Психологические и социально-психологические теории



Психологические и социально-психологические теории от­личаются от вышерассмотренных социологических и обшекон-фликтологических теорий прежде всего своим фокусом, кото­рый направлен не на социальную или политическую систему в целом, а на структурный уровень индивида или группы. Однако предлагаемые в психологических теориях объяснения причин конфликта связаны с анализом не структурных условий, а кон­кретных факторов индивидуального поведения, которые затем используются при объяснении повеления групп как совокупно­сти индивидов. Их также иногда называют микросоциальными теориями. Эти теории уделяют основное внимание многочис­ленным источникам политической напряженности, которые базируются на определенных чертах агрессивности человека, чувствах страха, паники и других инстинктивных мотивациях его поведения. Применительно к анализу этнополитических конфликтов наиболее важное значение имеют три группы пси­хологических и социально-психологических парадигм — теории фрустрации-агрессии, психоаналитические теории и теории ра­ционального выбора.

2.3.1. Теории фрустрации-агрессии

Теория фрустрации-агрессии первоначально сформулирова­на на базе лабораторных экспериментов Д. Долларда и Л. Бер-ковица. В ней утверждается, что присущее человеку универсаль­ное агрессивное побуждение перерастает в агрессивное поведе­ние в случае фрустрации, под которой понимается любое условие, блокирующее достижение желаемой цели. Согласно Долларду, первичным источником способности человека к насилию выс­тупает фрустрационно-агрессивный механизм на индивидуаль­ном уровне (80). В работах Берковица, посвященных поведе­нию групп, непосредственным источником агрессии и насилия является не фрустрация, а порождаемая ею промежуточная пе­ременная — гнев. Индуктированный фрустрацией гнев создает мотивационную силу, которая предрасполагает человека к аг­рессии. На примере своего исследования расовых конфликтов в США Берковиц показал, что объектом агрессии может стать не только отдельная личность, оказывающая непосредственное фрустрирующее воздействие, но и те, кто в процессе социаль­ного сравнения по тем или иным признакам ассоциируется с фрустрацией как таковой. Одним из таких признаков является групповая принадлежность, в частности этническая (21).

В 1970— 1980-е гг. гипотеза фрустрации-агрессии получила развитие в бихевиористских теориях политического поведения. Эти теории обращают внимание на определенные социальные условия и психологические переживания, рассматривая их как источники неудовлетворенности субъектов сложившейся ситуа­цией и возникающей на этой основе социальной напряженнос­ти. Сторонники одного подхода обращают внимание на пробле­му депривации, представители второго исследуют вопросы ста­тусных противоречий.

Теории депривации утверждают, что главным условием воз­никновения политического конфликта является относительная депривации, переживаемаи большими группами индивидов (клас­сами или этническими группами). Психологическое идро деп­ривации близко к понятию социальной зависти. Для состояния депривации характерно осознаваемое расхождение между по­требностями людей и возможностями их удовлетворения. Груп­повая депривация может проявляться как неравенство группо­вого доступа к социальным благам в различных областях пуб­личной жизни (политическое участие, доход, образование, жилье, здоровье и др.). Как и индивиды, социальные группы испыты­вают состояние депривации главным образом на основании срав­нения, соотнесения своих социальных условий с условиями жиз­ни других индивидов или групп и их оценки в негативном для себя свете. Индивидуальная неудовлетворенность может пере­расти в чувство коллективной неудовлетворенности (как осно­вы возникновения и развития социальной напряженности) и, таким образом, стать одним из условий политической мобили­зации и организации конфликтующих сторон, формирования ими соответствующих целей и путей их достижения. Усиление депривации порождает агрессивные реакции на фрустрацию, воспринимаемую как блокирование целенаправленного пове­дения группы. Реакция на фрустрацию реализуется обычно в выступлениях, направленных против источников разочарова­ния, подлинных или придуманных виновников бедственного положения; она может реализовываться в поисках козлов отпу­щения, которыми могут стать представители меньшинств (68; 124)

Более подробно политико-психологические теории деприва­ции рассматриваются ниже, в разд. 2.4.1. Помимо депривации другой распространенной детерминантой, провоцирующей не­удовлетворенность и связанную с ней напряженность во взаи­моотношениях социальных субъектов, является неравенство со­циальных позиций, которое можно конкретизировать понятием статусные противоречия. Они становятся источником ущемлен­ных чувств в ситуациях, когда группа ощущает угрозу своему положению, когда есть претензии на более высокие ранги и т.д.

