Психология спорта — особая область.



Спортсменам нужна особая подготовка. Перед соревнования­ми, к примеру, они работают как звери. А занимаются они под руководством таких тренеров, которые достаточно хорошо ори­ентируются в психологических законах тренировки, связанных с преодолением предстартовой лихорадки, в законах, которые тре­буют воспитания волевых качеств спортсмена.

Что такое воля? Хорошо известно, что можно иметь одни и те же природные предпосылки физической деятельности и не ис­пользовать их, если не иметь некоторых эмоционально-волевых качеств.

В репортажах пишут: упорство, смелость! Это все психологи­ческие категории. А как их учитывать в процессе тренировки? Как подвести спортсмена к «пику» этих качеств в момент ответствен­ных соревнований?

Кстати, одна из важнейших проблем психологии спорта — это выяснение психической «надежности» спортсмена в различных соревнованиях, т.е. психической основы устойчивости результа­тов.

Вот еще одна» область психологии, и множество людей у нас и за рубежом в этом плане работают.

Я вам обрисовал достаточно широкую картину областей, в ко­торых требуется знание законов деятельности и сознания человека.

Надо прямо сказать, что мы с вами хорошие практические психологи. Можно не знать, как знаменитый мольеровский ге­рой, что проза называется прозой. Можно не знать, что называет­ся психологией, но постоянно ею пользоваться.

 

Что такое житейская хитрость? Это учет психологической си­туации, когда можно «обвести» кого-то. Следовательно, в опреде­ленной ситуации вы применяете свои приемы, хитрости, прини­маете во внимание возможности, уровень нравственного и интел­лектуального развития другого человека. Если бы вы не учитывали этого, как бы вы могли его провести?

Итак, обманные движения совершаются с учетом психических качеств другого человека. Это практическая психология. Вы гово­рите с другим человеком, точно ориентируетесь на его настрое­ние. Когда вы учитываете настроение другого человека, то посту­паете как практический психолог.

Настроение — это психическое состояние человека. Вы можете умело пользоваться признаками изменения настроения или скры­вать свое настроение, соответствующим образом организуя свое поведение, мимику и т.д. Это тоже практическая психология.

 

В жизни мы все практические психологи по одной простой причине, что нельзя общаться и жить, не учитывая особенностей личности, характера, отдельных сторон психических процессов других людей и самих себя.

Вот, например, вы знаете, что у вас в отличие от другого зри­тельная память лучше, чем слуховая, поэтому говорите: «Мне луч­ше прочитать, чем услышать». Это практическая психология, так как понятия зрительной и слуховой памяти — это чисто психоло­гические понятия.

В принципе мы с вами знаем, как ориентироваться в психи­ческих качествах и особенностях других людей. И ориентируемся в этом. До поры до времени этого бывает достаточно.

Практическая психология развита очень сильно. Она везде: и в производстве, и в быту, и в школе, и в самых различных областях нашей жизни. Спрашивается:

 а зачем нам научная психология и куда она ведет?

Пока мы можем портить настроение друг другу сколько хотим, тратить свои психические ресурсы, как хотим, мириться с тем, что на каждого умного по дураку, пока мы видим и терпим, как часто судьбы людей ломаются из-за их эмоционально-нравствен­ного краха, никакой науки не надо. Всякая наука возникает тогда, когда становится слишком дорого использовать те или иные ре­сурсы (как материальные, так и духовные).

Практический ум и практические знания — очень хорошие вещи. Но практика сама по себе никогда не может найти нормы, адек­ватной рациональному употреблению вещей. Для этого нужно производить расчет в широком смысле. Для этого нужно знать, с чем вы имеете дело, в чем причина неполадок в течении дел, т.е. создавать свою теорию предмета.

Когда начинается строительная механика? Когда нужно рас­считать, сколько нужно материалов, чтобы строить все больше и больше зданий и помещений? Теория строительного дела возник­ла тогда, когда возникла необходимость массовым образом стро­ить жилища, возводить общественные здания при минимуме зат­рат.

Сейчас наступил тот период в человеческой деятельности, когда по отношению не только к внешним вещам, но и к самому себе человек должен обратиться с вопросом: а рационально ли он ис­пользует свои душевные возможности? Рационально ли исполь­зуются сознание и деятельность людей? Это вопрос о том, как построить научную психологию.

