PS. Жора – Георгий Александрович Чуич ушел от нас в мае 2013 года. 117 страница
Всё это меня веселило. Воспитательный процесс! И притирка. Мы же с Тиной знакомы едва-едва! Наш пуд соли ещё ждёт нас. Видимо, поэтому она и напомнила мне о ней.
Пива! Не забыть пива – вот тревога!
И само собой разумеется – наша камера-сканер! Запасные батарейки, аккумуляторы, телефоны, ножи… Ножи – Тинкина страсть! Однажды я был свидетелем, как она…
Впрочем, не в этом дело. Мы ведь едем не упражняться в метании, цель экспедиции ясно прописана у нас в голове: лоно цивилизации, место силы! Силищи! Нам позарез понадобилось поле этого места, этой силы! Есть ещё порох в пороховницах? И если есть…
- Женщина на корабле, - ухмыльнулся Жора, - сам знаешь…
Я промолчал.
- Зачем ты её берешь?
Я не собирался отвечать: решено!
Так вот, мы надеялись, что это биополе подарит нам ещё один шанс напитать наши клоны… И самим пропитаться!
Вавилон!..
Вавилон завладел Тиной, как… Одно только это слово выветривало из неё всю её демократическую сдержанность, превращая её в ураган, в смерч, даже в смерч.
В царицу! Не меньше!..
У меня не было выбора… Мы выехали до восхода солнца. Тина за рулём.
Вы бы видели её глаза, её губы, когда она говорит:
- … сделать несметное количество кирпичей и затем обжечь их и сегодня нелёгкий труд, а для тех, кто нашёл в земле Сеннаар равнину для строительства башни высотой до небес…
Само собой разумеется, что счастье без труда для Тины – не счастье! Но для того, чтобы убедиться в этом не обязательно надо переться в Багдад. Нынешний Багдад – это ад. Ад кромешный!..
|
|
|
- Багдад прекрасен! Не обижай мой Багдад, - полоснула меня взглядом моя спутница, - здесь каждая пылинка бесценна.
Отсюда до Вавилона рукой подать…
Какое же это наслаждение – после жаркого свиста и воя палящего ветра, после тряски и грохота камней по днищу машины окунуться в тихие прохладные воды седого, измученного временем и до сих пор величавого Тигра! Точно так же здесь, возможно, плескался и Гильгамеш! Или Навуходоносор. Или даже Хаммурапи со своей Семирамидой.
- Аметис, - восстанавливает справедливость Тина, - её звали Аметис!.. Неееуч!.. – поёт она, фыркая и с визгом взбивая воду вокруг себя.
Она резвится как ребёнок, ныряет, выпрыгивает из воды…
Прекрасно!
Я не мог налюбоваться. Никто бы не мог!
Прекрасный прожит день! Дальше выехали, когда тени уже вовсю поползли. И, конечно же, говорили о Боге. Молчать было просто невмоготу.
- «… и сделаем себе имя, - читаю я, - прежде, чем рассеемся по лицу всей земли… На всей земле был один язык и одно наречие...».
Я смотрю на Тину: что она скажет про язык и наречие? Она говорит:
- Ты разницу между языком и наречием понимаешь?
- Вот, - говорю я, тыча ей сияющим как большой светлячок aйфоном, - тут так написано.
|
|
|
- Хм! Писаки…
- Зачем было пыжиться с этой башней. Это ж сколько кирпича пошло на её строительство?
- Восемьдесят пять миллионов, - невинно округляя глаза, сообщает мне Тина.
- Сколько?!. Это же…
У меня перехватывает дыхание.
- А какие вереницы рабов таскали его до самого неба! Или рабов тогда ещё не было и в помине?..
- Рабы? Рабы всегда были и будут. Разве вы и сегодня не рабы? – спокойно, как о само собой разумеющемся факте, поясняет Тина.
Я, поражённый, молчу.
- А в те времена были уже статьи, защищающие рабовладение. Но и рабов! И наказания: за пособничество бегству рабов – смерть!
- Надо же!
- А ты знаешь что существует несколько преданий о Башне? И что согласно одному из них башню строили не в форме «перста», а в форме «зиккурата». Это не спиралеобразный «перст», как любят изображать историки и художники. Это пирамида без верхушки. Наверху площадка со святилищем. Как у майя. Видишь, как все переплетено? Но «зиккурат» не строили из кирпича. Значит?.. Ну?... Было две башни.
