ЖИТИЯ ЗОСИМЫ И САВВАТИЯ СОЛОВЕЦКИХ 9 страница
Святой же спросил совета у братии, чтобы пойти ему в Великий Новгород и просить архиепископа, дабы был ему помощником от обижающих его людей и от творящих пакости его монастырю. И стал готовиться к путешествию. Повелел ударить в било — и, когда собралась братия, начал петь молебен ко Господу Богу и Пречистой Его Матери о благоверных князьях и архиепископе, о земном устроении и о всех православных христианах, призывая на помощь и блаженного Савватия, чтобы способствовал им своими молитвами. И, совершив молебен, взял с собой некоторых из братии и отправился в путь, идя по морю к Великому Новгороду. И легким было плавание блаженного по морю, по рекам и по озерам.
И не по мнозѣх временѣх достизаеть Новаграда; и прииде къ архиепископу.[152] И повѣдано бысть о нем. Архиепископъ же, видѣв и благослови его, и въпрошает о братии, о строении манастыря. Зосима же все повѣда ему, и въстав от мѣста, поклонся архиепископу до земля, моля его и глаголя сице: «Господи мой и владыко святый, буди нам милостивъ, заступая нас от оскорбляющих лукавых человекъ, многажды злѣ належаще на ны! Приходят болярьстии раби, населници, и пакости многи творяще, не дающе нам округ острова рыбъ ловити и ина многа насилствующе, хотяще мѣсто разорити и нас изгнати!» Отвеща архиепископъ: «Азъ, отче, помагающу ми Богови, готов есмь пособьствовати манастырю твоему, а се оповѣдаю боляром первым, съдержащим град».[153] Зосима же поклонся архиепископу и отиде. И приходя к боляром, моляше их, таже глаголяше о скорбех бывающих ему. И вси боляре, съдержащеи град, съ мнозем тщанием обѣщашася помагати манастырю его.
|
|
|
И в скором времени прибыл он в Новгород, и пришел к архиепископу. И было доложено о нем. Архиепископ же, увидев его, благословил и стал расспрашивать о братии и об устроении монастыря. Зосима же рассказал ему обо всем и, встав с места, поклонился архиепископу до земли, моля его и говоря следующее: «Господин мой и владыко святой, будь к нам милостив, заступись за нас от оскорбляющих злых людей, много нас притесняющих! Приходят к нам слуги боярские — местные жители, чиня нам многие пакости, не давая нам вокруг острова рыбу ловить и совершая много других насилий, желая то место разорить и нас изгнать!» Отвечал архиепископ: «Я, отче, готов, с Божьей помощью, помогать твоему монастырю, а об этом расскажу первым боярам, управляющим городом». Зосима же поклонился архиепископу и ушел. И, приходя к боярам, молил их о том же и рассказывал о чинимых ему притеснениях. И все бояре, правящие городом, со многим усердием обещали помогать его монастырю.
И прииде к нѣкоей болярыни, именем Марфѣ,[154] молити ея от скорбии населникъ ея, приходящих на остров Соловецскый и многи пакости творяще манастырю преподобнаго, и хотя ей изглаголати, еже творят раби ея обиды многи. Она же, услышав от рабъ своих о вещи, чесо ради прииде к ней блаженый, и разъярився, повелѣ его отслати от дому своего, не восхотѣ благословениа. И удалися от нея.
|
|
|
И пришел он к некоей боярыне по имени Марфа просить у нее защиты от оскорблений ее поселян, приходивших на Соловецкий остров и причинявших монастырю преподобного много вреда, и желая рассказать ей о многих обидах, которые творят ее слуги. Она же, услышав от своих слуг о деле, ради которого пришел к ней блаженный, — разгневавшись, повелела отослать его от своего дома и не захотела принять благословение. И удалился он от нее.
