Теория этнополитического действия Т. Гурра



Еще одна попытка построить комплексную теорию этно­политического конфликта была предпринята Т. Гурром в его книге «Меньшинства как группа риска» (125). Эта работа обоб­щила эмпирические данные одноименного проекта, посвящен­ного сравнительному изучению политического поведения 233 этнических групп за период с 1945 по 1989 г. Предложенная Гурром теория этнополитического действия эксплицитно син­тезирует два типа теоретических посылок, на которых осно­вываются конкурирующие между собой политологические па­радигмы анализа конфликта, — теорию относительной депри-вации и теорию коллективной мобилизации (об их различиях говорилось выше в этой главе; см. разд. 2.4). Центральное поло­жение теории Гурра состоит в том, что этнополитическое дей­ствие мотивировано глубоко укорененным недовольством лю­дей своим коллективным статусом в сочетании с ситуацион­но определяемым преследованием политических интересов, как они формулируются групповыми лидерами и политичес­кими антрепренерами.

Основное содержание исследования Гурра заключается в по­пытке выявить эмпирические типы условий, которые способ­ствовали политической мобилизации этнических групп в пери­од 1945—1989 гг. Согласно выводам Гурра, эти условия включают: 1) дискриминационное отношение к этническим меньшин­ствам со стороны доминирующих групп, 2) соперничество эт­нических групп за доступ к власти в новых государствах, 3) эф­фект заражения этнополитическим активизмом извне, а также 4) модели государственной власти и политики, которые направ­ляют мобилизованную этническую энергию либо в протест, либо в восстание. Гурр объединяет эти факторы в общую теорию эт-нополитического действия, которая может быть применима к широкому спектру ситуаций. Недовольство существующими по­литическими, экономическими и социально-культурными раз­личиями групп и чувство групповой коллективной идентичнос­ти закладывают основу для мобилизации и типа выдвигаемых этническими лидерами политических требований.

Теория Гурра объясняет причинный механизм коллективно­го политического действия групп этнических меньшинств и форм, которые оно принимает (ненасильственный протест, на­сильственный протест или этническое восстание), как результат действия четырех групп факторов: (А) предпосылки формирова­ния этнического недовольства и потенциал этнополитического действия; (Б) возможности этнических групп для политического действия; (В) влияние глобальных процессов и факторов меж­дународного контекста на интенсификацию этнического недо­вольства; (Г) влияние институциональных факторов на выбор стратегии этнополитического действия.

А. Предпосылки недовольства и потенциал этнополитическо­го действия. Исходное положение теории Гурра состоит в том, что чувство недовольства этнических меньшинств и потенциал политического действия на основе этого недовольства групп формируются под действием четырех основных предпосылок (переменных), которые связаны с социальной и политической историей группы этнического меньшинства: 1) степени воспри­ятия непривилегированности группового статуса, 2) степени по­литической актуализации этнического самосознания, 3) степе­ни внутригрупповой сплоченности и уровня этнической моби­лизации и 4) степени репрессивности контроля со стороны доминирующих групп.

Степень восприятия коллективной непривилегированности ( extent of collective disadvantage ) группового статуса по сравне­нию со статусом других групп выступает в качестве главного источника коллективного недовольства членов группы и воз­никающего у них интереса к групповому политическому дей­ствию. Под «непривилегированностью» группового статуса

понимается социально обусловленное неравенство группы в материальном благополучии своих членов или в степени их доступа к политической системе по сравнению с другими со­циальными группами. Гурр предлагает различать три измере­ния групповой непривилегированности: политические и эконо­мические различия, групповую дискриминацию, а также испы­тываемый группой демографический и социальный стресс. Соответствующее этому политическое и экономическое недо­вольство группы является той площадкой, на которой полити­ческие лидеры разворачивают мобилизационные усилия. Таким образом, степень коллективного недовольства становится важ­ной переменной, определяющей потенциал политической мобилизации группы.

