суд возвращает уголовное дело прокурору для устранения препятствий, а прокурор возвращает это дело следователю для производства дополнительного расследования[481].

Таким образом, основываясь на мнении практических работников, с точки зрения устранения следственных и судебных ошибок в настоящее время важно максимально эффективно использовать возможности судебного следствия, а также в определенной мере устоявшегося на сегодняшний день после многих модернизаций института возвращения уголовного дела прокурору в порядке ст. 237 УПК РФ.

Дополнительным механизмом реагирования суда на следственные ошибки является такой специфический инструмент, как вынесение судом частных постановлений (определений) суда с указанием следственных ошибок, их причин и т.п.

Современный научно-технический прогресс все настойчивее ставит перед уголовным судопроизводством задачу внедрения в уголовно-процессуальную деятельность технологий «электронного правосудия», «электронного уголовного дела», аудио-видеозаписи определенных следственных действий на досудебных стадиях уголовного процесса и полной аудио-видеозаписи судебных разбирательств по уголовному делу и т.п. На первоначальном этапе «электронные уголовные» дела и аудио-видеозапись могли бы быть внедрены по уголовным делам о тяжких и особо тяжких преступлениях, особенно, если в качестве меры пресечения обвиняемому избрано заключение под стражу.

Обратим особое внимание на аудио-видеозапись судебных разбирательств уголовного дела, особенно в суде первой инстанции. Информационной базой для апелляционного, кассационного, надзорного рассмотрения дел является протокол судебного заседания суда первой инстанции. Именно в протоколе судебного заседания с максимальной точностью (учитывая, что это не стенограмма судебного заседания) должны быть отражены показания допрошенных в суде подсудимого, потерпевшего, свидетелей, экспертов, результаты исследования в суде заключений экспертов, документов, протоколов следственных действий, вещественных доказательств, действия всех участников судебного разбирательства. Однако достоверность протокола судебного заседания по многим уголовным делам вызывает сомнения. Ведь его ведет привычным способом (рукописно или на компьютере) секретарь судебного заседания (иногда в роли секретаря выступают помощник судьи, консультант суда). Не успевая достаточно полно фиксировать показания участников процесса, секретарь судебного заседания записывает лишь то, что, на его взгляд, является наиболее важным. При этом им нередко допускаются фактические ошибки, искажения, многочасовые допросы в суде в протоколе судебного заседания умещаются на нескольких страницах. К сожалению, секретари судебных заседаний нередко используют в работе недопустимый «рационализаторский подход»: получают от следователей электронную версию обвинительного заключения и берут оттуда в протокол судебного заседания тексты показаний допрашиваемых в суде лиц и др. (негативная практика, получившая на сленге название «флеш-приговор»).

Конечно, добросовестные секретари судебного заседания записывают ход процесса на диктофон или сотовый телефон; затем расшифровывают эти записи при изготовлении протокола судебного заседания, что, конечно, максимально делает его достоверным. Безусловно, и стороны процесса, особенно сторона защиты, достаточно часто делают записи (в том числе официально, иногда даже через письменное ходатайство, уведомляя об этом суд) на свой диктофон хода судебного разбирательства, что впоследствии может быть использовано ими в споре за достоверные данные протокола судебного заседания ( однако, к сожалению, не факт, что в случае обнаружения в нем неполноты и недостоверности данных даже при такой непроцессуальной аудиозаписи, можно добиться исправлений и добавлений в протоколе судебного заседания).

Достаточно редко судом (в первую очередь, по ходатайству участников процесса) принимается решение об изготовлении протокола судебного заседания частями (как правило, после каждого судебного заседания). В трехдневный срок после вынесения приговора протокол судебного заседания также не всегда бывает готов. Практически всегда судья уходит в совещательную комнату без готового протокола судебного заседания, имея на руках свои черновые рабочие записи или рабочие диктофонные записи. И нередко, к сожалению, не приговор соответствует протоколу судебного заседания, а протокол судебного заседания корреспондирует приговору суда.

Поэтому крайне актуальными сегодня являются вопросы об обязательном, закрепленном на уровне законодателя, ведении аудиозаписи (не исключаем и видеозаписи) всех судебных заседаний. В арбитражном процессе аудиозапись как основной способ фиксации хода судебного заседания предусмотрена. И это уже стало повседневной привычной практикой работы судов. Протокол на бумажном носителе в арбитраже сейчас вторичен по отношению к аудиозаписи. Именно по такому же пути должен пойти и уголовный процесс, тем более, что финансовые средства на приобретение и установку записывающего оборудования судам по государственным программам поддержки правосудия выделяются. Очень важно, чтобы законопроект об обязательном ведении аудиозаписи судебных процессов по уголовным делам был быстрее рассмотрен нашим парламентом, чтобы отсутствие, как минимум, аудиозаписи судебного процесса было бы безусловным основанием для отмены судебных решений.

С учетом современных высоких технологий в век электроники и компьютеризации в настоящее время актуально вести речь о «технологизированной модели»[482] судебного разбирательства, прежде всего, по тяжкой и особо тяжкой категории преступлений, что позволило бы сделать следующее:

- существенно дисциплинировать по всем параметрам заинтересованных участников уголовного судопроизводства (обвиняемых, потерпевших и др.), которые сегодня достаточно часто направляют в вышестоящие суды апелляционные, кассационные, надзорные жалобы, осознавая, что указанные суды, особенно в кассации и надзоре, будут работать только по письменным материалам, содержащимся в деле, которым заинтересованные лица не доверяют и считают, что только их подробная эмоциональная жалоба способна «сподвигнуть» вышестоящий суд принять иное решение: если заинтересованные лица будут знать, что вышестоящий суд изучит не только материалы дела, но и необходимые фрагменты аудио-видеозаписи его рассмотрения, отношение к обжалованию того, что объективно зафиксировано на аудио-видеоносителях, может быть иным, более взвешенным, нежели к фиксации происходившего в суде в протоколе судебного заседания, отношение к которому у заинтересованных лиц сегодня крайне критическое;

- сделать более объективной деятельность проверочных инстанций, так как личное визуальное восприятие всего судебного разбирательства или необходимых его частей позволило бы сформировать у судей апелляционной, кассационной и надзорной инстанций более качественный и достоверный подход к оценке доказательств и с большей долей объективности принять законное и обоснованное решение по данному делу.

В контексте подходов к судебному разбирательству в суде первой инстанции, обозначенных Л.В. Головко и исследованных им сквозь призму различных моделей уголовного процесса, в том числе континентальной и англосаксонской, российская модель суда первой инстанции представляется нам особенной, в большей степени выстроенной на устранение следственных ошибок и недопущение собственных судебных ошибок. Это проявляется, к примеру, в следующих аспектах:

- повышенная значимость фигуры потерпевшего, который имеет право полноценно участвовать в судебном разбирательстве, в том числе используя квалифицированную юридическую помощь адвоката как представителя потерпевшего;

- в суде присяжных председательствующий судья, как и в обычном процессе, имеет право на следственную активность;

- широко допуская особый порядок судебного разбирательства (в том числе в контексте досудебного соглашения о сотрудничестве между прокурором и обвиняемым), законодатель выстраивает повышенную систему гарантий для принятия правосудного решения: проведение полноценного предварительного расследования, получение согласия обвиняемого с предъявленным ему обвинением, обеспечение обвиняемого правом на защиту (в том числе за счет государства), возможность перейти в предусмотренных законом случаях на общий порядок по инициативе потерпевшего, государственного обвинителя и суда; основанием для отмены приговора, вынесенного в особом порядке, может быть и дефицит доказательств в инкриминируемом обвиняемому деянии, собранных на предварительном расследовании  по уголовному делу; отсутствие преюдициальной силы приговора, вынесенного в особом порядке, в том числе и при заключении досудебного соглашения между обвиняемым и прокурором.

Мы полагаем, что суд первой инстанции, отправляя правосудие по уголовным делам в обычном штатном режиме с соблюдением всех процессуальных процедур и принципов уголовного судопроизводства, имеет все процессуальные возможности в рамках действующего законодательства неукоснительно выполнить назначение уголовного судопроизводства, в том числе одновременно с этим при необходимости реализовать специальную цель уголовного процесса – выявить, исправить и предупредить следственные ошибки.

Суммируя изложенное выше, мы в качестве модели отправления по существу правосудия по уголовным делам в суде первой инстанции представляем «модель активного суда», в котором сам суд и профессиональные участники уголовного процесса, представляющие стороны обвинения и защиты, проявляют активность в установлении материальной истины по уголовному делу, рассматривая его полно, всесторонне и объективно – с высоким стандартом доказывания обстоятельств инкриминируемого лицу общественно-опасного деяния, используя при этом предоставленные уголовно-процессуальным законом полномочия по признанию доказательств недопустимыми, вынесению оправдательных приговоров, возвращению уголовного дела прокурору в порядке ст. 237 УПК РФ и др. Предлагаемая нами «модель активного суда» ориентирована на приоритет в использовании возможностей коллегиального рассмотрения уголовного дела (судом присяжных, коллегией профессиональных судей), рассмотрение дела в «штатном режиме» в обычном, а не особом порядке, ведение судебного процесса с использованием аудио-видеозаписи. Такая «модель активного суда» позволит, во-первых, минимизировать количество собственных судебных ошибок, а, во-вторых, качественно и эффективно выявлять, исправлять и предупреждать следственные ошибки.

Таким образом, именно через производство в суде первой инстанции в подавляющем большинстве случаев должен эффективно срабатывать судебный механизм устранения следственных ошибок.

 

Устранение ошибок через производство в суде апелляционной, кассационной и надзорной инстанций, а также через возобновление производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств.

 

Как написал в свое время Н.Н. Полянский, «сколько бы стараний ни прилагали суды для того, чтобы избежать ошибок в своей деятельности, все-таки возможна постановка в отдельных случаях ошибочных и несправедливых приговоров»[483].

По справедливому мнению В.К. Случевского, «как бы ни была велика гарантия, созданная законом в ограждение справедливости постановляемых судом приговоров, возможность судебных ошибок при их постановке никогда не может быть устранена. Всякие, обнаруживающиеся в приговоре судебном, ошибки не только нарушают интересы справедливости, но и создают, кроме того, опасность для интересов публичных, ослабляя действия уголовного закона»[484].

А И.Я. Фойницкий заметил, что существенные интересы личности и общества нашли бы наиболее полное удовлетворение, если бы этим разбирательством могло заканчиваться все судебное производство по делу: достигалась бы быстрота процесса, в самой высшей мере могли быть выполнены требования непосредственности судебного разбора, его дешевизны и незыблемости судебных решений. Однако опыт свидетельствует, что разбор дела в одной инстанции, несмотря на все заботы о надлежащем его построении, оставляет возможности ошибки в приговоре, притом судебные места, действующие порознь, утрачивают внутреннее единство в понимании и применении закона, потому интересы правосудия оказываются необеспеченными и судебные приговоры перестают быть выражением истины[485].

В уголовно-процессуальном механизме выявления, исправления и предупреждения ошибок судебные ревизионные процедуры[486] являются неотъемлемой частью.

Классически судебная ревизия проводится по уголовным делам, по которым судебное решение (приговор, постановление) не вступило в законную силу и по которым оно вступило в законную силу. Л.В. Головко обозначает три важнейших постулата в судебной ревизии:

«1) каждая уголовно-процессуальная система должна предусматривать механизм пересмотра приговоров, когда один суд (судья) проверяет решения, вынесенные другим судом (судьей);

2) этот механизм должен быть единственным способом исправления судебных ошибок, т.е. любая судебная ошибка может быть исправлена исключительно в уголовно-процессуальном порядке в рамках судебных проверочных производств;

3) механизм пересмотра приговоров должен быть строго и точно ограниченным как в количественном, так и во временном смысле»[487].