Жизнь показывает, что используется все крайне нерацио­нально.

Я буду очень критичен к той области, которая называется пре­подавательской. Учимся мы предельно нерационально. То, как учат вас, школьников, да и меня в том числе, — это же, я бы сказал, способы «времен Очакова и покоренья Крыма»! Это дикость!.. А что делать? А что такое учение? А как наше сознание работает в процессе учения? И что такое рационализация нашего сознания в учении?

Когда-то можно было учить не всех, а выгонять из любого класса школы (в «ремесленное отправлять»). Помните это знаменитое вы­ражение? Раньше говорили: «В пастухи пойдешь!» И можно было посылать в пастухи. Вот тогда не нужно было никакой науки об учении. Понятно почему: не учишься — отправим куда надо. Мож­но было учить, как бог на душу положит. А тот, кто не учится — он сам и виноват, благо есть куда его «спихнуть». А сейчас по­смотрите. Куда его «спихнешь»?

Как быть? Вот здесь дает осечку практическая педагогическая психология.

Ну как учитель может знать, в чем там дело у Иванова, почему он не желает учиться, почему он немножко «кумекает» по физике и ничего не понимает в химии? Практически учитель знает, раз­личает. А что за этим лежит? Как только нужно учить всех, возни­кают два вопроса: а можно ли учить всех и как это делать?

Ни одна практическая психология на этот вопрос не ответит. Здесь необходимо теоретическое представление о предмете. А с то­чки зрения теоретического представления о предмете многие орга­низационные формы преподавательского процесса оказываются малоэффективными.

Вот вам парадокс — учат тысячи лет, но лишь сейчас, бук­вально в последние десятилетия, сложилась ситуация, когда от практической психологии в области преподавательской деятель­ности мы вынуждены перейти к вопросу о том, что за этим ле­жит, т.е. к построению психологии учения.

Аналогичная ситуация наблюдается также и во многих других областях.

В качестве примера возьмем производство. Многие столетия в производстве не учитывали каких-либо специфических научных сведений о субъекте труда. Во многих областях труд был малоква­лифицированным. Законы мастерства осваивались очень медлен­но. Мастером человек становился через пятнадцать, порой двад­цать лет работы. Мастером он становился путем медленного, упор­ного приспособления к законам мастерства. И не всякому это уда­валось.

Технический прогресс, безусловно, связан с наукой (кстати, требуется высокая квалификация рабочей силы, смежность про­фессий, быстрый переход от одной профессии к другой), а кроме того, он требует гораздо быстрее осваивать законы мастерства. А способен ли человек к овладению несколькими профессиями? А каковы законы отдельных профессий, которые должны быть совмещены в деятельности одного человека? А как быстро можно освоить мастерство?

Практическая психология помочь здесь не может. Вот еще один хороший пример.

Труд прядильщиков ковров связан с особой чувствительнос­тью к оттенкам цвета, потому что ковры — это цветовые гаммы. И с хорошим чутьем, помогающим понять, какая цветовая гамма при нарушениях технологического процесса не портит качества, т.е. эстетически допустима, а какая является браком.

Эти вопросы решают очень опытные специалисты: либо в ОТК, либо в процессе производства сами работницы. И когда интересу­ешься тем, каков у них стаж, они говорят: «Десять, пятнадцать лет».

А приходят устраиваться на работу молодые девушки. Что же им десять, пятнадцать лет учиться?! Да, если их мастерство будет формироваться стихийно, путем медленного накопления опыта. Но есть и другой путь. Психологи выясняют восприятие, какого типа гаммы и цветового различия требуется от мастерицы высо­кого класса. Обследуется сам мастер. В результате выясняется, что нужно различать такие-то часто встречающиеся гаммы, на таком- то уровне и с такой скоростью. Модель есть. Возникает вопрос: а как научить молодых работниц этим умениям быстро? Это уже исследовательская тема. И она решается.

Сейчас производительность труда в значительной степени свя­зана не только и не столько с материальной его организацией, сколько с рационализацией деятельности самого субъекта труда. Для этого нужны правильные приемы работы, правильная органи­зация рабочих навыков, определенная направленность сознания.