Степень политической актуализации этнического самосоз­нания ( salience of group identity ). Групповая идентичность яв­ляется важной групповой ценностью, однако степень ее вы­раженности и политической актуализации (политизации) является переменной величиной. Она может варьировать во времени, а также в зависимости от типа этнической группы как субъекта политики. Групповая идентичность сильно раз­вита у этнотерриториальных групп, но относительно слабо выражена у этнодиаспорных групп (этноклассов в термино­логии Гурра), так как последние в большей мере испытывают воздействие процессов ассимиляции и поперечных социальных разделений, возникающих вследствие одновременного член­ства индивида в разных социальных группах. Кроме того, выраженность групповой идентичности может подвергаться эрозии под действием процессов внутриэтнической страти­фикации и сегментации. Для политико-конфликтологического анализа важно выявить те условия, при которых чувство об­щей идентичности и этническая солидарность становятся до­статочно сильными для того, чтобы возобладать над более узкими видами идентичности (клановой, классовой локаль­ной и др.) и связанными с ними видами коллективной соли­дарности. С точки зрения Гурра, на рост групповой идентич­ности влияют также три внешних условия: 1) степень группо­вой непривилегированности (низкостатусности) по сравнению с другими группами; 2) величина культурной дистанции (сте­пень выраженности культурных различий) между этнической группой и другими группами, с которыми она взаимодействует, и 3) интенсивность прошлого и настоящего конфликта группы с другими этническими группами и с государством. В целом рост и политическая актуализация этнического самосознания влияют как на степень внутригрупповой сплоченности, так и на уровень этнополитической мобилизации.

Степень внутригрупповой сплоченности и уровень мобилизации ( extent of group cohesion and mobilization ). Внутри групповая спло­ченность поддерживается при помощи сетей коммуникации и взаимодействия, а степень ее выраженности является функцией социальной, политической и экономической организованности группы как в прошлом, так и в настоящем. Под групповой мо­билизацией понимается готовность членов группы поставить свои ресурсы и энергию на службу коллективному политическому действию во имя общих интересов членов группы.

Как правило, выраженная внутригрупповая сплоченность бывает выше среди компактно расселенных в одном регионе членов этнической группы (например, среди курдов, прожи­вающих в одном ареале, хотя и разделенных между сопре­дельными территориями Турции, Ирана, Ирака и Сирии, она выше, чем, например, среди дисперсно расселенных китай­цев Малайзии). Кроме того, большая степень внутригруппо­вой сплоченности характерна для групп, в которых сохраня­ют значение традиционные структуры власти, представители которых контролируют автономные или региональные пра­вительства (например, как это было в некоторых этнически определяемых республиках в составе СССР или Югославии или в таких автономиях с четким преобладанием этнического меньшинства, как Каталония, Шотландия, Страна Басков, Южный Тироль). Степень внутригрупповой сплоченности, на­против, значительно ниже среди тех этнических групп, члены которых разделены на конкурирующие между собой этнопо-литические организации.

В связи с этим Гурр высказывает гипотезу, что потенциал политической мобилизации этнических групп меняется в зави­симости от масштаба и силы существовавших организационных сетей. Современные политические движения и партии являют­ся наиболее распространенными средствами этнополитическо-го действия, однако чрезвычайно редко одна политическая орга­низация способна объединить в своих рядах всех или даже большинство членов этнической группы. Ряд собственно неэтни­ческих организаций (таких, как церковь или профсоюзы) могут предоставить в распоряжение этнополитического движения ком­муникационные и организационные сети как основу для поли­тической мобилизации. Такой, например, являлась традицион­ная роль церквей черных американцев по отношению к движе-

нию за гражданские права в США в 50-е гг. Эту же роль могут играть экономические ассоциации. Например, в Шри-Ланке важный инструмент политической активности — профсоюзы плантационных батраков, которые по этническому происхож­дению являются индийскими тамилами.