Таким образом, по мнению Л.В. Головко, полностью разделяемого нами, в государстве должна быть логичная инстанционная система в виде пирамиды, на вершине которой – высший судебный орган страны. Л.В. Головко указывает, что ретрактационный способ пересмотра приговора, когда приговор пересматривает тот судья, который его и вынес, в Российской Федерации не применяется (судья не может повторно рассматривать одно дело): применяется только реформационный способ - приговор пересматривает вышестоящий суд. Отсюда следует и деволютивный эффект пересмотра: переход полномочий по пересмотру приговора от нижестоящего суда вышестоящему[488].

Российский уголовный процесс с 1 января 2013 года в качестве ревизии по уголовным делам, по которым судебное решение не вступило в законную силу, использует апелляционные процедуры, а в качестве ревизии по делам, где судебное решение уже вступило в законную силу, применяет кассационные и надзорные процедуры.

Ревизионные процедуры призваны выявлять, исправлять и предупреждать ошибки предыдущих стадий уголовного судопроизводства – в этом их ценность и основное назначение.

На наш взгляд, ревизионный процесс в российском уголовном судопроизводстве особенный. Если в классической континентальной системе пересмотра приговоров предусмотрены апелляция, кассация и вновь открывшиеся обстоятельства, а в англо-саксонской – только апелляция, а приговор присяжных вообще не обжалуется (он же – «глас народа»!), то в «смешанной» российской модели уголовного процесса пересмотр приговора есть максимальный набор «фильтров» для выявления, исправления и предупреждения судебных ошибок: апелляция, кассация, надзор и новые или вновь открывшиеся обстоятельства.

Следует заметить, что когда ревизионные инстанции изменяют вид и размер назначенного виновному лицу наказания, то существенной ошибкой следует признавать, на наш взгляд, лишь те случаи, если вопреки правилам назначения наказания приговором суда назначено чрезмерно мягкое или чрезмерно суровое наказание. Во всех остальных случаях изменение вышестоящим судом вида и размера наказания лишь формально является ошибкой суда первой инстанции (вышестоящий суд ведь в конечном итоге изменил назначенное наказание), но, по сути дела, в данной ситуации каждый из судей при определении вида и размера наказания руководствовался законом и своим внутренним убеждением, которое ввиду различных внутренних и внешних факторов подсказывало свое «точечное» наказание, зафиксированное в каждом из судебных решений.

Апелляционный механизм предполагает сплошную ревизию (пересмотр) уголовного дела: в необходимых случаях - полное проведение судебного следствия; в обязательном порядке – проведение прений, последнее слово подсудимого.

Ревизия в кассации и в надзоре является по своей сути документальной: исследуются материалы уголовного дела и доводы кассационных, надзорных жалоб и представлений.

Внешне кажется, что эффект от кассации, а, тем более надзора, незначительный. Но при этом следует отметить, что законодатель, на наш взгляд, пытается добиться того, чтобы приговор суда первой инстанции в подавляющем большинстве случаев был безошибочным – законным, обоснованным, мотивированным и справедливым; чтобы основная масса ошибок выявлялась и исправлялась в апелляционной инстанции, когда приговор еще не вступил в законную силу. Законодатель заботится о стабильности приговора. До 2015 года определенный период времени действовало даже правило, которое ограничивало сроки кассационного и надзорного обжалования одним годом.

Проведенная реформа в части появления новых процедур апелляции, кассации и надзора связана с необходимостью разгрузить вышестоящие суды, особенно Верховный Суд РФ, от непомерного потока жалоб на судебные решения по уголовным делам. Действительно, высшие судебные инстанции должны сосредоточиться на судебном надзоре, связанном с обобщением и регулированием судебной практики, выработкой судебной политики, безусловно, коррелирующей с уголовной политикой и, в целом, с правовой политикой в государстве.

Недовольство участников процесса вынесенным судом первой инстанции решением по уголовному делу побуждает их многократно обжаловать данные постановления и приговоры в ревизионные инстанции: апелляционную, кассационную, надзорную. Причем, не только решения судебных стадий, но решения судов, принятые на досудебных стадиях. По этому поводу достаточно категоричную позицию занимал Ю.К. Якимович: не должно быть «судебного контроля за судебным контролем», кроме решений о заключении под стражу и продления сроков содержания под стражей[489].

Одна из причин жалоб на судебные решения состоит, на наш взгляд, в том, что суды, провозглашая их, доходчиво не разъясняют подсудимым, потерпевшим суть и мотивы вынесенных постановлений и приговоров[490]. Конечно, представляется важным, чтобы текст приговора был понятен всем заинтересованным участникам, особенно не юристам, детально аргументированным и мотивированным, убедительным. К тому же, и провозглашенным надлежащим образом (чтобы все участники комфортно слышали текст по громкости и темпу его прочтения). Но устное разъяснение смысла приговора воспринимается обычными людьми всегда доходчивее и убедительнее.

Другая причина обжалования судебных решений на различных стадиях – надежда сторон, прежде всего осужденного, на выявление и исправление вышестоящим судом ошибок, прежде всего в объеме обвинения, квалификации деяния и размере назначенного наказания.

И, следует заметить, что подобные надежды осужденных не часто, но сбывались: вышестоящие суды выявляли и устраняли ошибки нижестоящих судов.

В 2015 году в апелляционном порядке было рассмотрено 129 331 дело или 13,81% от всех дел, рассмотренных судами первой инстанции.

Суды апелляционной инстанции отменили:

- 309 обвинительных приговоров судов первой инстанции и вынесли оправдательные приговоры (0,24% от рассмотренных в порядке апелляции уголовных дел);

- 4 127 судебных решения и направили уголовные дела на новое судебное рассмотрение в суд первой инстанции (3,19% от рассмотренных в порядке апелляции уголовных дел), в том числе – 86 решений ввиду чрезмерной мягкости назначенного судом наказания (0,07%);

- 656 решений и возвратили уголовные дела прокурору для устранения препятствий к их рассмотрению (0,51% от рассмотренных в порядке апелляции уголовных дел);

- 500 решений и прекратили уголовные дела в виду примирения сторон, деятельного раскаяния подсудимого (0,39% от рассмотренных в порядке апелляции уголовных дел);

- 103 решения и прекратили уголовные дела по иным основаниям (0,08% от рассмотренных в порядке апелляции уголовных дел);

- 665 решений и прекратили уголовные дела по другим основаниям (0,51% от рассмотренных в порядке апелляции уголовных дел);

- 105 решений и прекратили уголовные дела в части обвинения (0,08% от рассмотренных в порядке апелляции уголовных дел);

- 1 329 решений и вынесли новые обвинительные приговоры (1,03% от рассмотренных в порядке апелляции уголовных дел).

Суды апелляционной инстанции изменили:

- 300 решений (0,23% от рассмотренных в порядке апелляции уголовных дел) с изменением квалификации деяния и без снижения наказания;

- 2 204 решения (1,70% от рассмотренных в порядке апелляции уголовных дел) с изменением квалификации деяния и смягчением наказания;

- 167 решений (0,13% от рассмотренных в порядке апелляции уголовных дел) с изменением квалификации деяния и усилением наказания;

- 11 907 решений (9,21% от рассмотренных в порядке апелляции уголовных дел) без изменения квалификации деяния и смягчением наказания;

- 2 412 решений (1,86% от рассмотренных в порядке апелляции уголовных дел) без изменения квалификации деяния и усилением наказания[491].

Приведенные статистические показатели не в полной мере отражают значительную активность суда и участников судебного разбирательства (особенно при апелляционном рассмотрении в районном, городском и приравненном к ним, судах итоговых решений, вынесенных мировыми судьями), которая проявляется ими в судебном заседании, особенно во время судебного следствия, когда заявляются отводы и ходатайства, вновь исследуются доказательства, устраняются из их числа недопустимые, вовлекаются в процесс доказывания новые доказательства, дается объективная оценка каждому доказательству в отдельности и их совокупности, устраняются нарушения Конституции РФ, общепринятых норм международного права и процессуальные нарушения, изменяется и уточняется уголовно-правовая квалификация инкриминированного подсудимому общественно-опасного деяния, рассматривается вопрос о справедливости назначенного наказания, в первую очередь, на предмет его чрезмерной мягкости или чрезмерной суровости и др.

Судебная реформа 90-х годов возродила в России мировую юстицию[492]. Для ревизии решений мировых судей в уголовное судопроизводство была введена процедура апелляции в федеральных судах районного (городского) уровня.

Следует отметить, что такое апелляционное производство выгодно отличалось и отличается от процедур кассации и надзора, представлявших и продолжающих представлять собой, как уже нами отмечалось выше, некий конвейер, «пятиминутки» по рассмотрению уголовных дел. Апелляционное производство в районном суде, как правило, идет размеренно: исследуются доказательства, в том числе те, которые не были предметом исследования в суде первой инстанции, стороны заявляют различные ходатайства, качественно проходят прения и др. Апелляционный суд при таком темпе и подходе может принять более взвешенное решение, в том числе и отличное от предыдущего в любую сторону (улучшение или ухудшение для осужденного) решение[493].

Заметим, что до 1 января 2013 года процедура апелляции распространялась только на решения мировых судей, а также на промежуточные решения всех судов первой инстанции, но продолжали действовать еще «советские» процедуры кассации и надзора.

Как отмечалось уже выше, с 1 января 2013 года в России действует новый ревизионный порядок по уголовным делам: апелляция – по всем уголовным делам и промежуточным решениям, рассмотренным и принятым судами первой инстанции; кассация и надзор – по судебным решениям, которые вступили в законную силу.

Согласно правовой позиции Конституционного Суда РФ, ошибки, допущенные судом первой инстанции, подлежат исправлению судом второй инстанции в процедурах, наиболее приближенных к производству в суде первой инстанции[494].

Конечно, это совершенно новый подход к ревизионному производству. В той же, Германии, имеются и апелляция, и кассация, но это процедуры по делам, по которым судебные решения (прежде всего, приговоры), не вступили в законную силу. Однако немецкий уголовный процесс не знает процедуры надзора[495]. На первый взгляд даже сложно сказать, какой из процессов имеет преимущества. Хотя по логике, наличие еще одной, помимо апелляции и кассации, ревизионной инстанции в виде надзора – это дополнительный заслон на пути неправосудных решений и ошибок при отправлении правосудия по уголовным делам.

С теоретической и практической точек зрения и прежние, и новые процедуры ревизии дела должны стратегически работать на выявление, исправление и предупреждение ошибок по уголовным дела, на принятие законных (правосудных), обоснованных (мотивированных) и справедливых решений.

Ученые-процессуалисты И.Л. Петрухин, Г.П. Батуров, Т.Г. Морщакова еще в советское время подчеркивали, что «...кассация, судебный надзор и пересмотр дел по вновь открывшимся обстоятельствам, взятые вместе, представляют собой системное образование, объединенное общими целями, главная из которых - выявление и исправление судебных ошибок»[496]. В свое время они приводили интересную статистику, подтверждающую данное утверждение.

По данным их выборочного исследования (1972 год), суды первой инстанции обнаруживают и исправляют ошибки прокурорско-следственных органов путем возвращения дел для доследования – 3,7%, вынесения оправдательных приговоров – 1,0%, прекращения дел – 3,4% от всех дел, поступивших в суды первой инстанции из прокурорско-следственных органов - итого 8,1%. К этому следует добавить еще 8,7% следственных ошибок, исправленных судами первой инстанции путем изменения обвинения. Таким образом, суды первой инстанции обнаруживают следственные ошибки по 16,8% уголовных дел, переданных прокурорами в судебные органы (этот показатель увеличивается до 19,4%, если учитывать исправление следственных ошибок также кассационными и надзорными инстанциями). Иначе говоря, как полагают названные нами ученые, суды первой инстанции не выявляют некоторое количество следственных ошибок и, кроме того, иногда ошибаются сами.

По данным того же исследования ошибки судов первой инстанции исправляют кассационные инстанции путем возвращения дел для доследования – 0,6%, прекращения дел – 0,1%, возвращения дел на новое судебное разбирательство – 1,05%, изменения квалификации преступления и меры наказания в благоприятную для осужденных сторону – 2,3% от всех дел, поступивших в суды первой инстанции (итого 4,0%). Из всех этих ошибок около 60% приходится только на ошибки судов и 40% - на ошибки следователей, не выявленных судами.