Я вам привел много примеров, для того чтобы подойти к од­ной простой и ясной мысли: возможности практической психо­логии в значительной степени исчерпаны. В организации жизни, деятельности, сознания современного человека нельзя опираться лишь на данные практического психологического опыта. Необхо­димы точный расчет, интенсификация процесса организации де­ятельности и сознания, и, следовательно, нужна теоретическая наука. Вот почему психология превращается из практической в научно-теоретическую дисциплину.

Правда, есть одна сфера, которая сохраняет свое значение в плане практической психологии. Это сфера искусства.

Художник, я имею в виду не живописца, а в широком смысле слова деятеля искусства, — это практический психолог, но совер­шенный практический психолог. Любой художник на эмпиричес­ком, жизненном опыте овладевает тайнами человеческой психи­ки. Но это не ученый.

Я думаю, что вы понимаете различие между эмпирическими жизненными закономерностями и их теоретическим истолкова­нием, пониманием.

Художник, будь то музыкант, живописец, ваятель, театраль­ный деятель, особенно литератор, — это всегда человек, изуми­тельно ориентирующийся в законах человеческого поведения. Он описывает это, он показывает деяния людей, их помыслы с глу­боким проникновением в их закономерные и необходимые осно­вания.

Но это практическая психология. Правда, художник — наилуч­ший практик-психолог, но все равно он практический психолог. И кстати, чтобы совершенствоваться в практической психологии, необходимо иметь познания в искусстве, особенно в литературе, художественной литературе. Но и здесь есть пределы. Художник, особенно литератор, умело раскроет эмпирические закономерно­сти: например, он хорошо отразит причины появления тех или иных настроений у людей в определенных ситуациях, но этим и ограничится.

Ни один литератор не укажет вам, в каком направлении, в каком плане — рассчитанном плане — нужно менять ситуацию, чтобы управлять настроением. Для того чтобы знать, что делать, чтобы менять, нужна теоретическая научная психология. Расчет, а не просто громадный, пусть глубокий, практический опыт.

А с точки зрения практической психологии, конечно, Л. Н. Тол­стой — «будь здоров» человек! Если вы будете читать «Анну Каре­нину», обращая особое внимание на характеристики психических состояний человека, то вы приобретете громадный практический опыт.

Л.Н.Толстой не был ученым, но зато был великим художни­ком, и некоторые специалисты считают, что описание поведения и состояния Анны Карениной, перед тем как она бросилась под поезд, является точнейшим изображением той картины возник­новения помешательства, которую в свое время очень хорошо ос­ваивали врачи-психиатры и ученые-психологи. Это описание, ко­торое ученые могут анализировать как действительно жизненно правдивую картину.

Можно приводить массу примеров. У нас обычно ссылаются на высочайший психологизм Ф.М.Достоевского. Действительно, Ф.М.Достоевский, как никто в последнее столетие, показал ре­альность разорванного сознания человека, сознания, которое ве­дет к противоречиям в самом себе и не может их разрешить.

Безусловно, картины трагизма человеческого сознания у Ф. М.Достоевского даны очень сильно. Ф. М.Достоевский как ху­дожник описал, показал этот трагизм, связал его с ценностями моральными, но почему трагизм сознания существует, и главное, при каких условиях этот трагизм можно «снять» и сделать созна­ние целостным — это может установить только научная психоло­гия. Хотя не исключено, что она будет использовать громадный опыт, накопленный в художественной литературе.

Подчеркивая значение практического психологического опы­та, необходимость его накопления и классификации и отмечая особое значение искусства, и особенно литературы как копилки практического опыта, можно сказать следующее.

В настоящее время во всех областях жизни уже недостаточно практической психологии, необходима наука о том, что такое деятельность и сознание, что такое психика, каковы взаимосвязи отдельных психических процессов.

 Это нужно, к примеру, для того, чтобы понять, что два субъекта, встретившись, оказались несчаст­ными, потому что они разные и несовместимые индивидуально­сти либо они просто эмоционально глупы.

 В первом случае, ко­нечно, личностная трагедия неизбежна, так как ни одна наука не может совместить того, что реально несовместимо. Но психология эмоций, изучившая эту область и дающая ряд советов по воспита­нию чувств, может помочь людям уходить от тех трагедий, кото­рые не предусмотрены несовпадением индивидуальностей, а про­сто являются плодом психологической неразвитости.

