PS. Жора – Георгий Александрович Чуич ушел от нас в мае 2013 года. 52 страница
- Ты мне ничего не должен. Я давно простила тебя.
- Есть за что?
- А ты как думаешь?
Я не думал никак.
- Ты помнишь наш Млечный путь,- спросила Аня, рассматривая ночное небо,- там, у нас небо – это пастбище звезд, а здесь их кажется совсем мало, зато они такие сочные, яркие…
- Наши звезды куда красивее,- возразил я.
- Я ждала этой минуты долгие годы, и вот, когда она, наконец, приплелась ко мне на худосочных ногах, я вдруг поняла: поздно. Знаешь, сколько мне лет?
Аня посмотрела на меня взглядом полным откровенного разочарования и добавила, глядя теперь куда-то в ночь:
- Мечта умерла…
Эти два слова были произнесены с такой печалью и скорбью в голосе, что у меня оборвалось сердце. Ей, бедняге, казалось, что у нее больше нет воли что-либо изменить. Я знал, что в такие минуты отчаяния никакие слова утешения не нужны. Необходимо переждать и заставить ее думать о другом. Я взял ее под руку и отвел подальше от парапета моста.
- Да нет,- рассмеялась она,- я не прыгну в воду! Ты не понял! Просто мой мозг похож на пустую бочку.
- Неправда, твой мозг – это свет в ночи. У тебя в голове есть все, без чего нам не обойтись.
Мне ничего и нужно было понимать, мы шли по пешеходному тротуару, освещенному желтым светом светильников, я положил ей руку на плечо и коротко прижал к себе.
- Я знаю,- сказал я,- я тебя знаю.
- Да,- сказала она,- ты знаешь… Ты знаешь, что, если тебе это надо, я – готова. Теперь я для тебя – раскрытая книга.
|
|
|
Она сделала широкий шаг вперед и повернулась ко мне через левое плечо.
- Если это тебе поможет.
Я знал, что Аня из тех, кто будет любить всегда, и в черные дни поражений, и в радостные дни побед.
- Поможет,- сказал я тихо,- и ноги у меня не худосочные, а сильные и красивые. Как у тебя. И хоть я не танцор, но крепко стою на ногах, да будет и это тебе известно.
- Да ладно тебе, лучше скажи: я тебе нравлюсь такой, огненной?
- Да. Такой жаркой – да!
- Признайся: ты становишься неравнодушным ко мне.
- А разве есть равнодушные?
Только мне одному, сказала она, и никому больше, она могла рассказать о тех ямах и терниях, которые встречались ей на пути к своему кажущемуся благополучию.
- И хотя оно до сих пор держится на волоске,- сказала она,- с тобой я ожила.
Я давно ждал этого признания. Она сидела на троне своей пирамиды, на самой ее верхотуре – ведь выше некуда! и с этой высоты смотрела на мир, припавший в смирении к ее ногам. Умна, красива, здорова, богата… Речь ее звучна и чиста, движения изысканны и грациозны. Ее коснулись лучи славы и высветили все ее достоинства. Она желанная женщина принцев и королей, писаных красавцев и толстосумов. Чего еще желать!? Жить в радости и с таким счастьем, смело входить в любые двери и решительно добиваться своей цели – это стало ее кредом. Она горда своими успехами и несет их, как солдат несет на груди звезду героя. Она светилась и сверкала в лучах собственных достижений, у нее всегда все было хорошо и прекрасно, и улыбка не сходила с ее лица, а глаза лучились от счастья. Все ее «хочу», почти все, были выполнимы, все желания удовлетворяемы. Она обрела абсолютную степень свободы. У нее не было даже семьи, хотя она была замужем, не было детей, крепкого мужского плеча и широкой спины, за которой можно было бы спрятаться от бурь бытия, и это, наверняка, ее огорчало.
|
|
|
- Эта страна была добра ко мне,- говорила Аня,- и я благодарна ей…
Мы шли по самому старому в Париже Новому мосту. А на самом донышке моей души уже теплилась надежда, что мне все-таки удастся уговорить Аню.
- Значит, я могу рассчитывать?..
- Ты слишком спешишь потерять меня.
Мы брели рука в руке.