В свою очередь, как свидетельствуют данные описываемого нами исследования, обнаружение и исправление ошибок кассационных инстанций в надзорном порядке осуществляется путем возвращения дел для доследования – в 0,3%, прекращения дел – в 0,08%, возвращения дел на новое судебное рассмотрение – в 0,9%, изменения квалификации преступления и меры наказания в благоприятную для осужденных сторону – в 0,7%, отмены кассационного определения с передачей дела на новое кассационное рассмотрение – в 0,3%случаев (итого 2,28%). По мнению упомянутых нами исследователей, надо учитывать, что надзорные инстанции отменяют лишь немногим меньше приговоров, чем кассационные, то есть, сосредоточены на исправлении серьезных судебных ошибок.

Таким образом, с точки зрения этих ученых, если за 100% принять количество всех рассмотренных судами первой инстанции дел, то суды различных инстанций исправляют следующее количество ошибок: 1) суды первой инстанции – 16,8%; 2) суды второй инстанции – 4,0%; 3) суды надзорной инстанции – 2,28%.

Поэтому, резюмируют авторы исследования, в целом система судебных инстанций и стадий достаточно надежна, так как в подавляющем большинстве случаев обеспечивает законность и обоснованность осуждения виновных и реабилитацию невиновных. Но при этом они обращают внимание на то, что в этой системе имеются и такие звенья, эффективность которых недостаточна (в частности, стадия предания суду, вновь открывшиеся обстоятельства) и что только 8-10% судебных ошибок исправляются благодаря протестам прокурора[497].

А.С. Червоткин утверждает: «В любом виде деятельности невозможно избежать ошибок и заблуждений. Не является исключением и деятельность по рассмотрению уголовных дел, в процессе которой суды первой инстанции допускают ошибки не только при установлении фактических обстоятельств дела, но и при применении тех или иных норм материального или процессуального закона. Между тем проверка законности, обоснованности и справедливости судебных решений вышестоящими судебными инстанциями осуществляется не только с целью выявления ошибок, допущенных при рассмотрении и разрешении дела, но и для принятия соответствующих мер по их устранению, в том числе посредством предоставленных вышестоящим судам полномочий по пересмотру судебных решений. Выявление и устранение ошибок, допущенных в ходе предварительного расследования и судебного разбирательства в судах первой или второй инстанции, направлены не только на восстановление нарушенных прав лиц, участвующих в процессе, но и на устранение нарушений норм, определяющих процессуальную форму судопроизводства. Казалось бы, что всякое отступление от закона процессуального являлось поводом для кассации. Но абсолютное понимание этого положения привело бы к крайней нестабильности приговоров суда первой инстанции. Правила судопроизводства так многочисленны, что ни один суд не может быть уверенным в точном соблюдении их всех»[498].

Взвешенный подход к пониманию нарушений закона при собирании, проверке и оценке доказательств демонстрировал и Верховный Суд РФ. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 23 декабря 2008 года N 28 «О применении норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих производство в судах апелляционной и кассационной инстанций» он указал: «В соответствии с положениями ч. 2 ст. 360 УПК РФ, во взаимосвязи с положениями ст. 6 УПК РФ, суды апелляционной и кассационной инстанций вправе выйти за пределы апелляционных (кассационных) жалобы или представления и проверить производство по уголовному делу в полном объеме, если этим не будет допущено ухудшение положения осужденного, оправданного, лица, уголовное дело в отношении которого прекращено, поскольку неисправление судебной ошибки искажало бы саму суть правосудия и смысл приговора как акта правосудия».

В своем Постановлении №8-П[499] в 2014 году Конституционный Суд Российской Федерации вновь акцентирует важные концептуальные положения, связанные с ревизионной деятельностью судов общей юрисдикции по выявлению, исправлению и предупреждению ошибок; «раскрывая конституционное содержание права на судебную защиту, Конституционный Суд Российской Федерации пришел к выводу, что в рамках судебной защиты прав и свобод возможно обжалование в суд решений и действий (бездействия) любых государственных органов, включая судебные, а потому отсутствие возможности пересмотреть ошибочный судебный акт не согласуется с универсальным требованием эффективного восстановления в правах посредством правосудия, отвечающего критериям справедливости, умаляет и ограничивает данное право (постановления от 2 февраля 1996 года №4-П, от 3 февраля 1998 года №5-П, от 5 февраля 2007 года №2-П и др.»; «…исходя из того, что право на справедливое разбирательство в разумный срок независимым и беспристрастным судом предполагает окончательность и стабильность судебных актов, вступивших в законную силу, и их исполнение, основное бремя пересмотра решений суда первой инстанции должно возлагаться на обычные (ординарные) судебные инстанции, что обязывает государство к созданию необходимых условий для эффективного и справедливого разбирательства уголовного дела именно в суде первой инстанции, где подлежат разрешению все существенные для определения прав и обязанностей сторон вопросы, а также для исправления допущенных судом первой инстанции ошибок в суде второй инстанции (в настоящее время – апелляционном) в процедурах, наиболее приближенных к производству в суде первой инстанции (постановления от 17 ноября 2005 года №11-П, от 5 февраля 2007 года №2-П и от 21 апреля 2010 года №10-П)»; дополнительный процессуальный механизм проверки вступивших в законную силу судебных решений (кассация, надзор) «…означает, по существу, возможность преодоления окончательности судебных актов, вступивших в законную силу,..», и, «учитывая конституционное и международно-правовое требование окончательности и стабильности судебных решений, должен устанавливать такие институциональные и процедурные условия их пересмотра, которые, имея резервное значение, исключили бы возможность необоснованного возобновления судебного разбирательства и использовались лишь в случаях, когда ошибка, допущенная в ходе предыдущего разбирательства, предопределила исход дела»; «введение дополнительных процессуальных механизмов проверки вступившего в законную силу судебного решения не предполагает предоставление лицу неограниченных возможностей требовать его пересмотра, в том числе путем неоднократного рассмотрения уголовного дела судами одной (кассационной) инстанции, включая разные по уровню суды, компетентные рассматривать дела в кассационном порядке, равно как выбор по собственному усмотрению способа и процедуры судебного обжалования, - они устанавливаются на основе Конституции Российской Федерации, ее статей 46, 123 и 128, федеральным законом. Иное повлекло бы безосновательное увеличение числа кассационных инстанций, не соответствовало бы принципу правовой определенности и предназначению кассационного производства как дополнительного средства обеспечения правосудности судебных решений».

Как отмечается в этом же постановлении Конституционного Суда РФ, «аналогичной позиции придерживается Европейский Суд по правам человека, полагающий, что отступления от принципа правовой определенности, на котором основана статья 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и который в качестве общего правила утверждает неопровержимость окончательного судебного решения, могут оправдываться только обстоятельствами существенного и непреодолимого характера, такими как необходимость устранения фундаментальных ошибок (постановления от 28 октября 1999 года по делу «Брумареску (Brumarescu) против Румынии», от 24 июля 2003 года по делу «Рябых против России», от 18 января 2007 года по делу «Кот против России» и 31 июля 2008 года по делу «Проценко против России»). Возможность повторного рассмотрения уголовного дела, в рамках которого лицо уже было окончательно оправдано или осуждено, допускается, согласно статье 4 Протокола №7 к Конвенции о защите прав человек и основных свобод, если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах или если в ходе предыдущего разбирательства были допущены существенные нарушения, повлиявшие на исход дела».

Современные апелляционное, кассационное и надзорное производства по различным причинам не могут обеспечить выявление и устранение всех допускаемых судами ошибок (особенно если учесть, что далеко не все уголовные дела проходят данные стадии).

Более десятилетняя адвокатская практика автора исследования наглядно демонстрирует, что процедура рассмотрения уголовных дел в порядке апелляции и кассации напоминает «заводской конвейер»: в определенные дни (как правило, два дня в неделю) и на одно время в суд приглашаются все заинтересованные участники процесса по множеству различных уголовных дел и материалов; на рассмотрение дела (материала) отводится минимум времени – председательствующий постоянно торопит всех участников процесса, прерывает их выступления и т.п.; обсуждение итогового решения занимает у суда время от нескольких минут до нескольких десятков минут; оглашается только резолютивная часть решения; и т.п.

Изучением вопросов апелляционного и кассационного производств занимались и продолжают заниматься многие ученые[500]. При этом предлагаются самые различные варианты совершенствования этих ревизионных процедур.

М.Т. Аширбекова полагает, что судебное следствие в апелляционном производстве должно быть «полномасштабным», то есть без каких-либо изъятий, поскольку предметом производства является не только сам приговор, а все уголовное дело[501]. По мнению ученого, «понятно, что новые доказательства, которые не были и не могли быть в поле зрения суда первой инстанции, вполне способны изменить картину фактических обстоятельств дела»[502].

По мнению А.Н. Разинкиной, заявленное стороной ходатайство о вызове в судебное заседание свидетеля, допрошенного ранее судом первой инстанции, должно подлежать удовлетворению во всех случаях, с тем чтобы обеспечить сторонам право на участие в исследовании доказательств (задавать вопросы свидетелю, давать пояснения и т.д.). Исследование показаний свидетеля лишь по протоколу судебного разбирательства может отрицательно сказаться на полноте судебного следствия и, в конечном счете, на законности, обоснованности и справедливости судебного решения»[503].

Напомним, что, согласно действующего УПК РФ (ст. 389.20), результатами уголовно-процессуальной деятельности (активности) суда и участников апелляционного разбирательства могут быть устранение судебных ошибок путем принятия судом в апелляционном порядке одного из решений:

а) об отмене обвинительного приговора и о вынесении оправдательного приговора;

б) об отмене обвинительного приговора и о вынесении нового обвинительного приговора;

в) об отмене приговора, определения, постановления суда первой инстанции и о передаче уголовного дела на новое судебное разбирательство в суд первой инстанции со стадии подготовки к судебному заседанию или судебного разбирательства;

г) об отмене оправдательного приговора и о вынесении нового оправдательного приговора;

д) об отмене определения или постановления и о вынесении оправдательного приговора либо иного судебного решения;

е) об отмене приговора, определения, постановления и о возвращении уголовного дела прокурору для устранения препятствий его рассмотрения судом;

ж) об отмене приговора, определения, постановления и о прекращении уголовного дела;

з) об изменении приговора или иного обжалуемого решения;

и) о прекращении апелляционного производства;

к) о вынесении частного постановления (определения) суда с указанием следственных и судебных ошибок, их причин и т.п.

При необнаружении в уголовном деле судебных ошибок суд апелляционной инстанции принимает решение об оставлении приговора, определения, постановления без изменения, а жалобы или представления без удовлетворения.

Наш подход к модели современного апелляционного производства выстраивается в контексте позиции Л.В. Головко: «Правило о праве сторон на две инстанции рассмотрения уголовного дела (или правило на повторное рассмотрение уголовного дела во второй инстанции, в том числе право на повторное судебное следствие)». По мнению ученого, не может быть неполной апелляции – она всегда полная. К тому же, она - ординарная (по любым основаниям), в отличие от кассации, надзора и новых или вновь открывшихся обстоятельств: они - экстраординарные (лишь по вопросам права) способы пересмотра приговоров. Апелляция в отличие от иных способов пересмотра приговоров имеет суспенсивный (отлагательный) эффект пересмотра, когда подача жалобы приостанавливает исполнение приговора. Более того, важно иметь ввиду и положение теории эвокации: когда процессуально порочно решение суда первой инстанции, то обе инстанции сливаются и апелляция рассматривает дело по существу, не направляя его на новое рассмотрение[504].

