Становление психологии как самостоятельной науки
С.Л.Рубинштейн писал в 1940 году: "История психологии и формирования ее как самостоятельной науки не получила еще в мировой психологической литературе адекватного освещения" [248, c.68]. Хотя с тех пор прошло много времени, опубликовано огромное количество работ по истории психологической науки [340, 207, 206, 114, 31, 36, 95, 401, 407, 408 и др.], оценка выдающегося отечественного психолога, к сожалению, не утратила ни своей актуальности, ни своей правоты. Иногда создается впечатление, что проблема вообще "закрыта". Научная психология появилась во второй половине XIX столетия, откуда начинается новый "отсчет". В свете этого детали "рождения" не так важны, на первый план выходит летопись побед "новой" психологии. Для исторического исследования, несомненно, такие вехи значимы. Но в отношении методологическом важно помнить, что "революции" в науке редко бывают одномоментными. Многие авторы, исследовавшие этот вопрос, среди которых и С.Л.Рубинштейн, и М.Г.Ярошевский, и М.С.Роговин, отмечали, что выделение психологии вряд ли было четко датируемым событием. М.С.Роговин, в частности, отмечал: "Мы полагаем, что неправильным было бы пытаться наметить какую-то определенную дату, начиная с которой могли бы рассматривать психологию как самостоятельную науку. Процесс формирования научной дисциплины длительный, сложный, диалектически противоречивый; поэтому следует стремиться определить лишь исторический отрезок времени, на который приходится сочетание условий, в максимальной степени способствовавших ее становлению" [237, c.96]. Переломным периодом в развитии психологии явилась вторая половина XIX века, когда психология вычленяется из философии и постепенно становится экспериментальной наукой. С.Л.Рубинштейн категорически возражал против формального решения вопроса о формировании психологии как самостоятельной науки, когда "дело изображается так, будто психология начала существовать с того времени, как Вундт создал свою лабораторию. Вся предшествующая история философско-психологической мысли представляется лишь малозначительной прелюдией к этому событию. Те ученые, которые как Фехнер и особенно Вундт, разработали на базе специальных физиологических исследований методику психофизиологического исследования и оформили психологию (физиологическую) как экспериментальную дисциплину, представляются основоположниками психологии, определявшими ее основы в целом. В результате получается необъяснимым парадокс: эклектики и эпигоны в философии, философские концепции которых являются показательным проявлением начинающегося упадка теоретической мысли, представляются не только учеными, которые, опираясь на полученное ими философское наследие и достижения физиологии, оформили психологию как определенную научную дисциплину, но и как ее вдохновители, как основоположники, у которых надо искать ее истоки" [248, c.69-70].
|
|
|
|
|
|
С.Л.Рубинштейн подчеркивал, что становление новой психологической науки "не может быть стянуто в одну точку": "Это длительный, еще не законченный процесс, в котором должны быть выделены три вершинные точки: первая должна быть отнесена к тому же XVI - XVII веку или переломному периоду от XVII к XVIII веку, который выделил Энгельс для всей истории науки; вторая - ко времени оформления экспериментальной физиологической психологии в середине XIX столетия; третья - к тому времени, когда окончательно оформится система психологии, сочетающая совершенство методики исследования с новой, подлинно научной методологией" [248, c.77]. Вопрос о возникновении психологии как самостоятельной науки не может быть проанализирован здесь со сколь-нибудь значительной полнотой: для этого потребовалась бы отдельная книга. В данном случае я вынужден ограничиться лишь отдельными положениями, которые имеют непосредственное отношение к вопросу о методах и теориях нарождающейся психологии. Поэтому из истории психологии XVIII - XIX вв. будут рассмотрены лишь отдельные эпизоды, имеющие, по мнению автора, наиболее тесное отношение к рассматриваемым вопросам. Вместе с тем хочется специально подчеркнуть, что имеется, на мой взгляд, насущная необходимость в новом исследовании этого вопроса с позиции сегодняшних достижений историко-методологического и историко-психологического знания: нельзя исключить возможности, что путь, пройденный психологией за последние сто лет, предстанет в несколько ином свете.
|
|
|
В истории зафиксировано несколько попыток придать психологии статус самостоятельной научной дисциплины, отличной от философии. Поскольку история пишется победителями, неудачные попытки, попытки, не увенчавшиеся успехом, скоро забываются. Между тем их анализ имеет для истории науки особенную ценность, поскольку зачастую именно по ним можно судить о логике, которой руководствовались авторы.
