История о великом князе Московском 17 страница
Ту ми зритѣ и прилѣжно созерцайте християнскии родове, яже держаютъ непреподобне приводити себѣ на помощь и к дѣткам своимъ, мужемъ презлыхъ чаровниковъ и бабъ, смывалей и шептуней, и иными различными чары чарующихъ, общующе со Дияволом и призывающе его на помощь, что за полѣзную и якову помощъ от того имѣете в предреченной неслыханой лютости, разсмотрите! Мнози бо, яко слышахом многожды, за мало сие себѣ важетъ,[178] смѣющесь, глаголютъ: «Мал сей грѣхъ и удобне покаянием исправитца». Аз же глаголю: «Не малъ и воистину превеликъ зѣло». Понеже тѣм Божию заповедь великую во обетованию разоряетъ, бо Господь глаголет: «Да не убоишися никогоже, а не послужишись», сирѣчь: «Ни у когоже помощи не имаши разве меня, а ни небеси горе, а ни на земли низу, а и не под безнами».[179] Паки аще: «Кто отвержется мене пред человѣки, отвергусь и азъ его пред Отцемъ моимъ небесным».[180] И вы, забывше таковые страшные заповеди Господа нашего, течете ко Дияволу, просяще его чрез чаровники! А чары, яко всемъ есть ведомо, без отверъжения Божия и бѣс согласия со Дияволомъ не бываютъ. Воистину, яко мню, и сей неисцелимый грѣхъ есть тѣм, еже внимаютъ имъ и ко покаянию неудобенъ: неисцелный того ради, зане за малы его собѣ мните, неудобен же ко покаянию, понеже без отвержения Июдина, чары и относы, и смывание прежнеѣ ради купели и стирания солью мира ради святого помазания, шептания же скверные, явственыхъ ради обѣщаней ко Христу на святомъ крещение, и относы приношения ради на святомъ жертовнице у пречистаго агнца и бѣс согласия, сирѣчь без обѣщания Дияволу и бѣз отъвержения Христова, яко рѣхомъ, чаровницъ сихъ не могутъ дѣйствовати. Но всяко Дияволом тѣх ради всехъ от предреченыхѣ презлыхъ человѣковъ, согласниковъ дияволихъ, умышлено. Но Господь Богъ нашъ премногия ради благодати своея да избавитъ всехъ правоверныхъ от таковых! Аще же кто таковымъ не внимает, тому и боятись не подобаетъ, понеже яко дым от знамения честнаго креста исчезаютъ и от простых людей, верующихъ во Христа, не токмо ото искусныхъ християнъ, доброю совестью живущихъ, у которыхъ бываютъ на сердцахъ скрыжалей плотяныхъ написаны заповедей Христовыхъ евангелские слова. О сем бо и самъ Богъ-Слово свидѣтелствует в молитвѣ оной, еюже научалъ ученики своя молитися, при конце глаголюще: «Яко твое есть царство и сила»[181] и протчие. Блаженны жъ Златустъ ясно толкует в бѣседе 19, еже от Матвѣя Евангелие, иже нѣсть царьство, а ни сила иная, а ни боятись кого достоит християном развѣ единого Бога. Аще и Дияволъ негде на нас возмогаетъ мученми, и сие Богу попущающу. А онъ безъ воли Божии, аще и злорадны и прелюты, и непримиретелны врагъ нашъ, не токмо на насъ, человѣковъ, не возмогаеть, ни на свиниях, ни на воловых стадахъ, а ни на другихъ скотѣх без Божии воли. И вси и свидѣтелствуетъся и во Евангели. А лепей прочитаючи, узрите во ином священом толкованию златого языка.