Таким образом, модель апелляционного рассмотрения уголовного дела как действенного «фильтра» выявления, исправления и предупреждения судебных ошибок по уголовному делу в нашем представлении должна быть лишена какого-либо «кассационного уклона»: апелляция точно не может быть конвейером, а должна быть эффективной «моделью полноценной апелляции», то есть, новым рассмотрением уголовного дела по существу судом более высокой инстанции и коллегиально (кроме апелляции по решениям мировых судей и промежуточной апелляции), что, по сути дела, более профессионально. Соответственно, в данной модели апелляции важно зафиксировать следующие компоненты:

- все представленные в суд сторонами уголовного процесса свидетели должны быть допрошены в судебном заседании;

- все письменные ходатайства сторон должны быть приобщены к материалам уголовного дела и мотивированно, законно и справедливо разрешены без констатаций: «Данное ходатайство необходимо было заявлять в суде первой инстанции» (или «Что мешало Вам заявить данное ходатайство в суде первой инстанции?»); «Данное ходатайство уже разрешалось судом первой инстанции» (или «Данные доказательства уже исследованы в суде первой инстанции»)[505].

«Модель полноценной апелляции» заставит суд первой инстанции полно, всесторонне и объективно вести судебное разбирательство по уголовному делу, чтобы избежать судебных ошибок и соблазна сторон выходить на новый, безусловно, затратный «дубль-процесс» по апелляции (буквальное повторение судебного разбирательства). А если все же «дубль-процесс» по апелляции состоится, то это будет не конвейер, а полноценный процесс, который призван гарантировать устранение судебных ошибок.

Механизм устранения судебных ошибок в кассационной и надзорной инстанциях является экстраординарным и, на наш взгляд, включает в себя уголовно-процессуальную деятельность (ограниченную активность) суда и участников (прежде всего профессиональных) судебного процесса через особые процедуры этих проверочных судебных разбирательств в исследовании (проверке, оценке) имеющихся в уголовном деле доказательств, в том числе, признания в установленных законом случаях этих доказательств недопустимыми и для устранения следующих недостатков:

а) нарушений положений и требований Конституции РФ, норм и общепризнанных принципов международного права, уголовно-процессуальных нарушений;

б) нарушений уголовного (материального) закона - неправильного применения уголовного закона и несправедливости приговора.

Результатом указанной уголовно-процессуальной деятельности суда и участников кассационного, надзорного разбирательства может быть устранение судебных ошибок путем принятия судом в кассационном, надзорном порядке одного из решений, предусмотренных УПК РФ (ст. 401.14, ст. 412.11):

а) отменить приговор, определение или постановление и все последующие судебные решения и прекратить производство по данному уголовному делу;

б) отменить приговор, определение или постановление суда и все последующие судебные решения и передать уголовное дело на новое судебное рассмотрение либо возвратить дело прокурору;

в) отменить приговор суда апелляционной инстанции и передать уголовное дело на новое апелляционное рассмотрение;

г) отменить решение суда кассационной инстанции и передать уголовное дело на новое кассационное рассмотрение;

д) внести изменения в приговор, определение или постановление суда.

При необнаружении в уголовном деле судебных ошибок суд кассационной, надзорной инстанций принимает решение об оставлении кассационной, надзорной жалоб (представления) без удовлетворения.

Вопросы производства в надзорной инстанции рассматривались В.П. Масловым[506], И.Д. Перловым[507], И.И. Потеружа[508], В.А. Давыдовым[509], И.С. Дикаревым[510], М.В. Мерзляковой и А.Д. Прошляковым[511]и др.

В частности, И.С. Дикарев полагает, что «в судах кассационной и надзорной инстанциях применяется единая - надзорно-кассационная - форма пересмотра вступивших в законную силу судебных решений, сочетающая в себе черты традиционного для российского уголовного процесса судебного надзора и классической европейской (континентальной) кассации»[512], призванная исправлять судебные ошибки. Ученый совершенно справедливо предлагает увеличить круг полномочий Председателя Верховного Суда РФ и его заместителей, председателей судов и их заместителей уровня субъекта Федерации в части отмены незаконных и необоснованных постановлений судей соответствующего уровня, вынесенные ими при осуществлении надзорно-кассационной деятельности, а также в части по собственной инициативе возбуждать надзорно-кассационные производства в необходимых случаях; установить шестимесячный срок в применении правила «запрета поворота к худшему», освободить от обязанности возвращать уголовные дела прокурору по основанию, предусмотренному п. 1 ч. 1.2 ст. 237 УПК РФ, а также право для судей, изучающих кассационные и надзорные ходатайства, запрашивать необходимые материалы и уголовные дела.

И.С. Дикарев, на наш взгляд, обоснованно указывает, что «единым основанием пересмотра вступивших в законную силу судебных решений в кассационном и надзорном порядках должно выступать фундаментальное нарушение закона, представляющее собой нарушение уголовно-процессуального закона или неправильное применение уголовного закона, которое повлияло на исход дела и искажает саму суть правосудия и смысл судебного решений как акта правосудия»[513].

Кассационная и надзорная инстанции – это исключительный резервный судебный механизм устранения судебных ошибок, что в целом подтверждается судебной статистикой.

Так, в 2015 году в кассационную и надзорную инстанции поступило 144 627 жалоб и представлений (15,44% от количества дел, рассмотренных судами первой инстанции). Суды кассационной и надзорной инстанции по поступившим жалобам и представлениям запросили для изучения 44 468 уголовных дел, что составляет 30,75% от количества поступивших жалоб и представлений). В конечном итоге суды кассационной и надзорной инстанций отказали в удовлетворении по 134 651 жалобам и представлениям, что составляет 93,10% от количества поступивших жалоб и представлений. Рассмотрели 10 271 дело, что составляет 7,10% от общего количества поступивших кассационных и надзорных жалоб и представлений[514].

Суд кассационной, надзорной инстанций, как уже отмечалось, проверяет законность судебных решений (приговоров, постановлений, определений) путем изучения кассационных, надзорных жалоб, представлений по документам, приложенным к ним, а также по материалам истребованного судьей уголовного дела.

Судебная ревизия представляет собой, по справедливому мнению В.Л. Головко, «поиск компромисса между, с одной стороны, непоколебимостью судебных решений (принципом res judicata) и, с другой стороны, необходимостью исправления существенных ошибок», что и определяет «политику построения способов пересмотра приговоров после их вступления в законную силу в духе так называемого принципа «правовой определенности»[515].

Мы полагаем, что для целей устранения судебных ошибок есть также все основания вести речь о «модели полноценной кассации и надзора», включающую в себя следующие важные элементы:

- возможность инициации надзорно-кассационного производства не только сторонами уголовного процесса, но и председателями (заместителями председателей) судов субъектов Федерации и соответствующих их уровню судов, а также Верховного Суда Российской Федерации, с учетом специфики надзорно-контрольного производства, призванного рассматривать не «вопросы факта», а «вопросы права», причем, вопросы фундаментальных нарушений закона;

- обязанность должностных лиц, вовлеченных в орбиту надзорно-кассационной деятельности (консультанты, помощники судей, сами судьи судов уровня субъекта Федерации и Верховного Суда Российской Федерации) изучать не только сами кассационные и надзорные жалобы и представления от сторон и приложенные к этим жалобам и представлениям материалы, но и сами уголовные дела, в том числе аудио-видеозаписи состоявшихся судебных заседаний по делу.

- обязанность судей выносить свои итоговые решения «отказного характера» мотивированно: на каждый довод жалобы, представления участников процесса давать развернутую аргументацию на основании изученных материалов уголовных дел, избегая формулировок типа: «Данный довод жалобы был предметом судебного разбирательства суда первой, апелляционной инстанции»[516].

Важная роль в устранении ошибок при рассмотрении уголовных дел в порядке апелляции, кассации и надзора наряду с судом принадлежит профессиональным участникам уголовного судопроизводства – прокурору и адвокату[517].

Достаточно высокую эффективность участия в судах представителей прокуратуры по устранению судебных ошибок можно проиллюстрировать следующими статистическими показателями. За 2011-2015 годы средний процент удовлетворенных судами России апелляционных представлений прокуроров по уголовным делам (в лицах) составил 78,98%. При «старой» процедуре кассации за 2011-2012 годы процент удовлетворенных судами кассационных представлений прокурора по уголовным делам составлял 70,65%; по «новой» процедуре кассации за 2013-2015 годы данный процент составлял уже 96,97%. При «старой» процедуре надзора за 2011-2012 годы процент удовлетворенных судами надзорных представлений прокурора по уголовным делам составлял 98,35%; по «новой» процедуре надзора за 2013-2015 годы данный процент составлял уже 99,63% (в 2014 и 2015 годах – 100%)[518].

Механизм устранения судебных ошибок при производстве по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств также является экстраординарным, ввиду того что сами новые и вновь открывшиеся обстоятельства по своему содержанию являются особенными, а также, потому что по уголовному делу имеются (исполняются или уже исполнены) приговор или иные судебные решения, вступившие в законную силу.

В механизме исправления ошибок при производстве по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств, на наш взгляд, необходимо выделить следующие важные компоненты:

а) основанные на определенных материалах процессуальные действия прокурора по возбуждению производства ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельствам;

б) следственная проверка, проведенная по поручению прокурора;

в) процессуальные (властно-распорядительные) действия прокурора по прекращению возбужденного им производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств или по направлению уголовного дела и иных материалов в соответствующий суд со своим заключением;

г) судебная проверка представленных прокурором уголовного дела иных материалов и заключения прокурора и принятие процессуально-значимого решения в соответствии со статьей 418 УПК РФ:

- об отмене приговора, определения или постановления суда и всех последующих судебных решений и о передаче уголовного дела для производства нового судебного разбирательства;

- об отмене приговора, определения или постановления суда и всех последующих судебных и о возвращении уголовного дела прокурору в случае выявления обстоятельств, указанных в части первой и пункте 1 части первой-2 статьи 237 УПК РФ;

- об отмене приговора, определения или постановления суда и о прекращении уголовного дела;

- об отклонении заключения прокурора.

Ученые рассматривают различные аспекты этого экстраординарного производства[519].

В частности, представляет интерес подход В.А. Давыдова к совершенствованию процедуры возобновления уголовного судопроизводства ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств. Он высказал конкретное предложение в части редакции текста ст. 413 УПК РФ, а именно предложил важную с позиции исправления судебных ошибок формулировку п. 6 ч. 2 данной статьи:

«…Основаниями для возобновления производства по уголовному делу и пересмотра судебных решений в порядке, установленном главой 49 настоящего Кодекса, являются:

…6) обстоятельства, не известные суду при постановлении приговора или вынесении определения, постановления, которые сами по себе или вместе с обстоятельствами, ранее установленными, доказывают невиновность осужденного или совершение им менее тяжкого преступления или более тяжелого преступления, нежели то, за которое он осужден, а равно доказывают виновность оправданного или лица, в отношении которого уголовное дело прекращено»[520].

Нам представляется важным акцентировать внимание на оригинальной позиции Конституционного Суда Российской Федерации, сформулированной им в контексте практики и Европейского Суда по правам человека. Конституционный Суд Российской Федерации считает, что под «иными новыми обстоятельствами» должны пониматься не только неизвестные суду обстоятельства, но и любые судебные ошибки, которые привели к неправосудности судебного решения, в том числе явившиеся следствием игнорирования собранных доказательств, нашедших отражение в материалах дела, либо их ошибочной оценки или неправильного применения закона[521], то есть обстоятельства, которые теорией и практикой рассматривались исключительно как основания для пересмотра судебного решения надзорной инстанцией.

В соответствии с изложенной выше позицией, основным критерием использования вышестоящим судом той или иной формы проверки служит наличие либо отсутствие необходимости установления путем производства следственных действий достоверности новых сведений, ставящих под сомнение правосудность приговора. Поскольку при пересмотре приговора в порядке надзора производство следственных действий не допускается, то необходимость их проведения определяет применение другого порядка – возобновления дела ввиду новых обстоятельств[522].

В юридической литературе высказываются мнения о необходимости совершенствовать и сделать доступным данное производство. К примеру, считать уместным использование прокурорами на основе принципа процессуальной аналогии общей процедуры рассмотрения сообщения о преступлении, предусмотренной ст. 144 УПК РФ.

Если в ходе этой проверки не были установлены достаточные основания для возбуждения производства ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств, то прокурор, руководствуясь общими положениями п. 25 ст. 5 УПК РФ, определяющими процессуальную форму принимаемых им решений, должен вынести постановление об отказе в возбуждении производства ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств. При наличии вышеуказанных оснований вынести постановление о возбуждении этого производства[523].