Рабъ же Божий отиде, ничтоже сумняся от лица злобы, и помянув евангельскый гласъ реченный: «Идѣже аще внидете в дом и глаголете: миръ дому сему, аще ли достоинъ будет дом мира, и миръ вашь пребудет на нем; аще ли же ни, то пакы к вам възвратится, исходяще же оттуду, и прах от ног ваших отрясете въ свѣдетелство имъ».[155] И позыбав главою, сущим иже с ним братии глаголаше: «Се дние грядут, иже дому сего жителие не изслѣдят стопами своими двора сего. И затворятся двери дому того и ктому не отверзуться, и „будет дворъ их пустъ”».[156] И се рек, умолче, дондеже сбышася реченая Божиим угодником въ свое время. Но на предняя възвратимься.
|
|
|
Ушел раб Божий, нимало не смутившись перед лицом неправды, помянув слово, сказанное в Евангелии: «Где бы вы ни вошли в дом, и скажете: мир дому сему, — и если достоин будет дом мира, то мир ваш пребудет на нем, если же нет, то снова к вам возвратится, — выходя же оттуда, и прах от ног ваших отрясите во свидетельство им». И, покачав головою, сказал бывшей с ним братии: «Вот, приближаются дни, когда жители этого дома не ступят своими стопами во двор сей. И затворятся двери дома сего и впредь не отверзутся — и „будет двор их пуст”». И, сказав это, об остальном умолчал, — пока не сбылось сказанное угодником Божиим во время свое. Но возвратимся к прежнему.
Игумен же Зосима, паки шед къ архиепископу, въспоминает о обидах, бывающих от населникъ онѣх и от рабъ боляръскых. Архиепископъ же съзва к себѣ боляр и сказа им о скорбех, бывших преподобному от неразумных человекъ. Боляре же вси съ мнозѣм обещанием[157] изволиша помогати монастырю святаго и вдаша ему написание на совладѣние острова Съловецскаго,[158] и к тому другий остров Анзер, отстоя яко десять поприщь от Соловецского острова, и третий остров Муксома, яко три поприща отстоящь. И приложиша к написанию восмь печатей оловяных:[159] первую владычню, другую посадничю,[160] третью тысяцского, таже пять печатей с пяти концевь града.[161] И запечатлѣв, даша блаженному на утвержение. Архиепископъ же, одарив преподобнаго, и вдасть манастырю потребная доволно и, благословив, отпусти его с миром. И мнози боляре града того даваху в манастырь имѣниа и от сосуд церковных и одеж и жита, и вси съ многим тщанием и вѣрою обещастася помогати манастырю его.
|
|
|
Игумен же Зосима, придя снова к архиепископу, напомнил ему об обидах, чинимых теми поселянами и слугами боярскими. Архиепископ же созвал к себе бояр и рассказал им о напастях, творимых преподобному неразумными людьми. Бояре же все, со многими обещаниями, изволили помогать монастырю святого и дали ему грамоту на владение островом Соловецким, и вместе с ним — другим островом, Анзером, лежащим в десяти верстах от Соловецкого острова, и третьим островом — Муксолмой, лежащим в трех верстах. И приложили к грамоте восемь оловянных печатей: первую — владыки, вторую — посадника, третью — тысяцкого, и дальше пять печатей — от пяти концов города. И, запечатав, дали блаженному для уверения. Архиепископ же, одарив преподобного, дал монастырю многое из необходимого (для жизни) и, благословив, отпустил его с миром. И многие бояре того города давали в монастырь немало добра и церковных сосудов, одежд и хлеба — и все с большим усердием и верою обещали помогать его монастырю.
Та же предреченная болярыня Марфа прииде в раскаяние, еже оскорби преподобнаго, слышала бо бѣ, яко вси людие велию вѣру имяху к нему и дааху манастырю потребных доволно. И увѣдѣ от многых, яко муж боголюбив и житием добродѣтелным цвѣтыи, и въсхотѣ благословитися от него и причастна быти вь приношении кь Спасу, в дом святаго Преображениа Господа нашего Исуса Христа к Пречистыа Его Матере. Посла к нему съ многим молением, дабы пришел и благословил ея, бѣ бо та едина от славнѣйших и первых града. Понеже бо первѣе прогнѣвася на преподобнаго, рекущи, яко «отчину нашу отъемлет». И по сих размысли в себѣ, глаголющи: «То како аз на много время прогнѣвах Божиа раба? Но прииму от него и аз благословение и молитвы, и да отдасть ми Богъ съгрѣшениа, елико съгрѣших къ угоднику его, яростию сътворши!» И тако призывает его с молениемъ.