|
|
|
|
|
|
Вот, внимательно созерцайте и смотрите на таких христиан, что осмеливаются неподобающим образом приглашать на подмогу к себе, детям своим, мужьям злобных колдунов и баб, которые ворожат на воде и нашептывают и другими чарами колдуют, общаются с Дьяволом и призывают его на помощь, — разглядите в этой неслыханной жестокости, о которой говорилось, какую помощь и какую пользу имеете вы от этого! Мне не раз приходилось слышать, что многие считают это за малость и говорят со смехом: «Этот грех мал, он легко искупается покаянием». А я говорю: «Не мал, но поистине весьма велик». Потому что нарушает он важную Божью заповедь по завету, ибо говорит Господь: «Да не убоишься никого и никому не послужишь», то есть: «Ни от кого не получишь помощи, кроме меня, — ни вверху на небе, ни внизу на земле и ни в безднах». Еще об этом: «Кто пред людьми откажется от меня, от того и я откажусь пред Отцом моим небесным». А вы, забыв эти непреложные заповеди Господа нашего, спешите к Дьяволу, прося у него через колдунов! Но чары, как всем известно, без отвержения от Бога и без согласия с Дьяволом не бывают. Думаю я также, что в действительности грех этот неискупим для тех, кто им поддается, и не легок для покаяния: неискупим потому, что малым его воображаете, не легок потому, что без Иудина отступничества, и без договора, то есть обета, с Дьяволом, и без отступничества от Христа, как мы говорили, этих колдунов чары, и относы, и ворожба на воде вместо начальной купели, и натирание солью вместо святого помазания, скверные нашептывания вместо открытого обращения к Христу на святом крещении, относы вместо приношения на святой жертвенник пречистого агнца — не в состоянии действовать. А все это придумано Дьяволом ради дьявольских союзников среди вышеназванных преступных людей. Но да избавит всех православных от них Господь Бог наш по премногой своей благодати! И если кто не прислушивается к ним, тому и бояться нечего, потому что рассеиваются они как дым при знаке честного креста не только от умудренных христиан, но и от простых людей, верующих во Христа и с доброй совестью живущих, у которых на сердцах плотских скрижалей начертаны евангельские слова Христовых заповедей. Об этом свидетельствует и сам Бог-Слово в той молитве, которой в конце научил молиться учеников своих, сказав: «Яко твое есть царство и сила» и так далее. В девятнадцатой беседе на Евангелие от Матфея блаженный Златоуст хорошо объясняет, что не должен христианин бояться ни царства, ни другой силы, никого, кроме одного Бога. Если когда Дьявол порабощает нас муками, это Бог позволил. А сам он без воли Божьей, хоть и злорадный, и лютый, и непримиримый наш враг, не только нас, людей, не поработит, но даже и свиней или стад воловых или других скотов без воли Божьей. Все это засвидетельствовано в Евангелии. А лучше поймете, прочтя в другом священном толковании златого языка.
|
|
|
|
|
|
Сихъ, еликихъ памятью моглъ объяти, написахъ о княжецкихъ родѣхъ.
Тех, кого смог удержать в память, я перечислил среди княжеских родов.
О побиении болярскихъ и дворянских родов.[182]
О избиении боярских и дворянских родов.
О великихъ же пановъ родѣхъ, а по их о боярских, аще елико Господь памяти подастъ, покушуся написати.
Попробую теперь написать, насколько даст мне Господь память, о великопанских, а по-ихнему, боярских родах.
Убилъ мужа в роде свѣтла, Иоанна Петровича,[183] уже в совершенномъ вѣку бывша, и жену его Марью, воистину святую, погубилъ, у неяже прежде еще во младости своей единочадного возлюбленного сына, от нѣдръ оторвавши, усекнулъ — Иоанна, княжа Дорогобужского, с роду великихъ князей тверскихъ. Его былъ отецъ от татаръ казанскихъ на битве убитъ, а тот отрочатко остался у сосцу единъ у матери. Она жь во святомъ вдовстве своем питала его до осмиинадесяти лѣтъ. О егоже убиению мало прежде воспомянухъ, в кройнице пишучи, иже вкупѣ убиени суть со нарочитым юношею, стрыечным братом своимъ, с князем Феодоромъ Овчининымъ. И такъ на того Иоанна розгнѣвался, иже не токмо слугъ ево, шляхетныхъ мужей, всеродне погубилъ и различными муками помучелъ, но и мѣста и села — бо зело много отчины имел — все пожег, самъ ѣздя с коромѣшники своими, елико где обрелись со женами и дѣтками их, ссущихъ от сосцовъ матерних, не пощадилъ, наконецъ, глаголютъ, а ни скота единого, живити повелѣл.