Эффективность политической мобилизации в разделенных на соперничающие фракции и организации движениях зави­сит от возможности образования межфракционных коалиций и достижения консенсуса между амбициями соперничающих этнических лидеров. Неспособность к строительству хотя бы минимальной политической коалиции снижает масштаб и по­литическое значение коллективных действий этнической груп­пы и облегчает правительству деятельность по управлению эт-нополитическими движениями. Вместе с тем солидарные с эт-нополитическим движением этнические родственники из-за рубежа могут способствовать повышению групповой сплочен­ности и уровня этнополитической мобилизации, предоставляя внешнюю политическую и ресурсную поддержку (например, де­ятельность ирландской диаспоры в США по отношению к кон­фликту в Ольстере). Международная поддержка этнической группы может иметь целью улучшение условий ее прожива­ния. Например, страны, поставляющие европейских рабочих-иммигрантов, как известно, проявляют озабоченность их ста­тусом в принимающих государствах, что находило отражение в повестке дипломатических отношений между Францией и стра­нами Северной Африки (особенно, Алжиром и Марокко), меж­ду Германией и Турцией. Сходный тип отношений может на­блюдаться и у так называемых структурных меньшинств, кото­рые образовались в результате распада многонациональных государств (например, внешнеполитические заявления Рос­сии и Венгрии в поддержку соблюдения прав соответствую­щих меньшинств в постсоветских странах и Центральной Ев­ропе).

Степень репрессивности контроля со стороны доминирующих групп ( repressive control by dominant groups ) может оказывать нео­днозначное влияние как на степень внутригрупповой сплочен­ности, так и на уровень этнополитической мобилизации этни­ческих меньшинств. Несправедливо применяемая структурами социального контроля сила может вызвать как гнев, так и страх у недовольных меньшинств. Этнические группы, чей подчинен­ный статус поддерживается силой, обычно испытывают глубо­кое недовольство по отношению к доминирующим группам, однако до поры до времени (пока государственные институты многонационального государства не ослабеют в связи с полити­ческими изменениями, например вследствие попыток демокра­тизации) бывают сдержанны в своем политическом действии. Исследование Гурра показало, что в той степени, в которой непривилегированность группы является устоявшейся и под­держивается силой, групповое недовольство и стремление к идентичности интенсифицируются, но потенциал политической мобилизации снижается. Так, наблюдавшиеся на юге США до конца 1950-х гг. политическая апатия и смирение негров перед лицом дискриминации со стороны белого большинства или ана­логичное поведение коренных американцев (индейцев) вплоть до 1970-х гг., по мнению Гурра, основывались на слишком хорошо усвоенном ими уроке о том, что сопротивление доминированию белых сопряжено с высоким риском. Культурные нормы осто­рожности и основанный на этой осторожности рациональный расчет служили сильным препятствием для широкой мобилиза­ции этих групп в защиту своих гражданских прав или племен­ной автономии. Кроме того, военная и экономическая помощь, а также политическая поддержка извне способствуют поддер­жанию репрессивного контроля государства над этническими меньшинствами. В связи с этим Гурр приводит примеры роли, которую сыграла политика США в поддержании продолжающе­гося контроля Израиля над оккупированными территориями на Западном берегу Иордана и в секторе Газа.

Б. Возможности для политического действия. Гурр обраща­ет внимание на то, что процессы преобразования этническо­го недовольства и трансляции мобилизационного потенциала в этнополитический протест и восстание имеют весьма слож­ный и контекстуально обусловленный характер. Некоторые эпизоды деятельности этнополитических движений можно от­нести к реактивному типу поведения, например негритянские бунты в Лос-Анджелесе в 1965 и 1992 гг., каждый из которых во многом был прямо или косвенно спровоцирован исполь­зованием полицейской силы против сопротивляющихся аресту, протестующих индивидов. Однако большинство этнополитичес­ких конфликтов, в том числе все массовые кампании протес­та и этнического насилия («этнические восстания» в терми­нологии Гурра), формируются на основе стратегических оценок ситуации и принимаемых лидерами и активистами тактиче­ских решений, т.е. отличаются уже организованным и насту­пательным (проактивным), а не спонтанным и реактивным характером.