Таким образом, мы предлагаем «полноценную следственную модель производства по новым и вновь открывшимся обстоятельствам» с широким определением «новых обстоятельств».

Следует заметить, что в Германии (как и в России) данный институт также обставлен различными препонами, затрудняющими его применение, например, вопрос о новых и вновь открывшихся обстоятельствах, как в пользу осужденного, так и против него, связан в Германии с разбирательствами в очень высокой инстанции – Oberlandsgericht (суд уровня нашего краевого (областного) суда или Верховного Суда республики в составе РФ) в судебном сенате в составе пяти профессиональных судей, то есть, коллегиально, а не единолично[524].

Во французском апелляционном производстве установлен принцип обжалования приговоров, осужденные по которым приговариваются к более серьезным наказаниям.

В исследованиях Л.В. Головко отмечается, что приговоры судов ассизов, ранее не подлежавшие апелляционному пересмотру, стали предметом апелляции по Закону от 15 июня 2000 году. Суд ассизов, образовавшийся как суд присяжных в конце XVIII века, рассматривает дела о наиболее опасных нарушениях закона - преступлениях. Существует концепция, что... в отличие от профессиональных судей, к коим идеологи французской революции испытывали заметное недоверие, «народ-суверен» не ошибается в принципе... Любое его решение должно восприниматься как истина в последней инстанции, поэтому ни о каких двух судебных инстанциях рассмотрения такого рода уголовных дел (первой и апелляционной) речь идти не могла. В настоящее время суд ассизов действует в составе трех профессиональных судей и девяти членов жюри. Апелляционному пересмотру подлежат только обвинительные приговоры. Субъектами обжалования могут выступать осужденный, прокурор, а также гражданский истец, гражданский ответчик в части гражданского иска. Апелляционная жалоба на решения суда ассизов подается в Кассационный суд, который в течение месяца решает вопрос о назначении апелляционной инстанции. Апелляционным судом выступает иной суд ассизов, решающий дело в составе трех профессиональных судей и двенадцати членов жюри. Следует отметить, что обжалуемое решение не мотивируется, а рассмотрение уголовного дела в суде вышестоящей инстанции происходит по правилам производства суда первой инстанции. Остается только догадываться, каким образом происходит пересмотр приговора в суде ассизов как в апелляционной инстанции. Это новшество было неоднозначно воспринято французскими процессуалистами, появились как его сторонники - профессор Ж. Прадель[525], так и противники - Национальный совет адвокатуры[526].

Во французском апелляционном производстве стороны могут представлять неисследованные доказательства, обосновывать свою позицию новыми доводами, но не вправе ссылаться на нарушения закона, произошедшие на досудебном производстве, если ранее ходатайство об этом не заявлялось. Ограничением для требований стороны выступает их собственный интерес, за исключением прокурора, стоящего на страже публичных интересов и имеющего возможность выступать в защиту интересов как стороны обвинения, так и защиты, так как прокурор не считается стороной во французском уголовном процессе. Однако по требованию прокурора сумма взыскания по гражданскому иску изменена быть не может.

Модель французского апелляционного производства явилась основой для заимствования и установления апелляции в современном российском судопроизводстве.

Кроме апелляции, французский уголовный процесс содержит следующие виды пересмотра решений суда: оппозицию (пересмотр решений, вынесенных заочно по делам о проступках и правонарушениях, не вступивших в законную силу), кассацию и ревизию (схожи с российским возобновлением дел ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств).

По мнению А.П. Фокова, «французский уголовный процесс состоит из трех стадий: предварительное следствие, судебное разбирательство и исполнительное производство. Процедура обжалования в апелляционном или кассационном порядке составляет особую стадию уголовного процесса», которая с точки зрения классификации судебного контроля относится к последующему или традиционному, в реализации которого принимают участие все судебные инстанции[527].

Законом от 15 июня 2000 г. УПК Франции был дополнен новым разделом «О пересмотре решений по уголовным делам в связи с постановлениями Европейского суда по правам человека», который хотя и примыкает к разделу о ревизии, но, как отмечает К.Ф. Гуценко, является самостоятельным способом пересмотра приговоров[528].

Все вышесказанное так или иначе свидетельствует о том, что в условиях кардинального реформирования процедур судебной ревизии соответствующий механизм выявления, исправления и предупреждения следственных и судебных ошибок в уголовном судопроизводстве станет эффективным лишь тогда, когда устоятся на практике и будут соответствующим образом улучшены новые процедуры апелляции, кассации, надзора и производства ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств.

Определенные шаги на этом пути уже предпринимаются. В частности, вышли руководящие Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30 июня 2015 года №29 «О применении норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих производство в суде апелляционной инстанции»; от 28 января 2014 года №2 (с последующими изменениями и дополнениями от 03.03.2015 года) «О применении норма главы 47.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих производство в суде кассационной инстанции». В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации особо подчеркнуто, что производство в суде кассационной инстанции, являясь важной гарантией законности судебных решений по уголовным делам и реализации конституционного права граждан на судебную защиту, предназначено для выявления и устранения допущенных органами предварительного расследования или судом в ходе предшествующего разбирательства дела существенных нарушений уголовного закона (неправильного его применения) и (или) уголовно-процессуального закона, повлиявших на исход дела, и нарушений, искажающих саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия.

Под новые процедуры выделен соответствующий штат судей, и если сами эти процедуры не превратятся в формальные и быстрые по времени, если показатель стабильности приговоров не будет определяющим в оценке деятельности судей, если исчезнет пресловутое зональное кураторство со стороны вышестоящих судей, то тогда можно будет говорить об эффективности проведенных реформ в сфере судебной ревизии, которая станет надежным заслоном на пути ошибок в отправлении правосудия по уголовным делам.

Как наглядно видно, законодатель в последние десятилетия совершенствует процессуальные механизмы судебной проверки и ревизии. Введенная после создания мировой юстиции апелляция в свете последних законодательных новелл претерпела существенные модернизации и стала применимой при рассмотрении всех уголовных дел. Соответственно, иными в стратегическом аспекте представляются в настоящее время и процессуальные конструкции кассации, надзора и производства ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств. В числе стратегических задач изменений проверочных и ревизионных судебных конструкций мы видим повышение эффективности судебных процедур для достижения назначения уголовного судопроизводства, в том числе, для совершенствования организационного и процессуального механизма выявления, исправления и предупреждения ошибок, которые появляются при отправлении правосудия по уголовным делам.

Особое влияние на формирование судебной практики в Российской Федерации, на совершенствование уголовного и уголовно-процессуального, оперативно-разыскного законодательства оказывает деятельность Конституционного Суда Российской Федерации и Европейского Суда по правам человека. И можно однозначно утверждать, что прецедентная практика этих Судов также включена в механизм устранения ошибок.

К примеру, в механизме устранения ошибок при производстве по уголовному делу ввиду новых обстоятельств необходимо выделить такие важные компоненты:

а) внесение в соответствии со статьей 415 УПК РФ Председателем Верховного Суда Российской Федерации по обстоятельствам, указанным в пунктах 1 и 2 части четвертой статьи 413 УПК РФ, представления в Президиум Верховного Суда Российской Федерации;

б) судебное рассмотрение Президиумом Верховного Суда Российской Федерации представления Председателя Верховного Суда Российской Федерации и принятие процессуально-значимого решения.

Таким образом, судебный механизм устранения ошибок функционирует как единое целое:

- «основным двигателем» данного механизма является суд;

- данный механизм функционирует в режиме судебного заседания;

- в судебном заседании в отправлении правосудия по уголовным делам в условиях состязательности участвуют равноправные стороны – сторона обвинения и сторона защиты, причем, сторона обвинения в контексте реализации уголовно-процессуальной политики реализует стратегии уголовного преследования и защиты прав человека.

Данный судебный механизм включает в себя:

- функционирующий в обычном (штатном) режиме механизм устранения ошибок – через уголовно-процессуальную деятельность (активность) суда при производстве в суде первой и апелляционной инстанций;

- функционирующий в экстраординарном режиме механизм устранения ошибок – через уголовно-процессуальную деятельность суда при производстве в суде кассационной и надзорной инстанций, а также через возобновление производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств.

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Проведенное в диссертационном исследовании изучение следственных и судебных ошибок в уголовном судопроизводстве позволило нам рассмотреть их как феномен в уголовно-процессуальной деятельности. Действительно, в идеальной модели уголовного процесса, основанном на строгом соблюдении субъектами, ведущими этот процесс, принципа законности, ошибок не должно быть. Но они всегда были, есть и, к сожалению, будут. В этом и состоит эффект феномена ошибок в уголовном судопроизводстве. Причем, конечно, это негативный феномен.

Учитывая подобный характер ошибок в уголовном судопроизводстве, с научной точки зрения нельзя ставить вопрос о полном искоренении этих ошибок: их можно минимизировать; многие из них можно избежать, предупредить; ошибки можно и нужно выявлять, исправлять, а некоторые – и прогнозировать, чтобы не допустить.

В проведенном исследовании автор подошел концептуально к проблеме ошибок и их устранению в уголовном судопроизводстве.

Современное авторское представление концептуальных основ устранения ошибок охватывает понятие ошибки, классификации ошибок и представление их структуры, а также их причин. В концепции представлено значение уголовной, в том числе уголовно-процессуальной политики для выделения уголовно-политических стратегий обвинения и защиты в уголовном судопроизводстве, оказывающих влияние на соблюдение принципа законности и, соответственно, на процедуры выявления, исправления и предупреждение следственных и судебных ошибок по уголовным делам. Данные процедуры реализуются через определенный организационно-правовой, в том числе уголовно-процессуальный, механизм устранения ошибок.

С учетом различных взглядов, позиций и подходов ученых, для определения понятия «следственная и судебная ошибка» автором приняты во внимание следующие важные моменты:

Во-первых, процессуальный статус ошибки (условно – «официальные» ошибки) имеют лишь те отступления от принципа законности в уголовном судопроизводстве, которые зафиксированы субъектами, ведущими уголовный процесс, в процессуальных документах (к примеру, в приговоре суда, постановлении прокурора о направлении уголовного дела на дополнительное расследование и др.).

Иные участники (защитник, потерпевший, обвиняемый и др.) могут, в том числе и процессуально, реагировать на ошибки, указывать на них, но до тех пор, пока властный субъект, ведущий уголовный процесс, официально не отреагирует и в процессуальном документе не укажет на ошибку, о процессуальном статусе ошибки говорить не приходится.

Конечно, каждый ученый, изучая уголовное дело, по-своему определяет – допущена ошибка или нет, исходя, в том числе, из собственных представлений о надлежащем качестве расследования преступлений и судебного разбирательства уголовного дела. Факт ошибки по делу может быть констатирован исходя из субъективных суждений исследователя (они тоже могут оказаться ошибочным). Поэтому в научном исследовании субъективный подход в констатации ошибки в уголовном деле должен преломляться через официальную версию ошибки, констатированной соответствующим процессуальным решением.

Поэтому мы имели в виду, что феномен ошибки связан с реальным существованием:

- ошибок, официально констатированных (и юридически признанных) в процессуальных документах субъектов, ведущих уголовный процесс (например, в постановлении судьи об исключении из числа доказательств);

- иных ошибок.

Во-вторых, очень важно, особенно в контексте разграничения ошибки и уголовно-процессуального правонарушения, всегда разделять саму ошибку (конкретного действия/бездействия или решения, совершенного или принятого с нарушением требований закона к их форме и содержанию) и последствия (для должностных лиц, ее допустивших - например, дисциплинарные санкции, иных лиц, вовлеченных в орбиту уголовного судопроизводства - например, освобождение из-под стражи обвиняемого, для производства по уголовному делу - например, возвращение уголовного дела прокурором для производства дополнительного расследования), которые она вызвала или могла вызвать.

