История о великом князе Московском 21 страница
В то время случилося ему во оны Сергиевъ монастырь приехати, на свято великого Пянтикостия (яко тамъ есть обычай московским князем на кождое лѣто того празника в томъ монастырѣ торжествовати: аки бы то духовнѣ). Святый же игуменъ Парфири, яко муж обычаевъ простыхъ и во пустынѣ воспитанъ, началъ просити его и молити о предреченном же Шемятиче, да свободитъ брата от темницы и от такъ тяжкихъ оков. Мучитель же начал, дыхающе аки огнемъ, претити ему, старецъ же тихо отвещевавше и моляше: «Аще, рече, приехалъ еси ко храму бѣзначалные Троицы от трисиянного Божества милости грехов своих просити, сам буди милосердъ над гонимыми от тебя бес правды. Аще ли, яко глаголеши, сромотяще нас, аки бы повинны были тобѣ и согрѣшили пред тобою, остави им долги малых динари, по Христову словеси, яко же и самъ от него желаешъ прощения многихъ талантов».[240] Мучитель же абие изгнати его из монастыря повелѣлъ, о немже молил — его удавити вскоре. Старец же, абие с радостию совлекшеся со одеждъ игуменских и отрясши прахъ от ногъ своихъ во свидѣтелство Божие на него,[241] и приявши свои пустыные одежды худые и раздранные, пѣш аже во оную пустыню потече, от младости ему возжелѣнные. Мучитель же, не престая потом на святого яростию неиставатся, за оклеветанием нѣкоторых любостяжателныхъ и вселукавых мнихов, сущих человѣкоугодниковъ прескверныхъ, паки святого мужа ис такъ далние пустыни, аже до Москвы привлещи повелѣлъ и, катом предавши, различными муками мучити.
|
|
|
А тут пришлось ему приехать в этот Сергиев монастырь на празднество великой Пятидесятницы (потому как существует там у князей московских обыкновение справлять этот праздник ежегодно в этом монастыре: это якобы одухотворенно). И начал святой игумен Порфирий, как человек простого нрава, выросший в уединении, просить и молить за названного Шемячича, чтобы избавил он брата от темницы и столь тяжких оков. Стал мучитель возражать ему, как будто изрыгая пламя, а старец смиренно в ответ умолял: «Если, дескать, прибыл ты в храм безначальной Троицы просить у пресветлого Бога милости за грехи свои, будь сам милосердным к несправедливо преследуемым тобою. Если же, как говоришь ты, устыжая нас, виноваты они якобы перед тобой, прости им долг немногих динариев, по слову Христа, потому что ты сам ждешь от него прощения многих талантов». И тут же велел мучитель выгнать его из монастыря и того, за кого он молил, поскорей удушить. Немедля и с радостью освободившись от игуменских одежд, отрясши прах от ног своих по заповеди Божьей и приняв свою худую и рваную пустынническую одежду, отправился старец пешком в ту пустыню, что была с молодости вожделенна для него. Но тиран и после не переставая горел яростью против святого и по доносам некоторых корыстолюбивых и лукавых монахов, истинно скверных угождателей, велел снова приволочь святого человека из столь далекой пустыни в самую Москву и, отдав палачам, пытать различными пытками.