Известно, что первые попытки ввести термин психология могут быть датированы концом пятнадцатого столетия. В названии сочинений (до наших дней, к сожалению, не дошедших) далматинского поэта и гуманиста Марко Марулича (1450-1524) впервые, насколько можно судить, употребляется слово "психология" [385]. Авторство термина часто приписывают Филиппу Меланхтону (1497-1560), немецкому протестантскому богослову и педагогу, сподвижнику Мартина Лютера. "Лексикография приписывает образование этого слова Меланхтону, который написал его на латыни (psychologia). Но ни один историк, ни один лексикограф не нашел точной ссылки на это слово в его произведениях. Андрэ Лаланд утверждает даже, что прочитал все его произведения и не встретил слова psychologia" [31, c.124]. В 1590 г. выходит книга Рудольфа Геккеля (Гоклениуса), в названии которой также используется это слово (на греческом языке - Psyhologia). Название труда Геккеля, который, кстати, является собранием произведений многих авторов о душе: "Психология, т.е. о совершенстве человека, о душе и прежде всего о возникновении ее..." [31, c.124]. Но общепризнанным термин "психология" становится лишь в XVIII столетии после работ Х.Вольфа [421, 422].
|
|
|
Важно подчеркнуть, что появление термина "психология" было результатом деятельности философов, занятых систематизацией философского материала. Появление термина "психология" явилось, таким образом, результатом дифференциации философского знания, следствием которого явилось, как известно, рождение науки нового времени. Вопрос о выделении психологии из философии в это время даже не ставился, поскольку для этого не было никаких оснований. Рассмотрение вопросов о "душе" ничем (ни методом, ни предметом) не отличалось от рассмотрения других философских вопросов. Появление термина "психология" явно предшествует становлению психологии как науки.
Х.Вольфу (1732) принадлежит одна из первых попыток выделить психологию в качестве самостоятельной философской дисциплины. Представляется очень интересным попытаться воссоздать смысл попытки Х.Вольфа. Рассмотрим ее более подробно.
Христиан Вольф
Имя Христиана Вольфа (1679-1754), бесспорно, забвения не заслуживает, т.к. его заслуги перед психологией велики. Обычно их видят в том, что Х.Вольф явился создателем психологии способностей. А поскольку психология способностей, как известно, была сокрушена И.Гербартом, то труды Вольфа имеют чисто историческое значение. Не буду анализировать значение трудов Х.Вольфа для психологии в целом. Остановлюсь лишь на попытке выделения психологии и попробую непредвзято ее проанализировать. Знаток истории психологии М.С.Роговин пишет об этом следующее: "Попытки создать психологию как науку, независимую от философии, предпринимались и до второй половины XIX в; они были обречены на неудачу, хотя бы уже потому, что имели место внутри философии и предпринимались с помощью методов умозрительной философии (Х.Вольф,1732; И.Н.Тетенс, 1776-1777; И.Ф.Гербарт, 1816) [237, c.96]. Но представляется, что в данном случае мы имеем дело со своего рода исторической аберрацией. Дело в том, что Христиан Вольф вовсе не помышлял о выделении психологии из философии. Все его построения были направлены на то, чтобы реорганизовать структуру философского знания и внутри этой структуры выделить разновидности психологии как философские дисциплины. Об объеме проделанной работы можно судить хотя бы по тому, что Вольфу принадлежит огромный массив философских произведений, написанных как на латыни, так и на немецком : издание Ольмса 1968 года насчитывает ни много ни мало 64 тома. Две работы посвящены психологии: "Рациональная психология" и "Эмпирическая психология". Уже упоминалось, что опубликование этих работ сделало сам термин "психология" популярным, а психология на некоторое время стала центральной философской дисциплиной. Х.Вольф, несомненно, выполнил задачу, которую поставил перед собой: психология стала отдельной областью внутри философии, или, если угодно, стала самостоятельной философской наукой. Это бесспорная заслуга Х.Вольфа. Причем значение ее было столь велико, что возникла проблема, которую современному психологу, даже знакомому с историей своей науки, постичь не вполне просто. После работ Вольфа возникла ситуация, когда психология стала доминирующим разделом философии. И.Кант, как известно, сомневавшийся в существовании рациональной психологии, был озабочен чрезмерным распространением психологии в философии и пытался "ограничить" место психологии: "Как бы ни толковать учения Канта, одно вне всякого сомнения: оно не исчерпывает философии психологией и не рассматривает логики как части психологии" [85, c.116]. Но вернемся к Вольфу. Подчеркну еще раз, что Вольф был философом, реорганизовывал именно философию, а психология рассматривалась Вольфом как составная часть философского знания и отнюдь не как самостоятельная наука. По точной характеристике Г.Г.Майорова,