Та же вышеупомянутая боярыня Марфа раскаялась в том, что оскорбила преподобного, ибо слышала, что имеют к нему все большую веру и дают монастырю немало полезного. И узнала она от многих, что муж тот боголюбив и живет добродетельной жизнью; и захотела благословиться у него и быть причастной к приношению Спасителю, в дом святого Преображения Господа нашего Иисуса Христа и Пречистой Его Матери. И послала к нему со многими молениями, чтобы пришел и благословил ее, ибо была она одной из самых знатных и влиятельных в городе. Потому что поначалу она прогневалась на преподобного, говоря: «он вотчину нашу отнимает». А потом подумала про себя, поразмыслив: «А что если я на долгие времена прогневала Божьего раба? Но получу и я у него благословение и молитвы — и пусть отпустит мне Бог согрешения, которыми я перед угодником его согрешила, сотворив это в ярости!» И приглашала его с молениями.
Пришедшу же блаженному, и приемлет от него Марфа благословение с чады своими вкупѣ же, и прощениа просит о нихъже съгреши невѣдѣниемъ. И възва и на обѣд, и посади и́ посредѣ пиршества. И вси възрадовашася о пришествии преподобнаго, понеже слышаху по Бозѣ добродѣтелное его житие и въздержание, и чудишася. Он же, обычным смирением и кротостию одержим сый, и сѣдя въмалѣ пища причастися, бяше бо от юности любя безмолвие, не точию на трапезѣ, но и всегда. И възрѣв на возлежащих и дивляшеся, поник на землю, ничтоже вѣщаше. И пакы възрѣ, то же видѣ и пониче долу. И еще възвѣд очи третицею, то же зрит: нѣкыя от возлежащих в первых сѣдяща, а глав не имуща.
Пришел блаженный — и взяла у него Марфа благословение вместе с детьми своими, и просила прощения за все, в чем по неведению своему согрешила. И пригласила его на обед, и усадила посреди пиршества. Все же возрадовались приходу преподобного, потому что слышали о добродетельном его житии и воздержании и очень тому дивились. Он же, пребывая в обычном смирении и кротости, сев к столу, лишь немного к еде прикоснулся, потому что с юности любил безмолвие — не только за трапезой, но и всегда. И, взглянув на сидящих, удивился увиденному — и, опустив глаза долу, ничего не сказал. И снова взглянул, но увидел то же, что и ранее, и вновь поник взором. И в третий раз поднял глаза, но видит все то же — нет голов на некоторых из сидящих среди первых!
И ужасеся блаженный о таковом необычном видѣнии, из глубины сердца въздохнув, прослезися, и ктому не приложи вкусити ничтоже от предложеных на трапезѣ, дондеже въсташа. И по воздвижении святаго Пречистыя хлѣба,[162] сътворь поклонение, хотяше изыти. Болярыни же, предиреченая Марфа, моляше преподобнаго, паче же и прощениа прошаше, дабы молил Бога о ней и чадѣх ея, и давъ манастырю его деревню на рецѣ Сумѣ,[163] на пристанищи брега, и ина потребная дав манастырю, елико можаше.
И ужаснулся блаженный от такого необычайного видения и, вздохнув из глубины сердца, прослезился и более не прикоснулся ни к чему из предложенного за трапезой, пока не встали. И после возвышения святого хлеба Пречистой Богородицы, сотворив поклон, хотел уйти. Боярыня же вышеназванная Марфа молила преподобного и усердно просила прощения, чтобы молил Бога о ней и о чадах ее, и дала его монастырю деревню на реке Суме, на берегу залива, и много другого для содержания, сколько могла.
Велможа же вси, иже бяху възлежащеи на пиршествѣ том, ти такожде манастырю даяху потребная доволно и молиша блаженнаго молити Бога о них, велию бо слуху прошедшу, и славно бѣ имя его въ странѣ той чюднаго ради житиа его, рече бо Господь: «Славяща Мя прославлю»,[164] и «волю боящихся Его творит».[165] Таже поклонся преподобный, благослови ихъ, отиде.
Бояре же все, которые были на том пиру, тоже давали монастырю на содержание немало и просили блаженного молить Бога о них — ибо пронеслась о нем слава, и имя его в той стране стало известно благодаря его чудному житию, ведь сказал Господь: «Славящих Меня прославлю» — и «волю боящихся Его творит». И затем преподобный, поклонившись, благословил их и ушел.