|
|
|
Аз же, беды его и мучения все оставя, вкратце едино воспомяну, концу истории тое поспѣшающе, яже дивного сего мужа равноапостольское незлобие в память ми приходит. Егда же уже тогда святый зело был муками удрученъ, едва живъ отдан под стражу Пашку нѣкоему, по-их истопнику или отвернику, еже мучителю был верной катъ или спекулаторь над полачи. Его же оковал он веригами тяжкими и ктому змученного мужа гладомъ удручаша, угождающи и веренъ показующися мучителю, хотящему вскоре смерть навести. Христос же, нашъ царь премилосерды, не оставляше раба своего в бедах, женою оного спекулатаря посещаще, яже к нему немалое человѣколюбие показывала, тайне питаше и раны исцелеваше. И по немалых днех сохранила его на единомъ мѣсте, хотяще его от уз свободити, яко да избегнути возможетъ от мучителских рукъ юзник Христовъ. И пришедша того глаголют мужа еѣ, и вопросилъ жены своей о узнику, порученному ему под стражу от мучителя, она же отвещала: «Избѣгнул, рече, вчера еще, и не вѣмъ». Мужъ же ея, убоявся князя прелютаго, яже поручилъ ему под стражу, извлече ножъ и хотяще сам себя абие заклати. Святы же и сокровенного мѣста, яко Повел апостол древле стражу темничному, велѣгласно возопил: «Не убивай себя, о господине Павле (тако бо оному спекулаторю имя было)! Здѣ бо есмь цел, и твори со мною, еже хощешъ!»[242] Егда же прииде сия повесть к мучителю во уши, и устыдѣвся преподобномученика, разрѣшивши от узъ, и отпустити его повелѣлъ. Святы же паки с радостию, яко Христовъ побѣдоносецъ, раны мученические, яко язвы Христовы, вмѣсто цветовъ прекрасныхъ на телесии святѣмъ носяще, паки в пустыню свою отиде и тамо водворяяся, по пророку Давиду глаголющему: «Удаляясь от мирскихъ мятежей, ждуще Бога спосающего его».[243]
|
|
|
Спеша окончить эту историю, я опущу все беды его и муки и вспомню кратко лишь одно, что приходит мне на память, — апостольскую доброту этого удивительного человека. Когда святой был сильно истерзан пытками, то отдали его, едва живого, под надзор некоему Пашке, комнатному, или привратнику по-ихнему, который был у тирана верным катом и надзирателем при палачах. Заковал он того в тяжкие оковы, а сверх того, морил измученного человека голодом, чтобы угодить и проявить преданность тирану, желающему, чтоб поскорей наступила смерть. Но наш милосердный царь Христос не оставлял раба своего в беде, направляя свою заботу через жену надзирателя, которая проявила к нему великое человеколюбие, втайне снабжая его пищей и залечивая раны. А через какое-то время она спрятала его в одном месте и хотела освободить от уз, чтобы узник Христов смог избежать рук тирана. Говорят, что когда пришел ее муж и спросил у жены своей об узнике, отданном ему под надзор тираном, она ответила: «Еще вчера, дескать, сбежал он, и не знаю я о нем ничего». И муж ее, боясь свирепого князя, поручившего ему надзор, вынул нож, чтобы тотчас заколоться. А святой из тайного своего убежища, как некогда апостол Павел тюремному стражу, воскликнул громогласно: «Не убивай себя, господин Павел (таково было имя этого надзирателя)! Здесь я, в целости, делай со мной что хочешь!» Когда история эта достигла слуха тирана, он устыдился преподобномученика и велел, освободив от уз, отпустить его. И вновь святой с радостью отправился в свою пустыню как победоносец Христов, нося на святом своем теле вместо прекрасных цветов мученические раны, как язвы Христовы, и водворился там, по слову пророка Давида, «удаляясь от волнений света, ожидая спасителя своего, Бога».
|
|
|
Яко рѣх, оставя другия страдания его тамо живущимъ о жити его и о преставлени писати, а мы, яко здѣ странны и пришелцы, ко предреченной краткой повести о преподобномъ Феодорите возвратимся.
Мы же, иностранцы и пришельцы здесь, оставив, как я уже говорил, тем, кто живет там, описать прочие страдания, жизнь его и кончину, вернемся к начатому краткому рассказу о преподобном Феодорите.
И в той же пустынѣ живъшу ему с Порфирием, обрелъ Артемия, премудраго Иоасафа, глаголемого Бѣлобаева, и другихъ немало пустыников, мужей святых нѣкоторых и престарѣвшихся уже во днехъ. И там с ними и во трудѣх духовных подвизающеся вкупе, поживе аки четыре лѣта. Тогда же старецъ его, провидев свое отшествие к Богу, шлетъ к нему епистолию, просяще, да возвратится к нему. Он же с радостию, яко елень, потече пѣшъ, шествуя такъ должайший путь, вящей нежели о-триста миль, по великим и непроходимым пустыням, и прииде болѣзнеными ногами с таковым тщанием и с охотою. Ни во что же вмѣняше многих трудовъ и жестокого и долгого пути сопротив умышленному усердъному желанию. И возвращается, творя послушание, яко Тимофѣй к Павлу,[244] и объемлетъ многолѣтного святаго старца, и лобызающе и целующе пречестнѣйшие седины презвитерские, и пребываетъ при нем, служаще ему в немощахъ и в недузех его, аже до смерти старца, аки лѣто едино или мнѣе. По разлучению же от тѣла святые души его, тѣло прозвитера погребаетъ.
