Полчасика - это больше, чем полчаса

Количественная оценка в русском языке

Главное в количественной оценке - "человеческий фактор", иль роль познающего номинирующего субъекта: Он съел только пять арбузов / Он съел целых пять арбузов. Здесь речь идет об одной и той же ситуации, но варьируется позиция говорящего, его оценка. Эле­ментом смыслового содержания слов только и целых является оцен­ка: говорящий считает, что это много/мало. Даже такое "точное" средство передачи количества, как числительное, не свободно от на­ционально-специфических интерпретационных компонентов. Дело в том, что числительные, как правило, принадлежат к исконной лекси­ке. С помощью чисел люди издавна не просто осуществляли счет, но и стремились осмыслить (оценить) окружающий мир. То есть нуме­рология вовлекается в процесс национального самопознания и самовыражения. Многие из счетных слов оказываются насыщенными фоновой и коннотативной семантикой. Так, числительное два (и су­ществительное пара) используется как символ для "мало" (в двух ша­гах, от горшка два вершка, пара пустяков), что, в общем, мотивиро­вано. Но почему следующее слово в натуральном ряду чисел - числи­тельное - три - уже символизирует "много"? - Наврать с три короба. А числительное семь (семеро) и вовсе связывается с представ­лением "очень много": семь нянек, работать за семерых, один с сош­кой - семеро с ложкой, семь бед - один ответ, семь раз отмерь.

Предметно-признаковое понимание количества отражается в том, что переносное количественное значение приобретает имена и имен­ные словосочетания. Максимальное количество опредмечивается в выражениях типа навалом, по горло, с лихвой, куры не клюют, мини­мальное - кот наплакал, с гулькин нос, капля в море. "Знаками, материальными символами исчезающе малого или недостаточного ко­личества становятся крошка, росинка, песчинка... В русском языке универсальным "инструментом" измерения наименьшего количества и проверки наличия или отсутствия чего бы то ни было становится капля, которой "измеряются" не только жидкие вещества, но и время, чувства, отношения - подожди капельку, ни капли не боюсь" [1. С. 109]. Действительно, количественное значение нивелирует различия в лек-

[74]

 

сической сочетаемости, характерное для прямых номинативных зна­чений (капля сочетается с существительными, обозначающими жид­кое вещество, крошка, крупица - твердое), и делает одинаково воз­можными сочетания их с отвлеченными существительными: капля правды, крупица правды.

В научном познании нужны все более точные измерения количе­ства, в обычной жизни количество соотносится не столько с точной шкалой, сколько с жизненными ситуациями, и поэтому оно "опредме­чивается", а не исчисляется, оценивается, а не измеряется.

Оценка является субъективным выражением значимости предме­тов и явлений окружающего мира, а под значимостью обычно пони­мается способность или неспособность отвечать социальным потреб­ностям человека. Значимость объекта в человеческом познании со­всем необязательно связывается с противопоставлением "хорошо" и "плохо", осуществляемым преимущественно на эмоциональном уров­не. Помимо эмоциональной оценки существует оценка рациональная (или интеллектуальная). Разграничение эмоциональной и рациональ­ной оценок отчасти условно, ибо любая эмоция, выражаемая в есте­ственном языке, имеет рациональную основу. Количественная оцен­ка, очевидно, ближе к оценкам интеллектуального типа, которые во­обще ощущаются менее отчетливо. Предметом интеллектуальной оценки могут быть разные стороны реальной действительности в ее восприятии человеком: достоверность/недостоверность тех или иных фактов, бытование объектов во времени и пространстве, утилитарная полезность предметов. Количественная оценка имеет своим предме­том сферу количественной определенности. Основанием оценки яв­ляется сравнение с неким эталоном, идеалом, а также с некоей сред­ней величиной или с ожидаемым количеством.