Х.Вольф "впервые попытался дать различение теоретического и эмпирического, чистого и прикладного знания; теоретическая философия, по Вольфу, - "наука о всех возможных предметах, насколько они возможны", т.е. наука, занимающаяся не простой констатацией фактов, а исследованием их взаимосвязей, причин и оснований. По классификации Вольфа, все философское знание делится на "науки рациональные теоретические" (онтология, космология, рациональная психология, естественная теология), "науки рациональные практические" (этика, политика, экономика), "науки эмпирические теоретические" (эмпирическая психология, телеология, догматическая физика) и "науки эмпирические практические" (технология и экспериментальная физика)" [169, c.96]. Хочу обратить внимание читателя на то обстоятельство, что эмпирическая психология, по Вольфу, наука именно теоретическая. Еще будет возможность остановиться на том, что не только вольфовская, но и последующая эмпирическая психология вовсе не была эмпирической наукой в современном смысле слова.
Таким образом, по Вольфу, психология распадается на рациональную и эмпирическую. Как отмечал В.Дильтей, "Христиан Вольф видел в отделении рациональной психологии от эмпирической особую заслугу своей философии" [88, c.31]. Здесь нет возможности рассматривать роль рациональной и эмпирической психологии в структуре философского знания, а также их соотношение. Скажу только, что эмпирическая психология - опытная наука, дающая представление о том, что происходит в человеческой душе. Она не предполагает рациональной психологии, а служит для проверки и подтверждения того, что априорно развивает психология рациональная. В.Дильтей специально подчеркивал, что из "положений Вольфа уцелело ценное ядро в виде различения между описательным и объяснительным методом, а также признание того, что описательная психология является опытной основой и контрольным органом для психологии объяснительной" [88, c.32].
Важно отметить, что Х.Вольф настаивал на применении математики в психологии. Вероятно, он был первым, кто заговорил об измерении в психологии. "Кроме того, он ввел в обиход понятие психометрии. Он считал, что можно измерить величину удовольствия осознаваемым нами совершенством, а величину внимания - продолжительностью аргументации, которую мы в состоянии проследить" [298, c.21]. Говоря о Х.Вольфе, нельзя не остановиться, хотя бы предельно кратко, на одном моменте. Вольф, что хорошо известно, был последователем Лейбница. Предустановленную гармонию Вольф ограничил отношением между душой и телом. Как об этом пишет М.Дессуар, "понятию монады он придал более грубый характер атомистического учения и признал способность представлений лишь за душами в собственном смысле, обладающими настоящим сознанием" [85, c.105]. "Поэтому, - продолжает Дессуар, - самое первое его утверждение: душа есть субстанция, производящая представления, остается без внутренней связи с системой. Он искусственно создает такую связь, прибегая к circulus vituosus: понятие телесного или составленного из частей исключает мышление (как сочетание воедино логического подлежащего со сказуемым); следовательно, душа принадлежит к простым субстанциям и обладает всеми признаками, установленными онтологией для первых. Телу остается при этом задача определять в зависимости от своего местопребывания содержание восприятий. Глубже в отношения между душой и телом Вольф не вникает" [85, c.105-106]. Но представляется принципиально важным следующее. Трактовка предустановленной гармонии Вольфом приближается, как на это обращает внимание Дессуар, к учению о психофизическом параллелизме. "Представим себе на одной стороне душевные процессы, на другой телесные; между ними нет причинных соотношений - одним неповторяющимся чудесным актом Бог установил между ними иную связь" [85, c.106]. "Так как все изменения во внешнем мире следуют одно за другим в неизменном порядке, и точно также в душе каждое предшествующее состояние скрывает в себе основу для последующего, то нужно лишь однажды вначале согласовать ощущения с объективными данными, и тогда это согласование укрепится навсегда" [85, c.106].