Когда жил он в той же пустыни с Порфирием, встретил он Артемия и премудрого Иоасафа, Белобаева по прозванию, и немало других пустынников, святых мужей, некоторых уже в престарелом возрасте. Подвизаясь вместе с ними в духовных трудах, прожил он там около четырех лет. Но тут старец его, предвидя свое отшествие к Богу, посылает к нему послание с просьбой вернуться к нему. И он с готовностью, как олень, отправился пешком, пройдя столь долгий путь, больше трехсот миль, по большим и непроходимым безлюдным местам, и прибыл с разбитыми от усердия и старания ногами. Но ни во что он не ставил великие труды, суровый и долгий путь в сравнении с возвышенным желанием сердца. Возвращается он, проявляя покорность, как Тимофей перед Павлом, обнимает древнего святого старца, целуя и лобзая честные священнические седины, и находится при нем с год или меньше до самой смерти старца, служа ему в немощах и недугах его. И после разлучения с телом святой души погребает он тело иерея.
И вкусилъ и напился оные сладости пустынные, яко же глаголетъ премудры Метофрастъ,[245] пишучи историю и о святом Николаю, понеже пустыня покоя и ума почивание, наилутчая родителница и воспитателница, а клеврет и тишина мисли, и божественного зрѣния плодовиты корень, истиная содружебница з Богом сопряжения духовного. А сего ради розжегся желанием пустынного безмолвного жителства, отходит в далѣчайшую пустыню, въ языкъ глубокихъ варваров, лопарей диких, пловуще великою Колою-рекою, яже впадает своимъ устве в Ледоватое море. И тамо исходит ис короблеца и восходит на горы высокие, ихже наречет Святое Писание ребра северовы,[246] и вселяетца в тѣх лесех пустых оныхъ непроходимых. По коликих же мѣсяцех обретает тамо единого старца-пустыника — памята ми ся, Митрофань бѣ имя ему, — пришедшего во оную пустыню пред нимъ аки за пять лѣтъ. И пребывают вкупѣ в прегорчайшей пустыне, Богомъ храними, питающеся от жестокихъ зелѣй и корение, ихже тамо преизводит пустыня оная. Пребыв тамо со онымъ предреченым старцомъ аки двадесят лѣт во святом и непорочномъ жителстве, потомъ оба возвращаютца во вселѣную и приходят до великого мѣста Новаграда, и поставляется от Макария архиепископа Феодоритъ презвитером. Потом бывает и самому архиепископу духовником и приводит тамо немало светлых и богатых гражданъ к пути спасенному и, не бывше епископом, воистину свѣтлого епископа дѣла исправляет. И вкратце рекше, целит недужных, очищает прокаженых, не телесы, но душами, возвращает заблудших, подъемлюще на рамена и приводяща ко Христу, первому пастырю, уловивши воистину от сетей дияволских. И исчистивъ покаянием, усвояет и приводит чистых к церкви Бога живаго.
Вкусил он и напился сладости пустыни, как говорит мудрейший Метафраст, описывая историю святого Николая, потому что пустынь — это отдохновение ума и покоя, лучшая родительница и воспитательница, соратник и безмолвие мысли, плодоносный корень божественного прозрения, истинная подруга духовного единения с Богом. И вот почему, зажегшись желанием безмолвного пустынножительства, отправляется он в самую удаленную пустынь — к диким лопарям, совершенно варварскому народу, и плывет по большой реке Коле, что устьем своим впадает в Ледовитый океан. Там выходит он из ладьи и восходит на высокие горы, которые Священное Писание называет ребрами севера, поселяется в диких и непроходимых лесах. А через несколько месяцев встречает он там одного старца — помнится мне, что имя ему было Митрофан, — пришедшего в эту пустынь лет за пять до того. И пребывают они вместе, хранимые Богом, в суровой пустыни, питаясь скудными травами и кореньями, которые произрастают в этой пустыни. Проведя там с этим названным старцем в святой и непорочной жизни около двадцати лет, они затем оба возвращаются к людям и приходят в большой город Новгород, где архиепископ Макарий возводит Феодорита во священника. Потом он оказывается духовником самого архиепископа, выводит на путь спасения немало знатных и богатых горожан и, не будучи епископом, дела совершает, по сути дела, просвещенного епископа. Коротко говоря, он исцеляет больных, очищает не телом, но душой прокаженных, выводит заблудших, поднимая их на плечи и приводя к Христу, главному пастырю, на деле спасая их от дьявольских сетей. Очистив их через покаяние, он присоединяет их и чистых вводит в церковь Бога живого.
