PS. Жора – Георгий Александрович Чуич ушел от нас в мае 2013 года. 51 страница
К вечеру, совершенно выбившиеся из сил, мы пили вино и тотчас засыпали, совершенно опустошённые…
Я просто бредил Аней! Только иногда сквозь сон мне слышалось: «Я напишу водой тайное на камнях. Если ты был собой, значит, избыл свой страх. Если ты был со мной, гладил меня, читал, значит, ты точно знал… тяжесть и месть креста…».
Я просто бредил…
Я просыпался в холодном поту, озирася в темноте, видел спящую рядом Аню, слышал её мирное посапывание и снова тихонечко укладывал себя, баюкая, закрыв глаза лежал, вспоминая эти слова… «гладил меня, читал…», напрягая память и понимаю, что уже не усну, точно зная, что это «значит, ты точно знал» ничего для меня не значит. Потом открывал глаза и прислушивался… И с нетерпением ждал рассвета, веруя в то, что этот рассвет принесет, наконец, спасение от самого себя и почти не сомневаясь в том, что это ожидание может оказаться тщетным. Тем не менее, я надеялся.
«…значит, ты точно знал… тяжесть и месть креста…».
Я точно знал только то, что это её стихи!
Тина!..
«Тиннн-н-н…».
Как будто я их мог забыть!
Что касается моей уверенности в том, что крест, который я взгромоздил на собственные плечи, окажется мне по силам, то я в этом никогда не сомневался. Я же не один подрядился тащить эту тяжесть! Но вот месть… Месть креста – это.. это… Что Тина хотела этим сказать? И кому? Читающему эти строчки? Думаю, что не все смогли ощутить эту тяжесть, многие – проскочили, даже не оглянувшись, не заметив…
|
|
|
Я – заметил.
Никакой мести пока не было и в помине. Собственно, мне и мстить-то по особому некому. Ни мне, ни мне. У меня как у каждого деятельного человека есть, конечно, враги. И многие готовы мне мстить. Мстить – не сеять. Просто сила и звук той мести, которыми они могут меня ударить и оглушить, меня даже не заденет, не тронет. Эта их мелочная мстительность замкнется на них самих. Я даже не почувствую её дыхания. Но есть все и есть Тина! И ей нельзя это ставить в вину. Раз уж она об этом сказала… За собой же я никакой вины перед ней не чувствовал. И тут вдруг: «значит, ты знал!»
«И душа в жгуты!..»
Кто-то кричал мне надрывным женским голосом, называя меня чужим именем, кричал, чтобы я остановился, спрыгнул с подножки, стеная и размахивая руками, крича во всё горло… Я не помню слов, только ор, ор… Только орррррр…
Я и проснулся…
- А проснулся… Ты так орал…
Я проснулся…
- Ти, - сказал я, - ты всё время называешь меня чужим именем.
- Я не Тина, я – Аня…
«Тиннн-н-н…».
Потом была презентация моей книжки «Стратегия совершенствования жизни». Ее устроили друзья Ани. Было много знаменитостей с выражением глубокой скуки (так мне казалось), но и с достоинством благовоспитанного человека слушавших мое выступление.
|
|
|
- Презентация, я считаю, прошла безупречно. Очень четко и ясно. И информативно.
Аня была восхищена моей краткой речью и доводами, вызвавшими, как потом оказалось, неподкупный интерес у фешенебельной публики. Неизгладимое впечатление произвели цветные рисунки и схемы во весь экран, поясняющие существо и подробности теории совершенной жизни.
- Все так просто, понятно… Наконец-то и я прониклась твоими идеями.
- Ты хотела бы жить в такой Пирамиде?- спросил я.
- Да, мне нравится…
- Быть женой фараона?..
Аня не стала развивать эту тему.
- Я уверена: твоя книжица теперь войдет в каждый дом. Теперь каждый захочет построить твою Пирамиду у себя прямо в спальне.
Я был счастлив. Теперь мы говорили о чем попало.
- Скажи, и здесь пляшут твои красавицы?- спросил я.
- Танцуют. И здесь, и везде, где есть толстосумы и старые пердуны. Они жить не могут без наших красивых ножек. Наши ножки – как куриные окорочка, только у них другие покупатели. Поэтому они не пляшут, а танцуют. Пляшут на дискотеках и в подтанцовках, в разных там шоу и на свадьбах… А у нас танцуют.
