PS. Жора – Георгий Александрович Чуич ушел от нас в мае 2013 года. 112 страница
В тот год мы ещё были вполне уверенны… Оставался Кайлас. И, кажется, остров Пасхи. И ещё несколько мест… Мест силы! Та же Антарктида с её подземными городами и собственным солнцем над головой…
Мы просто не имели права не сопоставить нашу Пирамиду с Кайласом. Здесь ось мира! Как ось нашей Пирамиды сочетается с осью мира?! И сочетается ли вообще?
Чего я просил у этих мест силы – просветления? Благословения? Одухотворения? А, может быть, каплю покоя, который даже не снился?
Не знаю… Пожалуй, преображения. Да-да, точно-точно – преображения!.. Преображения!..
Словно адский голод гнал нас по этим бесконечным храмовым ступеням в разных концах света…
И ещё это смертельно-невыносимое… Набатное:
«Ваш мир как Колосс Родосский расколот.
Намечены два последние рубежа.
Прополото поле.
И вспыхнул последний сполох».
Тинкино…
Прополото поле?
Откуда в ней эта свирепая ярость? Эта яростная свирепость?!.
Пророческая…
Сполохами…
Расколот?!.
Я признал: выдохся, он просто выдохся…
Глава 18
- Такманду, Матканду, Катманду, - говорю я, - никак не могу запомнить.
- А мне нравится, - говорит Юля, - Кат – ман – ду!
Прежде чем карабкаться на Кайлас, мы решили покорить Джомолунгму – когда ещё представиться такая возможность? Эверест – это Эверест!
- Конечно, - радуется Юля, - конечно!
Её радует возможность побывать у Бога за пазухой!
|
|
|
- Может быть, там, - выражает надежду Юля, - мне удастся…
- Нам, - уточняю я, - нам удастся!
- Конечно, - соглашается Юля, - конечно, нам!
Она настойчиво просвещает меня в познании Кришны. Что если с высоты, с самой высокой в мире высоты (почти девять тысяч метров над уровнем моря), надеется Юля, ей удастся показать мне Его! Вот будет-то чудо!
- Этот твой Непал напоминает мне человеческий эмбрион. Тебе не кажется? Точь-в-точь как те наши наполеончики, ленины, сталины из наших «Милашек»… Тебе не кажется?
- Ничего подобного!
- Или разваренную сосиску!..
- С твоим воображением нужно книжки писать, - говорит Юля, - а не…
- А не что?
- Ты собрался?
- Давно!..
Если хорошенько присмотреться к этому Непалу, то мне он больше всего напоминает такой, знаете ли… да ладно… Об этом я Юле не говорю.
- Камеру ты возьмёшь или мне тащить?
Твоя камера, ты и тащи!
- Давай свою камеру!
А какие тут сборы: фотик, блокнот, ручка, нож… Нож нельзя! Я даже бритву с собой не беру. Да, аптечку! Не забыть аптечку! Жаропонижающие, антибиотики и сердечные, капли в нос, АТФ-лонг под язык, бинты, пластыри, спички, флакончик со спиртом, мази, нитки… Полный фарш! Фонарик!.. И без камеры ведь никак нельзя – она и камера, и сканер поля, два в одном.
|
|
|
- Тогда – вперёд! – командует Юля.
Телефон с подзарядным устройством!.. Вдруг позвонит Ната. Или Аня, Юра, Вит, Жора… Вдруг я ещё нужен кому-то – Ане… Мы не виделись с тех самых пор…
- Идём? – спрашивает Юля.
Или вдруг проклюнется Лёсик: «… ты мне вышли свои представления о…».
Он ведь и представить себе не может, что мы с Юлей…
- Присядем, - предлагаю я.
Юля улыбается, присаживается на краешек пуфика.
Султан предоставляет свой самолёт:
- I advise you to have… (Я советую вам взять, англ.).
- Полным полна уже наша коробушка, - смеётся Юля, - под завязочку! Спасибо, родной! Thank you, thank, thank…
- Рётной, – улыбается султан, осторожно беря своими пальцами Юлин локоть, - прафда?..
Юля кивает.
- Роднее не бывает!
К вечеру мы уже в Катманду. Тааак, что тут у нас?.. Прохладно. Собственно, у нас здесь нет никаких дел. Тем не менее, оформив требуемые документы и переночевав в каком-то отеле, мы отправляемся бродить по городу. Акклиматизация – дело серьёзное.