В ходе исследования было констатировано, что появление в уголовном деле ошибок тесно связано с нарушениями субъектами, ведущими уголовный процесс, принципа законности в уголовном судопроизводстве. Была выcтроена шкала этих нарушений:

1. Преступления, связанные с расследованием и судебным разбирательством по уголовным делам.

2. Процессуально-значимые нарушения принципа законности, включающие в себя неполноту, односторонность и необъективность исследования обстоятельств уголовного дела; несоблюдение конституционных прав и свобод человека и гражданина, а также международных стандартов справедливого правосудия; существенные нарушения уголовно-процессуального закона; неправильное применение уголовного закона.

3. Иные нарушения принципа законности (технические и иные подобного рода ошибки).

Преступления субъектов, ведущих уголовный процесс, в предмет исследования не включались, поскольку они имеют свою особую природу. Иные нарушения субъектами, ведущими уголовный процесс, принципа законности (технические и иные подобного рода ошибки) также не являлись предметом исследования, так как они существенно не посягают на выполнение назначения уголовного судопроизводства и объективно в меньшей степени препятствует его достижению.

Предметом исследования являлась только вторая группа нарушений принципа законности - процессуально-значимые нарушения принципа законности, которые объективно препятствуют выполнению назначения уголовного судопроизводства. При этом шла речь о судебной ошибке, как правило, в ситуации: неправильное действие/бездействие (ошибка) – неправильный результат или возможность его наступления (ошибка) в их взаимосвязи. То есть, как правило, не рассматривались вполне возможные ситуации: неправильное действие (ошибка) – правильный результат; правильное действие – неправильный результат (ошибка); формально правильное действие – формально правильный, но объективно неправильный результат.

Как отдельный вид ошибок в силу особой значимости положений Конституции РФ рассмотрено несоблюдение конституционных прав и свобод человека и гражданина в уголовном процессе. Кроме того, учитывалось, что Россия должна неукоснительно соблюдать нормы и принципы международного права, тем более, что с 1998 года она находится под юрисдикцией Европейского Суда по правам человека.

Следственная и судебная ошибка в уголовном судопроизводстве, как предмет научного исследования, рассмотрена как феномен, который выражается в противоречии между неизбежностью (естественностью) ошибок и необходимостью противодействия им и, тем самым, порождает проблему их устранимости.

Определение ошибки представлено следующим образом:

ошибка (следственная, судебная) – это не содержащее признаков уголовно-наказуемых деяний незаконное или необоснованное действие или бездействие субъектов, ведущих уголовный процесс, выразившееся в неполноте, односторонности и необъективности исследования указанными субъектами обстоятельств уголовного дела, несоблюдении конституционных прав и свобод человека и гражданина, а также международных стандартов справедливого правосудия, существенном нарушении уголовно-процессуального закона, неправильном применении уголовного закона, соответствующее их субъективному отношению к назначению уголовного судопроизводства, и объективно препятствующее его нормативно-заданному достижению в виду получения (или возможности получения) неправильного процессуального результата (решения).

Разработанная в диссертационном исследовании концепция устранения следственных и судебных ошибок явилась разрешением целого комплекса фундаментальных теоретических и практических проблем феномена этих ошибок, требующих как доктринального толкования, так и соответствующего законотворчества и правоприменения (с учетом современной уголовной политики) в целях совершенствования организационно-правового, в том числе уголовно-процессуального, механизма устранения ошибок. В своей совокупности все перечисленные элементы исследуемой системы (понятие ошибки, ее структура, классификация, причины, конкретные механизмы устранения и др.) и составили целостную единую концепцию устранения следственных и судебных ошибок.

В проведенном исследовании были рассмотрены различные варианты классификации ошибок в уголовном судопроизводстве. Эти классификации позволили увидеть все многообразие данного феномена, их логическую взаимосвязь и взаимообусловленность.

Основной классификацией следственных и судебных ошибок (наряду с другими рассмотренными в работе) явилось их деление в зависимости от сущностной характеристики на следующие виды:

а) ошибки, выразившиеся в неполноте, односторонности и необъективности исследования обстоятельств уголовного дела;

б) ошибки, выразившиеся в несоблюдении в уголовном процессе конституционных прав и свобод человека и гражданина, а также международных стандартов уголовного судопроизводства (справедливого правосудия);

в) ошибки, выразившиеся в существенных нарушениях уголовно-процессуального закона;

г) ошибки, выразившиеся в неправильном применении уголовного закона.

Безусловно, «цена» определенных ошибок в силу значимости для государства, общества и человека тех негативных последствий, которые они вызывают, и какие охраняемые Конституцией РФ ценности они затрагивают, различается. Поэтому в исследовании был выделен новый вид следственных и судебных ошибок – фундаментальные ошибки; данному виду ошибок корреспондировала и своя классификация - в зависимости от тяжести последствий ошибок для государства, общества и человека:

1. Нефундаментальные ошибки.

2. Фундаментальные ошибки.

Фундаментальные ошибки - это непреступные действия или бездействие субъектов, ведущих предварительное расследование и судебное разбирательство по уголовному делу, повлекшие существенные нарушения законных прав и интересов человека, общества и государства в уголовном судопроизводстве:

а) невыявление субъектами, ведущими предварительное расследование и судебное разбирательство по уголовному делу, применения со стороны должностных лиц органов уголовной юстиции в отношении «заподозренных» лиц, подозреваемых, обвиняемых незаконного насилия для получения от них показаний о преступлении;

б) невыявление субъектами, ведущими предварительное расследование и судебное разбирательство по уголовному делу, применения со стороны должностных лиц органов уголовной юстиции в отношении «заподозренных» лиц провокаций преступных проявлений;

в) ошибки, допущенные субъектами, ведущими предварительное расследование и судебное разбирательство, в собирании, проверке и оценке доказательств по уголовному делу, в применении уголовного закона, в результате чего подозреваемый, обвиняемый незаконно заключен (не заключен) под стражу, незаконно содержится (не содержится) под стражей; подсудимый незаконно осужден, особенно к чрезмерно суровому наказанию, связанному с реальным лишением свободы, незаконно оправдан или осужден к чрезмерно мягкому наказанию.

Структурно (качественно и количественно) следственные ошибки в ходе исследования выявлены в следующем рейтинге: а) ошибки, выразившиеся в неполноте, односторонности и необъективности исследования обстоятельств уголовного дела - 57,0% от общего числа ошибок; б) ошибки, выразившиеся в несоблюдении в уголовном процессе конституционных прав и свобод человека и гражданина, а также международных стандартов уголовного судопроизводства (справедливого правосудия) - 8,0%; в) Ошибки, выразившиеся в существенных нарушениях уголовно-процессуального закона -16,0%; г) ошибки, выразившиеся в неправильном применении уголовного закона - 19,0%.

Структура судебных ошибок в ходе исследования выявлена в таком рейтинге: а) неправильное применение уголовного закона (70,92 %); б) несправедливость приговора (3,22 %); г) нарушения уголовно-процессуального закона (20,86 %); несоответствие выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела, установленным судом первой, апелляционной, кассационной инстанций (5,0 %).

Исследование структуры следственных и судебных ошибок дало автору возможность проследить динамику ошибок и выстроить эффективные механизмы их прогнозирования и устранения.

В исследовании феномена следственных и судебных ошибок четко были ранжировать причины этих ошибок (во многом предопределившими уголовно-процессуальный механизм работы с ними) по трем уровням:

– непосредственные причины, которые характеризуют недостатки в расследовании и судебном разбирательстве конкретных уголовных дел (первый уровень причин);

– причины следственных и судебных ошибок, связанные с деятельностью следователя и судьи, личностью следователя и судьи - субъективные причины, и условиями, в которых осуществляется данная деятельность - объективные причины (второй уровень причин или «причины причин первого уровня»);

– факторы, обуславливающие причины первого и второго уровней и связанные с условиями деятельности органов предварительного расследования и судебной системы в целом в России, а также качеством действующих законодательных актов (третий уровень причин).

При этом причины следственных и судебных ошибок классифицированы по схеме «дело – следователь, судья – следственный аппарат, судебная система», что позволило глубоко их исследовать и научно обосновать рекомендации по нейтрализации действия данных причин.

Феномен ошибки в уголовном судопроизводстве тесно связан с уголовно-политическими процессами в государстве. Ошибки в уголовно-процессуальной деятельности должностных лиц государства, как, собственно, и совершаемые ими преступления по службе и иные преступления, негативно сказываются на реализацию государственной политики в сфере уголовной юстиции. Соответственно, среди государственно-политических мероприятий немало таких, которые направлены на устранение ошибок и преступлений субъектов, ведущих уголовный процесс, чтобы обеспечить при отправлении правосудия по уголовным делам надлежащий режим законности.

Уголовная политика имеет прямой выход на выполнение назначения уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК РФ) и соблюдение принципов уголовного процесса, прежде всего, принципа законности (ст. 7 УПК РФ). В исследовании отмечено, что вектор современной уголовной политики направлен на ее либерализацию.

Однако несмотря на либерально-демократические тенденции в развитии современной уголовной и уголовно-процессуальной политики, криминальные события последнего времени выдвинули во главу угла данной политики в число приоритетов усиление борьбы с преступлениями террористической и коррупционной направленности; преступлениями, связанными с незаконным оборотом наркотиков; сексуальными посягательствами в отношении детей; и т.д.

В рамках концепции устранения ошибок в исследовании использовался стратегический подход. В контексте проблемы ошибок в уголовном судопроизводстве первостепенный интерес представили две общие стратегии: уголовного преследования и защиты прав и свобод обвиняемого. Эти уголовно-политические стратегии являются важными элементами согласованной уголовной политики. Характеристика общих уголовно-политических стратегий перманентно задается назначением и принципами уголовного судопроизводства, а также теми актуальными политическими и идеологическими задачами, которые формулируются властными органами государства. Наличие общих уголовно-политических стратегий для обеспечения режима законности при отправлении правосудия по уголовным делам предполагают для органов уголовной юстиции с целью устранения следственных и судебных ошибок функционирование определенных организационно-правовых механизмов, в том числе уголовно-процессуальных. В исследовании показано, что согласованно действующие уголовно-процессуальные механизмы (досудебный контрольно-надзорный - судебный контроль, прокурорский надзор, ведомственный контроль; судебный проверочно-ревизионный - возвращение уголовного дела прокурору для устранения препятствий к его рассмотрению в суде, признание доказательств недопустимыми, вынесение оправдательного приговора и т.д.) позволяют эффективно прогнозировать, выявлять, исправлять и предупреждать следственные и судебные ошибки в уголовно-процессуальной деятельности.

В исследовании особо подчеркнуто, что стратегия защиты является приоритетной и предполагает различные уровни реализации защиты прав человека в уголовном судопроизводстве. Это:

- защита со стороны лиц, ведущих уголовный процесс (прокурор, следователь, руководитель следственного органа, орган дознания, начальник подразделения дознания, дознаватель);

- защита, осуществляемая лицами, которые не ведут уголовный процесс (адвокаты и иные лица);

- самозащита.

Разумный баланс между уголовно-политическими стратегиями обвинения и защиты позволяет выполнить назначение уголовного судопроизводства, не нарушая при этом принципа законности и минимизируя ошибки со стороны лиц, ведущих уголовный процесс.

Уголовно-процессуальный механизм работы со следственными и судебными ошибками связан с реализацией (обусловлен необходимостью) уголовно-политических стратегий уголовного преследования (обвинения) и защиты прав и свобод человека и представляет собой взятую в единстве систему следующих компонентов:

а) этапы (и соответствующие им алгоритмы действий): выявление, исправление и предупреждение (в некоторых случаях – «прогнозирование») ошибок;

б) основные части (отдельные механизмы):

– механизмы предварительного расследования;

– механизмы производства в суде первой инстанции;

– механизмы производства в судах вышестоящих инстанций.

в) специальные субъекты, специальный правовой статус этих субъектов и специальная правовая регламентация порядка их деятельности: начальник подразделения дознания, начальник органа дознания, руководитель следственного органов, прокурор, судья, суд первой инстанции, суды вышестоящих инстанций;

г) специальные способы соорганизации деятельности специальных субъектов;

д) специально заданная цель, содержательно определяющая и объединяющая весь уголовно-процессуальный механизм или отдельные его части (механизмы) – выявление, исправление, предупреждение следственных и судебных ошибок.