Аня сказала все это спокойным ровным тоном, по-прежнему любуясь полетом чайки. «Пляшут» - это был еще один мой промах. Я понимал, что все эти пляски с безукоризненно четким и гармоничным выбрасыванием высоко вверх и далеко в сторону чудодейственных голых ножек – это всего лишь яркое зрелище, фейерверк, за которым стоит фантастически тяжкий труд.
|
|
|
- Тебе все еще нравится быть на виду?- спросила Аня, чтобы заполнить возникшую паузу.
Я рассмеялся, хотя ничего смешного в ее вопросе не было.
- Идем отсюда,- сказала она, когда я попытался задержаться у толпы любопытствующих,- я долго не могу находиться среди праздных людей.
Я посмотрел ей в глаза.
- Меня от них тошнит,- сказала она и, кивнув в сторону какой-то звезды Голливуда, спросила,- ты думаешь ей нужна твоя Пирамида?
- Конечно!- сказал я,- они же однобоки, как камбалы. Ты попробуй сунуть ее в парикмахерши или банщицы, она пропадет.
- Она уже никогда не станет банщицей.
- Никто этого не знает. Все зависит от высоты, с которой ей придется падать.
- Разве эти уже не живут на ее вершине?
- На вершине, запомни – Бог. А эти карабкаются по ее граням, как солдаты во время штурма крепости, кто выше, кто ниже, а кто-то уже летит кубарем, сбивая других… Мы тоже где-то там, а где - может сказать только наука. Нужно считать кванты.
|
|
|
- И этому пузырю,- спросила Аня, провожая глазами раздутого во все стороны колобка в белых шортах с розовой лысиной,- тоже нужна твоя Пирамида?
- Этому в первую голову.
Мы говорили и говорили…
- Отсюда рукой подать до… Два-три часа быстрой езды и ты в…
В Мадриде, в Кельне, в Осло, в Берне… Да где хочешь, где заблагорассудится. Два-три-четыре часа… Ну, пять-шесть... Ты в самом пупе Европы…
- Пуп, как раз там, дома…
- Да, там. Но там нет жизни, там - гроб… Ты же знаешь.
Она на секунду умолкла, затем тихо произнесла:
- Как жаль родину…
А затем:
- И ты же не туда меня зовешь, а в Чикаго.
- Чтобы вернуться туда.
Солнце слепило глаза и Аня надела светозащитные очки.
- Ты должна вот что понять: в мире нет справедливости. И нам предстоит найти рецепт для ее торжества. Нам придется хорошо попотеть, но согласись - это достойно.
Аня кивнула: достойно.
- Слушай,- сказала она,- а ведь прав Альберт: что если нам попробовать осуществить это у нас дома?
- Альберт прав, но ты же знаешь, что у нас правят люди, которым наша страна не нужна. Им, извини, насрать на страну и ее жителей… Страна вымирает, полным ходом идет этноцид.
Аня вдруг резко затормозила и, сняв очки, уставилась на меня.
- А тебе?- спросила она.
Губы ее были плотно сжаты, а взгляд резал меня холодным ножом.
Я вспомнил этот взгляд, эти сжатые губы, эти обескровленные пальцы, сжимающие рулевое колесо так, что казалось из него вот-вот брызнут капли крови. Аня жаждала правды, которая бы вышвырнула коту под хвост все ее сомнения. Что ж, желаете знать звонкую правду – пожалуйста!
- Иисус,- как можно более хладнокровно и тихо сказал я,- разработал свое учение не только для своей страны, но для всех и каждого на планете. Он…
- И был своими распят!
- Он уже на заре зарождения человечности понимал, что люди ничем не отличаются друг от друга, как не отличаются две капли сока березы, или нашей с тобой крови.
- И был распят!
Я кивнул в такт ее восклицанию и продолжал тем же тоном.
- Генотип человека один. Он – человеческий: 46! У китайца, индуса, афроамериканца и пигмея – только 46 хромосом. Как и у парикмахера, президента, проститутки и твоего любимчика Алена Делона… Только у Него двадцать три.
- Двадцать три?
- Ага.
- И за это Он был распят!
- Ну, конечно! Не в этом ведь дело.