- Решиться на безумие,- неожиданно произнесла Аня,- меня призывает блеск твоих глаз.
- У нас просто нет времени на ожидание славы.
- Ты мне нравишься, и это путает все мои карты. Но я не уверена, что…
- Ты должна мне верить. Пирамида - это, пожалуй, единственное мое успешное предприятие.
|
|
|
- Это только помпа, прожект и шум, докучающий шум. Терпеть не могу дилетантов и невежд.
- Ты не поняла. Пирамида – это целое мировоззрение, если хочешь – это новая религия. И еще это моя манера думать.
- Я все еще не могу взять в толк, кто же ты на самом деле?
- Никто.
- Это правда?
- Правда в том, что у нас с тобой нет другого пути.
- Ты уже такой знаменитый…
- Ты и представить себе не можешь, сколько в мире людей даже не подозревают о моем существовании.
И о Тинином тоже, подумалось мне.
«Эхо гулкое бродит в сердце… значит пусто… подсыхает на ране корка – сгусток чувства…».
I love you!..
«…сумасшедшие герцы бухают в сердце холод мол… голод мол… и мор…».
I love you?..
«…воет выпью болотной кикимор хор…».
- Ти, - говорю я, - Soyes le bienveny, please!
«…и горит закат… ное палево… горит гаром и выгорит… зарево…».
Думаешь, выгорит?.. Зарево?..
Наше рыжее зарево!.. Гаром… Гаревым…
Глава 24
Что я мог ей предложить?
- Тине?
- Ане!
Я ей нравился, это бесспорно, и все во мне, пока мы были вместе, ее устраивало. Но о замужестве не могло быть и речи. С моей стороны на этот счет никогда не было даже намека, да и она ни словом не обмолвилась о возможном нашем семейном будущем. Ее детская влюбленность давно прошла, а в моих планах не было ни одного пункта о скором создании семьи. К тому же, семья у меня уже была. Она мне нравилась, спору нет, но при чем тут семейные узы?.. Что я мог ей предложить? Только честность! Абсолютную честность во всем. Без этого, я понимал, моя Пирамида развалилась бы, как карточный домик. Единственной прочной нитью, способной связать нас воедино, и я, признаюсь, на это рассчитывал, было ее неиссякаемое любопытство, новый шаг в неизведанное, цена которого превышала бы стоимость всех предыдущих, приведших ее на Олимп самодостаточности. Победительность – Анина наиярчайшая черта. В этом я смог убедиться в течение этих ярких праздничных дней, что были дарованы нам судьбой и Самим Богом. Да, это были три божественных дня и три ночи, незабываемые минуты, открывшие мне глаза на удивительный мир отношений мужчины и женщины, планету для двоих, на которой нет места фальши и лжи. И Анина победительность играла здесь…
|
|
|
- Ну ты и жук, - говорит Лена. – Нет места…
-…играла здесь, - продолжаю я, - не последнюю роль, хотя я всегда признавал ее непобедимость.
- Победительность… непобедимость… Это же одно и то же!..
- Ну да! Пожалуй, только чувство преодоления предстоящих трудностей и высокого ранга новизны могло заставить ее сделать этот шаг к участию в нашем проекте. И только она могла это решить: да или нет. Я не настаивал, не уговаривал, не принуждал. Еще чего! Я даже не заикался на этот счет, мол, тебе не придется ни в чем раскаиваться, а захочешь – уйдешь в любую минуту, для тебя не будет границ…
- Страшно подумать,- сказала Аня,- что жизнь может существовать без тебя, и если вдруг ты исчезаешь, она этого даже не заметит.
Это было сказано так чисто и искренне, что я не мог в это не верить. Я слушал Аню, кивая головой, мол, страшно подумать, да, слушал и слышал:
«А тогда он жил…
Когда ночь выплывала на лодье месяца пересчитывать звёздный урожай. Он жил. Высыпая из карманов цветные фантики дней. Расправлял их. Рассматривал. Поднимал голову к небу, где рыбами плавали облака. Шевелил губами. Складывал в уме что-то только ему важное и нужное. Всё равно ответ не сходился.
Тогда он жил…».
Они с Тиной, думал я, теперь они…
Потом открывал глаза и говорил:
- Самое страшное - смотреть, как люди каждую долю мгновения изо дня в день умирают, упорно не желая замечать этого и не предпринимая никаких попыток что-либо изменить.