Как и эмоциональная оценка, оценка по параметру количества мо­жет передаваться суффиксами "увеличительности" или уменьшитель­ности: "За десять месяцев следствия у Данилы сменилось три адвока­та, каждый хотел только денег. В общей сложности Валентине Дани­ловне, матери солдата, пришлось занять у знакомых и в банке семь тысяч долларов. Тогда у нее не было времени подумать, как она будет возвращать такие деньжищи со своей мизерной пенсии. Главное - спа­сти сына" (Аргументы и факты. 2004. № 20). Здесь количественная идея становится вещественным значением основы производного сло­ва - деньжища, при этом к числу признаков, отраженных в лексиче­ском значении мотивирующего слова, прибавляется количественный признак величины, отраженный в значении суффикса.

Суффикс уменьшительности, однако, не всегда передает оттенок значения "мало". Ср. известную шутку: Полчасика - это больше, чем полчаса [2. С. 522], для адекватного понимания которой необходимы зоны совпадения фоновых знаний адресата и адресанта (в частности,

[75]

 

сведений о том, что уменьшительный суффикс переводит сообщение из деловой сферы в обыденную, а значит - допускает неточность из­мерения.

Различаются общеязыковые и индивидуально-авторские средства количественной оценки. К общеязыковым приемам относятся прила­гательное целый и частицы только, всего, аж. Атрибутами добрый, би­тый, целый говорящий определяет количество в данной ситуации как слишком большое, а словами только, лишь всего, несчастный, жал­кий, какой-нибудь, какой-то — оценивает его совсем небольшим. Слова жалкий, несчастный справедливо считают наиболее субъективными и эмоциональными. Говорящий считает, что количество чего-то оскор­бительно мало, что не заслуживает обсуждения. С помощью слова це­лый он сообщает, что количество чего-либо выше нормы и ожиданий, возможно, и его собственных. Полная информация о количественно-оценочных значениях анализируемых слов содержится в Новом объ­яснительном словаре синонимов русского языка (под ред. Ю.Д. Апре­сяна), толковые словари русского языка детальных сведений такого рода не дают.

Существительные различных лексико-грамматических разрядов по-разному передают количественную оценку. Так, собирательные имена типа крестьянство включают сему "много" в основное лекси­ческое значение. Д.И. Руденко [3. С. 175] считает, что для современ­ного языкового сознания оценка "много" реально проявляется только у одного собирательного существительного - у слова листва. Прочие слова - вишенье, гвоздье, каменъе — малочастотны. А.И. Солженицын включил в свой "Словарь языкового расширения" немало таких слов: вербняк, возовъе (обоз), голье (хворост), квашенина, ковылъе, корье, комашня (мошкара), лепестье, черешенъе и мн. др. Однако оценкой "много", очевидно, обладают и многие слова из ядерной лексики, в том числе и отдельные собирательные. Слово студенчество именно вследствие подразумеваемой оценки "много" легко входит в соче­тания студенчество нашего города, области, страны ине типично в сочетаниях студенчество второй группы первого курса.

Помимо оценки "много" собирательным именам можно приписать еще одну оценку интеллектуального типа - "важно", которая выделя­ется менее отчетливо. «Природа оценки "важно" состоит в целостном отражении значимости как таковой. Именно потому, что у слов сту­денчество, учительство есть оценка "важно", неприемлемы выска­зывания типа * студенчество сидело на скамейке, учительство шло в столовую, ибо действия, о которых говорится в этих предложениях, в оценке большинства носителей языка не являются особо значимы­ми» [4. С. 203]. Не отрицая справедливости этого наблюдения, отме­тим следующее: приведенные высказывания не нормативны еще и в силу того, что эти собирательные имена здесь выражают (в норме)

[76]

 

собственно количественную оценку. Студенчество, учительство – это "много". Уже поэтому студенчеству затруднительно сидеть на скамейке или идти в столовую. Когда говорится "судьба казачества", то имеется в виду судьба многих или даже всех представителей этого сословия. "Судьба казаков" - это может означать только отдельных (немногих) представителей сословия. Ср. также: «Получили свободу слова - да нечего весомого сказать. Вместо воскресшей литературы да полилось непотребное пустозвонство. Литераторы - резвятся. Ка­кая у них ответственность перед будущим России, перед юноше­ством! Стыдно за такую "свободную" литературу» (А. Солженицын. Богатырь).