2.3.2. Психоаналитические теории

Для психоаналитического подхода к рассмотрению конфликта характерно утверждение первостепенного значения неосознанной мотивации, иррационального или импульсивного поведе­ния как на индивидуальном, так и на коллективном уровне. Психоаналитические теории утверждают приоритет аффектив­ных детерминант поведения над когнитивными. По их мнению, власть подсознания над разумом особенно велика в тех общно­стях, в которых воля индивидов подчинена воле авторитарной личности фанатичного политического лидера.

Авторы выдвигают различные объяснения процессов образо­вания групп, человеческой агрессивности и межгруппового кон­фликта на основе понимания роли подобных подсознательных факторов. Так, Теодор Адорно рассматривает факторы, относя­щиеся к расовым предрассудкам и антисемитизму, подчеркивая при этом важность стадии ранней социализации индивида и авторитарного воспитания (1). Эрик Фромм продемонстриро­вал связь между чувством унижения и поражения, экономичес­кой и личной неуверенности и «страхом свободы», которые при­вели многих немцев к принятию диктатуры нацизма и разделе­нию агрессивного национализма, что, в свою очередь, стало одной из причин Второй мировой войны и холокоста евреев (101). В последующей своей работе Фромм специально анали­зирует явление человеческой агрессии и разрушительности. По аналогии с типами раковых опухолей он предлагает сделать раз­личие между «доброкачественной агрессией» (которая является чисто защитной по природе и представляет собой адаптивный ответ на прямую угрозу) и «злокачественной агрессией» (кото­рая является жестокой, деструктивной, биологически неадап­тивной и производной от специфических социальных условий). В качестве рациональных реакций Фромм рассматривает те мыс­ли и модели поведения, которые способствуют повышению фун­кциональности и росту организованности всей системы, и, на­оборот, в качестве иррациональных — реакции, ослабляющие или разрушающие систему, под которой в данном контексте он по­нимает общество в целом и весь человеческий род, а не какое-либо конкретное общество или нацию (101).

Несколько иной подход используется в психоаналитическом анализе агрессивного поведения этнических групп в работах Ф. Фанона, посвященных рассмотрению национально-освобо­дительного движения алжирцев в послевоенный период. Фанон отмечает страстное по характеру чувство этнической ненависти, которое этнические угнетенные испытывают по отношению к своим угнетателям даже в тех случаях, когда целесообразность и выгода вынуждают их молчать. Впоследствии такая пассивность

может быть преобразована в разрушительный протест и агрес­сию против соседних этнических групп, если только это чувство не трансформируется харизматическим лидерством в система­тическую оппозицию угнетающему режиму. По мнению Фано­на, агрессия не является единственно возможным ответом на фрустрацию. Не является она и просто продуктом абсолютной депривации. Нереализованные ожидания и относительная деп-ривация также могут способствовать взрывам насилия, равно как и репрессивные действия, предпринимаемые колониальной администрацией против священных для этнической группы мест, символических объектов или почитаемых лидеров. Хотя при ана­лизе многих случаев национализма важно учитывать способность этнических движений рационально рассчитывать эффект от при­меняемых политических средств, с точки зрения Фанона, следует также признать, что рациональные трансакции (такие, как об­мен, торговля, переговоры, торг, уступки, примирение и ком­промиссы) могут быть неприемлемы в тех случаях, когда возни­кает коллективное ощущение угрозы целям или символам, цен­ностно значимым для членов группы. В таких ситуациях страсти могут легко возобладать над разумом, а страх превратиться в ненависть (94).