- Ты как? – спрашиваю я Юлю, когда она платком вытирает лоб.
- Прекрасно!
Прекрасно!
- Влажность высокая, - жалуется Юля, - и душновато. Тебе не кажется?
Высота – около полутора километров. Здесь не очень-то раздышишься.
- Давай свою камеру, - говорю я, - надо было не брать её с собой.
|
|
|
Юля жить без неё не может!
Климат здесь считается субтропическим, муссонным.
В Долине Катманду, говорят, живёт десять миллионов богов. Интересно, чем они тут занимаются. И как делят власть между собой. Монастыри, буддистские и индуистские храмы… Юля снимает, снимает… Малюсенькие уличные алтари…
- Вот же она, - восклицает Юля, - ступа Боднатах!
Мы обходим по периметру этот буддийский храмовый центр, напоминающий цирк и украшенный молитвенными флажками, как какой-нибудь линкор в День военно-морского флота.
Юля, переключив рычажок камеры, теперь сканирует поле ступы – вдруг обнаружится…
- Смотри, смотри, - говорит Юля, - глазами указывая на зелёное окно индикатора, - видишь… Я же говорила!..
И без индикатора ясно, что места здесь святые – места силы! А что говорить об этом храме, представляющем пространственную мандалу, символизирующую и землю (основание), и воду (свод), и огонь (шпиль), воздух (вон тот зонтик), и даже небо – вон тот бельведер! Тринадцать ступенек шпиля – шаги к Нирване! Вся жизнь – как на ладони!
Мы обходим ступу вокруг ограды, поочерёдно вращая молитвенные барабаны… Затем – по террасам… Где-то здесь по этим ступеням спускается дух. Это фиксирует и наш сканер – окно индикатора просто огненное! Да и мы с Юлей набираемся свежих сил, чтобы бродить потом по магазинчикам и сувенирным лавкам…
|
|
|
Никакой усталости!
Много тибетских беженцев… Сидят группами не земле. Одинокий монах… Здесь и паломники, идущие из Тибета в Индию.
Затем были храмовые комплексы Сваямбунатх и Пашупатинатх. Юля пропала со своей камерой… Я сижу на ступенях, сгорбившись, обняв колени и сцепив пальцы рук. Передышка в беге по жизни. Яркий закат слепит глаза. Проще всего рассматривать носки кроссовок и ноги прохожих. Так я и делаю. Вот прошелестел оранжевый подол сари, вот прошуршали две пары одинаковых сандалий… Вот ещё одни сандалии с перепонкой между большим пальцем ступни и остальными… Остановились… Струйка небесного запаха околдовывает меня, дурманит до слепоты, да-да, до одури… Кто-то совершенно безликий (солнце в глаза!) положил на ступеньку монету… Рядом со мной. И удалился, звеня бубенцами на щиколотках… Я уже где-то слышал эти бубенцы… Да, у меня ведь слух абсолютный! Эти, и никакие другие: дзинь-дзинь!.. Уже в отдалении. Я закрываю глаза, прислушиваюсь – звук бубенцов растворился в воздухе. Я открываю глаза, ищу взглядом монету, нахожу… Старая, вытертая, с неровной поверхностью и едва различимыми символами… За такую и понюшку табака сегодня не купишь!
- Ах, вот ты где!
Это Юля.
И тотчас испаряется этот небесный дурман
- Подустал?
Затем снова ноги… ноги…
Меня вдруг осенило: бубенцы! Бубенцы!..
Тинка!
Я рыскаю взглядом из стороны в сторону, шарю глазами по голым щиколоткам… Вокруг множество людей с голыми щиколотками… Без бубенцов. Я прислушиваюсь – только шарканье, только шаркание сандалий… И какой-то гул, гул гор…
Тинка!?.
Я резво повожу носом по сторонам, втягивая воздух, как пёс, в поисках знакомого запаха её… Её запахов…
Тинка!..
Я же знаю, знаю до йоточки эти холодные с горчинкой флюиды, эту свежесть небесных высей и заснеженных неприступных вершин.
Знаю?..
Я бы только заглянул ей в глаза: Ти, ты?!.
Я дотягиваюсь рукой до монеты, беру её… Встаю, и подбросив монету высоко вверх, ловко ловлю её левой рукой и прихлопываю правой ладонью: орёл? Решка? Я загадываю желание: орёл – это её колокольчики! Тинкины! Я открываю монету – орёл! Поднимаю глаза:
- Тинка!..