Две, так и две…
Жора был против нашей поездки. Я вдруг вспомнил, как он предупреждал:
«Там смертельно опасно! И с Тинкой, знаешь…».
Но не упадёт же этот вавилонский кирпич мне на голову! А с Тинкой - я знал: надёжно! Жора, конечно, волновался за Тину – неблизкий путь, да и места пустынные… И война, и война… Мин насыпано, как звёзд на небе…
|
|
|
Бабах – и в дамках!..
- «… вот один народ, - снова читаю я, - и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать… сойдём же и смешаем там языки их…».
- Зачем ты мне всё это читаешь? Я до стёклышка знаю всю эту историю с языками, - выпевает мне Тина, искусно объезжая трепыхающийся пластиковый пакет. – Вы и тут наследили. Признаки вашей цивилизации, однако, - возмущается она.
Откуда же мне знать, что ты знаешь?!.
- Развлекаюсь, - язвлю я, - И развлекаю тебя. Ты же не дашь мне порулить?
Тина не слышит. Делает вид, что не слышит!
- И вообще я за рулём молчу, - затыкает мне рот.
Вскоре я это пойму - она пропускает мимо ушей то, что считает глупостью.
- Потому, что думаю, - не отрывая глаз от дороги.
Я закрываю книжицу, откидываюсь на спинку сидения, мы молчим. Ладно, думаю я, не хочешь слушать – не надо. Я же не только тебе читал, мне и самому было интересно. Подремлю хоть… Глаза устали… Ну, и дорога – стиральная доска! Собственно, никакой дороги и нет – пустыня!
|
|
|
И теперь ясно, что оказией-то оказывается не Тина, а я! Я – в оказии!
Мне удаётся на пару минут прикорнуть… Протираю глаза… Я слышу:
- "как можно спать на такой дороге..."
Я? Сплю?!.
Не могу взять в толк, мне ли она это говорит.
- Тебе, тебе, - уточняет Тина, - не спи… Нельзя спать на такой дороге – голову расшибёшь.
Её возмущает и то, что я не всегда…
Да ты же сама не даёшь мне проходу! То тебе дай Бермуды (что если рядышком Атлантида?), то Антарктиду (где-то там вход в параллельный мир) или Стоунхендж, или Конарак, то ли даже Кайлас…
Не далее как неделю назад мы вернулись из Мачу Пикчу…
У неё, видите ли, свои взгляды на инков. Да, пожалуйста: уточняй свои взгляды, выверяй, сопоставляй, развивай…
То ей подавай пещеры Кумрана!
Ну, какие могут быть новые взгляды на эти допотопные свитки ессеев?!
Я включаю приемник. Туристическая компания с нелепым названием «Сизиф» заманивает красотами пирамид.
- Пирамиды, - цепляюсь я за возможность порассуждать, - пирамиды –конечно! В пирамидах, как в капле воды… Надо отдать должное и Хеопсу, и Хефрену…
- Ты это во сне?
- С тобой разве уснёшь! - бурчу я.
- Where were we? – спрашивает Тина.
Ты спроси, где мы с тобой только не были!
Теперь вот Вавилон!
Даже не верится, что мы несколько часов назад купались в водах Тигра. Вполне допускаю, что эти воды помнят и царицу Савскую, а возможно, и царя Соломона. Наверняка они тут уединялись в тени кедров, чтобы решать свои царские дела.
- «… и рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город (и башню). Посему дано ему имя Вавилон…».
- Почему? – спрашиваю я.
Тина за рулём – молчун. Она снова делает вид, что не слышит меня: песок есть песок. А о чём она думает, когда не слышит меня?
Иногда она напевает.
Я закрываю все окна джипа, включаю кондиционер. Мне кажется, мы не едем, а едва ползём.
- И это – дорога? – спрашиваю я. – Хочешь, поведу я.
Тина косится на меня, хмыкает. Она только сбавляет скорость и тот же час снова давит на газ: нельзя тормозить! Впечатление такое, что Тина выросла из этого моря песка!.. Эх, как лихо она управляется с джипом! За нами – густая серая стена пыли!
Вой ветра.
Мне достаточно и жары, и этого белого солнца, и этой пыли, и… Хоть в платок кутайся!.. Мы и кутались.