Убил он человека светлого родом Ивана Петровича, бывшего уже в преклонном возрасте, и жену его погубил Марию, действительно святую, у которой прежде, еще будучи молод, единственного возлюбленного сына оторвал от груди и голову ему отрубил — Ивана, князя Дорогобужского из рода великих князей тверских. Отец его был убит в битве с казанскими татарами, а младенец остался один на руках у матери. И она во святом вдовстве воспитала его до восемнадцати лет. О его смерти я вскользь упомянул, когда писал эту хронику, что убит он вместе со знатным юношей, двоюродным своим братом князем Федором Овчиной. И так разгорелся царь против этого Ивана, что не только слуг его, мужей-шляхтичей, различными пытками пытал и убил с семьями, но и города и села — а тот имел большую вотчину — все пожег, сам участвуя в набеге своих опричников, кого где нашел, ни жен, ни детей, сосущих при сосцах материнских, не пощадил, а в конце, говорят, велел ни одной скотины в живых не оставлять.
О Иоанне Шереметѣве.[184]
О Иване Шереметеве.
В началѣ же мучителства своего мудрого совѣтника своего Иоанна, глаголюше Шеремѣтева, о немже многожды в кройнеце воспомянух, мучилъ такою презлою ускою темницею, острымъ помостом приправлену, иже вѣре не подобно. И оковал тяжкими веригами и по вые, по рукомъ и по ногам, и ктому еще и по чреслам обручь толстый желѣзны, и к тому обручю десять пудов желѣза привесити повелѣлъ и в таковой бѣде аки день и нощъ мучилъ. Потом пришелъ глаголати с нимъ, ему же, наполы мертву сущу и едва дышущу, в таковых тяжкихъ оковахъ и на таковом остром помосте лежащу повержену. Началъ между иными вопросы о семъ пытати его: «Где, рече, многи скорбии[185] твои? Скажи ми. Вѣм бо, яко богатъ еси зело, бо не обретохъ ихъ, ихъже надѣялся в сокровищницах твоихъ обрести». Отвѣщалъ Иоанъ: «Цѣлы, рече, сокровены лежат, идѣже уже не можешь достати ихъ». Онъ же рече: «Скажи ми о нихъ, аще ли не, муки к мукам приложутъ». Иоан же отвеща: «Твори, еже хощеши. Уже бо ми близъ пристанище». Царь же рече: «Повѣжд ми, прошу тя, о скарбѣх твоих». Иоанъ отвеща: «Аще бы исповѣдал ти о них, яко уже рѣх, но не можешь ихъ держати: прынесохъ бо ихъ убогихъ руками в небесное сокровище, ко Христу моему». И другие ответы зѣло премудрыя, яко единъ премудрѣйши филосовъ или учитель великий отвещевалъ ему тогда. Онъ же, умилився мало, повелѣлъ от тѣх тяжкихъ узовъ разрѣшити его и отвести в лехчайшую темницу. И обаче того дня повелѣлъ удавити брата его Никиту, уже в сигклитскомъ сану почтенна суща, мужа храбраго и на тѣлеси от варворскихъ рукъ немало ранъ имуща. Иоан же потом — сокрушено же тѣло насилиемъ — колико лѣт поживе при немъ, оставя все послѣдне стяжание свое, паче же во убогихъ и во страныхъ в духовную лихву и мздовоздоятелю Христу Богу вдав. Во единъ от монастырей изыде, во святы и мнишески образъ облечеся. И не вѣм, аще и там не повелѣлъ ли уморяти его.