Прохожие останавливаются, оглядываются, смотрят удивлённо.
Тины нигде нет. Никаких бубенчиков не слышно.
Орёл!
Я ещё раз разжимаю кулак, чтобы убедиться – орёл!
- Что случилось? – подойдя, спрашивает Юля.
- Орёл, - говорю я, - видишь.
- Что это?
Мне нечего на это сказать, я говорю:
- А ты слышала?
Она не понимает, что она должна слышать.
- Идём, - предлагаю я, - ладно…
Я бы только сказал ей: «Я не нищий! Я не нуждаюсь в твоих подаяниях!».
Вокруг одни только голые щиколотки!
Такое уже было со мной.
Плохи мои дела, думаю я, хотя слуховые галлюцинации вполне вероятны на такой высоте. Если бы не эта монета…
И эти запахи…
Юля намаялась со своей камерой, но на мой призыв отдать камеру мне категорически возражает:
- Нет! Я сама!
Да ради бога!
Жить бы здесь я не смог.
- Кумари, - говорит Юля, - Кумари обязательно!
Это живая Богиня, о которой мы узнаём совершенно случайно у продавца сувенирного лотка. Юля просто истязает его своим любопытством: кто она, что она, как её найти?..
Оказалось всё просто: по одной из легенд… Собственно, эта девочка из касты Шакья народов невары, не достигшая половой зрелости, после известных ритуалов поселяется во дворце Кумари Гхар и является единственной, кто даёт право королю королевствовать: поставить тикой на его лбу красную тилаку – точку. Это – как контрольный выстрел… на властвование в течение года.
Юля находит легенду и ритуал пуджи прекрасными! Кумари – это телесное воплощение богини Таледжу.
Я думаю и думаю… Только о Тине: зачем она здесь?
- И мы имеем возможность, - говорит Юля, направляя объектив камеры на нынешнюю Королевскую Кумари, - сопоставить и сравнить её биополе с биополем Иисуса. Богини и Бога! Будут ли отличия? Иисуса или Будды, или Аллаха, или даже самого Кришны, которым Юля последнее время просто пропитана.
Матани Шакья (эта самая Кумари) лишь согласно кивает.
Не думаю, что она знает русский.
Она сидит перед нами вся в красном, на голове красный чепец, лоб тоже выкрашен красным с большой чёрной точкой посередине. Губы тоже красные, а щёки – пунцовые.
Во взгляде – божественная пустота…
Я невольно бросаю взгляд на её щиколотки, но ноги её погребены золотистой парчой – длиннополым ритуальным халатом. Эти ноги не должны ходить по земле!
Я понимаю: Тина тут совсем ни при чём.
- Камеру давай, - снова предлагаю я, когда мы выходим из храма.
- На.
Как можно таскать на себе такую тяжесть!
- Представляешь, - говорит потом Юля, - с первыми менструациями эта богиня Теледжу внезапно покидает тело девочки и Кумари теперь живёт, как и все. Каково ей потом-то! Пойди, попробуй жить не богиней среди этих… Целую жизнь!
С этими менструациями в мире всегда были проблемы.
- Что ты сказал? – спрашивает Юля.
К вечеру мы изрядно проголодались, ели в ресторане.
Нет-нет: здесь бы жить я не смог! Ни жить, ни есть…
Меня мучает только одна мысль: этого не может быть!
Хочется расправить свои воображаемые крылья и – лететь…
Орёл!
Она приняла меня за нищего!
Кришну я так и не разглядел.
Нам здорово повезло с погодой – как раз кончилась полоса дождей. Для меня до сих пор остаётся загадкой, как Юле удалось договориться с властями. Мы тотчас стали спешно собираться в дорогу. Китайцы, как известно, народ несговорчивый. Нам пришлось убеждать их, что цель нашего посещения вполне мирная. Здесь не очень-то разбежишься – застава на заставе…
Бубенцы, бубенчики…
Так, так… Дзинь-дзинь…
Я знаю, что когда-нибудь это случится: наши с Тиной пути пересекутся…
В Катманду?
Каким ветром её сюда занесло?
И ещё эта монета…
Вот же она – орёл!
Моё смятение не имеет пределов.
Ти, я не нищий!
Вдруг слышу: «…это лидийская драхма из электрума, ей почти три тысячи лет… так, к сведению… как думаешь, такие монеты подают нищим?».