За время нашего недолгого знакомства (каких-то дней триста, по сути - считанные часы!) я твёрдо усвоил одно – Тина… Она… Ей… С нею…
Это слово, которое я выискиваю в сейфах собственной памяти, чтобы назвать Тину Тиной так истоптано, истерзано, издёргано, обветшало и сплющено…
Всё земное с нею – померкло… С тех пор, как она однажды произнесла своё беспрекословно-безаппеляционное «у тебя же совсем нет людей!», я, не переставал думать об этом. Признаюсь: я был ошарашен. Она просто вставила мне по спичке в каждый глаз: присмотрись!
Как так «нет людей»? Каких ещё людей? Их полным полно! А Жора, а Юля, а Юра, а…? Их уже столько… От них просто…
- Да нет, это же… Это не… Ты для кого строишь свою Пирамиду?
Хм! Разве до сих пор это не понятно? Для них же, для всех, для людей! Для всех этих убогих и сирых, и слепых, и горбатых…
- Нет! – Тина, точно клинком, срезала мой ответ. – Для себя!..
- Хох! Ну как же?!..
- Гордыня, серая гордыня завладела тобой… Тобой и твоими жорами и юрами, и юлианями…
Она улыбнулась:
- Это же видно и без очков! В самом деле, я советую вам…
Вот с этих самых «я вам советую», я и поплёлся за нею… Прилип, прикипел… Как за сталкером. С каждым шагом, разбрасывающим для меня свои гайки с тесёмками – сюда можно! А сюда – ни-ни! Я не мог объяснить себе этот безмятежный порыв лягушонка, беспрепятственно и настырно лезущего в пасть этой змеи. Да-да, именно – сталкер! Именно – в пасть! Она играла со мной как кошка с мышкой. Блестя своими ореховыми глазами… Котяра! Да, было в её повадках что-то кошачье, цепляющее, не дающее передышек. Она словно сбросила меня в эпицентр минного поля – иди! И я посмотрю, что с тобой будет с первым твоим шагом. Без меня! Вот я и… прилип! А как же – шаг влево – огонь, шаг вправо – и крышка. Она не давала мне права на ошибку. Aut – aut! (Или – или!, лат.). Что значил этот её «aut» к тому времени я уже себе представлял – строжайший порядок и беспрекословное доверие её словам и поступкам. Подчинение, примус? Нет! Доверительность и, если хотите, - почитание. Ага! Она требовала почитания. Это даже было не требование, а предложение, но жёсткое, если не жестокое предложение. Стиль отношений! Из тех, где le style c’est l’ame (стиль – это душа, фр.). Стиль - как порядок вещей! Вот – порядок!..
Я, как любой нормальный мужчина, в поисках той или иной степени свободы, пытался выскользнуть из-под её жёсткой опеки. Я же не какой-то там подкаблучник!
- Иди, - просто предоставила она мне право выбора.
Оставив меня, я понимал, на минном поле.
Но вы бы видели эти глаза!.. Так тигрица смотрит на жертву. Не на ту, которую хочет запугать, но на ту, у которой нет выхода: я хочу есть!
Я ещё трепыхался: никакая я тебе не добыча! Тина только хмыкнула.
- Своё решение я тебе сообщила. Разборок больше не будет. Я переверну эту страницу…
- А моё право, моё право на ошибку?! Нельзя же без права, без права и правил!
- … без разборок и предупреждений, - ясно заявила Тина, - dixi (я сказал, лат.).
Конечно же, для меня это был шок. Вот такой она мне предложила стиль сотрудничества: le travail est un frein (труд – это узда, лат.).
Мой отпор, сопротивление и нежелание быть подмятым, ломка моих внутренних установок, касательно свобод и мужского честолюбия не возымели никакого видимого действия, хотя я и предпринимал попытки вырваться из этой узды. Тина только щурила свои редкие в мире орехово-зелёные роковые глаза и уже даже не ухмылялась.
- Но своими правилами и напоминаниями о том, что я время от времени допускаю промахи, ты просто добиваешь меня, говоря горбатому, что он горбат.
- Не спекулируй своим горбом – просто выпрямься, выпрямься!..
С тех пор…
Dura necessitas! (Суровая необходимость! Лат.) – признал я. Добавить нечего!
- Скажи мне, - спросила она, - что является действительно ценностью в твоей жизни? Мерилом успеха?