- И тебя вознесут. Не на крест. А закажут или засунут в психушку, как... Ты этого хочешь?
- Да. Я тоже хочу быть распятым. На своем кресте – на Пирамиде.
Я наслаждался тем, что сказал и ждал от Ани следующего вопроса. Мне достаточно было сидеть с ней рядом и ошеломлять ее новыми и новыми пассажами и перспективами. Мы снова мчались во весь опор, и в конце концов Аня задала свой вопрос, который, по всей видимости, давно ее мучил.
- Рест, скажи, тебе не приходило в голову, что ты заставляешь меня заняться делом, которое не стоит выеденного яйца? Ведь твои прожекты погубят нас. Тебе не стыдно тянуть меня в пропасть, заведомо зная, что выбраться из нее будет невозможно?
Она явно ожидала, что этим вопросом загонит меня в тупик.
- Стыдно? Стыдно быть только нищим. Странно видеть твои сомнения, когда ты уже двумя ногами стоишь на вершине…
У нее были странные представления о моих планах строительства Пирамиды. Здесь не требуется никакого насилия, никакой диктатуры – только убеждение, основанное на научном факте. Все. Не желаешь совершенствоваться – твое дело, катись в канаву невежества и вечного мрака.
- Прости, мне нужно принять таблетку.
- Вот видишь.
- Ты плохо обо мне думаешь. Просто раскалывается голова.
- Я никогда о тебе плохо не думал.
- Еще наслушаешься.
- Плохое всегда прорастает первым.
- Плохое – это все то, что обо мне говорят, а хорошее – то, что ты обо мне думаешь.
- Я никогда о тебе плохо не думал.
- Я знаю. Все хорошо. А то, что плохо мы всегда сумеем исправить.
Вдруг я задал вопрос, который давно мучил меня:
- Все эти твои друзья… Ты с ними спишь?
Я не знаю, зачем задал этот вопрос. Ревность? Ну да! Меня пропитала черная ревность! А я думал, что забыл ее навсегда.
Аня резко затормозила и выключила двигатель. Воцарилась такая тишина, что слышно было, как у меня поднимаются волосы.
- Нет, - сказала она и, повернув голову, посмотрела мне прямо в глаза, - нет. С ними ведь уснуть невозможно.
Она вдруг рассмеялась.
- Ты меня ненавидишь? – спросил я.
Дурацкий вопрос!
- Ты льстишь себе, - сказала Аня. - Ненависть необходимо заслужить. Ее носят, как орден.
И вдруг закашлялась.
- Тебе нужен врач,- сказал я.
- Надеюсь, он передо мной. А своему психоаналитику я плачу предостаточно…
- А как же твоё «Тиннн-н-н…», – спрашивает Лена, - оно звякнуло?
Грохнуло!
Глава 22
Затем были Канны…
- У тебя и здесь своя вилла?
- У каждой красивой женщины в каждом красивом городе должна быть своя красивая крыша над головой.
По правде говоря, к концу недели я уже устал таскаться за Аней по злачным местам Лазурного побережья и начинал потихоньку страдать. Когда у тебя есть высокая цель и до мелочей, до зерен разработаны пути ее достижения, никакие жизненные услады не идут в сравнение с тем наслаждением, которое испытываешь, ступая шаг за шагом по выбранному пути. И если ты даже знаешь наверное, что эта тропа благих намерений приведет тебя в ад, ты, увы, не в состоянии с нее свернуть. Таков закон природы породы человеческой, и история не помнит случая, чтобы кому-нибудь удалось его победить. Если же на этом вожделенном пути тебе случается встретить препятствие, скажем, влюбиться, и ты вынужден вдруг делить или выбирать, – нет ничего более мучительного! Отсюда страдания не юного Вертера. И чем ты старше, тем более они мучительны: нет времени на раздумье.
- Я хотела, чтобы ты пожил моей жизнью и ощутил все то, что я ощущаю изо дня в день,- сказала Аня, заметив соринку равнодушия в моих глазах.
- Что ты! Без тебя я бы никогда этой красоты не рассмотрел!