Я ошеломлён: чей же это голос?! Я думаю…
Я открываю глаза, осматириваюсь по сторонам. И теперь, как тот пёс, держу нос по ветру…
Хвост – трубой!..
И ещё: знаешь, эта, сверкнувшая молнией струйка её запахов, взорвавшая слизистую моего крупного тургеневского носа…
Я как тот пёс вынюхиваю её след…
Ти, Ты?!.
Глава 19
Как-то Жора поймал меня за рукав:
- Слушай, пробил час! Мне кажется, я нашел ту точку опоры, которую так тщетно искал Архимед.
Он просто ошарашил меня своим «пробил час!». Что он имел в виду? Я не знал, чего еще ждать от него, поэтому стоял перед ним молча, ошарашенный.
- Испугался? – он дружелюбно улыбнулся, - держись, сейчас ты испугаешься еще раз.
Я завертел головой по сторонам: от него всего можно ожидать. Что теперь он надумал?
- Нам позарез нужен клон Христа!
Мы все всеми своими руками и ногами упирались: не троньте Христа! Только оставьте Его в покое! Жора решился! Я видел это по блеску его глаз. Он не остановится! Он не только еще раз напугал меня, он выбил из под моих ног скамейку.
- Но это же… Ты понимаешь?..
Он один не поддался панике.
- Более изощренного святотатства и богохульства мир не видел!
Жора полез в свой портфель за трубкой.
- Ты думаешь?
Я не буду рассказывать, как меня вдруг всего затрясло: я не разделял его взглядов.
- Тут и думать нечего, - сказал я, - только безумец может решиться на этот беспрецедентный и смертоносный шаг.
- Вот именно! Верно! Вернее и быть не может! Без Него наша Пирамида рассыплется как карточный домик.
- Нет-нет, что ты, нет… Это же невиданное святотатство!
Я давно это знал: когда Жора охвачен страстью, его невозможно остановить.
- Конечно! Это – определенно!..
Он стал шарить в карманах рукой в поисках зажигалки.
- Что «конечно», что «определенно»?! Ты хочешь сказать…
- Я хочу сказать, что пришел Тот час, Та минута… Другого не дано.
У него был просто нюх на своевременность:
- Какой еще час, какая минута?..
- Слушай!.. Если мы не возьмем на себя этот труд…
Он взял трубку обеими руками, словно желая разломить ее пополам, и она так и осталась нераскуренной.
- Более двух тысячелетий идея Преображения мира, которую подарил нам Иисус, была не востребована. Церковь без стыда и совести цинично эксплуатировала этот дар для укрепления собственной власти, и это продолжается по сей день.
Я попытался было остановить его.
- Ты раскрой, - не унимался Жора, - пораскрой свои глазоньки: маммона придавила к земле людей своим непомерно тяжелым мешком. Золото, золото, золото… Потоки золота, жадность, чревоугодие… Нищета паствы и изощренная роскошь попов. Не только церковь – весь мир твой погряз в дерьме. Какой черный кавардачище в мире! Мерой жизни стал рубль. «Дай», а не «На» – формула отношений. И все это длится тысячи лет. Весь мир стал Содомом и Гоморрой. Эти эпикурейцы с сибаритами снова насилуют мир своими сладострастными страстями. Они не слышат и слышать не хотят Христа. Его притчи и проповеди для них – вода. Они не замечают Его в упор. Они строят свое здание жизни, свой карточный домик из рублей, фунтов, долларов… На песке! Это чисто человеческая конструкция мира. Спички у тебя есть?
- Держи.
Жора чиркнул спичкой о коробок и поднес огонек к трубке.
- Да,- сказал он, наконец, прикурив,- карточный домик. Это чисто человеческая конструкция мира,- повторил он,- в ней нет ни одного гвоздя или винтика, ни одной божественной заклепки, все бумажное, склеенное соплями.
Жора даже поморщился, чтобы выразить свое презрение к тому, как строят жизнь его соплеменники.
- И как говорит твой великочтимый Фукидид…
- Фукуяма, - поправляю я.
- Фукуяма? – удивляется Жора.
Я киваю.
- Не все ли равно, кто говорит – Фукидид, Фуко, Фуке или твой непререкаемый Фукуяма. Важно ведь то, что говорит он совершенно определенно: без Иисуса мы – что дым без огня.