Обращаю особенное внимание на то, что у Вольфа появляется "потенциальная возможность" поставить вопрос о выделении психологии в качестве самостоятельной науки (на самом деле, как уже упоминалось, такой вопрос "не стоял", да и не мог быть поставлен). Для того, чтобы эту потенциальную возможность осуществить, требовалось "всего лишь" утверждать, что состояния души имеют свои законы, доступные изучению. Если объявить, что эти состояния являются предметом изучения "науки", то для того, чтобы "наука" могла считаться самостоятельной, важно установить "соответствие" этой науки с какой-то, которая такой статус несомненно имеет. У психологии такие контакты ближе всего с физиологией. Во времена Вольфа это было невозможно (в силу неразработанности в то время физиологии мозга). Да и Вольфу, повторю, это было абсолютно не нужно: его вполне устраивало выделение рациональной и эмпирической психологии как философских дисциплин.
Представляется важным подчеркнуть, что Вольф не был "психологом". Расчленение психологии на рациональную и эмпирическую было следствием упорядочивания философского знания. Именно этим объясняется известная непоследовательность Вольфа в разграничении "сферы компетенции" двух психологий, на которую обращали внимание многие историки психологии [65, c.107]..
Именно этим объясняется "странный" характер эмпирической психологии Х.Вольфа. И.Брес в этой связи отмечает: "Хотя Вольф и считает, что psychologia rationalis стремится вывести из самого понятия человеческой души, то, что psychologia empirica извлекает из наблюдения и размышления, мы будем разочарованы, если захотим обнаружить во второй работе экспериментальные исследования, которые явились бы предвестниками научной психологии XIX и XX вв. Вопросы, которые в ней рассматриваются, а также метод их исследования (см. например, параграф 651: "Qui alterum amat, is taedium ejus aversatus" ("Кто любит другого, становится ему в тягость")) напоминают больше то, что в наши дни рассматривалось бы как философская или даже рациональная психология, чем настоящую эмпирическую психологию в современном смысле слова. Более того, содержание psychologia empirica Вольфа не отличается коренным образом от исследования классической философией XVII в. вопроса о страстях..." [31, c.125-126]. Подчеркну, что по иному быть просто не могло. Разработка эмпирической психологии в современном смысле слова совершенно не входила в планы Х.Вольфа.
Но важно, что у Вольфа содержалась возможность различения: "теперь уже дело не в двойной душе, а в двояком рассмотрении одной и той же души: различие передвинулось из области содержания в область методологическую" [85, c.106-107]. Именно этот момент создает возможность для выделения психологического предмета, отличного от философского, т.е. создание эмпирической психологии в современном смысле этого слова. Принципиальная возможность создания психологии как самостоятельной дисциплины была, вне сомнения, Вольфом продемонстрирована.
Нельзя не остановиться еще на одном моменте, связанном с трудами Вольфа. Его "Эмпирическая психология" может рассматриваться как первое систематическое изложение психологии в новое время. В связи с этим важно подчеркнуть, что для того, чтобы конституировать дисциплину, необходим организующий принцип, который бы определил "номенклатуру" психических феноменов, относящихся к дисциплине и позволил их как-то упорядочить. Иными словами, необходимо "задать систему". Вольф придерживается следующей стратегии. Он определяет душу как простую вещь, которая может сознавать себя и другие вещи. В качестве основной силы души Вольф полагает силу представления, в которой находит выражение активность сознания. Эта активность остается неизменной, но может менять свои предметы. М.Дессуар отмечает: "... как тело может двигаться последовательно по неограниченно многим направлениям, так и у души есть различные возможности последовательных самопроявлений, которые осуществляются благодаря энергии" [65, c.107]. Эти проявления и называются душевными способностями. Перечень способностей может быть определен, по Вольфу, при помощи языка: то, для чего существует специальное наименование, может считаться особой способностью. Вольф делает оговорки относительно "непостоянства" речи. Дальше в действие вступают законы логики, поскольку вся душевная жизнь, по Вольфу, подчинена формам и законам логики. Вольф выделяет волю ("способность желать") и познание ("способность познавать").