Я, помню, что-то промямлил, мол, вот эта сиеминутность, а успех – пучок сена перед носом…
- Осла? – уточнила Тина.
Я даже не кивнул в ответ. И не дал себе труда сформулировать своё представление об успехе.
Разговор, содержание которого я передаю лишь вкратце, тогда чрезвычайно меня потряс! И оживил, и оживил: у меня появилось второе дыхание! В самом деле – я вдруг почувствовал в себе избыток энергии, прилив свежих сил… Я выпрямился!.. Выпрямился!.. И вот…
Cest la vie (Такова жизнь, фр.).
Я спрашивал себя, верно ли я определился с ценностью собственной жизни и с кем я хочу разделить свой успех?
«…и никогда в твоих карманах не заводятся деньги - потому что там по пять дыр в каждом - для каждого из пальцев, и не задерживается там звонкая монета. Зато так приятно, когда она звучно падает на асфальтовую шкурку и катится, щекоча его грубую спину... И люди смеются, и находятся такие, кто поднимает копеечку и бежит следом . "Вы обронили..."
Я не обронила... Я посеяла...».
Вот – успех: «Я посеяла…»!..
И молчание, и молчание… Как принцип поведения. Никаких пояснений! Молчание даже самому себе, для себя и в себе!
Вот вершина успеха!
Мне даже пришло в голову – мужчина! Странно, странно всё это… Я не понимал: при чём тут половая принадлежность?
А кто я для неё?!.
Тина как-то произнесла мимоходом, что… Собственно, это уже не имеет никакого значения.
Джип аж вибрирует под ударами встречного ветра! Как парус.
- Ты не могла бы ехать помедленнее, - прошу я, жуя орешки, - того и гляди…
- Не волнуйся, - говорит Тина, - всё под контролем! Воду передай.
Да уж, контроль что надо!
Отвинтив пробку, я даю ей пластик с водой. Она пьёт, не сбавляя скорости, отдаёт мне воду, я тоже делаю пару глотков. От этих орешков першит в горле.
И вот же не лень ей тащиться на другой край земли, чтобы показать мне, незрячему, её глазами… Я это утверждаю: ей не лень! Я даже не знаю, знает ли она, что такое лень!
Так кто же я для неё?
«У вас нет людей»!.. Надо же!..
Каких-то около ста километров - и мы в столице Вавилонии! Баб-илю – значит «Врата Бога». Хорошенькие врата – пустырь, песчаные холмы, редкий кустарник… Хорошо Бог устроился! Тук-тук, можно к Вам, Боже?
Руины Бабилона…
«Хаммурапи завоевал Шумер и стал властелином Шумеро-Аккадского царства… Он провёл важные реформы, подчинил себе храмы, упорядочил сбор налогов и создал единую судебную систему. Законы Хаммурапи стали…».
- И где теперь эта важность? – спрашиваю я.
Тина не отвечает, рассматривает карту города, которого нет.
- Помоги мне, пожалуйста, - просит она, - подержи карту. И перестань грызть! Как суслик!
Меня просто поражает её «Помоги мне…»! Я ещё ни разу не слышал, чтобы Тина просила меня о помощи! Ни меня, ни кого бы то ни было. Её «Помоги мне…» - как песня, как трель жаворонка…
А всего-то и надо – подержать край карты, парусящий на ветру.
Да, пожалуйста!..
Я сую пакетик с орешками себе под ноги.
«…город был хорошо спланирован, улицы пересекались под прямым углом, а дома построены из сырцового кирпича, а фундамент из обожжённого…».
- Город как город, - говорю я.
«Затем были касситы, которых сменила династия Иссина с Навуходоносором, которого победил ассириец Саргон второй, построивший у южной цитадели Вавилона стену с круглой угловой башней и надписью: «К Мардуку! Великий Господин, божественный создатель, который живёт в Эсагиле, Господин Бибиля, его господин; Саргон, могущественный царь, Царь земли Ашшура, царь всех. Правитель Бабиля, царь Шумера и Аккада, кормилец Эсагилы и Эзида».
Сколько же их тут было! Царили! Ни стены, ни надписи…
«Сын Саргона Синнахериб полностью разрушил город и повернул на него воды Евфрата, чтобы смыть с лица земли».
- Ну и жарище, - ропщу я.
Тина снова не слышит меня.
Думает? О чём можно думать, когда того и гляди можно завалиться на бок или загрузнуть по самые уши в песке?!