Иначе передают количественную оценку вещественные и отвле­ченные имена. У них для этой цели служит форма множественного числа. Так, есть ряд лексем, которые регулярно передают формой множественного числа смысл "много": прибрежные воды, воды Тихо­го океана и проч.; "Между нами снега и снега" (А. Сурков) - здесь ко­личественная множественность и протяженность подчеркнуты не только числовой формой, но и повтором. Значение большого количе­ства, очевидно, может быть приписано форме чаи в типичных выра­жениях гонять чаи, пивать чаи (это значение поддерживается спосо­бом глагольного действия, особенно в случае с суффиксом - ва). Чаи здесь не "разные сорта чая", а именно "большое количество".

Иногда (например, в "Словаре лингвистических терминов" О.С. Ахмановой) множественное число типа воды, снега называют "эмфатиче­скими" или "поэтическими". В то же время частотны вполне обыч­ные, стандартные формы пески, воды, льды для обозначения большо­го количества: "Скопление льдов в прибрежных водах резко сдерживало рейдовую разгрузку судов". Возможно, такие формы ста­ли менее обыденными в современном языке по сравнению с XIX ве­ком: "Зима уходила, и снега стали сереть; кончался пост" (Н. Лесков. Смех и горе) - здесь вполне могла бы быть и форма единственного числа. Но для передачи заведомо большого количества все-таки нор­мативной является форма множественного числа. Следует сказать: бороздить воды океана, но: скрылся под водой.

Иногда в узком контексте встречаются обе формы - множествен­ного и единственного числа слова песок и отчетливо видно, каковы особенности синтагматики обеих форм: "Ландшафт семнадцатой пес­ни - раскаленные пески, то есть нечто перекликающееся с аравийски­ми караванными путями. На песке сидят самые знаменитые ростовщи­ки - Gianfigliacci и Ubbriachi из Флоренции, Scrovigni из Падуи" (О. Мандельштам. Разговор о Данте). Очевидно, что числовые формы здесь глубоко закономерны, число не может быть приравнено к "пустой" этикетке, не передающей денотативной сути (это ясно хотя бы из пол­ной невозможности поменять местами формы единств, и множеств.

[77]

 

числа - пески и песок). Так что главное назначение таких форм не столько в эмфатическом выдвижении, сколько в акцентировании смыслов "много", "большое пространство", "большое количество". И если такую форму употребить там, где смысл "много" неуместен, со­здается комический эффект: "И великий комбинатор поплыл на боку, раздвигая воды медным плечом и держа курс на северо-восток, где маячил перламутровый живот Скумбриевича" (И. Ильф и Е. Петров. Золотой теленок) - ясно, что человек не может раздвигать плечом столь большое количество воды, чтобы его надо было называть с по­мощью формы множественного числа, значит - это не стандартная форма, а стилистически маркированная.

Формы множественного числа от отвлеченных существительных способ-ны передавать различное семантическое и прагматическое со­держание, в том числе - и количественную оценку ("много"): "Жили в славе, а вышло - в позоре. В трех соснах, задыхаясь, кружились. Сколь­ко горъ в громадном горе, Словно в нашу судьбу сложились" (Е. Евтушенко. Там, где горе). Ср. форму плачи в финальной части рас­сказа А. Солженицына "Матренин двор". Когда гибнет Матрена, двор наполняется плакальщицами, провожающими человека в последний путь на старинный манер. И тут слышится три типа плача: надгробный плач в собственном смысле, плачи-обвинения и плачи - ответы на об­винения: "Так плачи сестер были обвинительные плачи против мужниной родни: не надо было понуждать Матрену горницу ломать". Рас­сказчику явственно видится все спрятанное за ритуалом плача, ему по­нятны тайные мотивы, очевидны различия мыслей и чувств плакальщиц. И для передачи всех этих смыслов - собственно множе­ственности, длительности, интенсивности и разнородности применяет­ся форма множественного числа от абстрактного имени - плачи.

