История о великом князе Московском 10 страница
Се такова мзда ругателей, яже уподобляютъ Христовъ образ, по плоти написан, и рождшие его, болваном поганских богов! Се икономахом[93] воздаяние! Абие, яко за четыре годины або за пять, ото всѣхъ отчин и от превысоких полат и домов златописанныхъ лишени и премногих богатествъ и стежаней обнажены, со уничижениемъ и постыдѣниемъ, и со многою срамотою отоидоша, аки нази: воистинну знамения суда прежде суда на них изъявлено, да прочее накажутся и убоятся не хулити святыни. Сице первое мѣсто немецкое вкупе со градомъ взято. О образе же ономъ того же дня исповѣдано стратилатом нашим. Егда же до конца погашен огнь в той нощи, обретен образ Пречистые в пепеле, идеже былъ вверженъ, наутрии целъ, ничемъ же не рушенъ Божия ради благодати. Потомъ в новосозданной великой церкви поставлен, и по днес всѣми зримъ.
Вот такова плата оскорбителям, которые приравнивают к идолам языческих богов образ Христа, изображенного во плоти, и родившей его! Вот воздаяние икономахам! Сразу же, часа за четыре или за пять, лишившись всех вотчин, высочайших хором и златоукрашенных домов и потеряв богатства и имущество, отбыли с унижением, стыдом и великим срамом, словно нагие: поистине явился на них знак суда еще до суда, чтобы другие научились и боялись бы хулить святыни. Это был первый немецкий город, взятый вместе с крепостью. А о том образе в тот же день было сообщено нашим стратегам. И когда за ночь полностью был погашен огонь, то нашелся утром в зале там, где был повержен, и образ Пречистой, целый, ничуть не испорченный по Божьей благодати. Был он помещен потом в новопристроенной большой церкви, где и сегодня все его видят.
|
|
|
Потомъ, аки недѣля едина, взятъ град другий немецкий, оттуду шесть миль, Сыренецъ глаголемый, яже стоитъ на рекѣ Нарве, идѣже она исходитъ из великого озера Чюцкого. Та есть река немала, еюже от мѣста Пскова портъ, аже до мѣстъ оных предреченных. И били з дѣл по нем толко три дни и подали его немцы нашимъ. Мы же ото Пскова поидоша под немецкий град, нарицаемый Новый, яже лежит от границы псковские аки полторы мили. Стояхом же под нимъ вящей, нежели месяцъ, заточивши дѣла великие, едва возмогохомъ взяти его, бо зело твердъ былъ. Маистръ же лифлянский, со всѣми бискупы и властели земли оные, повель ко граду тому на помощь сопротив нас, имѣюще войска немецкого с собою вящей, нежели осмь тысящей. И не доходя, от нас сталъ аки за пять миль, за великими крѣпостьми блатъ и за рекою единою. К нам же дале не пошелъ, подобно боялся, бо на единомъ мѣсте стоялъ, окопався, четыре недѣли обозомъ. Егда же послышал, иже стены града розбиты и град уже взятъ, поиде назад к мѣсту своему Кеси, а бискупово войско ко Юрьеву-граду, и не допущено ихъ до мѣста и поражено. За маистромъ же сами мы поидохомъ, и отоиде от нас.
|
|
|
Потом, через неделю, взят другой немецкий город, по названию Сыренск, что стоит за шесть миль оттуда на реке Нарве, где выходит она из большого Чудского озера. Река та немалая, по ней от города Пскова и до вышеназванных городов водный путь. Только три дня били из пушек по городу, и сдали его нашим немцы. А мы от Пскова пошли к немецкой крепости, называемой Новая, что стоит от псковской границы в полуторах милях. Стояли мы под ней больше месяца, разместив большие пушки, и едва смогли взять ее, настолько крепка она была. А лифляндский магистр со всеми епископами и властителями той земли пошел против нас этому городу на помощь, имея с собою немецкого войска больше восьми тысяч. Но, не дойдя до нас, стал он в милях пяти за рекой и большими непроходимыми болотами. А дальше на нас не пошел, вероятно, боялся, так что на одном месте и простоял, окопавшись, четыре недели обозом. А когда узнал, что разбиты стены крепости и сама она уже взята, пошел назад в свой город Кесь, а войска епископа — к крепости Юрьеву, но не дошли они до города и были разбиты. А за магистром мы пошли сами, но отступил он от нас.