- Я не помню, чтобы Фукуяма или Фукидид, - произношу я, - хотя бы один раз в своих работах упоминали имя Иисуса.
Жора не слушает:
- Только беспощадным огнем Иисусовых мук можно выжечь дотла эту животную нечисть. А лозунги и уговоры – это лишь сладкий дымок, пена, пыль в глаза… Верно?
Я пожал плечами, но у меня закралась едкая мысль: не собирается ли и он отомстить кому-либо камим-то особенным способом. Он уже не раз клеймил этот мир самыми жесткими словами, и всякий раз едва сдерживал себя, чтобы не броситься на меня с кулаками. Будто бы я был главной причиной всех бед человечества.
Его нельзя обвинять в чрезмерном усердии, у него просто не было выбора: без Христа мир не выживет! И каковы бы ни были причины, побудившие его сделать этот шаг, он искренне надеялся на благополучный исход. Что это значит, он так и не объяснил.
- Современный мир… В нем же нет ничего человеческого. Скотный двор и желания скотские. Ni foi, ni loi! (Ни чести, ни совести! Фр.). Его пещерное сознание не способно… И вот еще одна жуткая правда…
Жора посмотрел на меня, словно примеряя свое откровение к моему настроению. Затем:
- Я убью каждого, кто встанет на моем пути.
Он вперил в меня всю синеву своего ледяного взгляда в ожидании моего ответа. Я лишь согласно кивнул. Зачем тратить слова? Я ведь знал это всегда: Жора – враг этого человечества. Он давно уже был заточен на зачистку этого мира. Мне казалось, что его захватило чувство мести. Этого было достаточно, чтобы впасть в такую глубокую мрачность. Он просто потерял веру в человечество и был уверен в том, что близится конец этому племени. Он ждал и жаждал Нового мира! И всячески споспешествовал его рождению. Но он и предположить не мог, что на его пути к обновлению встанет весь мир.
Возникла пауза тишины. И словно разгадав мои мысли, Жора вдруг произнес:
- И пойми, это не месть, это… как бы тебе это поточнее сказать?
- Злость, - сказал я.
- Нет-нет, зла я тоже ни к кому не питаю. Ведь я понимаю устройство этого мира. Это, знаешь ли, пожалуй, рецепт. Диагноз ясен, нужно прописывать пилюли для выздоровления и излечения. Вот!
На самом же деле я понимал: это был манифест ненависти, что называется, Жорин sacra ira (святой гнев, лат.). Как бы там он не нарек свои действия.
Жора прищурил глаза, словно что-то вспоминая.
- Они живут так, - продолжал он, - словно никогда не слышали о Божьем суде, будто этот Божий Страшный суд – это иллюзия, миф, выдумка слабого ума, будто Его никогда не существовало, будто, если Он, этот Страшный суд, где-то и существует, то обойдет их стороной. А ведь Он придет. И в первую голову придет к этим хапугам и скупердяям, ухватит их за жирненькие пузца и войдет в их жалкие души, а рыхлые холеные тельца превратит в тлен. В пух и прах, в чердачную пыль… И Его не надо ждать-выжидать, Он уже на пороге, и уже слышен Его стук в наши двери, прислушайся… Вся эта пена схлынет как… И если мы не хотим…
Он захлопал ладонью по карманам.
- Спички дай...
Возможно, он и раскаивался в том, что совершил, но у него, я уверен, и мысли не мелькнуло что-либо изменить.
- Они в твоей левой руке.
Он снова раскурил потухшую трубку.
- …а главное – технология достижения совершенной жизни, - продолжал он,- она такова, что позволяет в корне, да-да, в самом корне менять человека, вырезать из его сути животное и заменить звериное человеческим. Ген – это тот божественный болт, тот сцеп, та скрепа, которая теперь не даст рухнуть твоей Пирамиде. Мы сотворили то, что человечество не смогло сделать за миллионолетия своего существования. Миллионолетия! Перед нами – край, последний рубеж, крах всего нечеловеческого. Перед нами новая эпоха, новая эра – Че-ло-ве-чес-ка-я! Это значит, что вместе с преображением человека преобразится и сама жизнь. Одухотворение генофонда жизни воплотит многовековую мечту человечества – Небо наконец упадет на Землю. Но, чтобы все это состоялось, нам нужны Его гены. Здесь нерв жизни земной и nervus rerum - нерв вещей! Мы завязли в трясине нерешительности и, пожалуй, уже старческой инфантильности.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 195; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!