Рассмотрим более подробно способность познания. Материалом для этой способности являются представления. Они могут быть смутными, ясными либо отчетливыми. По своему содержанию они могут быть или восприятиями, или представлениями. Представления подчиняются закону ассоциации: каждое представление вызывает в душе более общее, часть которого он составляет. Поскольку, как свидетельствует опыт, бывают и новые сочетания, должна существовать "сила выдумки". Явления памяти имеют место при повторении прежних переживаний. Внимание может придавать отдельным представлениям ясность и отчетливость. Как справедливо отмечает М.Дессуар, "в целом перед нами планомерное сцепление психологических понятий, ставших позже общим местом" [65, c.108]. Важно подчеркнуть, что концепция Вольфа в XVII столетии продемонстрировала метод работы в психологии. "Эмпиризм" состоял в том, что самонаблюдение выполняло верифицирующую роль: оно должно было подтвердить соответствие построений опыту. Источником эмпирического материала самонаблюдение не являлось: было достаточно отдельных примеров, которые бы подтвердили "жизненную правду" созданной картины ("сцепления психологических понятий"). Это позволяет понять, почему Вольф называл свою эмпирическую психологию наукой "эмпирической теоретической": эмпирическая - соответствующая опыту, теоретическая - логическая конструкция имеющая произвольный (теоретический) характер. Этот метод Христиана Вольфа не только стал общим местом - здесь Дессуар абсолютно прав - но и определил традицию. Как будет показано в дальнейшем, менялись только принципы, определяющие "сцепление" - сам способ в течение длительного времени оставался неизменным.
Последователями Вольфа был сделан важный шаг, который в дальнейшем, как мы увидим, способствовал выделению психологии в самостоятельную науку. "Центр тяжести оставался, конечно, в области индивидуальной психологии человека. У Вольфа позаимствовали деление на рациональную и эмпирическую психологию. Хотя различие между обеими было собственно методологическим, так как предметом исследования для обеих являлась определенно понимаемая "природа" души, но понемногу снова утвердилось обоснованное еще в старину разделение содержаний. Спекулятивные рассуждения о сущности, местопребывании, свободе и бессмертии души стали главным содержанием рациональной психологии. Физиологические же объяснения, относившиеся еще у Вольфа туда же, скоро перешли в ведение эмпирической психологии. Последняя утратила, таким образом, характер общей описательной науки и превратилась в физиологическую и отчасти уже в экспериментальную дисциплину: волшебное слово опыт увлекало даже осторожных мыслителей и побуждало их искать в телесных (также физиогномических) процессах объяснения душевных фактов. Если же ограничивались внутренним опытом, то все же исследование проводили в духе естественной науки: искали причинных связей душевных явлений и устанавливали эмпирические условия их возникновения" [85, c.114].
Недооценивать произошедшие изменения нельзя. Именно они создают основу для позднейшего конституирования психологии как науки. Оно станет возможным, когда принцип психофизического параллелизма будет дополнен принципом психофизиологического параллелизма. То, что физиологические объяснения стали соотноситься с эмпирической психологией, безусловно представляло собой шаг к "возможной" самостоятельности психологии. Впрочем, до самостоятельности еще было далеко. Более того, не ставился даже сам вопрос о самостоятельности психологии как науки. Действительно, никаких причин для того, чтобы пытаться сделать психологию самостоятельной наукой во времена Христиана Вольфа просто не было. Важно уже то, что психология выделяется в качестве раздела внутри философии, которая все больше дифференцируется.
Значение Христиана Вольфа для истории мировой психологии состоит, таким образом, в первую очередь в том, что им впервые была выделена психологическая проблематика внутри философского знания. Причем она оказалась не на периферии философии, а стала ее центром: "И так как с точки зрения того времени индивидуальное развитие человека было душой культурной работы, то психология стала не только основой всякого философствования, но вообще центральной наукой" [85, c.109].