С точки зрения Гурра, для анализа этнополитического дей­ствия большое значение имеет понятие «политическая возмож­ность». К внутригрупповым факторам возможности политичес­кого действия он относит степень этнического недовольства, уровень политизации этнической идентичности, а также нали­чие организационных сетей, объединяющих членов группы. Кроме того, на политические возможности этнических групп влияют и факторы макрополитического уровня, такие, как тип правления, институциональная и ресурсная сила государства, наличие или отсутствие у группы этнических родственников. К непосредственным ситуационным факторам, которые опре­деляют политические возможности группы, Гурр относит изме­нения во властных структурах государства, в этнически значи­мых приоритетах публичной политики, в перспективах привле­чения политических союзников из другой этнической группы, а также в доступности моральной или ресурсной поддержки из-за рубежа. Именно эти непосредственные факторы в наибольшей степени влияют на время политических событий, типы предъяв­ляемых этническими группами требований к государству и вы­бор ими конкретных тактик группового политического поведе­ния.

В. Влияние глобальных процессов и факторов международного контекста на интенсификацию этнического недовольства. Рассмат­ривая макрополитические факторы, определяющие стратегию, тактику и форму этнополитического действия, Гурр специально останавливается на процессах, способствующих интенсификации этнического недовольства меньшинств и его актуализации. Осо­бое внимание он обращает на роль крупных трансформаций, происходивших в послевоенный период на глобальном уровне, таких, как становление современной системы государств и гло­бализация экономики. Они образуют соответственно полити­ческое и экономическое измерения процесса модернизации, который стихийным образом усиливает недовольство многих этнических групп и подталкивает их к реактивному или же к наступательному этнополитическому действию в форме этни­ческого протеста или восстания.

Политическое измерение модернизации: экспансия современного государства. Гурр отмечает, что практически все новые и пост­революционные государства в мировой системе привержены политике консолидации и экспансии власти, следуя примеру достигших успеха в развитии государств индустриального Севе­ра. Неотъемлемой составной частью развития современного государства является национальное и государственное строитель­ство. Этим можно объяснить стремление молодых независимых государств подчинить этническую идентичность и особые этни­ческие интересы меньшинств государственной концепции на­циональной идентичности и национального интереса. Почти повсюду в «третьем мире» государственное строительство со­провождалось проведением политики, направленной на асси­миляцию членов этнических групп, ограничение или элимина­цию их исторической автономии, использование их ресурсов (через налоги или национализацию) для нужд государства. Хотя ряд этнических групп (например, большинство китайской диас­поры в странах Юго-Восточной Азии) смогли получить опреде­ленную долю участия во власти и богатстве постколониальных государств, а ряд этнических групп в странах Африки (где сила влияния государственных институтов остается весьма ограни­ченной) смогли удержать в государственных границах факти­ческую местную автономию, происходящие в мире процессы государственного строительства в целом способствовали зна­чительному росту недовольства среди тех этнических мень­шинств, которые не смогли ни получить значимого участия во власти, ни защитить свою исторически существовавшую авто­номию.

Экономическое измерение модернизации: развитие глобальной экономической системы. Развитие глобальной экономики сопро­вождалось значительной неравномерностью, которая обернулась благами для одних этнических групп и нанесла ущерб другим. Так, рост экономических возможностей часто благотворно вли­ял на этноклассы (группы этнических мигрантов) в индустриаль­но развитых странах, некоторые из них смогли мобилизоваться в попытке преодолеть установленные этническим большинством дискриминационные барьеры, ограничивавшие возможность роста благосостояния. Коренные малочисленные народы по всему миру, напротив, испытали негативное воздействие экономичес­кой глобализации. Часто их ресурсы и труд оказывались вовле­ченными в национальные и международные сети экономичес­кой деятельности помимо их воли. В силу преобладания среди них традиционных форм хозяйствования коренные малочислен­ные народы повсеместно оказались непривилегированными по условиям своей интеграции в глобальную экономику, чем и объясняется острота их реакции на попытки правительств со­временных государств к отчуждению их земель, лесных угодий и иных природных ресурсов.