Мне казалось, что ее бы огорчил мой рассказ о том, что на свете есть и другие райские уголки, где я прекрасно проводил время в абсолютном бездействии или упорно трудясь над решением какой-нибудь жизненной проблемы. Например, на испанском побережье, когда я след в след шел по следам Сальвадора Дали или на Кубе, куда нас с Жорой занес случай, и мы постигали феномен Фиделя, или на Таити, где мы преследовали дух Гогена. А что сказать про Кипр или Капри, где я выискивал следы ленинского присутствия?!
Я снова налил себе вина, теперь уже твердо зная, что остаток жизни проведу в стремлении не потерять эту женщину.
Затем было паломничество к Леонардо да Винчи. Мне удалось-таки раздобыть волосок из его роскошной, всему миру известной седой бороды. Я был рад, как дитя. Но пришла вдруг Тина и огорчила меня своим:
«…запускаю Твоим именем в вены смесь молока и пламени… жизнь твою прочитаю по линиям… нарисую тебя на знамени… и начнём с тобой песню – заново… вспоминая вкус слова love…».
Огорчила?..
Пришла-таки, нашлась!
Почему-то я радовался, как дитя, как дитя…
«Тиннн-н-н…».
Да, было чувство абсолютной раздвоенности!
«…нарисую тебя на знамени…».
Это стоило…
Я сидел в полной отрешённости! Меня поразила эта виртуальная связь: Тина и Леонардо! Пришла неожиданная мысль: умеет ли Тина рисовать? И если да, то при чём тут наш Леонардо? Разве она способна на «Тайную вечерю»? А на «Монну»? Интересно было бы…
- Ты спишь, - спросила Аня, - о чём ты думаешь?
Я кашлянул, отрешаясь от своей Джоконды.
- Здесь у нас, во Франции,- сказала Аня, когда мы, вьезжая в Париж, пересекли кольцевую дорогу,- кроме всего того прекрасного и земечательного, что ты знаешь и можешь себе представить, есть еще одно удивительное место – Лурд. Небольшой городок с гротом и чудесным родником, где полторы сотни лет тому назад некой Бернадетте явилась дева Мария.
- Я слышал об этом.
Мы остановились на красном светофоре.
- Хочешь побывать?
- Да я, в общем-то, здоров, как бык...
- Люди твоего возраста не бывают здоровыми.
Аня произнесла этот приговор, точно в руках у нее была история всех моих болезней. Я посмотрел на нее с удивлением.
- Не хочешь исцелиться?
- Давай,- сказал я,- но сначала…
Пренебрегая всякими правилами уличного движения, Аня дождалась, когда проедет какой-то микрогрузовичок и развернула машину в обратном направлении. Мы отправились в Лурд и приехали туда поздно вечером.
- Идем,- сказала Аня, выходя из машины.
- Сейчас?
Аня ни слова не сказала в ответ, захлопнула дверцу и решительным шагом направилась к мерцающим впереди огонькам. Мы прошли через освещенный подземный переход, заполненный молча бредущими, словно в сомнамбуле, встречными паломниками. Что бросилось в глаза – неиссякаемый даже в этот поздний час, поток инвалидных колясок.
- Каждый год, изо дня в день они идут сюда, следуя инстинкту самосохранения, миллионы больных, хромых и горбатых, глухих и слепых…Бесконечным потоком… Бесноватых и прокаженных… Как к Иисусу…
Аня произносила все это тихим голосом, но я прекрасно слышал ее.
Слева холодная монолитная каменная стена, идущая вдоль пешеходной тропы, справа вместо перил свободно от столбика к столбику натянут толстый витой белый канат и едва слышное журчание невидимого ручья: все это навевало средневековую таинственность и не позволяло думать ни о чем другом, кроме предстоящей встречи с чудесным. О, чудо! Я не знал, в чем оно должно проявиться! Я шел не спеша рядом с Аней, держа ее руку в своей, в мерцающем свете сотен тысяч свечей…
Чего, собственно, ждать от этой встречи? Все мои невидимые на первый взгляд недуги я носил в себе, как носят любимый галстук или носки. Что нужно исцелить в первую очередь: высокомерие, тщеславие, боль в левом колене или недавнюю аритмию сердца? Она доставляет мне теперь немало хлопот. Вдруг мое сердце замирает и стоит без единого движения, как конь в стойле. В такие мгновения чувствуешь себя идиотом: то ли жив, то ли умер – не знаешь, что с собой делать. Может быть, попросить избавить меня от строительства своей Пирамиды? От этой преступной мысли меня просто в жар бросило, и Аня подозрительно посмотрела на меня – ты в порядке? Я улыбнулся. Вдруг:
«Мне сказали – твой бездонен ад. Бросишь камень – не услышишь эха. Это рай причудами богат. В ад впускают нас не для потехи. Мне сказали – отмоли грехи…».