Мудрого своего советника Ивана, по прозванию Шереметева, о котором не раз упоминал я в хронике, еще в начале своих зверств подверг он такой злой пытке в узкой темнице с полом в остриях, что и поверить трудно. Сковал он ему тяжкими цепями шею, руки и ноги, а сверх того, толстым железным обручем поясницу, а к обручу велел привесить десять пудов железа, так что день и ночь мучил его в этом бедственном положении. Потом он пришел разговаривать с ним, а тот уже едва дышит и полумертв, оттого что в таких тяжких оковах лежит повержен на таком полу с остриями. Стал он у него среди других вопросов выпытывать и о следующем: «Где, дескать, великие капиталы твои? Отвечай мне. Знаю я, что очень ты богат, но не нашел того, что надеялся найти в твоих сокровищницах». Ответил Иван: «Целы, дескать, и скрыто лежат, где уже не достать их тебе». А он сказал: «Расскажи мне об этом, а если нет, прибавят к пыткам пытки». Ответил Иван: «Делай что хочешь. Близко уже мое избавление». А царь сказал: «Прошу тебя, расскажи мне о капиталах твоих». Ответил Иван: «Если и расскажу я тебе о них, не достать их тебе, как я сказал: перенес я их руками нищих в небесное хранилище к моему Христу». Дал он царю тогда и другие весьма мудрые ответы, как если был бы он из мудрых философов или великих учителей. И тот, слегка сжалившись, велел освободить его от тяжких уз и перевести в лучшую темницу. Но как раз в тот день царь приказал удушить его брата Никиту, с бесчисленными на теле ранами от варварских рук, человека храброго, удостоенного уже сенаторского звания. А Иван после того с телом, разрушенным насилием, несколько лет еще прожил при нем, раздав остатки своей собственности главным образом убогим и странникам, — дав их в духовный рост мздовоздаятелю Христу Богу. Он ушел в один из монастырей и облекся в святой монашеский образ. Уж не знаю, не велел ли и там умертвить его царь.
Потом убиенъ от него братъ стрыечны жены его, Семенъ Яковлевичъ,[186] муж благородны и богаты; такоже и сынъ его еще во отроческом веку удавлен.
Потом убил он двоюродного брата своей жены Семена Яковлевича, человека благородного и богатого; сын его, еще отрок возрастом, также удушен.
Паки убиени от него мужи: грецка рода именем Хозяинъ,[187] наречены Тютинъ, муж зело богаты и еже былъ у него подскарбиемъ земскимъ, и погубленъ всеродно, сирѣчь со женою и з дѣтками, и со другими южики, такоже и другие мужие нарочитые и богатыхъ, ихже именъ невмѣсно писати широкости ради, бо околико тысячъ их не токмо в мѣсте Московском великом, но и во другихъ великихъ мѣстехъ и во градѣх побито.
Еще же убиты им мужи: по имени Хозяин, по прозванию Тютин, муж греческого происхождения и весьма богатый, он был у него подскарбием земским и уничтожен со всей семьей, то есть с женой, с детьми и другими близкими, а также другие богатые и известные мужи, имен которых из-за многочисленности невозможно написать, ведь несколько тысяч убито их и не только в городе Москве, а и в других больших городах и крепостях.
Потомъ розграбилъ синглита своего скарбы великие, от праотецъ его еще собраны. Емуже было имя Иоанъ, по наречению Хабаровъ,[188] роду старожитного, яже нарицалися Добрынские. Онъ же муж мало родяще о тѣхъ своихъ сокровищахъ, утешашеся Богомъ, понеже былъ муж наполы в книжном разумѣ искусенъ. По трех же лѣтехъ убити его повелѣл со единочадным сыномъ его из отчизны, понеже великии вотчины имѣлъ во многихъ поветехъ.[189]
Потом разграбил он великое богатство своего сенатора, собранное еще предками того. Имя тому было Иван, по прозванию Хабаров, античного рода, что звались Добрынскими. Но этот человек мало заботился о своих сокровищах, утешителем служил ему Бог, потому как был он отчасти искусен в разумении книг. А через три года царь велел его убить вместе с единственным сыном ради вотчины, потому что имел он во многих поветах великие вотчины.