Несчастные люди встречаются нередко, и часто причины несчастья — это ре­зультат психологической неразвитости или действительно глубо­кой жизненной несовместимости.

Психология, в частности психология эмоций, чувств, особен­но в сложных областях нашей деятельности, настолько запутана и, к сожалению, порой поэтизирована, что особой помощи в прак­тическом плане оказать не может. Поэзия только эстетически нам может помочь.

Для того чтобы разобраться со всем этим, нужна научная пси­хология.

 

Я хочу особо подчеркнуть, что изучение поведения человека, которое должно нам позволить управлять этим поведением и ра­ционализировать наше поведение, имеет и отрицательные послед­ствия.

Понимаете, какая вещь. Иногда думаешь (а мне, как профес­сионалу-психологу, приходится так думать):

а может быть, хоро­шо, что мы не умеем управлять поведением человека с научной точки зрения? Уж пусть люди с большими издержками, но живут по своим, Богом и природой положенным законам. Почему такая мысль возникает?

Все дело в том, что в последние десятилетия возник ряд обла­стей нашей науки, которые приводят или могут привести к страш­ным последствиям — к манипулированию людьми и их сознанием.

                   /ПВГ МАНИПУЛЯЦИЯ /

 

Есть такая область — психофармакология. Она изучает то, как различные специальные препараты меняют и поведение, и со­знание, и чувства, и отдельные психические процессы. Люди с такими препаратами знакомы давно. Что такое гашиш, вызыва­ющий галлюцинации? Это особый препарат, меняющий харак­тер сознания человека. Опиум — тоже одна из разновидностей препаратов, способных изменить сознание. Восточные культуры использовали эти препараты (назовем их так, хотя это естествен­ные лекарства. Или, вернее, не лекарства, а именно препараты, потому что они могут быть и не лекарством) для построения довольно сложных схем поведения и оценки самого себя. Это мощное «лекарство», которое приводит к таким изменениям нервной системы и психической деятельности, которые позво­ляют определенным социально-элитарным группам управлять населением.

Наивно думать, что алкоголь из лекарства, которым, кстати, он был в свое время, стал социальным злом лишь потому, что кто-то пристрастен к этому зелью. Это глубокая ошибка.

Все дело вот в чем. Психологический механизм действия алко­голя был учтен социально, и, пользуясь этим механизмом, стали спаивать людей. Вам, конечно, известны примеры, когда колони­заторы спаивали целые племена для решения своих корыстных задач: алкогольная политика всегда была именно политикой-ма­нипулированием определенными слоями населения.

 Злоупотреб­ление алкоголем есть определенное самоманипулирование чело­века, которое тоже социально поддерживается.

 Чего же человеку не хватает в реальной жизни, в реальных отношениях, чтобы его могли доводить до такого состояния, когда он начинает манипу­лировать собой? Не действовать, а именно манипулировать, т.е. человека с определенными целями используют как средство для достижения чего-то.

Как видите, человечество давно стало на путь психофармако­логии, если под психофармакологией понимать всю систему вве­дения каких-то препаратов, позволяющих менять психические со­стояния, а затем, пользуясь этим, манипулировать людьми.

Простейший пример, хрестоматийный: когда для того, чтобы человек совершил преступление, его спаивают, происходит чис­тая манипуляция. В нормальном состоянии человек не может это­го сделать, а будучи опьяненным — способен.

Это жестокая социальная практика. В газетах вы могли прочи­тать (юристы порой приводят эти данные), что значительная часть преступлений совершается пьяными людьми. Это страшно. Ясно, что используется «лекарство», для того чтобы лишить человека личности и воли.

Возникла целая область психофармакологии, где ученые-био­химики, ученые-физиологи, ученые-психологи, психиатры, со­циологи специально изучают воздействие на нервную систему, на нашу психику целенаправленно придумываемых препаратов. На­пример, таких препаратов, которые могли бы, сохраняя у челове­ка полное сознание (человек полностью ориентирован в ситуа­ции), лишить его воли. Организовать поведение таким образом, чтобы человек действовал только по системе предписаний друго­го человека.