Гурр не рассматривает подробно третье крупное измене­ние в послевоенном глобальном контексте, которое связано с революцией в средствах связи и коммуникации. Этот фактор ускоряет действие практически любого другого фактора, вли­яющего на политические возможности этнических групп. Быс­трые и плотные коммуникационные сети способствуют росту осознания группами своего непривилегированного положения, увеличивают их контакты с поддерживающими их группами, а также облегчают лидерам решение задачи мобилизации на­селения.

Международные факторы этнополитической мобилизации. Сре­ди международных факторов, облегчающих политическую мо­билизацию и расширяющих возможности и стимулы к полити­ческому действию этнических групп, Гурр выделяет эффект рас­пространения (диффузию) и эффект заражения (контагию).

Эффект распространения этнополитического действия и кон­фликта. Под распространением (диффузией) этнического кон­фликта через государственные границы понимаются процессы его «переливания через край», в результате чего этнический кон­фликт в одной стране напрямую влияет на политическую ситу­ацию в соседних странах. Примеры распространения этничес­кого конфликта можно наблюдать среди этнических групп, про­живающих в зонах межгосударственных границ сопредельных стран. Активисты этнических движений из одной страны мо­гут находить убежище и поддержку среди этнических соотече­ственников на территории другой страны. Если представители этнической группы являются привилегированной или доми­нирующей группой в соседнем государстве, диаспора в другом государстве часто может рассчитывать на дипломатическую, по­литическую, а иногда и на военную поддержку. Гурр приводит пример, как проживающие на Филиппинах моро получали по­литическую и материальную поддержку малазийского правитель­ства на начальной фазе гражданской войны против режима Маркоса (в 1970-е гг.) как потому, что малайцы симпатизирова­ли своим мусульманским единоверцам, так и потому, что Ма­лайзия имела собственный стратегический интерес — противо­действовать притязаниям Филиппин на малазийскую провин­цию Саба.

Эффект заражения этнополитическим действием и конфлик­том. Под заражением (контагией) понимаются процессы, в ре­зультате которых политическое действие группы этнического меньшинства в одной стране становится вдохновляющим при­мером, а часто и стратегическим и тактическим руководством к политическому действию этнических меньшинств в других стра­нах (причем необязательно в сопредельных странах). Если эф­фект распространения этнического конфликта носит прямой характер, то эффект заражения — косвенный. Между этниче­скими группами, находящимися в сходном положении в разных странах и стоящими перед подобными проблемами, могут скла­дываться неформальные связи, сети коммуникации, политичес­кой поддержки и даже материальной помощи. Политический успех одних этнических групп толкает другие группы на анало­гичные политические действия и создает образцы для подража­ния. В связи с этим в литературе часто упоминаются случаи распространения движений исламского фундаментализма в стра­нах Африки, Южной и Юго-Восточной Азии, сети организа­ций, объединяющих коренные народы Севера, сети организа­ций этнодиаспорных групп. Из истории перестройки в СССР известен пример сотрудничества народных фронтов Грузии, Молдовы, республик Прибалтики.

Г. Влияние институциональных факторов на выбор страте­гий этнополитического действия. Наиболее существенный вклад теории Гурра в понимание предпосылок и факторов со­временного этнополитического конфликта связан с предло­женным им анализом внутриполитического контекста, в ко­тором этнические группы осуществляют выбор своих страте­гий коллективного действия. Он утверждает, что политический контекст этнического действия задается политическими ин­ститутами государства и их способностью эффективно управ­лять процессами политических изменений. Тип политичес­кой системы (демократический, авторитарный, переходный) формирует структуры политических возможностей, которые определяют выбор этническими группами типов стратегий (выход, лояльность или «голос»). Если выбор делается в пользу «голоса», то степень открытости государства и объем его ре­сурсов влияют на содержание требований этнических мень­шинств. Результаты исследований по проекту «Меньшинства как группы риска» дают Гурру основания заключить об особой значимости трех факторов: 1) масштаба и силы государствен­ных институтов, 2) характера политических ценностей и зрело­сти практики институционализированной демократии, 3) дес­табилизирующего эффекта демократизации в автократичес­ких системах.