|
|
|
Мы же возвратихомся оттуды и поидохомъ до великого мѣста немецкого, глаголемаго Дерпта,[94] в немъже бискупъ самъ затворился со бурмистры великими и со жители града, и ктому аки две тысящи заморских немецъ, еже к нимъ приидоша за пенези. И стояли есмо под темъ великимъ мѣстомъ и градомъ две недѣли, пришанцовався и заточа дѣла и все мѣсто тое облегши, от негоже не могоша уже ни изходити, ни вгодити в него. И бишася с нами крѣпце, броняще града и мѣсто, яко огненою стрелбою, тако частые вытечки творяще на войско наше, воистинну яко достоит рыцерским мужемъ. Егда же уже мы стѣны мѣские из великих дѣлъ розбихомъ, также из верхнихъ дѣлъ стреляюще ово огнистыми кулями, ово каменными, немалую тщету в людех сотворихомъ, тогда они начали роковати[95] с нами и выѣзжали к намъ из града о поставлению четыре кратъ дня единого, о немже бы долго писати, но вкратце рещи — здали мѣсто и град. И оставленъ кождый при домѣхъ своих и при всѣхъ стажанияхъ, токмо бискупу выѣхавъ из мѣста до кляштора своего, аки бы миля велика отъ мѣста[96]Дерпта и пребылъ тамо до повелѣния царя нашего, и потомъ поѣхалъ к Москве и тамо былъ дан ему удѣлъ до живота его, сирѣчь град единъ со великою властию.
|
|
|
Отошли мы оттуда и пошли к большому немецкому городу по названию Дерпт, где засел сам епископ с великими бургомистрами и жителями города, а сверх того еще тысячи две немцев из-за моря прибыли к ним за монеты. Стояли мы под этим большим городом и крепостью две недели, выкопав шанцы, разместив пушки и обложив весь город, так что нельзя было ни выйти, ни войти в него. И упорно бились с нами немцы, защищая крепость и город как пушечною стрельбою, так и совершая частые вылазки против наших войск поистине так, как надлежит рыцарям. Но когда разбили мы из больших пушек городские стены и нанесли немалые потери в людях, стреляя из пушек верхнего боя то пороховыми, то каменными ядрами, тогда они учинили трактаменты с нами и четырежды выезжали к нам из крепости для назначения определенного дня, о чем долго было бы писать, но сказать коротко — сдали они и город и крепость. И каждый оставлен в своем доме при своей собственности, только епископ выехал из города в свой монастырь примерно в большой миле от Дерпта и был там до распоряжения нашего царя, а потом поехал в Москву, где дали ему пожизненный удел, то есть город с большой волостью.
И таго лѣта взяхомъ градовъ немецких с мѣсты близу двадесяти числом, и пребыхомъ в той землѣ аже до самаго первозимия и возвратихомся ко царю нашему с великою и свѣтлою побѣдою, бо и по взятью града, гдѣ и сопротивляшеся немецкое войско к намъ, везде поражаху ихъ от нас посланными на то ротмистры. И скоро по отшествию нашемъ, аки во дву недѣляхъ, собравшися, маистръ сотворилъ немалую шкоду во псковских властех, и оттуды пошелъ к Дерпту и, не доходя мѣста великого, облегъ единъ градок, по иговскому языку[97] зовут его Рылдехъ, аки за четыре мили от мѣста Дерпта. И стоялъ, его облегши, аки три дни, и выбивъ стену, припустилъ штурмъ, и за третьимъ приступомъ взялъ. И которого ротмистра на немъ взялъ с тремасты воины, тѣхъ мало не всѣх во презлых темницах гладомъ и зимою поморил. А помощи дати тому граду не возмогохомъ для далечайшаго путя, презлые ради первозимние дороги, бо от Москвы-мѣста до Дерпта миль сто и осмьдесятъ есть, и войско было уже зело утружденно. И ктому тое земы пошелъ былъ царь перекопский со всею ордою на князя великого, бо дана была с Москвы от татар вѣсть, аки бы князь великими со всѣми силами своими на Лифлянты к мѣсту Ризе пошелъ. Егда же пришел до Украины аки за полтара днища, тогда взялъ на поле, на ловех рыбных и бобровых, казаков нашихъ и довѣдался, иже князь великий на Москвѣ есть и войско от Лифлянские земли возратилося здраво, взявше немецкое мѣсто великое Дерптъ и других о двадесятъ градовъ. Он же не повоевал, оттуды возвратился к Ордѣ со всѣми силами своими, со великою тщетою и срамом, бо та зима зело была студена и снѣги великие, и того ради кони собѣ всѣ погубили, и множество их от зимы и самых померло. Ктому и наши за ними гоняли аже до реки до Донца, глаголемаго Северского, и тамо, по зимовищамъ ихъ обретая, губили. Паки на тую же зиму царь нашъ послалъ с войскомъ своимъ немалымъ гетманов своих — Ивана, княжа Мстиславское, и Петра Шуйского с роду княжат суздалских. И взяли, вшедше, единъ град зело прекрасенъ; стоитъ среди немалого озера на таковой выспѣ,[98] яко велико мѣстечко и град, а зовутъ его иговским языкомъ Алыстъ, а по-немецки Наримъ-бурхъ.