- Вечером будем купаться в Евфрате, – произносит она. – Доживёшь?
А что остаётся?
- О чём ты всё время думаешь? – спрашиваю я.
И этот мой вопрос она подшивает в папочку к глупым. Подшивка толстеет.
«Его наследник Асархаддон восстановил и перестроил горол. Был построен и знаменитый зиккурат – Вавилонская башня».
Мы идем к великолепным развалинам. Перед самым входом Тина останавливается и жестом останавливает меня:
- Я хочу показать тебе мой Вавилон… Смотри. Слушай сердцем. А теперь-замри! Перед тобой врата Этеменанкис. Входи…
Я шагаю меж двух останков – бывших столпов Великих врат и пытаюсь проникнуться величием этих развалин….
- Вот, - говорит Тина, - зиккурат!
- Что «вот», - спрашиваю я, - где?
- Да вот же! – Тина гладит руками оплавленный неведомой силой и слизанный временем кирпич и вдруг прислоняется к нему щекой. – Здесь мой дом… Здравствуй!..
Она с непередаваемой нежностью гладит раненные стены, которые, кажется, замирают и сладко урчат под её ладонью. Захваченный её порывом и я подхожу к стене, прислоняюсь щекой. Не отнимая щеки и ладоней от стены, Тина смотрит на меня. Говорит:
- Город греха и разврата? Враньё! Никому не верь… Это был Город Богов!
А мне вдруг пришли в голову строчки из Библии: «…пал, пал Вавилон, великая блудница…».
- В нем, - продолжает Тина, - было столько святилищ и храмов, сколько нет до сих пор ни в одном городе мира. Мардук, Иштар, Нергал, Адади… земных божеств было около трех сотен и небесных – шестьсот. А сколько алтарей! Ты можешь себе это представить? Такое, конечно же, нужно было сравнять с землей, чтобы построить храм Бога Единого.
Она лишь на миг умолкает…
- Вот так… - повторяет она и прикрывает веки, погружая себя в те жаркие, плавящие даже каменные стены, суровые дни… И я тоже прикрываю веки, погружаясь вместе с нею. Такого душевного трепета, такой ласки и неги я давно не испытывал.
Индикатор биополя (я жужжу камерой) сперва был малиновый, а теперь – тёмно-синий… индиго… даже фиолетовый…
Затем я вижу, с какой невероятно-немыслимой нежностью она своими хрупкими, но и крепкими пальцами, пальцами лекаря, прикасается к зияющей ране стены… И, о чудо! – рана вдруг перестаёт кровоточить и затягивается на глазах… Даже боль уходит!.. А рана ластится и… урчит, заживая, под ладошкой Тины… И бинты – не нужны! И никакие самые белые-белые, самые что ни на есть престерильные бинты… Не нужны! Не нужны не только бинты, но и мази… Ни мази, ни примочки, ни спиртовые настойки с присыпками и примочками…
Даже никакие подпорки! Время повернуло вспять!
Ран как не бывало! Я вижу теперь это собственными глазами!
Стоит стена! Стеной!
Тина – лекарь!...
Экран сканера трепетно мерцает… Мириады… Переливы… Это надо видеть!... Полевые цветы на лесной поляне… Ни единой чёрной полосы, ни единой крапинки… И нет серого, нет такого привычного серого… Нет! Совсем нет! Периметр – нежно-жёлт…
И, конечно, запахи, её запахи… Я как конь расширяю ноздри, шумно тяну в себя эту негу, этот дурман… Закрываю глаза… Чтобы не сойти с ума… Чтобы не сойти с ума, я закусываю нижнюю губу, чтобы болью избежать умопомрачения. Полный транс, катарсис, абсолютная абстиненция…
Тина – как наркотик!
Прихожу в себя, открываю глаза…
- Не упади, - Тина держит меня за локоть.
- С чего бы? – молодцевато подбочениваясь, пытаюсь освободить руку от её крепких пальцев.
Удостоверившись, что со мной всё в порядке, она даёт мне волю.
И я ещё раз припадаю к стене щекой.
В знак благодарности!
За что, собственно?!.
Я не ищу ответа и на этот вопрос: Тинка – вот ответ! Если Тина так… Если она с таким трепетом и пиететом… Да-да, с таким пиететом…
«…пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы (Откровение, 18,2)».
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 189; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!