2.3.3. Теории рационального выбора

Рассматривая проявления этничности и связанных с ней кон­фликтов, теории рационального выбора обращают внимание в первую очередь на природу принятия политических решений и на мотивации индивида к участию в политическом действии. Их исходной посылкой является тезис о том, что поведение представляет собой сознательные, рассчитанные и целенаправ­ленные действия индивида, который адекватно соотносит сред­ства и цели. Люди действуют на основе рационального выбора среди альтернатив поведения, выбирая из них те или иные в соответствии со своими восприятиями практической ценности (утилитарной пользы) того или иного типа поведения (23- 138" 16; 17).

М. Бантон утверждает, что группы следует рассматривать как постоянно меняющиеся коалиции индивидов, так как люди по­стоянно учитывают, какие издержки и выгоды их ожидают от принадлежности к конкретным группам. В XIX в. ряд народов Европы сочли выгодным для себя принять этническую «нацио­нальность» в качестве организующего их политическую жизнь принципа. В XX в. этот принцип был принят народами в ряде стран как идея, наилучшим образом отвечающая цели реализа­ции своих интересов. «Национальное сознание не является пе­редаваемым по наследству чувством, оно стало выученным по­нятием и культивируемым чувством, которым выгодно пользо­ваться для достижения определенных целей» (16, 477). Бантон подчеркивает, что нации и этнические группы основываются на добровольной идентификации своих членов друг с другом. Рост этнического сознания идет тем же путем, только оно объединя­ет не всю нацию-государство, а лишь часть ее или же группу людей, которые принадлежат к более чем одной нации-государ­ству. Признавая, что существуют пределы в применимости тео­рий рационального выбора, основанных на посылке, что инди­виды стремятся максимизировать итоговую выгоду от своих дей­ствий в составе группы, Бантон в целом считает, что эта теория может объяснить некоторые важные аспекты расовых и этни­ческих отношений.

Одни критики применения теорий рационального выбора для анализа сферы этнической политики и этнополитического кон­фликта справедливо отмечают их ограниченность. Например, трудно применить понятие «рациональный выбор» к реальной ситуации ежедневного насилия, которое можно оценивать как рассчитанное, но трудно назвать рациональным. Подобное не­рациональное поведение может принимать формы от акций тер­рористов-камикадзе до политических убийств, от спорадических бомбежек поселений невинных мирных жителей до тщательно спланированных повстанческих или, наоборот, карательных дей­ствий, от жестокости полиции и зверств армии до кампаний гражданского неповиновения, которые часто перерастают в мас­совые беспорядки, погромы, грабежи, убийства и месть (229). Другие критики применимости теорий рационального выбора к сфере этнополитического конфликта замечают, что, хотя неко­торые конфликтные отношения между этническими группами могут объясняться рациональными правилами групповой кон­куренции на рынке, все же на развертывание этнического кон­фликта слишком часто влияют не рациональные, а эмоциональ­ные факторы. Как справедливо заметил Д. Горовиц, этничес­кий конфликт, особенно затяжной, подпитывает передаваемые из поколения в поколения коллективные страсти, в том числе чувства обиды и ненависти, а поэтому невозможно адекватно понять явление этнического национализма и связанные с ним конфликты, не давая объяснения таким глубоким чувствам (151. 140).

Общеполитологические теории

В работах политологов объяснения, почему коллективное (в том числе и этническое) политическое действие приводит к конфлик­там, даются с двух основных позиций, которые часто рассматрива­ются как противоположные. Одни политологи опираются на тео­рии депривации и утверждают, что мотивацией политического дей­ствия служит глубоко укорененное недовольство людей своим коллективным статусом. Другие в качестве основного мотива кол­лективного политического действия рассматривают политический расчет, стремление групп воспользоваться условиями меняющего­ся социального контекста и реализовать в новой ситуации группо­вые интересы в том виде, как их формулируют этнические лидеры или политические антрепренеры от этничности. Эти две соперни­чающие парадигмы известны соответственно как теория относи­тельной депривации и теория ресурсной мобилизации. Суть теорети­ческого спора заключается в том, роль каких факторов следует признать решающей в процессах групповой политической мо­билизации — негативных эмоциональных состояний (коллектив­ное недовольство, воспринимаемые группой угрозы, на чем ос­новывается чувство относительной депривации) или же пози­тивных рациональных стимулов (наличие под контролем группы определенных политических ресурсов и возникающих в новом контексте возможностей их эффективного вовлечения в полити­ческое действие). Как замечает Т. Гурр, нетрудно заметить, что спор этих двух парадигм анализа причин политического конф­ликта накладывается на спор соперничающих подходов к приро­де этничности — примордиализма (который рассматривает этно-национализм как проявление устойчивой культурной традиции, основанной на прирожденном чувстве этнической идентичнос­ти), с одной стороны, и инструментализма (который интерпре­тирует этничность как инструмент политической борьбы для ре­ализации интересов группы или элит) и конструктивизма (со­гласно которому этничность представляет собой социальный опыт по поддержанию границ) — с другой (125). Рассмотрим обе эти группы политологических теорий более подробно.