Взяли мы за лето около двадцати немецких крепостей с городами, а находились мы в той земле до начала зимы и возвратились к нашему царю с большой и светлой победой, потому что если где и сопротивлялось нам немецкое войско после занятия крепостей, везде разбивали его посылаемые нами командиры. Но вскоре по нашем уходе, недели через две, магистр собрал войско и нанес немалый ущерб псковским областям, а потом пошел к Дерпту, но, не дойдя до этого большого города, обложил осадой крепостицу, на эстонском языке называемую Рынгу, милях в четырех от Дерпта. Стоял он, обложив ее, дня три и, пробив стену, предпринял штурм и взял ее на третьем приступе. А командира с тремястами воинов, которых захватил при этом, всех почти уморил в ужасных темницах холодом и голодом. И не смогли мы оказать помощи этой крепости из-за дальности пути и скверной первозимней дороги, ведь от Москвы до Дерпта расстояние в сто восемьдесят миль, а войско было уже очень утомлено. Кроме того, в ту же зиму выступил было против великого князя крымский хан со всею Ордой, потому что послано ему было из Москвы от татар известие, что будто великий князь со всеми своими войсками пошел в Лифляндию к городу Риге. Но, не дойдя еще до окраинных пределов на полтора дневных перехода, захватил он в степи на рыбной ловле и бобровых ловах наших казаков и узнал от них, что великий князь находится в Москве, а войска возвратились из Лифляндии благополучно, взяв большой немецкий город Дерпт и почти двадцать других городов. Не начав военных действий, возвратился он со всеми своими силами к Орде с позором и большим уроном, потому что была та зима очень суровая и снега глубокие, так что погубили они всех своих лошадей, да и самих татар умерло множество от холодов. К тому же и наши преследовали их до самой реки Донца, называемого Северским, и там убивали их, настигая по зимовищам. Наконец в ту же зиму послал наш царь со своим порядочным войском своих гетманов — Ивана, князя Мстиславского, и Петра Шуйского из рода князей суздальских. Вторгшись, они захватили превосходную крепость: стоит посреди довольно большого озера на таком отоке, какова площадь городка и крепости, зовется эстонским языком Алуксне, а по-немецки Мариенбург.
[99]В тѣ же-то лѣта, яко прежде воспомянухомъ, иже былъ царь нашъ смирился и добре царствовалъ, и по пути Господня закона шествовалъ, тогда «ни о чесомже», яко рече пророкъ, «враги его смирилъ» и на наступающих языков народу християнскому возлагалъ руку свою. И произволение человѣческое Господь прещедрый паче добротою наводит и утвержаетъ, нежели казнию, аще ли же уже зело жестоко и непокориво обращутся, тогда прещениемъ, с милосердиемъ смешеннымъ, наказуетъ, егда же уже неисцелно будетъ, тогда казни на образ хотящимъ беззаконновати. Приложил же еще и другое милосердие, яко рѣхоми, дарующе и утешающе в покояния суща царя християнского.
И в те-то годы, как я уже говорил, когда был наш царь смирен и правильно царствовал и шел по пути закона Господня, тогда «ничем», как сказал пророк, «усмирил он врагов своих» и руку возложил на нападающие на христианский народ племена. А прещедрый Господь выводит и утверждает свободу человеческой воле скорее добротой, чем наказанием, и если уж очень упрямы и непокорны окажутся люди, тогда поучает он наказанием, смешанным с милосердием, и только если будет неизлечимо, — тогда казни в пример тем, кто готов совершать беззаконие. Прибавил Господь, как сказали мы, и еще милосердие, одаряя и утешая пребывающего в раскаянии христианского царя.