Смысл "много" предельно важен для А. Солженицына, когда он использует маркированную форму множеств, числа - памяти: "Эта книга создавалась во мгле СССР, толчками зэческих памятей..." (Ар­хипелаг ГУЛАГ).

Для идиостиля А. Солженицына чрезвычайно показательны (как символы эпохи тоталитаризма) формы множественного числа от слов ложь, злоба: "Натуральными обломками предфевральских и фев­ральских дней - мненьями подлинными и мненьями, придуманными для публики, лозунгами, лжами, быстро организовавшейся газетной трескотней с ее клеймами, несвязанностью столичных событий со страною, ничтожностью, слепотой или обреченной беспомощностью ведущих вождей революции" (Угодило зернышко промеж двух жер­новов); "Сколько наших поэтов и писателей напоминали об этом: как прекрасен мир - и как принижают и отравляют его люди своими неис­сякаемыми злобами" (Эго).

[78]

 

Количественная оценка может передаваться не только лексиче­скими и словообразовательными средствами, но также и грамматиче­скими формами и синтаксическими конструкциями. Одним из самых распространенных синтаксических средств передачи идеи количества является повтор: "Первые впечатления детства: барки, барки, барки. Барки заполняют Неву, рукава Невы, каналы" ( Д. Лихачев. Разду­мья). Конечно, далеко не всякий повтор связан с передачей количе­ственной оценки "много": "Вы слышите: грохочет барабан. Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней" (Б. Окуджава). Естественно, повтор не означает здесь приглашения попрощаться дважды. Это означает: "торопись прощаться", или: "прощайся навсегда", или: "прощайся с ней, со своей единственной". Но никогда это не может быть понято: "прощайся с ней, еще раз прощайся с ней" [5. С. 144]. Возможны так­же случаи, когда повтор приобретает не значение "много", а, напро­тив, значение "мало": "Конечно, по уму-то надо было через руковод­ство действовать, как-никак коллега, но время, время, время... Его не хватало" (А. Маринина. Закон трех отрицаний). Характерно, что да­же если бы здесь не было замечания его не хватало, повтор все равно передавал бы именно смысл "мало", так же как и в другом примере: "Хотел купить дом, но деньги, деньги, деньги..."

На современном этапе развития языка, когда его носители облада­ют огромным запасом языковых средств, особый интерес представля­ют вопросы, связанные не столько с тем, как отразить то или иное мыслительное содержание, сколько с тем, как это сделать наилучшим образом, то есть решить коммуникативные задачи с максимальным эффектом воздействия на адресата речи. Количественная оценка, в сферу которой вовлекаются единицы всех уровней - от словообразо­вания до синтаксиса, - оказывается в ряду тех прагматических средств, которые способствуют усилению экспрессивности и выразительности высказывания.

Литература

1. Рябцева Н.К. Размер и количество в языковой картине мира // Ло­гический анализ языка. Языки пространств. М., 2000.

2. Санников В.З. Русская языковая шутка. От Пушкина до наших дней. М., 2003.

3. Руденко Д.И. Имя в парадигмах философии языка. Харьков, 1990.

4. Теория функциональной грамматики. Качественность. Количе-ственность / Под ред. А.В. Бондарко. СПБ, 1996.

5. Милевская Т.В. Связность как категория дискурса и текста. Ро­стов н/Д, 2003.

© И. В. БЕЛЯЕВА,

кандидат филологических наук

Ростов-на-Дону [79]

М.Н. Крылова

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 181; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!