Есть средства, которые подавляют чувства, кстати, мы ими пользуемся. Даже в широкую аптечную практику введены некото­рые лекарства, которые мы применяем, чтобы снять нервное со­стояние. «Валерианка» тоже такую функцию выполняет. Сейчас, например, «тазепам» или «феназепам» прямо вмешиваются свои­ми химико-физиологическими свойствами в область эмоциональ­ной жизни человека. Человек чувствует себя, конечно, спокой­нее, увереннее. Прежде чем выйти на какое-нибудь ответственное дело, он проглотит таблетку. Это тоже манипуляционный момент. Спрашивается, а что вам нервничать?!

 

Возьмите себя в руки, дей­ствуйте. Зачем лекарство? Не хватает сил. Опять психофармаколо­гический прием. Вредный не в частном применении, но страш­ный, если это превращается в систему.

У нас даже молодые люди теряют хороший сон. Пожалуйста, в их распоряжении — система снотворных. В старости это вообще, видимо, не страшно, тут, как говорится, деваться некуда. А когда это употребление идет смолоду и систематически, то приводит к тяжелым последствиям. Человек уже не может естественно полу­чить тот нервно-психический отдых, который ему необходим. Кста­ти, меняется и система сновидений при принятии снотворных. Это тоже манипуляция.

Почему я сказал, что теряется система нормальных сновиде­ний? Сновидения выполняют важнейшую функцию в нашей жиз­ни. Без сновидений мы не можем быть нормальными людьми. Сно­видения есть особый способ разрешения в условном плане неко­торых жизненных ситуаций, которые мы порой и не можем раз­решить в реальности. Но если мы это делаем в сновидении, то получаем бессознательные ориентиры в реальной жизни.

Сновидения выполняют особую роль, а когда применяют сно­творное, как показали современные психофизиологические ис­следования, мы нарушаем свойственные своей индивидуально­сти, собственному психическому складу сновидения и тем самым в конечном счете дезориентируем себя в повседневной жизни.

Как видите, открытие законов управления поведением людей имеет и свои отрицательные стороны. Психофармакология, зада­чи которой чисто медицинские (в частности, некоторые психозы лечат при помощи таких лекарств), также имеет свою отрица­тельную сторону.

А если в будущем мы откроем природу способностей, законы активного формирования высших уровней мышления у большин­ства населения? К чему все это приведет?

Понимая одно простое обстоятельство, что сейчас нужно знать законы деятельности, поведения и сознания людей, вместе с тем нужно иметь в виду, что знание этих законов и воздействие на людей с помощью понимания этих законов должно быть разум­ным, рациональным и человечески гуманным.

Подлинные возможности психологии, и в частности раскры­тие психических резервов человека, должны быть связаны с гу­манным обществом. С этой точки зрения перспективы нашей на­уки и возможности использования данных психологии, конечно, зависят от перспектив развития нашего общества.

Зачем психология учителю или педагогическому деятелю?

Видимо (я делаю акцент на слове «видимо», так как всегда нужно подходить к делу осторожно), одной из причин порой ка­тастрофических последствий общения учителя и ученика являет­ся то, что учитель не знает психологии ученика. Возникают конф­ликты. Они между преподавателем и учениками очень часты. Иногда это просто неучет возможностей учеников. Все часто проистекает из-за того, что учитель не знает и общих законов психического развития человека и не владеет средствами оценки индивидуаль­ного своеобразия учащегося. А действовать можно лишь с учетом индивидуальности.

Я не хочу преувеличивать, есть многие другие трудности орга­низации преподавания на всех уровнях, но одна из самых суще­ственных трудностей связана с низкой психологической культу­рой подготовки учителя. Поэтому даже то, что читается в этих курсах — курсах общей, а затем педагогической и возрастной пси­хологии, необходимо для профессиональной ориентации.

К сожалению (р течение многих лет я не могу сделать никаких благоприятных выводов), у учителей слабая педагогическая под­готовка.

Для того чтобы врача, медика, допустить к больному, его учат не только симптоматике, применению фармакологических средств, но и фундаментальным основам анатомии, физиологии, психо­логии, патофизиологии, чтобы он разумно относился к боль­ному.

 

В отличие от медиков вас не учат обращению с человеком. При этом вас учат словесно, читая вам лекции. Учителю нужно быть не житейским психологом, а практиком-психологом, но на науч­ной основе.

Это значит, что учителю прежде всего нужно уметь вести пси­хологические наблюдения. Этому надо специально учиться.


Дата добавления: 2018-10-25; просмотров: 125; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!