Въ тѣх же лѣтех, аки мало пред тѣмъ, даровалъ ему х Казанскому другое царство — Астраханское, а се вкратце извещу о семъ. Послалъ тридесятъ тысящей войска в кгалиях рекою Волгою на царя астраханского, а над ними поставилъ стратига, Юрья имянемъ, с роду княжат Пронских, яко рѣхомъ прежде о немъ (о казанскомъ взятье пишучи), и к нему прилучилъ другаго мужа — Игнатья, реченнаго Вешнякова, ложничего[100] своего, мужа воистинну храброго и нарочитого. Они же, шедши, взяша оное царство, лежащие близу Каспиского моря. Царь же утече пред ними, а царицъ его и дѣтей побрали и со скарбы царскими и всѣ людие, яже во царьстве ономъ, ему покорили и возратишася со свѣтлою побѣдою, здравы со всѣмъ воинствомъ.
В те же годы или чуть раньше даровал Господь ему сверх Казанского другое царство — Астраханское, и вот об этом я коротко расскажу. Послал царь на астраханского хана рекою Волгою в галерах тридцатитысячное войско, поставил над ним стратега Юрия из роду князей Пронских, о котором мы уже говорили прежде (когда писали о взятии Казани), а к нему приставил другого мужа — Игнатия, по прозванию Вешнякова, своего спальника, человека поистине храброго и выдающегося. Пошли они и взяли это царство, находящееся близ Каспийского моря. Сам хан убежал до них, а ханш его и детей с ханским имуществом они захватили, все население этого царства привели в покорность и возвратились со светлой победой, благополучно и со всем войском.
Потомъ в тѣх же лѣтех мор пущенъ былъ от Бога на Нагайскую орду, сирѣчь на заволских татар, и сице наведе его: пустилъ на них такъ зиму зело люте студеную, же и весь скотъ ихъ помер, яко стада конские, такъ и другихъ скотовъ, а на лѣто и сами изчезоша, такъ бо они живятся млекомъ точию от стад различных скотов своих, а хлѣб тамо а ни именуется. Видевше же остатные, иже явственне на них гнѣвъ Божий пущенъ, поидоша препитания ради до Перекопские орды. Господь же и тамо поражаше их такъ: от горѣния солнечнаго наведе сухоту и безводие — идѣже рѣки текли, тамъ не токмо вода обрѣтеся, но и капавши три сажени в землю, едва негдѣ мало что обрѣташеся. И такъ того народу измаилтескаго мало за Волгою осталося, едва пять тысещей военныхъ людей, егоже было число подобно песку морскому. Но и с Перекопи тѣх нагайскихъ татар выгнано, такоже мало что их осташась, понеже и тамо глад былъ и мор великий. Нѣкоторые самовидцы наши, тамо мужие бывше, свидѣтельствовали, иже и в той ордѣ Перекопской десяти тысящей коней от тоѣ язвы не осталося. Тогда время было над бусурманы християнскимъ царемъ мститися за многолѣтную кров християнскую, безпрестанне проливаему от них, и успокоитися собя и отечества свое вѣчне, ибо ничего ради другаго, но точию того ради и помазаны бываютъ, еже прямо судити и царства, врученные имъ от Бога, оброняти от нахождения варваров. Понеже и нашему тогда цареви совѣтницы некоторые, мужие храбрые и мужественные, совѣтавали и стужали, да подвигнется самъ с своею главою, со великими войски на перекопского, времяни на то зовущу и Богу на се подвижущу и помощь на сие истое хотящу подати, аки самымъ перстомъ показующе погубити врагов своих старовѣчных, християнских кровопивцовъ, и избавити пленных множайших от древле заведеныя работы, яко от самых адских пропастей. И аще бы на свой санъ помазания царьского памятал и послушал добрых и мужественных стратиговъ совѣту, яко премногая бы похвала и на семъ свѣте была, но паче тмами кратъ премножайше во ономъ вѣце у самаго создателя Христа Бога, иже надрожащее крови своея не пощадил за человѣческий погибающий род излияти. Аще бо и души наши случилося положити за плененных многими лѣты бѣдных християн, воистинну всѣхъ добродѣтелей сия добродѣтель любви высшии пред нимъ обрела бы ся, яко самъ рече: «Болши сея добродѣтели ничтоже есть, аще кто душу свою положитъ за други своя».[101]