«Тогда он жил…».
Аня соглашалась:
- Да, человек смирился со смертью, тупо ожидая ее прихода, днем раньше или часом позже, ему все равно, так уж он устроен, и изменить эту установку вряд ли кому-то удастся.
Мы уже не спорили. Я поймал себя на мысли, что и Тина с нами не спорила. Мы как-то все как будто роднились… Вроде бы… Краями… Пальчиками… Кончиками ногтей, может быть, даже кожей… Да-да, срастались… И Тина не противилась… Я заметил…
Как сиамские близнецы – тройня!
- Близнецы?
- Тройня!
Это замечательное моё замечание вдохновило меня:
- И только мы, наконец, сможем…- попытался я бросить щепотку оптимизма в тлеющий костер ее грустных мыслей, но Аня тотчас остановила меня.
- Рест, объясни мне, скажи, пожалуйста, зачем таким вот как ты, нужны такие как я?
- Зачем!? И ты еще спрашиваешь?
- Я хочу знать.
- Ань, ты же знаешь все мои приоритеты. И знаешь, что на карту поставлена, скажу тебе так – наша честь. Да, честь. Не больше, не меньше! Терпеть не могу красивостей, но только наши с тобой честь и достоинство, и работа, работа и работа в поте лица, если хочешь - до крови, способны изменить ход истории. Теперь мы, наш ум и наш дух сотворят то чудо, которого человечество ждет сотни тысяч лет - преображение человека. Это ж ясно как день! Не знаю, но, возможно, это и будет потом читаться историей, как второе пришествие. И нам - зачтется. Мы заслужим благоговение Неба…
Тина бы сказала: «…мне знамение было от Бога – лик на знамени… солон мир мой… и слаще полыни ветер пламени… собираюсь я выжить и выстоять!.. Там, где зарево!.. свет на имени… кровь на знамени… счастье – заново!..».
Тина это сказала! Я слышал: «…счастье – заново!..».
- Ты диктатор! – сказала Аня.
А Тина?
«…свет на имени… кровь на знамени…»!
Это же диктат чистой воды: «…счастье – заново!..».
Но только так, подумал я, диктуя, да-да, диктуя… и торя свой путь, можно оторваться от земли и потрогать звёзды руками. «Per aspera ad astra!» (Через тернии к звёздам! Лат.).
- Ты – диктатор, - повторила Аня.
Вспомнился Наполеон:
- Я, возможно, не очень добр,- сказал я,- зато очень надежен. Ты же знаешь: я не сойду с этой дорогой мне дороги, чего бы мне это не стоило. У тебя еще будет время убедиться в этом и поверить, слышишь, поверить мне. И ты мне нужна…
- Зачем?
- Ты как Жора со своим «зачем»!
- Ты не очень-то вежлив со мной.
- Теперь мы - как сиамские близнецы. Я без тебя, без твоих рук, без твоих… Ну, ты знаешь…
- Не знаю,- сказала она,- говори.
- Ты знаешь, ты не можешь не знать.
Мы стояли друг перед другом, как на исповеди.
- И Бог будет с нами,- сказал потом я,- если что - Он поможет. В конце концов Он придет к нам. Мы ведь долготерпеливы.
- Ты говоришь о Боге таким тоном, будто бы он твой лучший друг.
- Я уверен!
- Ты уверен?
- Нужно только крепко держаться Его пути,- сказал я, сжимая ей руки до боли,- и идти след в след по Его стопам. След в след. И Он всегда будет рядом.
Аня попыталась высвободить руки, я не отпускал.
- Тебе же известен закон Паскаля: жить так, словно Бог следует за тобой по пятам, все видит, все слышит, дышит тебе в затылок и читает твои мысли. И потворствует твоему успеху.
- Ну и силища,- сказала Аня, потирая пальцы, когда я отпустил их на свободу,- посмотри – они посинели…
Ане хотелось, я это видел, услышать от меня то, чего ей не мог сказать никто: ты – мой Бог. Богиня! Но и я не сказал. Зачем? Она это знала и без моих слов.
- Я много думал, прежде чем предложить тебе…
- Мне всегда нравилось, как ты думаешь.