В тѣх же лѣтѣхъ убилъ свѣтлаго рода мужа Михаила Матвѣевича Лыкова[190] и с нимъ ближняго сродника его, юношу зело прекрасного, в самомъ наусию, яже былъ послан на науку за моря, во Германию. И тамо наукъ добре аляманскому языку и писанию, бо там пребывал, учась, немало лѣтъ и обьездилъ всю землю немѣцкую. И возвратился былъ к нам во отечество, и по коликихъ лѣтехъ смерть вкусил от мучителя неповинне. А той-то Матвей Лыковъ, отецъ Михайловъ, блаженные памяти, созженъ. Пострадал за отечество тогда, когда возвратишася от Стародуба войско ляцъкое и литовское со гетманомъ своимъ, тогда немало градовъ северскихъ разориша. Матвѣй же то видѣлъ, иже не можетъ избавлен быти градъ его, первие выпустилъ жену и дѣтки свои во пленъ, потомъ, не хотяше самъ видѣти взятье града от супостатовъ, и потоль браняше стѣн грацкихъ вкупе съ народомъ, иже произволилъ созженъ быти с ними, нежели супостатом град здати. Жена же и дѣти его отведены быша, яко плѣники, до короля Старого Сигизмунда.[191] Крол же, воистину яко сущи святы християнский, повелѣлъ ихъ питати не яко плениковъ, но яко своихъ сущихъ, не токмо питати во своихъ царскихъ полатах, но и доктором своим повелѣлъ ихъ научити шляшетскихъ наукъ и языку римскому. Потом по коликихъ лѣтехъ послы московские великие Василѣй Морозовъ и Федоръ Воронинъ в Кракове упрасиша ихъ у кроля во отечество, глаголю воистину неблагодарное и недостойное ученых мужей, в землю лютых варваровъ, идѣже единъ от нихъ, Иоан именемъ, изыманъ живъ на битве и уморенъ от маистра лифлянского въ прелютой темнице — яко достоило мужу ученному, пострадал за отечество; а други той, предреченны Михаилъ, был остался и былъ воеводою в Ругодиве, там убиенъ, яко рѣхом, от оного мучителя варварского, царя. Такъ убо онъ, грубы и прелюты варваръ, не памятуючи отеческихъ и братскихъ служеб, воздает своимъ, свѣтлыми дѣлы украшеным, верным служащим ему мужем!
Тогда же убил он человека светлого рода Михаила Матвеевича Лыкова, а с ним ближнего родственника его, очень красивого юношу во цвете младости, который был послан за границу в Германию за наукой. Там он хорошо выучился немецкому языку и письму, ибо был он там в обучении немало лет и объездил всю немецкую землю. Возвратился он было к нам в отечество, а через несколько лет вкусил без вины смерть от тирана. А тот блаженной памяти Матвей Лыков, отец Михаила, сгорел. За отечество он пострадал: когда возвратились от Стародуба войска польское и литовское со своим гетманом, немало тогда разорили они северских городов. И тот Матвей видел, что не спасти ему его крепость, и пустил вперед жену с детьми своими в плен, а потом, не желая видеть захват крепости врагами, защищал вместе с народом крепостные стены, потому что предпочел сгореть с ними, но не сдать город врагам. Жена и дети его как пленники приведены были к королю Сигизмунду Старому. И король, как истинно настоящий святой христианский, велел кормить их не как пленников, но как своих, и не только кормить в царских своих покоях, но велел, чтобы доктора его научили их шляхетским наукам и латинскому языку. Потом через несколько лет великие послы московские в Кракове Василий Морозов и Федор Воронин выпросили их у короля на родину, по правде скажу, неблагодарную и недостойную ученых людей, в землю жестоких варваров, где один из них, по имени Иван, взят живым на битве и умерщвлен лифляндским магистром в суровой тюрьме — пострадал за отчество, как и подобает ученому человеку; а тот другой, уже названный Михаил, остался и был воеводой в Ругодиве, где и убит, как мы сказали, этим мучителем, царем-варваром. Вот так он, суровый и жестокий варвар, не помня заслуг отцов и братьев, воздает верным и служащим ему людям, украшенным светлыми своими делами!