У меня не было никаких сомнений в том, чьи это строки – Тина! Тина и тут напомнила о себе: «…твой бездонен ад». Что это – предупреждение? Какой ад?!. Никакая услада ада не в состоянии увести меня от того, чем переполнено всё моё существо – творить совершенство! И я отдаю себе отчет, какими намерениями устлана моя дорога. Отмаливать же грехи, это – пожалуйста! Я это делаю каждый вечер! Да и не настолько я грешен, чтобы…
Или всё-таки есть что отмаливать?
Тина!.. Ах, эта Тина!.. Как она может знать? И почему я мысленно назвал её Джокондой?
Потом я остался один, вдруг один, я ощутил жуткое одиночество: один в знойной пустыне, как Иисус, вокруг никого, ни Ани, ни паломников в колясках, ни звука, ни ветерка… Свет, свет!.. Море света!
Вдруг я расслышал:
- Ничего не бойтесь, будьте уверены в себе, Мать Мария принесет Вам облегчение…
Говорили по-французски, но я понимал каждое слово. Это был тихий теплый женский голос… Мне помазали лоб, руки… и я вдруг потерял себя, потерялся во времени и в пространстве, растворился в мире... Подо мной не было земли, не было вообще никакой опоры, ни встречного ветра, ни единого звука, невесомость и бескрайний простор. Ты единственный во Вселенной, но и страха нет. Абсолютный покой.
Потом я вернулся. Аня стояла передо мной и улыбалась.
- Ты в порядке?- спросила она еще раз.
- Живи дальше,- сказал мне теперь по-русски красивый мужской баритон.
Это был не приказ, не разрешение, мне не выдавали вексель на дальнейшее пребывание на земле, это было приглашение в новую жизнь. Я не мог определить для себя, в чем заключается эта новизна, просто знал. Здесь на меня в святом благоговении упал отсвет сияния Божественного промысла. Вся площадь тоже была усыпана волнующимися из стороны в сторону желтыми бабочками огоньков бесчисленного моря горящих свечей.
Лица паломников были едва различимы, выступали из темноты темно-серыми пятнами, как души умерших из преисподней. Такое было впечатление. Но это были живые люди, твой просветленный мозг знал это и не уставал безмолвно твердить тебе: живидальшеживидальшеживи…
Домой мы доехали молча. Я только любовался городом. Закутавшись в вечерние сумерки, Париж просто очаровывал.
- Сегодня у меня ничего не получится,- признался я Ане дома.
Все мое тело взбунтовалось против моих желаний.
- Я знаю,- сказала она,- это пройдет.
Затем я спал. Эта была первая французская ночь, проведенная в ее спальне без нее. Потом, стараясь объяснить самому себе тайну моего преображения, я уверял себя в том, что мое исцеление было тотальным, исцелился и преобразился я весь, целиком, от кончиков пальцев до корней волос и до каждой клеточки, до каждой ниточки ДНК.
Как так!? Если бы я мог ответить на этот вопрос. Это Божественное вмешательство преобразило не только мое тело, но главное – душу. Я был чист и безгрешен, как ангел, и как ребенок радовался этой чистоте.
«Мне сказали – отмоли грехи…».
Ти, я уже постарался! Посмотри на меня – чист как ангел!
«…и начнём с тобой песню – заново… вспоминая вкус слова love…».
Ти, посмотри мне в глаза!.. I love you!..
- Что ты там бормочешь? – спрашивает Лена.
- I love you!.. – говорю я.
- Зачем мне все эти ваши подробности? – спрашивает Лена.
- Эти подробности, - произношу я, - обеспечивают правдивость и веру. А это немало.
Глава 23
Мы не могли наговориться…
- Может быть, можно найти другое решение нашей проблемы?
- Разве она существует? Ее нет. Все просто: либо мы едем, либо
нет. Все остальное не стоит и цента. И, знаешь, я считаю своим долгом…
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 200; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!