По своему масштабу и значимости эта цель может быть поставлена в один ряд с классически выделяемыми в теории уголовно-процессуального права целями уголовного судопроизводства – установление истины по делу, защита жертвы преступления, изобличение и справедливое наказание виновного, реабилитация невиновного, общая и частная превенция и др.

Уголовно-процессуальный механизм работы со следственными и судебными ошибками подразделяется на два основных механизма, непосредственно направленных на устранение ошибок и два вспомогательных механизма, специально не предназначенных, но способствующих устранению ошибок.

Основные механизмы:

а) Механизм контрольно-надзорной деятельности по устранению ошибок на досудебных стадиях уголовного процесса.

б) Судебный механизм устранения ошибок.

Вспомогательные механизмы:

а) Механизм самопроверки, связанный с принятием процессуальных решений и оценкой допустимости доказательств в деятельности властных субъектов.

б) Механизм содействия в устранении ошибок со стороны адвоката и иных субъектов.

Механизм контрольно-надзорной деятельности по устранению ошибок на досудебных стадиях уголовного процесса включает в себя судебный контроль, прокурорский надзор и ведомственный контроль.

Судебный механизм устранения ошибок состоит из судебной проверки уголовного дела и судебного надзора.

Судебная проверка уголовного дела представляет собой его разбирательство и разрешение по существу судом первой и апелляционной инстанций. При этом судебное разбирательство в суде первой инстанции не имеет специально поставленной (заданной) цели устранения ошибок, содержательно определяющей и соорганизующей всю деятельность в этой стадии процесса (хотя и объективно предполагает выявление, исправление и предупреждение ошибок).

Судебный надзор представляет собой проверку вышестоящими судами судебных решений нижестоящих судов в кассационном, надзорном порядке (судебная ревизия), а также дачу высшей судебной инстанцией руководящих разъяснений нижестоящим судам и иным правоприменителям по вопросам уголовного судопроизводства. С судебным надзором также связано возобновление дел по новым и вновь открывшимся обстоятельствам.

Вспомогательные механизмы (хотя и имеют важное значение) как бы «встроены» в уголовно-процессуальную деятельность вообще и потому могут рассматриваться лишь в качестве условий, способствующих нормальному осуществлению производства по уголовному делу путем внутреннего самоконтроля (самопроверка) или внешнего соучастия (содействие со стороны), в том числе в рамках основных механизмов.

Механизм контрольно-надзорной деятельности по устранению следственных ошибок в российском досудебном производстве по уголовным делам во многом отличается от подобных механизмов в других странах.

Специфика данного механизма определяется особенностями технической организации (континентальной по типу исторической формы) российского досудебного производства в целом. В отличие от немецкого вида такой организации российское досудебное производство не обладает прокурорским полновластием над расследованием и характеризуется разделением функций дознания и предварительного следствия, прокурорским надзором за всем расследованием и полновластным прокурорским руководством только за дознанием. В отличие от французского вида – не имеет судебного предварительного следствия, построенного по инстанционному принципу (при отсутствии прокурорского контроля и почти полном отсутствии внешнего судебного контроля).

Если в настоящее время рассматривать институт судебного контроля с точки зрения его социальной значимости, то необходимо отметить, что он соответствует мировой практике судебного санкционирования действий, связанных с ограничением конституционных прав и свобод человека в уголовном судопроизводстве, а судебный порядок такого санкционирования в большей степени, нежели прокурорская и ведомственная процедуры, представляется демократическим и прозрачным (процедура судебного заседания с участием сторон, ведение протокола судебного заседания и др.).

Следовательно, институт судебного контроля необходимо сохранять, развивать, одновременно усиливая институт прокурорского надзора.

Понятие судебного контроля применимо лишь для проверочной деятельности суда на досудебных стадиях уголовного судопроизводства и при назначении судебного заседания. Судебный контроль распространяется на сравнительно ограниченный круг следственных и иных процессуальных действий и сводится к судебной проверке законности и обоснованности этих действий, затрагивающих конституционные права человека.

Опираясь на положения Конституции РФ, мы выделили три основных вида судебного контроля на досудебных стадиях уголовного судопроизводства, назвав их в работе (с известной долей условности) «арестным контролем», «процедурным контролем» и «контролем по жалобам».

Судебный контроль в российском уголовном процессе (в контексте устранения ошибок) разработан в исследовании в виде «модели динамичного судебного контроля» за досудебным производством, то есть модели, которая постоянно совершенствуется и процессуально значима для обеспечения гарантий соблюдения конституционных прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве. Данная модель:

- расширит юрисдикцию судебного контроля за счет введения таких новых его видов, как «депонирование доказательств», т.е. легализацию на досудебных стадиях в ограниченных и четко оговоренных случаях некоторых доказательств, и «предсудебный контроль» - особо значимые для доказывания и рассмотрения уголовного дела по существу контрольные действия на стадии назначения судебного заседания (решение в ходе предварительного слушания вопросов о мере пресечения для обвиняемого, допустимости собранных по делу доказательств, рассмотрении дела судом присяжных, коллегией из трех судей, единолично судьей, в особом порядке и др.);

- усилит требования к «арестному» контролю (собирание, проверка и оценка именно доказательств в части обоснованности подозрения подозреваемого и обвиняемого в инкриминируемом ему деянии и его поведения в ходе производства по уголовному делу);

- переформатирует «процедурный» контроль и «контроль по жалобам»: перераспределит от суда в пользу прокурора некоторые контрольно-надзорные полномочия, тем самым, усиливая существующий контроль - первоначальное «прокурорское санкционирование» следственных и иных процессуальных действий, предусмотренных в ст. 165 УПК РФ, с возможностью последующего обжалования в суд в порядке ст. 125 УПК РФ решений прокурора по этим вопросам;

- не сужает границы действия «контроля по жалобам» (к примеру, позволит обжаловать в суд постановление о привлечении в качестве обвиняемого и др.).

Автор предложил преобразовать действующий судебный контроль в соответствии с разработанной им «моделью динамичного судебного контроля» за досудебным производством, а также совершенствовать организационную структуру деятельности судей по контролю за предварительным расследованием (в первую очередь, определенное обособление этих судей от федеральных судей, рассматривающих уголовные дела по существу, а также в порядке апелляции).

Чтобы минимизировать ошибки следователя, дознавателя, прокурора, суда при избрании подозреваемому, обвиняемому, подсудимому меры пресечения в виде содержания под стражей, продлении им сроков содержания под стражей, в исследовании предложено внести изменения в УПК РФ, сформулировав статьи 97, 99 в следующей редакции:

«Статья 97. Основания для избрания меры пресечения.

1.Дознаватель, следователь, а также суд в пределах предоставленных им полномочий, вправе избрать обвиняемому, подозреваемому одну из мер пресечения, предусмотренных настоящим Кодексом, при наличии достаточных доказательств, дающих основания обоснованно подозревать лицо в инкриминируемом ему деянии и полагать, что обвиняемый, подозреваемый:

1) скроется от дознания, предварительного следствия или суда;

2) может продолжать заниматься преступной деятельностью;

3) может угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства либо иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу».

«Статья 99. Обстоятельства, учитываемые при избрании меры пресечения.

Суд в пределах предоставленных ему полномочий при избрании меры пресечения может изучать материалы уголовного дела .

При решении вопроса о необходимости избрания меры пресечения в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления и определении ее вида при наличии оснований, предусмотренных статьей 97 настоящего Кодекса, должны учитываться также законная и обоснованная квалификация инкриминируемого подозреваемому или обвиняемому деяния и, соответственно,тяжесть совершенного им преступления, сведения о личности подозреваемого или обвиняемого, его возраст, состояние здоровья, семейное положение, род занятий и другие обстоятельства».

В статью 108 УПК РФ «Заключение под стражу» внести следующие дополнения и изменения:

Дополнить часть 1 после первого предложения (слов – «меры пресечения») новым предложением: «Заключение под стражу к лицу, впервые привлекаемому к уголовной ответственности, применяется лишь в случае доказанных нарушений им условий домашнего ареста, залога или иной менее строгой меры пресечения, за исключением случаев привлечения к уголовной ответственности за тяжкие и особо тяжкие преступления против личности, а также за преступления, указанные в статье 100 настоящего Кодекса, по которым необходимо учитывать характер инкриминируемого ему деяния и данные о личности».

В части 1 слова «фактические обстоятельства» заменить на слово «доказательства».

В части 3 вместо слова «материалы» использовать фразу «материалы уголовного дела».

Статью 63 УПК РФ «Недопустимость повторного участия судьи в рассмотрении уголовного дела» дополнить частью 4 следующего содержания:

4.«Судья, принимавший решение о заключении подозреваемого или обвиняемого под стражу, о домашнем аресте, о продлении сроков содержания под стражей и домашнего ареста на досудебной стадии, рассматривавший апелляционные, кассационные или надзорные жалобы или представления на избрание заключения под стражу, домашний арест, продление сроков содержания под стражей и домашнего ареста на досудебной стадии, не может участвовать в рассмотрении того же дела по существу в суде первой и второй инстанций или в порядке кассации и надзора».

В контексте искоренения обвинительного уклона в деятельности суда уже действуют следующие закрепленные в законе правила:

- изменение прокурором квалификации деяния подсудимого на менее строгую влечет для суда, рассматривающего в данный момент уголовное дело, в обязательном порядке применение этой «мягкой» квалификации инкриминируемого деяния (ст. 246 УПК РФ);

- отказ прокурора от обвинения влечет для суда, рассматривающего в данный момент уголовное дело, обязательное вынесение оправдательного приговора или прекращение уголовного преследования (ст. ст. 239, 246 УПК РФ).

В дальнейшей борьбе с обвинительным уклоном суда автор предложил сформулировать еще два правила:

- если прокурор предлагает суду конкретный вид и размер наказания, то суд не может назначить более строгие вид и размер наказания;

- если прокурор предлагает суду не заключать обвиняемого под стражу или не продлевать сроки его содержания под стражей, то суд не может заключить обвиняемого под стражу или продлить ему срок содержания под стражей.

Соответственно, в пункте 7 ст. 108 УПК РФ предложено добавить часть вторую:

«Если прокурор, участвующий в судебном заседании, предлагает суду не заключать подозреваемого, обвиняемого под стражу или не продлевать обвиняемому срок содержания под стражей, то судья не может заключить подозреваемого, обвиняемого под стражу или продлить обвиняемому срок содержания под стражей и руководствуется в дальнейшем положениями ст. 7-1 УПК РФ».

В контексте международно-правовых стандартов справедливого правосудия автор предложил оставить за судом принятие им «классических» решений о производстве осмотра жилища при отсутствии согласия проживающих в нем лиц, о производстве обыска и (или) выемки в жилище, о контроле и записи телефонных и иных переговоров. Санкционирование производства иных следственных и процессуальных действий, о которых идет речь в ст. 165 в контексте ст. 29 УПК РФ, должен проводить прокурор. И это не просто замена судебного контроля на прокурорский надзор: это усиление и судебного контроля, и прокурорского надзора, так как в этом случае решение прокурора заинтересованные участники уголовного процесса будут иметь возможность обжаловать вышестоящему прокурору (в порядке ст. 124 УПК РФ) или в суд (в порядке ст. 125 УПК РФ). При этом есть все основания полагать, что эти предложенные новеллы в уголовно-процессуальном законодательстве позволят более эффективно выявлять, исправлять и предупреждать ошибки по уголовным делам.

В контексте устранения следственных ошибок автором разработана «модель перманентного прокурорского надзора» за возбуждением уголовных дел и их предварительным расследованием: перманентность предполагает непрерывное (постоянное) процессуальное руководство прокурора за осуществлением уголовного преследования.