Герман же, старець предреченый, иже прииде съ святым на остров Съловецскый, имѣя к нему дръзновение, рече: «Отче, не прогрѣвайся на мя, и нихже ти глаголю». Онъ же рече: «Рци о полезных». Герман же глагола к нему: «Почто ты, отче, въ время обѣда, позрѣв на предсѣдящая, и пониче на землю, и паки возрѣвъ, скоро пониче, и третицею тако же сътвори, и позыбав главою, въздохнув и прослезися и оттолѣ ничтоже вкусив от представляемых тебѣ брашен, аще и нудим еси от них много?» И отвѣщав блаженый, рече ему: «Чадо, „ожестил еси просити”.[166] Но обаче Богъ давыи тебѣ дерзновение о вопрошении сем, то ни аз от тебя съкрыю судеб Его неизреченных, иже хотят быти въ свое время. Но обаче не повѣж сего никомуже, дондеже исполнится время Божиих велѣний! Видѣх шесть мужий, преди седящих на трапезе сей, без главь! И видѣх — и дивихся много, и не възмогох ни ясти, ни пити принести ко устом от такова ужасна видѣниа! Но о сих никомуже повѣж, яже глаголах тебѣ!»
Герман же, тот вышеназванный старец, который пришел вместе со святым на Соловецкий остров, — имея к нему дерзновение, спросил: «Отче, не прогневайся на меня за то, о чем тебе скажу». Он же ответил: «Говори о полезном». Герман же спросил его: «Отче, почему ты во время обеда, посмотрев на сидящих среди первых, опустил глаза и, взглянув снова, сразу потупил взгляд, и в третий раз сделал так же — и покачал головой, и вздохнул, и прослезился, и потом уже ничего не вкусил из предлагаемых тебе угощений, хотя и много был понуждаем?» И, отвечая, сказал ему блаженный: «Чадо, „трудного просишь”. Но если Бог дал тебе дерзновение об этом спросить, то и я не скрою от тебя непостижимых Его судеб, которые сбудутся во время свое. Но только не говори об этом никому, пока не придет время исполнения Божьих велений! Видел я шестерых мужей, сидящих во главе этой трапезы, без голов! Видел — и сильно дивился, и не смог ни еды, ни питья к устам поднести от такого ужасного зрелища! Но только никому не расскажи о том, о чем я тебе поведал!»
Потом же нѣкий муж, имянем Памфилие, и приимы иноческый великий образ и нареченъ бысть Похомие, имьш житие добродѣтелно, и сей бяше от славных града, и сѣдяй на трапезѣ сь преподобным и имѣяй велию вѣру к нему, тако же видѣв святаго взирающа, яко и Герман, и внят себѣ Пахомие въ сердци своем. На утрии же день тъи благочестивый муж Пахомие прииде к преподобному, моля, и възва ѝ к себѣ на обѣд сь братьею. И велми учредив, таже съ опасением наединѣ приступль, въпроси блаженнаго: «Отче честный, не возгнушайся мене грѣшнаго, моляща тя, но повѣж ми истинну, яко видѣ тя взирающа на председящих боляръ не единою, но дважды и трищи, и позыбавша главою и прослезившася, и оттоле ничтоже вкусивша». Святый же съ многимь запрещением повѣда ему все, якоже и Герману, бѣ бо сей вѣрен ему, приемля божественых словес поучение съ всяцѣм вниманием.
Потом и некий муж по имени Памфил, — который принял затем монашеский постриг и был наречен именем Пахомий, весьма добродетельной жизни, один из самых знатных в городе, — сидевший за трапезой вместе с преподобным и имевший к нему большую веру, так же как и Герман, видел взоры святого, (обращенные на сидящих), и запало это Пахомию в сердце. И на следующий день пришел тот благочестивый муж к преподобному и, моля, пригласил его к себе на обед вместе с братией. И достойно почтив их, приступил потом наедине к блаженному и осторожно спросил: «Отче честный, не погнушайся меня, грешного, за просьбу мою, но поведай мне истину: видел я, как ты посмотрел на сидящих впереди бояр — и не один только раз, но и второй, и третий — и покачал головой, и прослезился; и потом уже ничего не вкушал». Святой же, запретив ему об этом рассказывать, поведал обо всем, как и Герману, ибо (видел, что) тот был верен ему, принимая поучение божественных речей с полным вниманием.
Се же аз слышах от ученикъ его, и пакы хотѣх увѣдѣти извѣстно о сем, и въпросих того старца Пахомиа. И повѣда ми вся тако же, якоже и ученици рѣша. И увѣдѣв извѣстно, предах писанию.
Об этом я слышал от учеников его, но захотел заново узнать обо всем достоверно — и расспросил того старца Пахомия. И он рассказал мне обо всем так же, как и ученики говорили. А я, узнав достоверно, так и записал.