2.4.1. Политико-психологические (бихевиористские) теории депривации

В отличие от абсолютной депривации (под которой понима­ют коллективное недовольство из-за полной лишенности группы определенных благ) понятие относительной депривации ис­пользуется для характеристики коллективных восприятий не­привилегированности группы из-за разрыва между ее нынеш­ним статусом и перспективой его изменения во времени, а так­же разницы между статусом и объемом ресурсов своей группы по сравнению со статусом и ресурсами, которыми обладают дру­гие социальные группы. Политическая мобилизация может вы­зываться изменениями либо в коллективных групповых ожида­ниях, либо в статусе и объеме ресурсов у референтной группы, с которой данная группа сравнивает свою нынешнюю ситуацию.

Наибольшую известность в политической науке получила теория относительной депривации Т. Гурра, который определя­ет ее как воспринимаемое расхождение между ценностными ожиданиями группы и ее нереализованными ценностными воз­можностями. Ценностные ожидания выступают необходимыми качествами и условиями жизни, на которые люди, по их убеж­дениям, имеют обоснованное право. Нереализованные ценнос­тные возможности являются необходимыми качествами и усло­виями жизни, которых они могут достичь и поддерживать все­ми доступными для них социальными средствами. Возникающая депривационно-индуктированная неудовлетворенность являет­ся главным стимулом к политическому действию. Исходной дей­ствующей причиной выступает развитие коллективного недо­вольства, которое впоследствии подвергается политизации, что в случае острого конфликта может приводить к политическому насилию (124).

Другие известные вариации политических теорий относитель­ной депривации включают, например, теорию 1-образной кри­вой Д. Дэвиса, которая объясняет революционные взрывы фру­страцией из-за внезапного спада растущих ожиданий после дли­тельного периода улучшения (70); теорию социальных изменений и системной фрустрации И. Фейерабенда и Б. Несволд, объяс­няющую политическую агрессивность расхождениями между наличествующими социальными ожиданиями и стремлениями, с одной стороны, и социальными достижениями — с другой (95), а также теорию политической нестабильности в меняю­щихся обществах С. Хантингтона, которая объясняет внутрипо­литическое насилие разрывом между уровнем социальной мо­билизации и достигнутым уровнем политической институцио-нализации (153).

Теория Сэмюаля Хантингтона имеет особое значение для понимания природы этнического конфликта в меняющихся об­ществах и до сих пор неоднократно воспроизводится современ-

ными теоретиками, в частности, в их попытках понять причины этнополитической нестабильности в ситуации политических изменений, вызываемых процессами деколонизации или демок­ратизации. Хантингтон утверждает, что причины насилия и не­стабильности в развивающихся странах следует искать в разры­ве между уровнем развития жизнеспособных политических ин­ститутов и процессами социальных и экономических изменений. Основываясь на разработанном социологами трехуровневом де­лении обществ на традиционные, переходные и современные, он считает, что первые и последние менее склонны к полити­ческому насилию и нестабильности из-за силы их политических институтов. Общества переходного типа, напротив, в наиболь­шей степени характеризуются вероятностью проявления дест­руктивных форм политического поведения. Революционные перевороты, военные путчи, восстания, партизанские войны и терроризм являются обычной чертой их политического разви­тия. Хантингтон отвергает так называемый тезис бедности, со­гласно которому бедность и отсталость порождают насилие и нестабильность. По его мнению, в модернизирующихся обще­ствах социальным группам присуще стремление стать богатыми и современными в кратчайшие сроки. Это стремление и вызы­вает насильственные формы политической жизни. Беспорядки и экстремизм обнаруживаются куда чаще в более зажиточных частях страны и общества, чем в более бедных. Поэтому неко­торые явные признаки экономического роста характерны при возникновении политической нестабильности.