Потом в те же годы послан был Богом мор на Ногайскую орду, то есть на татар заволжских, и вот как навел он его: послал им зиму с жесточайшими морозами, так что пал весь их скот, как конские стада, так и прочие, а летом сгинули и сами татары, потому что живут они только молоком от стад различного своего скота, а хлеба там и названия не знают. Оставшиеся увидели с очевидностью, что и точно послан на них Божий гнев, и пошли ради пропитания к Крымской орде. Но и тут поражал их Господь, наведя от солнечного жара засуху и безводие: где текли реки, там не только не было воды, но и на три сажени вглубь копая, едва можно было кое-где найти чуть-чуть. Так что мало за Волгой осталось от этого племени измаильтян, едва пять тысяч воинов, а было число их подобно песку морскому. Но из Крыма тоже выгнали этих ногайских татар, потому что и там был голод и великий мор, так что мало осталось их. Некоторые наши очевидцы, люди, бывшие там, свидетельствовали, что в той Крымской орде не осталось после того мора и десяти тысяч коней. Тогда настало время христианским царям отмстить басурманам за христианскую кровь, проливаемую много лет беспрестанно, и привести себя и отечество свое к покою, ведь не для чего другого, но для того только и бывают они помазаны, чтобы справедливо судить и защищать от нападения варваров царства, врученные им Богом. Поэтому некоторые из советников, храбрые и мужественные люди, советовали и нашему царю и настаивали, чтобы он поднялся сам и лично возглавил большое войско против крымского хана, пока способствует этому время и подталкивает Бог, желая оказать в этом деле действительную помощь и как бы перстом показывая, что нужно уничтожить своих извечных врагов, пьющих христианскую кровь, и спасти множество пленных от давно заведенного рабства, как из преисподней ада. Так что если бы помнил он о своем сане и помазании на царство, слушал советы хороших и мужественных стратегов, великая слава была бы ему уже на этом свете и в тысячу раз большая в иной жизни у самого творца Христа Бога, который не пожалел пролить за гибнущий человеческий род свою драгоценную кровь. Если бы голову пришлось нам сложить за пребывающих в многолетнем плене несчастных христиан, безусловно, это доброе деяние любви оказалось бы перед Богом выше всех других добрых деяний, ведь он сам сказал: «Ничего нет больше той добродетели, чтобы голову свою сложить за своих друзей».
Добро бы, и паки реку, зело добро избавити в Ордѣ плененных от многолѣтныя работы и разрешити окованных от претехчайшие неволи! Но нашъ царь о семъ тогда мало радяще, аще и едва послалъ с пять тысящей всего воинства с Вишневецкимъ Дмитромъ Днепромъ-рекою на Перекопскую орду, а на другое лѣто з Даниломъ Адашевымъ[102] и з другими стратилаты со осмь тысящей такоже водою посла. Они же выплыша Днепром на море и, над надежду татарскую, немалу тщету учиниша во Ордѣ: яко самых побиша, такоже женъ и детей ихъ немало поплениша, и христианских людей от работы свободили немало и возвратишася восвояси здравы. Мы же паки о сем, и паки ко царю стужали и совѣтовали: или бы сам потщился итъти, или бы войско великое послалъ в то время на Орду. Онъ же не послушал, прешкаждающе нам сие, и помогающе ему ласкателие, добрые и вѣрные товарыщы трапез и купковъ и различных наслажденей друзи. А подобно уже на своих сродныхъ и единоколѣнных остроту оружия паче, нежели поганомъ, готовал, крыюще въ себѣ оное сѣмя въсѣянное от пререченнаго епископа, глаголемаго Топорка.
Хорошо бы, повторяю, очень хорошо бы спасти от многолетнего рабства в Орде пленных и закованных освободить от самой тяжкой неволи! Но наш царь мало тогда беспокоился об этом, если и послал-то всего тысяч пять войска рекой Днепром в Крымскую орду во главе с Димитрием Вишневецким, а на другой год — с Даниилом Адашевым и другими стратегами тысяч восемь послал, и тоже водой. По Днепру они выплыли в море и неожиданно для татар нанесли Орде порядочный урон: и татар побили, и женщин с детьми немало захватили, немало и христиан освободили от рабства и домой возвратились благополучно. И опять и опять мы с этим к царю приступали и советовали, чтоб или сам постарался пойти, или же войско большое послал на Орду в это время. Но он не послушался и нам не позволил, и помогли ему в этом льстецы, товарищи добрые и верные по трапезам и кубкам, друзья по разнообразным удовольствиям. А похоже, что уж тогда готовил он против родных и единородных острие оружия больше, чем против язычников, скрывая еще в себе то семя, посеянное упомянутым епископом по прозванию Топорок.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 169; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!