Она помолчала секунду и добавила:
- Ты взвалил на себя роль Бога. Это непосильная ноша.
- Бог,- сказал я,- не по силам не дает.
Мы шли по мосту. Сена сияла огнями.
- Твоя логика вынуждает признать, что…
- Да,- сказал я,- вынуждает. И ты знаешь: с логикой у меня все в порядке. Она безупречна.
- Да уж, знаю. Это я знаю.
- А я знаю тебя,- сказал я.
- Да,- сказала она, - знаешь… Ты знаешь, что если тебе это надо я – готова. Теперь я для тебя – раскрытая книга.
Она сделала широкий шаг вперед и повернулась ко мне через левое плечо.
- Если это тебе поможет.
«…счастье – заново!..»?!.
Я начинал этому верить!
«…собираюсь я выжить и выстоять!.. Там, где зарево!».
Ах, Тина, Тина!.. Ты - моё зарево!..
Глава 25
Доходило до смешного. Это было уже похоже на сказочную детскую игру.
- У меня к тебе деловое предложение,- улыбался я
- Ты мне его уже сделал.
- Да. Но я еще не рассказал тебе о Пирамиде!
- Что это?- смеясь, спрашивала Аня и таращила на меня удивленные глаза.
- Слушай же… Вот, смотри…
И обломанной веточкой пальмы, как зомби, я снова и снова, наперекор неутомимой волне, слизывающей раз за разом мои наброски, неутомимо рисовал на песке свою Пирамиду.
- Надо же,- восхищалась Аня,- это так интересно! Жаль только, что до сих пор на земле ей не найдено место.
- Мы купили для этого небольшой остров в Карибском море,- сказал я,- с кричаще высиненным небом и белым сахарным атоллом, усыпанным по прибрежной кайме изумрудными пальмами и …
Я рассказывал ей старую сказку на новый лад. В этой сказке правда была пересыпана вымыслом, я старался как мог.
- Этого мало! Для абсолютной автономии, чтобы никто нам не смог помешать, мы купили и маленькую планету под условным названием «Клон»… Она пока в поисках своего имени.
- Почему не на Галапагоссах? Дарвин ведь оттуда привез свой новый взгляд на мир.
- Мы ведем переговоры и с правительством Эквадора.
- Ты опять шутишь? Порой мне очень трудно понять, когда ты говоришь правду, а когда позволяешь себе разные штучки.
- Этим не шутят.
- Почему же ты раньше об этом молчал?
- Разве это могло изменить твой выбор?
Казалось, уже все сказано. Я затруднялся в поиске новых слов. На мой взгляд, Пирамида уже так сверкала, что ее невозможно было не видеть. Этого мало – Ее нельзя было не признать!
Бывали паузы, когда мы подолгу сидели, ни слова не произнося. Потом я читал ей стихи…
- Бродского! – говорит Лена.
- Бродского? Почему ты решила, что Бродского? – спрашиваю я.
Я читал:
«Перешептывай слово каждое - береги.
Застолби нам с тобой вон там полновесный ад
Между нами не годы-воды - чужая жизнь.
Доживать - как дожевывать жвачку, но дай мне знать
Если спешишься сам или конь на скаку падет.
Или сточит копыта свои о камень дней…».
Я смотрел Ане в глаза, держа её за руки, крепко сжимая её пальчики каждой
строчкой.. и читал, читал…
«Если вдаль вдоль межи тебя мираж уведет…
Если ты себя потеряешь во мне - скажи.
Это просто у нас такой бережливый бог.
Это просто манна твоих долгожданных губ...
Это ноет к ночи подаренное ребро.
На моем- свеча. Ждут…».
Аня слушала меня, не мигая, не шевелясь, не противясь даже своими мизинчиками…
Я продолжал покорять её теперь Тиниными стихами: «Ждут… Ждут… Ждут…».
Я весь жил ожиданием…
Повисла длительная пауза. У Ани заслезились глаза. Она кивнула:
- Да…
И вот я дождался своего: наконец я услышал ее долгожданное «да»!
- Ты плачешь?
Она тряхнула своей рыжей головой – что ты! Нет!
И согнутыми указательными пальчиками промокнула глаза.
- Что ты!...