Паки по дву лѣтех потом, приемлетъ от богатых нѣкоторыхъ немало сребра в возложение Господеви и возвращается ко оной пустыни, уже с нѣкоторыми другими. И тамо, на устию предреченые Колы-реки, созидает монастырь и в нем поставляет церковь во имя пребезначалные Троицы. Собирает там среду мнишескую и правило им священное уставляет, заповедающе имъ обще и отнютъ нестежателно жителствовати, сирѣчь бѣзъименно, своими руками пищу набывающе, яко рече великий апостолъ: «Аще кто не дѣлаетъ, да не ястъ»,[247] и паки: «Руце мои послужиша ми и сущим со мною».[248] Потомъ приходящих к нему оныхъ глубокихъ варваровъ наказуетъ помалу и нудит на веру Христову, понеже искусенъ уже былъ языку ихъ. Произволившихъ же нѣкоторых оглашаетъ к пути спасенному и потом присвещает святым крещением. Яко сам онъ поведал ми, иже той языкъ лопский, которые просветѣся с святым крещениемъ, людие зѣло просты и кротцы и отнюдь всякого лукавства неискусны, ко спасенному же пути тщаливы и охочи зѣло, яко последи множества от нихъ мнишеское житие возлюбили за благодатию Христа нашего и за того священыми учени, понеже, науча ихъ писанию и молитвы нѣкоторые привелъ им от словенъска въ их языкъ.
А два года спустя он получает от некоторых богачей много денег для возложения Господу и возвращается в ту пустынь, но уже не один. Там, в устье названной реки Колы, он создает монастырь и в нем возводит церковь во имя безначальной Троицы. Там он собирает общество монахов и устанавливает для них священный закон, предписывая им общую и вполне нестяжательскую жизнь, то есть без имений, своими руками добывая себе пропитание, как сказал великий из апостолов: «Если кто не работает, тот не ест», и еще: «Руки мои послужили мне и тем, кто со мною». Затем он понемногу обучает приходящих к нему диких варваров и подводит их к вере Христовой, ведь тогда он уже знал их язык. Некоторых пожелавших он оглашает для пути спасения, а затем просвещает через святое крещение. Как рассказывал он мне сам, этот народ лопарей, просветившихся в святом крещении, люди очень добрые и кроткие; они не способны ни на какое лукавство, но расположены и склонны к пути спасения, так что впоследствии многие из них возлюбили монашескую жизнь по благодати нашего Христа и по священной науке Феодорита, потому что он научил их письму и перевел с церковно-славянского на их язык некоторые молитвы.
Потом же по лѣтех немалѣхъ, егда распространяшеся в том языце проповед евангелская и явленны бысть чюдеса и знамения нѣкоторыя, — яко глаголетъ божествены Повелъ, знамение, рече, не вѣрующимъ, но бѣзверников ради,[249] — тогда наученых от него и оглашеных лопянъ единаго дня крестишася яко две тысячи и со женами, и детми. Сице он блаженый, апостолом подобны мужъ, исправилъ во глубокихъ варварех за благодатию Христовою, труды своими!
Много лет спустя, когда в этом народе распространилась евангельская проповедь и были явлены чудеса и знамения, — как говорит божественный Павел, что, дескать, знамение не для верующих, но для неверующих, — тогда за один день крестилось тысячи две обученных им и оглашенных лопарей с женами и детьми. Вот что совершил своими трудами для диких варваров этот блаженный, подобный апостолу человек!