Опираясь на результаты исследований Т. Гурра, И. Фейера­бенда и Б. Несволд, Хантингтон доказывает, что социальная мобилизация в большей степени способствует вероятности по­литической дестабилизации, чем экономическое развитие. Свя­занные с социальной мобилизацией процессы урбанизации, рост массового образования и деятельность СМИ подвергают инди­вида традиционного общества соблазну поиска новых путей ре­ализации своих растущих потребностей. Однако институциональ­ные возможности переходного общества удовлетворять эти но­вые стремления возрастают значительно медленнее, чем сами ожидания и стремления. В результате возникает разрыв между ожиданиями и устремлениями, с одной стороны, и достигну­тым уровнем развития политических институтов — с другой. Этот разрыв генерирует социальную фрустрацию и недоволь­ство, которые вызывают эскалацию групповых требований к пра­вительству, подъем политической мобилизации и распростра­нение таких форм политического участия (действия), которые ставят целью оказание политического давления для выполне­ния этих требований. Отсутствие адекватно развитых полити­ческих институтов затрудняет процесс выражения этих требова­ний с помощью легитимных средств политического участия и, кроме того, конструктивное агрегирование политической сис­темой интересов модернизирующихся групп. На этом основа­нии Хантингтон приходит к выводу о том, что быстрый рост политического участия модернизирующихся групп в переход­ных обществах приводит чаще всего к политическому насилию (153).

2.4.2. Теории ресурсной мобилизации

Теории ресурсной мобилизации исходят из анализа рацио­нального расчета лидеров на мобилизацию групповых ресур­сов в ответ на открывающиеся в политическом контексте воз­можности. Применительно к этнополитическому конфликту это означает особое внимание к социальным последствиям про­цесса модернизации. С одной стороны, процесс модернизации неизбежно вызывает рост этнической солидарности — необхо­димой предпосылки коллективного политического действия эт­нических групп. С другой стороны, любой этнополитический конфликт необходимо оценивать в контексте его институцио­нальной сетки, образуемой современным государством, кото­рое на протяжении последних двух столетий стало универсаль­ной единицей макрополитики, облегчающей процесс социаль­ной и экономической модернизации. Весь современный мир поделен на территориальные государства, притязания которых на суверенитет над всеми проживающими в пределах их гра­ниц народами признаны легитимными международным правом и практикой международных отношений. Поэтому в современ­ную эпоху территориальное государство повсеместно превра­тилось в арену для утверждения, оспаривания и регулирования сталкивающихся групповых интересов этнических групп (34; 35; 237; 90).

В изучении причин этнических конфликтов большую роль сыграла теория этнополитической мобилизации Мильтона Эз-мана. М. Эзман рассматривает взаимодействие между этничес­кими движениями и правительством как процесс, протекаю­щий по модели «вызов—ответ». Так как вызов охраняющемуся в современном государстве статус-кво чаще всего возникает в результате деятельности этнополитических движений, прави-

тельства стоят перед необходимостью научиться эффективно управлять возникающими на основе требований этнических меньшинств политическими конфликтами таким образом, что­бы с наименьшими издержками сохранять существующий по-рядок вещей. Вместе с тем принимаемые центральным прави­тельством меры и проводимая им политика фактически поро­ждают новые этнические вызовы. Каждый раунд вызова—ответа закладывает основу для новых раундов этнической политики, в ходе которых стратегии и цели обеих сторон могут суще­ственно измениться. Так как этнополитические конфликты редко разрешаются или окончательным образом улаживаются, правильнее говорить не о задачах по разрешению конфликта, а об искусстве управления им, которое, по мысли Эзмана, сле­дует рассматривать как совместное (государства и этнических групп) обучение сосуществованию в более цивилизованных формах (88).