Я прижал ее к груди, мы постояли минуту… Затем она разулыбалась:
- Что ж, едем,- сказала она и взяла телефон,- когда вылетаем? Мне необходимо уладить кое-какие дела…
Так она пошутила, и я с радостью разделил ее желание тот же час бросить все и лететь, и лететь… Я понимал, что дела есть дела, и каждое из них требовало завершения. С этим не считаться в этом мире нельзя. Оставалось ждать.
Потом она меня провожала.
- Обнимемся что ли?- предложил я.
Она подставила щеку.
- Чмокни меня на прощание, увидимся.
Мы стояли в здании аэровокзала, смотрели в глаза друг другу и улыбались. Нам жаль было расставаться.
- Рест, спасибо тебе,- сказала Аня.
- Я же ничего для тебя не сделал.
Как будто нам больше нечего было сказать друг другу.
- Я позвоню.
- Скоро увидимся,- сказала она еще раз.
Я держал ее ладони в своих руках.
- Не хочется уезжать.
- Оставайся.
Мы только улыбались.
- Я привыкла к тому, что все хорошее быстро кончается, и все-таки не хочется тебя отпускать. Оставайся.
- Пока,- сказал я,- найдемся.
Еще раз чмокнул ее в щеку и отпустил пальцы. Она приложила левую ладонь к моей щеке и произнесла почти неслышно:
- «Это просто манна твоих долгожданных губ...».
У неё снова заслезились глаза.
- Я надеюсь, что и тебе повезло, - сдерживая себя от того, чтобы не разрыдаться, произнесла она: - у тебя есть теперь я. Не потеряй меня снова…
Доходило до смешного: точно так же я думал и о Тине. Я даже слышал её голос: «не потеряй меня».
- Тебя невозможно потерять, - сказал я.
«Если ты себя потеряешь во мне – скажи…».
И кто только придумал эти разлуки!
Это был просто – «полновесный ад»!
Глава 26
Что в Ане было такого, без чего наши дела пошли бы вкривь и вкось? Теперь я знал, что это было: ее небесный свет. Я об этом ни разу не упомянул, но это было действительно так. Я не встречал человека, кто бы мог так, как она это делать. Никто меня не устраивал и устроить не мог. В ней сочеталось такое множество качеств, что только она, из множества людей, которых я хорошо знал и, я уверен, мог еще узнать, только она могла это делать наилучшим образом. Все их, эти качества, можно свести к одному-единственному – уметь разговаривать с ДНК. Это невероятно! Все мы, каждый из нас в той или иной степени способен своим словом воздействовать на поведение другого. Слово, это известно, - сильнейшее оружие. Но ощущать, видеть, слышать, чувствовать, уметь читать и управлять работой ДНК, работой внутриклеточных органелл любого органа, каждой клеточки живого и даже умершего растительного или животного организма могла только она. Что клетки, она разговаривала с вирусами СПИДа, как с продавцом мороженного.
Меня вдруг осенило: это даже не дежа вю, это было всегда! Ведь это она оживила мои клеточки той чудной ночью в подвале бани, когда мы у какого-то ветхого термостата занимались там… Ведь это ей я обязан верой в себя, в свое дело, наконец, в нашу Пирамиду жизни. Ведь это ее «У вас, Рест, все получится» вело меня через тернии к звездам… В чем же дело теперь, когда мы наполовину взобрались на свою Пирамиду? Почему она все еще сомневается?
Она знала себя и свои способности, и знала, что я это знал. Они никогда никем не были востребованы, спали в ней, как спит жизнь в горчичном зерне на дне амфоры времен Рамзеса. Я приехал к ней с просьбой, если хочешь, с требованием пробуждения и преображения. Мы знали это, как знают дорогу к лучине, способной воскресить пламя угасшей свечи. И костра! Мы не исключали пожара, в котором уже горели и Жанна д’Арк, и Джордано Бруно, да и Сам Иисус, пожара, который сожрал бы и нас с нашими убеждениями. Мы не только не исключали пожара, мы его жаждали.
Это были сумасшедшие дни. И ночи. Мы едва успевали переводить дыхание. Казалось, я потерял голову. Но я прекрасно понимал, что мне нужно не только ее тело… Не только…
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 194; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!