Рост масштабов и силы институтов современного государства. Практически во всех постколониальных и послереволюцион-

ных странах государственное строительство включает деятель­ность, направленную на ассимиляцию членов этнических групп, сдерживание их коллективной автономии и извлечение их ре­сурсов для нужд государства. Институционально сильные и бо­гатые ресурсами государства способны как эффективно подав­лять политические движения этнических меньшинств, так и идти навстречу их требованиям при сравнительно небольших издержках в обоих случаях. Правительства институционально слабых стран, напротив, стоят перед гораздо более трудным выбором, который часто представляется как игра с нулевым результатом. Они могут либо пойти на расширение правящей коалиции (что чревато риском снижения поддержки со сторо­ны большинства), либо направить ресурсы государства на вой­ну с этническими повстанцами (что чревато риском быстро исчерпать имеющиеся в распоряжении слабого государства весь­ма ограниченные ресурсы). Альтернативой является предос­тавление этнонационалистам права на сецессию, но ее редко выбирают добровольно.

В целом укрепление государственной власти оказывает двоя­кое влияние на политическое действие этнических групп. С од­ной стороны, растет коллективное недовольство, а с другой — возрастает цена коллективного действия на основе этого недо­вольства, равно как и выгода от сотрудничества с контролирую­щей государство группой большинства и ассимиляции в нее. Из этого, по мнению Гурра, следует, что этнополитическое дей­ствие в наиболее сильных государствах, скорее всего, будет ог­раничено по масштабам и примет форму протеста, в то время как затяжной этнический конфликт будет характерным для сла­бых государств, которые пытаются распространиться вопреки своим возможностям.

Институционализированные демократии. Практика разреше­ния этнополитических конфликтов в институционализирован­ных демократиях в основе опирается на универсальный прин­цип равных прав и возможностей для всех граждан, а также на существующие в политической культуре нормы плюрализма, толерантности и умеренности. Это иногда способствует пони­манию властями необходимости идти на определенные уступки желаниям коренных и территориально концентрированных на­родов иметь отдельный коллективный статус. Данные сравни­тельно-политических исследований по проекту «Меньшинства как группы риска» свидетельствуют о том, что в развитых инду­стриальных демократиях группы этнических меньшинств, как правило, не сталкиваются с непреодолимыми препятствиями к политической организации и предъявлению своих требований центральному правительству. Отсюда существует большая веро­ятность того, что в своем политическом действии они будут придерживаться в первую очередь тактики протеста, а не вос­стания. По мнению Гурра, причины такого положения дел зак­лючаются в природе политической культуры и особенностях политической практики современных либерально-демократи­ческих стран. За последние полвека политические лидеры в этих странах стали сравнительно более отзывчивыми к интере­сам политизированных этнических групп, особенно тех, кото­рые доказали свою способность к эффективной мобилизации большого числа сторонников и союзников на длительные кам­пании протеста. С другой стороны, этнические группы, которые прибегали к тактикам насильственного протеста и терроризма чаще всего достигали обратного эффекта от таких действий и теряли поддержку общественного мнения даже внутри собствен­ной этнической группы. Поэтому политика рационального вы­бора в контексте институционализированной демократии име­ет тенденцию отдавать предпочтение стратегиям ненасильствен­ного этнического протеста перед стратегиями насильственного этнического восстания. Кроме того, развитые индустриальные демократии, как правило, занимают высокое место по показа­телю силы и ресурсного обеспечения. Это означает, что у них есть ресурсы, чтобы в случае крайней необходимости благосклонно отнестись к высказанному в рамках демократической системы этническому недовольству. Таким образом, и по этому парамет­ру структура политических возможностей в демократических системах повышает роль стимулов к этническому протесту и, наоборот, ослабляет стимулы к этническому восстанию.