Эта модель включает в себя ряд признаков: объективная необходимость и историческая обусловленность прокурорского надзора; вневедомственный и всеохватывающий характер прокурорского надзора; перманентность прокурорского надзора с наделением прокурора полномочиями руководителя уголовного преследования; «предсудебный» характер прокурорского надзора и ограничения для прокурора в принятии определенного круга окончательных решений.

«Модель перманентного прокурорского надзора» является основной в контрольно-надзорной деятельности при досудебном производстве по уголовному делу. Она эффективно позволяет реализовать стратегии уголовного преследования и защиты прав человека. Будучи руководителем уголовного преследования, прокурор должен обладать, помимо уже имеющихся у него, еще и властными полномочиями по возбуждению такого преследования, отмене всех незаконных постановлений следователя, продлению сроков предварительного расследования), выражению согласия (как гаранта законности) на осуществление процессуальных действий, посягающих на конституционные права и свободы человека и гражданина, окончательному инкриминированию уголовного обвинения лицу, прекращению уголовного преследования и др.

При такой модели прокурорского надзора становится возможной в законодательном порядке передача части полномочий суда на досудебных стадиях уголовного процесса прокурору. При такой модели, к примеру, без согласия прокурора следователь не обращался бы в суд с ходатайствами, связанными с такими мерами пресечения, как заключение под стражу, домашний арест и др.

Дефиницию «ведомственный контроль» автор представил в виде двух его важных составляющих: процессуальный контроль, регламентированный положениями УПК РФ, и иной ведомственный контроль, регламентированный ведомственными нормативными актами и сложившейся практикой, включающий в себя и организационно-административное руководство деятельностью следователя.

Ведомственный контроль за возбуждением уголовных дел и предварительным расследованием (в контексте устранения ошибок) автор показал через «модель разнополярного ведомственного контроля» как специфической контрольно-надзорной деятельности с разным форматом такого контроля на низовом (город, район и приравненные к ним) и высоком (субъект Федерации и приравненные к ним) уровнях следственной деятельности.

Разнополярный характер такого ведомственного контроля предполагает включение в него элементов наставничества и подготовки кадров, осуществление его под надзором прокуратуры и выражение его в процессуальной и административной деятельности руководителя следственного органа.

Ведомственный контроль (наряду с прокурорским надзором) функционирует перманентно на протяжении всего досудебного производства. На низовом уровне следственных подразделений это позволяет руководителям следственных органов тотально контролировать уголовно-процессуальную деятельность следователей (особенно тех, кто только начинает свою следственную карьеру). На других (вышестоящих) уровнях следственных ведомств это позволяет разумно сочетать (без «режима тотальности») ведомственный контроль с процессуальной самостоятельностью следователя. При этом ведомственный контроль находится в отношениях взаимодействия с судебным контролем и прокурорским надзором и в определенной зависимости от них.

Только при таких условиях ведомственный контрольможет:

успешно выявлять, устранять и предупреждать следственные ошибки в досудебном производстве;

минимизировать риск собственных ошибок (ошибок руководителей следственных органов);

достигать стратегических целей уголовного преследования и защиты прав человека.

В исследовании представлен судебный механизм устранения ошибок в российском уголовном процессе на судебных стадиях, который обладает рядом общих и особенных признаков:

- судебная проверка в суде первой инстанции предметно распределена между судами профессионалов и судами присяжных (с широкой юрисдикцией первых и узкой – вторых);

- функциональная однородность в целом судебной проверки во всех судах первой инстанции (за исключением отсутствия у судьи-профессионала в суде присяжных обязанности принимать решение по факту виновности подсудимого и отсутствия у судьи-профессионала в особом порядке судебного разбирательства обязанности непосредственно исследовать доказательства, подтверждающие факт виновности подсудимого);

- следственная активность при осуществлении судебной проверки в суде первой инстанции всех судей-профессионалов (равная – в общем порядке судебного разбирательства и в суде присяжных, ограниченная изучением письменных материалов дела по всем вопросам и возможностью непосредственного исследования доказательств только по вопросам наказания – в особом порядке судебного разбирательства);

- возможность полной апелляции в порядке судебной проверки в суде второй инстанции;

- функциональное деление судебного надзора в суде второй инстанции на кассацию, надзор и возобновление дел по новым и вновь открывшимся обстоятельствам;

- функциональная однородность кассации и надзора;

- ревизионный порядок всех видов пересмотра решений суда первой инстанции;

- обязательная сила руководящих разъяснений высшей судебной инстанции.

Своеобразие судебной проверки и судебного надзора в российском уголовном процессе определяется особенностями технической организации (континентальной по типу исторической формы) российского судебного производства. Однако она касается, главным образом, только суда присяжных и роли руководящих разъяснений высшей судебной инстанции (если не брать во внимание, скорее всего временное, сосуществование двух однородных функций – кассации и надзора). Поэтому в целом построение российского судебного производства имеет заметное сходство с классической континентальной моделью с присущей ей механизмом устранения ошибок, развитие которого должно осуществлять в рамках следующих моделей:«модель активного суда первой инстанции»,«модель полноценной апелляции»,«модель полноценной кассации и надзора», «полноценная следственная модель производства по новым и вновь открывшимся обстоятельствам».

В диссертационном исследовании сделан акцент на том, что суд первой инстанции, отправляя правосудие по уголовным делам в обычном «штатном» режиме с соблюдением процессуальных процедур и принципов уголовного судопроизводства, имеет все процессуальные возможности в рамках действующего законодательства неукоснительно выполнить назначение уголовного судопроизводства, в том числе одновременно с этим при необходимости реализовать специальную цель уголовного процесса – выявить, исправить и предупредить следственные ошибки.

Отправление правосудия по уголовным делам представлено в работе (в контексте устранения ошибок) «моделью активного суда», в которой сам суд и прокурор, проявляют активность в полном, всестороннем и объективном установлении материальной истины по уголовному делу, используя при этом предоставленные уголовно-процессуальным законом полномочия по признанию доказательств недопустимыми, вынесению оправдательных приговоров, возвращению уголовного дела прокурору в порядке ст. 237 УПК РФ и др. Эта модель ориентирована на приоритет коллегиального рассмотрения уголовного дела судом присяжных или коллегией профессиональных судей (в первую очередь - по особо сложным, многоэпизодным, объемным делам), судебного разбирательства в обычном, а не в особом, порядке с использованием аудио-видеозаписи судебного процесса. Именно такая «модель активного суда» позволит, во-первых, минимизировать количество собственных судебных ошибок, а, во-вторых, качественно и эффективно выявлять, исправлять и предупреждать следственные ошибки.

В контексте устранения ошибок в диссертации разработана «модель полноценной апелляции».

В данной модели:

- все представленные в суд сторонами уголовного процесса свидетели должны быть допрошены в судебном заседании;

- все ходатайства сторон должны быть мотивированно, законно и справедливо разрешены.

Автор исследования аргументировал свои предложения о преобразовании второй инстанции в соответствии с разработанной им «моделью полноценной апелляции», дающей право заинтересованным лицам на полный (по всем основаниям) второй пересмотр уголовного дела со «вторым судебным следствиям», в ходе которого отсутствует «кассационный синдром» (судебное следствие идет без спешки, полноценно и всесторонне).

Автор разработал «модель полноценной кассации и надзора», включающей в себя следующие важные элементы:

- возможность инициации надзорно-кассационного производства не только сторонами уголовного процесса, но и председателями (заместителями председателей) судов субъектов Федерации и соответствующих их уровню судов, а также Верховного Суда Российской Федерации, с учетом специфики надзорно-контрольного производства, призванного рассматривать не «вопросы факта», а «вопросы права», причем, вопросы фундаментальных нарушений закона;

- обязанность должностных лиц, вовлеченных в орбиту надзорно-кассационной деятельности (консультанты, помощники судей, сами судьи судов уровня субъекта Федерации и Верховного Суда Российской Федерации) изучать не только кассационные и надзорные жалобы и представления от сторон и приложенные к этим жалобам и представлениям материалы, но и сами уголовные дела, в том числе, аудио-видеозаписи состоявшихся судебных заседаний по делу.

- обязанность судей выносить свои итоговые решения «отказного характера» мотивированно: на каждый довод жалобы, представления участников процесса давать развернутые аргументации на основании изученных материалов уголовных дел.

В работе предложено внедрить в действующие кассацию и надзор все элементы их «полноценной модели».

В исследовании разработана «полноценная следственная модель производства по новым и вновь открывшимся обстоятельствам», предусматривающая широкое определение «новых обстоятельств» (любые судебные ошибки, которые привели к неправосудному судебному решению, в том числе игнорирование собранных по делу доказательств, их ошибочная оценка, неправильное применение уголовного закона) и делающая доступной следственную процедуру проверки открывшихся обстоятельств.

Автор предложил преобразовать действующее производство по новым и вновь открывшимся обстоятельствам в соответствии с ее «полноценной следственной моделью».

Законодатель в последние десятилетия совершенствует процессуальные механизмы судебной проверки и ревизии. Введенная после создания мировой юстиции апелляция в свете последних законодательных новелл претерпела существенные модернизации и стала применимой при рассмотрении всех уголовных дел. Соответственно, иными в стратегическом аспекте представляются в настоящее время и процессуальные конструкции кассации, надзора и производства при новых и вновь открывшихся обстоятельствах. В числе стратегических задач изменений проверочных и ревизионных судебных конструкций – повышение эффективности судебных процедур для достижения назначения уголовного судопроизводства, в том числе – для совершенствования организационного и процессуального механизма выявления, исправления и предупреждения ошибок, которые проявляются при отправлении правосудия по уголовным делам.

В судебных инстанциях основным субъектом, который ведет уголовный процесс, является суд. Именно он, в первую очередь, выявляет, исправляет и предупреждает ошибки по уголовному делу. Но в судебных инстанциях велика роль в выявлении, исправлении и предупреждении ошибок и иных участников уголовного судопроизводства, особенно, профессиональных участников – прокурора, адвоката. В современной модели состязательного уголовного процесса прокурор, как государственный обвинитель, при обнаружении ошибок может предложить суду изменить квалификацию деяния на более мягкую; полностью или частично отказаться от обвинения. И это предложения, по которым суд не может отказать прокурору – он обязан их принять и в соответствии с ними вынести решение по делу, даже, если внутренне он с этими предложениями прокурора не согласен. Во всем остальном профессиональные участники судебного разбирательства руководствуются полномочиями сторон; выявленные ими ошибки устраняются путем совершения судом необходимых процессуальных действий.

С учетом современных высоких технологий в век электроники и компьютеризации в настоящее время актуально вести речь о «технологизированной модели» судебного разбирательства, прежде всего, по тяжкой и особо тяжкой категории преступлений, что позволило бы:

- существенно дисциплинировать по всем параметрам заинтересованных участников уголовного судопроизводства (обвиняемых, потерпевших и др.), которые сегодня достаточно часто направляют в вышестоящие суды апелляционные, кассационные, надзорные жалобы, осознавая, что указанные суды, особенно – в кассации и надзоре, будут работать только по письменным материалам, содержащимся в деле, которым заинтересованные лица не доверяют и считают, что только их подробная и эмоциональная жалоба способна «сподвигнуть» вышестоящий суд принять иное решение: если заинтересованные лица будут знать, что вышестоящий суд изучит не только материалы дела, но и необходимые фрагменты аудио-видеозаписи его рассмотрения, отношение к обжалованию того, что объективно зафиксировано на аудио-видеоносителях, может быть иным, более взвешенным, нежели к фиксации происходившего в суде в протоколе судебного заседания, отношение к которому у заинтересованных лиц сегодня крайне критическое;

- существенно объективировать деятельность проверочных инстанций, так как личное визуальное восприятие всего судебного разбирательства или необходимых его частей позволило бы сформировать у судей апелляционной, кассационной и надзорной инстанций более качественный и достоверный подход к оценке доказательств и с большей долей объективности принять законное и обоснованное решение по данному делу.

Таким образом, предложенная в исследовании концепция устранения следственных и судебных ошибок способствует изучению феномена этих ошибок, механизмов их устранения и укреплению режима законности в Российской Федерации.

 

---

Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 332; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!