Что же по сих начинаеца? Не терпит древни супостат человѣческого рода, очима завистными зряще благочестие возрастаемо, разсядашася ненавистию. И что же творит? Подущаетъ на него новособраных монастыря мнихов, шепчюще невидимо во уши и глаголюще имъ во сердце: «Тяжекъ, рече, вамъ и неподъемъ. И никтоже можетъ от человѣков претерпѣти уставом, вамъ преданнымъ от него. Како можете безъ именей жити, своими руками хлѣба добывающе?» Понеже другую заповедь отецъ был Феодорит предал имъ уставу Соловецких Зосимы и Соватѣя: «Ктому не токмо женамъ, а ни скота единого отнюдъ женского полу не имѣти тамо», сего ради сложившеся со Дияволом, мниси оные взнеистовишася: имаютъ старца святого и биютъ нещадно, и не токмо из монастыря извлечают, но и от страны тое изгоняютъ, аки врага нѣкоего. Он же поиде от тѣх пустынь по неволѣ во вселѣную, и бываетъ игуменъ во едином маломъ монастырѣ в Новогратцкой землѣ лежащим и тамо аки два лѣта пребылъ. Потом возвестил о нем Артеми премудры[250] цареви, ибо тогда былъ игумен великим Сергиева монастыря. Царь же абие призывает к себѣ его и поставляется от архиепископа архимандритом Еуфимиеву монастырю, яже близу великого мѣста Суздоля лежитъ. Там оное достоинство того великого монастыря управляет лѣтъ четыре або пят. Понеже и тамъ обрелъ зело необнузданных мнихов и своеволно, не по уставом и святым правилом живущих, ихже уздает и востязает страхом Божиим, наказующим по Великому Василиеву уставу жителствовати. Ктому не токмо мнихов, но и самого епископа суждалского за сребролюбие и пиянство напоминает и обличает, понеже былъ мужъ не токмо в разумѣ и премудрости мног, но и от рождения своего чистъ и непороченъ, ктому и трезвость во вся дни живота своего храняще. И сихъ ради, яко глаголетъ Златоусты, сопротився правда неправде, милосердию лютость, воздержанию невоздержание, трезвости пьянство и прочие. Того ради, ненавидяще его яко мниси и такъ епископъ гратский.
Но что же случается после этого? Не может вытерпеть исконный враг рода человеческого, глядя завистливыми глазами на возрастание благочестия, и разрывается от ненависти. И что же он устраивает? Он натравливает на него собранных заново монахов монастыря, незримо нашептывая им в уши и говоря им в сердце: «Тяжек, дескать, он для вас и нестерпим. Никто из людей не в состоянии стерпеть устав, назначенный им для вас. Как можете жить вы без собственности, добывая хлеб своими руками?» А поскольку Феодорит ввел у них по уставу соловецких отцов Зосимы и Савватия еще одну заповедь: «Сверх того, не только женщин не допускать туда, но и скота женского пола», соединившись с Дьяволом, эти монахи впали в неистовство: хватают они святого старца, нещадно бьют и не только выволакивают из монастыря, но изгоняют из края, как какого-нибудь врага. И пошел он против воли из той пустыни к людям и оказался игуменом в одном небольшом монастыре, находящемся в Новгородской земле, и пробыл там года два. Затем премудрый Артемий, который был тогда великим игуменом Сергиева монастыря, сообщил о нем царю. И тотчас царь призывает его к себе, а архиепископ ставит его архимандритом Евфимиева монастыря, что находится поблизости от большого города Суздаля. Четыре или пять лет управлял он там достоянием этого большого монастыря. А так как и тут нашел он весьма необузданных монахов, живущих своевольно, не по уставу и святым правилам, он обуздывает их и усмиряет Божьим страхом, обучая их жить по уставу Василия Великого. Кроме того, он не только монахов, но и самого епископа суздальского вразумляет и обличает за сребролюбие и пьянство, потому что был он человек не только великого ума и мудрости, но чист и непорочен с самого рождения, соблюдая при этом трезвенность в течение всей жизни. Вот почему, как говорит Златоуст, восстала неправда на правду, жестокость на милосердие, невоздержанность на воздержание, пьянство на трезвость и так далее. Вот почему ненавидели его и монахи, и епископ города.
В тѣх же тогда лѣтех возврастоша плевелы между чистою пшеницею спания ради и опилства многаго пастырей нашихъ, сирѣчь отроды ересей люторскихъ: явишася лясфиму[251] на церковныя догматы. Митрополитъ же росиский за повелѣнием царевым повелѣл оных ругателей вездѣ имати, хотяще истязати ихъ о расколѣхъ ихъ, имиже церковь возмущали, и гдѣ елико аще обретенно их, вездѣ иманно и привожено до мѣста главного Московского, паче же от пустынь заволскихъ, бо и там прозябоша оная ругания. И началось было сие дѣло исперва добрѣ, но в конецъ злыи проиде, сего ради, иже восторгающе плевелы[252] исторгали с ними и святую пшеницу, по Господню словеси. Ктому и тѣхъ расколниковъ, яже были достойни исправлению пастырскому, сотвориша над ними немилосердие и прелютое мучение сице, яко мало напреди нами слово изъявит.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 139; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!