Демократизирующиеся автократии. Т. Гурр исходит из того, что демократизация представляет собой процесс, в ходе которо­го ранее автократические государства «третьего мира» предпри­нимают попытки установить политические системы, характери­зующиеся более широким политическим участием всех групп своего населения и большей степенью ответственности прави­тельства перед своими гражданами. По мнению Гурра, как шан­сы на успех демократизации в полиэтничных системах, так и характер воздействия демократизации на этнический конфликт, как правило, весьма и весьма туманные и, как минимум, не­однозначные. Это связано с тем, что любая демократизирующа­яся политическая система представляет собой систему переход­ного типа. Политические институты и тип политической куль-

туры в новых демократиях очень и очень далеки от тех, которые существуют в развитых и институционально устойчивых де­мократиях, где они формировались на протяжении долгого вре­мени, как правило, нескольких десятилетий. Как и во всех систе­мах переходного типа, политические институты демократи­зирующихся автократий не только весьма слабы но еще и неустойчивы (старые институты уже не работают, а новые еще недостаточно окрепли, чтобы работать в полную силу). Именно этим переходные страны отличаются как от устойчивых авто­кратий, так и от развитых демократий. Поэтому в демократизи­рующихся автократиях не действует смягчающий этнический конфликт фактор влияния силы (масштаба) государственных институтов. Рассматривая события конца 1980-х гг. в Восточ­ной Европе и СССР, Гурр замечает, что советский и восточно­европейские режимы ослабили политический контроль и сняли ограничения на деятельность этнополитических движений. Так как в этот момент институционализированные средства для вы­ражения этнического недовольства и согласования различаю­щихся этнических интересов еще не существовали или же были слабыми и не пользовались доверием, это сразу способствовало проявлению этнического недовольства и межэтнической конф­ликтности. Постсоветские государства и страны Восточной Ев­ропы столкнулись с теми же проблемами и с той же институци­ональной неопределенностью. Следует подчеркнуть, что в са­мом факте резкого всплеска политизированной этничности и роста этнических конфликтов на начальном этапе демократиза­ции посткоммунистических стран нет ничего неожиданного или особенно уникального. Попытки демократизации полиэтничных автократий в странах «третьего мира» в 1960—1970-е гг. вызвали аналогичные этнополитические последствия.

В этой связи Т. Гурр делает ряд выводов о влиянии государ­ственных институтов и типа политической системы на форму этнополитического действия недовольных этнических групп. Во-первых, в развитых сильных демократиях существуют не только значительные возможности для политической мобилизации эт­нических групп, но и высокая вероятность ожидаемого успеха политического действия у тех этнических групп, которые опи­раются в основном на ненасильственные тактики поведения. Институционализированная демократия облегчает ненасиль­ственный протест и сдерживает насильственное этническое вос­стание. Эта тенденция особенно сильно действует в институци­онально сильных государствах, которые обладают и большой политической силой и значительными ресурсами, позволяю­щими эффективно управлять плюрализмом этнических инте­ресов. Сравнительная бедность государства ресурсами может стать одной из причин, почему демократия в институциональ­но слабом полиэтничном государстве (например, в Ливане) яв­ляется неустойчивой, может легко обрушиться или быть подор­вана.

Во-вторых, в институционально сильных авторитарных си­стемах правительства, как правило, не располагают значитель­ными ресурсами, но обладают достаточно сильной политиче­ской властью, чтобы довольно длительное время препятство­вать развитию этнополитической мобилизации недовольных групп.

Наконец, в-третьих, в демократизирующихся автократиях возможности этнических групп для политической мобилиза­ции высоки, но у правительства при этом, как правило, отсут­ствуют и материальные ресурсы, и институциональные меха­низмы, чтобы достичь тех же типов аккомодации (согласия и примирения), которые характеризуют устойчивые демократии. Институциональные же механизмы, существовавшие в авто­ритарный период, уже не работают. Поэтому в странах пере­ходного типа демократизация создает политические возмож­ности как для этнополитического протеста, так и для восста­ния. При этом растет риск того, что отказ от сотрудничества на принципах умеренности требований и взаимных уступок од­ной из конфликтующих сторон приведет к гражданской войне и восстановлению режима авторитарного принуждения. Как из­вестно, устойчивая демократия никогда не возникает в контек­сте политического насилия, а требует контекста толерантности, мирного сотрудничества и взаимных уступок.


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 1332; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!