Игуменъ же Зосима с братиею отиде въ свой манастырь на Соловкы.
Игумен же Зосима с братией ушел в монастырь свой на Соловки.
По нѣкых же лѣтех приидоша гости по морю, и присташа къ острову Соловецскому, и начаша повѣдати блаженному, яко приде благовѣрный великий князь Иван Васильевич,[167] самодержець всея Русии, съ всею своею братиею и служащими ему царьми и князьми татарскыми[168] и со всѣми силами, и съвокупив воиньства бесчисленое множество на Великий Новград,[169] и ста в Русѣ.[170] И съвѣщав с братиею, посла дву воевод своих на Шелону.[171] И срѣтоша и́ новогородци со многими силами,[172] и бысть бой воеводам великого князя. И побиша новогородцов;[173] изымаша 6 боляринов великых, иных множество приведоша к великому князю. Онъ же овѣх к Москве отосла,[174] а иных казнил, да и прочии страх имут. И шесть боляринов: Дмитрея Исакова, да Губу Селезенева, да Кипреяна Арзубьева и иных три с ними, — повелѣ им князь великий глав посѣщи.[175] И отиде к Москвѣ.
А через несколько лет пришли купцы по морю, и пристали к Соловецкому острову, и стали рассказывать блаженному, как пришел к Новгороду благоверный великий князь Иван Васильевич, самодержец всея Руси, со всеми своими братьями, и находящимися у него на службе царями и князьями татарскими, и со всеми силами, и, собрав на Великий Новгород неисчислимое войско, стал в Руссе. И, посоветовавшись с братьями, послал двух своих воевод на Шелонь. И встретили их новгородцы со многими силами, и дали сражение воеводам великого князя. И (те) разбили новгородцев; и захватили шестерых их старших бояр, и иных множество, — и привели к великому князю. Он же одних в Москву отослал, а других покарал, чтобы и прочие страшились. А шестерым боярам: Дмитрию Исакову, Губе Селезневу, Киприану Арзубьеву и иным трем — повелел отрубить головы. И ушел в Москву.
И по нѣколикых лѣтех пакы прииде князь великий Иван в Великый Новград на осмотрение[176] — и взят вся казны, издавна положеныя от великого князя Ярослава Володимерича[177] и даже и до его самодержавства в велицѣи церкви Съфѣи,[178] и по всѣх церквах градскых по улицам, и болярьскыя казны по домох их; и владыку Феофила к Москвѣ свел,[179] и вся нарочитыа града с женами и дѣтми; и оное болярыню предиреченую Марфу съ сыномь ея Феодоромь и дщерми и внучаты, сих посла в Нижний Новьград.[180]
Прошло несколько лет, и снова пришел великий князь Иван в Великий Новгород для рассмотрения (жалоб) — и взял все сокровища, положенные с давних пор в великой церкви Святой Софии со времени великого князя Ярослава Владимировича и до его собственного самодержавного правления, и казны из всех городских церквей по улицам, и из боярских домов; и владыку Феофила в Москву свел, и всех именитых горожан с их женами и детьми; а ту вышеназванную боярыню Марфу с сыном ее Федором, с дочерьми и внуками, — этих отослал в Нижний Новгород.
Въспомянуша же бывшеи ту раба Божиа игумена Зосиму, иже видѣниа видѣ в дому пиршества оноя болярыни Марфы, яко седящим мужем на трапезѣ, а глав не имущим, имже бысть кончина въ свое время, и пророчество блаженнаго, иже о запустѣнии дому ея изрече, егда отслан бысть от лица Марфы оноя, — и не преходим бысть дом ея даже и днесь наслѣдникы ея по пророчеству святаго.[181] И сиа убо о сих; и тако сбыстся, иже рече блаженый. Мы же на предняя възвратимся.
И вспомнили те, кто был с ним (на пиру у боярыни Марфы), раба Божия игумена Зосиму, который видел в дому той боярыни Марфы видение за трапезой: сидят мужи за столом, а голов не имеют (которых и постигла такая кончина во время свое), и пророчество блаженного о запустении дома ее, когда отослала его от себя боярыня Марфа, — и не бывал в доме ее никто из наследников ее, даже и доныне, по пророчеству святого. Вот и все об этом; так и сбылось, как предсказал блаженный. Мы же к прежнему возвратимся.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 123; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!