В своем анализе политической мобилизации как фактора этнического конфликта Эзман подробно останавливается на источниках ее возникновения и механизмах развертывания. Пытаясь ответить на вопрос, какие обстоятельства, условия или события предшествуют мобилизации во времени, он опи­рается на существующую политическую и социологическую литературу, которая рассматривает процессы коллективной мо­билизации и социальных движений (113; 217; 285; 286). Оче­видно, что самого факта существования коллективного недо­вольства еще недостаточно для превращения недовольных или воспринимающих угрозу своему существованию групп в по­литически активных субъектов, борющихся за коллективные интересы. По мнению Эзмана, развертывание масштабной эт­нической мобилизации является результатом действия не од­ного, а целого ряда факторов и стимулов. Выделенные им факторы этнополитической мобилизации уже рассматривались нами в гл. 4.2.

М. Эзман выдвигает несколько гипотез. Во-первых, группо­вая мобилизация, направленная на макрополитические цели, маловероятна при отсутствии либо сильного чувства коллектив­ной депривании, либо четко воспринимаемой группой угрозы своему положению, интересам и ценностям. Во-вторых, кол­лективное недовольство и восприятие угрозы вызывают нега­тивные стимулы. Они являются необходимыми, но недостаточ­ными компонентами мотивации к участию в политическом дей­ствии. Еще одной необходимой составляющей такой мотивации следует считать политический расчет элит. К такого рода позитивным стимулам-мотиваторам относятся открывающиеся в ме­няющейся ситуации возможности получить большую долю по­литической власти, повысить групповую безопасность, статус­ные позиции или доступ этнической группы к материальным благам. Такие позитивные стимулы могут быть либо коллек­тивными, либо селективными, причем последние обещают осо­бые вознаграждения для наиболее активных участников. Ины­ми словами, относительная деприваиия или угрозы объясняют мобилизацию не сами по себе, а в совокупности с возникаю­щими в политическом контексте конфликта позитивными сти­мулами. В-третьих, можно ожидать, что в политической дея­тельности индивиды будут руководствоваться различными на­борами стимулов, не все из которых будут непосредственно им выгодны. Одни члены этнического движения могут быть мо­тивированы чувством солидарности или индивидуальной мо­ральной ответственности перед своей этнической общностью и поэтому не рассчитывают на личное вознаграждение за уси­лия или на компенсацию за риск. Другие индивиды могут уча­ствовать в движении лишь потому, что ожидают выгод от тако­го участия.

После того как процесс этнической мобилизации начался, вытекающие из него политические конфликты могут приобрес­ти собственную динамику, которая может выйти из-под конт­роля не только центрального правительства, но и этнических элит. Там, где этнические различия политизировались, участ­ники движения будут склонны видеть этническую подоплеку даже в обычных, рутинных вопросах и воспринимать все реше­ния как угрожающие или оскорбляющие этнические чувства и интересы, а потому требующие повышения степени мобилиза­ции. В такой ситуации радикальная риторика и лозунги с при­зывами к насилию могут быть легко использованы политиче­скими антрепренерами в качестве мобилизационной техноло­гии. Вызывающие сомнения цифры переписи, реальные или надуманные случаи этнической дискриминации со стороны вла­стей, споры о приоритетах государственной политики по отно­шению к интересам этнических групп, межэтнические споры о праве на владение землей, иной собственностью, о соблюдении условий торговых сделок, о доступе к образованию и к занятости на государственной службе — все это может стать инструментом в мобилизационной деятельности этнических элит и политичес­ких антрепренеров. Мобилизация не происходит спонтанно, но. раз начавшись, она может активизировать и радикализировать

нетерпеливые и нетерпимые, склонные к насилию элементы, действия которых, как правило, находятся вне сферы контроля или дисциплинирующего воздействия лидеров этнических групп или фракций внутри их. В процессе эскалации конфликта наси­лие может стать самооправдывающим и самоподдерживающим образом жизни масс и стилем мышления элит. Таким образом, этническая мобилизация может вызвать к жизни формы пове­дения, способные выйти из-под контроля мобилизаторов и по­служить «спусковым крючком», который запускает механизмы межэтнической конфронтации.


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 598; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!