Потомъ погубилъ род Колычовых,[192] такоже мужей светлых и нарочитых в роде, единоплемяныхъ сущихъ Шереметевыхъ, бо прародитель их, муж свѣтлый и знаменитый, от немѣцкие земли выехал. Емуже имя было Михалъ, глаголют его быти с роду княжатъ рѣшкихъ. А побилъ ихъ тое ради вины, иже разгнѣвался зѣло на стрыя ихъ, Филиппа архиепископа, обличающа его за презлые безокония, о немже вкратце послѣди повемъ. И бысть тогда знамения не худо от Бога явлено над единым от тѣхъ, емуже имя было Иоанъ Борисовичъ Колычевъ. Чюдо же воистину такова, яко слышах (...) от самовитца, при том зрящего.
Потом уничтожил он семейство Колычевых, также просвещенных и выдающихся в своем роду людей, единокровных Шереметевым, а прародитель этих просвещенных и знаменитых людей приехал из Германии. Имя его было Михаил, говорят, что был он из рода австрийских князей. А уничтожил он их по той причине, что очень рассвирепел на их дядю, архиепископа Филиппа, обличавшего его в преступных беззакониях, о чем коротко я расскажу позже. И было тогда знамение явлено от Бога над одним из них, по имени Иван Борисович Колычев. И вот как в действительности случилось это чудо, о чем слышал я от одного свидетеля, видевшего его.
Егда зѣло возъярился, паче же рѣщи, неистовился от неприятного врага человѣческого, бесовские сожителницы раждеженъ, яко прежде рекохъ, ѣздилъ, полилъ мѣста и веси, и дворы оного Иоанна Петровича со живущими в нихъ, тогда обрел храмину, глаголютъ, зело высоку, по их же обыкновенному слову нарицаютъ еѣ повалоша. В самых верхних коморахъ привязати повелѣл крѣпко оного предреченного мужа, и якъ пот тою-то храмину, тако и по-другие, близу тое стоящие, в нихже бяше полно человѣковъ нагнано и затворенно, неколко бочекъ пороховъ повелѣлъ поставити и сам сталъ издалече в полкоустроенияхъ, иже под супостатнымъ градом, ожидающе, егда взорветъ храмину. Егда же уже взорвало и розметало не токмо тую храмину, но и другие близъ стоящие, тогда онъ со всеми кромѣшними своими, яко воистину бѣсной с неистовящимися, со всемъ онымъ полкомъ дияволскимъ, все вѣлѣгласно возопивьше, яко на брани супостатов, и аки пресвѣтлое одолѣние получиша, всеми уздами конскою скоростию расторганыхъ телѣсъ християнскихъ зрѣти поскочиша. Бо бѣ множество в тѣхъ храминах, под нихже порохи подставлены быша, повязаны и затворени быше. Тогда же потом, далече на полѣ, обретено того Иоанна, единою рукою привязана ко великому бревну, на земли цѣла сѣдяша, а ничемже нимало вредима, прославляюще Господа, творяще чюдеса, а тамо былъ ростягнены, связан рукама и ногама. Егда же сие исповѣдано кромѣшникомъ его, тогда единъ бесчеловѣчны и прелюты устремился и прибѣже прутко на конѣ первие к нему и видѣхъ его здрава и псалмы благодарные Господеви поюща, абие отсече ему саблею главу и принесе еѣ, аки даръ многоцены, подобному лютостию цареви своему. Онъ же абие повелѣл в кожаны мѣх зашити и послал еѣ ко стрыю его, архиепископу предреченному, заточенному в темницу, глаголюще: «Се, сродного твоего глава! Не помогли ему твои чары!»
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 134; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!