Иммануил Кант
Традиции, заложенные Х.Вольфом, поддерживались и развивались в немецкой психологии способностей. Одним из ярких представителей психологии способностей был Иоганн Николаус Тетенс (1736-1807). М.С.Роговин полагает, что Тетенс совершил в 1776-1777 г. неудачную попытку выделить психологию из философии [237, c.96]. По моему мнению, И.Н.Тетенс так же, как и ранее Х.Вольф, на это вовсе не претендовал. Характерно в этом отношении само название его основного труда "Philosophische Versuche ьber menschliche Natur und ihre Entwicklung" (1776) [412]. Сам Тетенс подчеркивает, что речь идет именно о философском исследовании. Согласно И.Н.Тетенсу, основным в психологии является самонаблюдение, психология должна заниматься эмпирическим расчленением душевной жизни. Метафизические заключения возможны как итог эмпирической работы. Тетенс модифицировал идущее еще от Аристотеля расчление психического на познание и волю, добавив к последним чувство. Таким образом, оформилась номенклатура "основных" способностей: способность познания, способность воли, способность чувства. Этим воспользовался И.Кант, который, как известно, посвятил рассмотрению этих трех способностей специальные труды ( "Критику чистого разума" [117], "Критику практического разума" [118] и "Критику способности суждения" [119]).
Благодаря трудам Х.Вольфа, психология на какое-то время стала центральной философской дисциплиной. "Против такого чрезмерного расширения границ психологии скоро должны были раздаться протесты. Появившиеся возражения коснулись также содержания всей системы и приняли форму критики психологии. Тот мыслитель, который и здесь явился вождем, Иммануил Кант, ввел психологию даже в очень узкие границы..." [85, c.115]. "Этим объясняется отчасти, почему фигура Канта не представляется историку психологии такой значительной и возвышающейся над всеми другими как историку каждой другой философской дисциплины" [85, c.115].
И.Кант, разумеется, не был психологом. Вместе с тем, по моему мнению, нельзя утверждать, что "система Канта глубоко антипсихологична" [237, c.66]. Кант был одним из первых методологов психологии, а методология (в этом проявились особенности самого Канта как личности) приняла форму критики. Уже в двадцатом веке будут сделаны попытки построить методологию психологии как критику психологии [353] (подробнее см. об этом в работе Л.С.Выготского [60]). В предисловии к "Критике чистого разума" Кант отмечает, что в данном труде речь идет не о происхождении опыта, а о содержании его. Конечно, нет возможности в настоящей работе дать хотя бы беглый обзор кантовских идей по психологическим проблемам (это далеко увело бы от интересующей темы: напомню, что нас волнует сейчас путь психологии к самостоятельности). То, что психологией многие кантовские положения не были ассимилированы, становится совершенно ясно в конце XX века, когда современные исследователи обращаются к кантовскому наследию (см. например, интересную книгу Ю.М.Бородая "Эротика.Смерть.Табу". М., 1997).
Остановимся на кантовской критике психологии. Как мы уже видели, И.Н.Тетенс, которого Кант очень ценил, признавал возможность рациональной психологии. Притязания рациональной психологии были развеяны И.Кантом, который, как известно, отрицал возможность существования рациональной психологии. Кантовская критика рациональной психологии в известной мере предопределила дальнейшее развитие психологии как эмпирической науки. "Рациональная психология как доктрина, расширяющая наше самопознание, не существует; она возможна только как дисциплина, устанавливаящая спекулятивному разуму в этой области ненарушение границы, с одной стороны, чтобы мы не бросились в объятия бездушного материализма, а с другой стороны, чтобы мы не заблудились в спиритуализме, лишенном основания в нашей жизни; она скорее напоминает нам, чтобы мы видели в этом отказе разума дать удовлетворительный ответ на вопросы любопытствующих, касающиеся того, что выходит за пределы земной жизни, его же указание обращать свое самопознание не на бесплодную чрезмерную спекуляцию, а на плодотворное практическое применение, которое, хотя всегда и направлено только на предметы опыта, тем не менее заимствует свои принципы из более высокого источника и определяет наше поведение так, как если бы наше назначение выходило бесконечно далеко за пределы опыта, стало быть за пределы земной жизни" [117, c.382].
В другой работе Кант возвращается к проблемам психологии. Кант настаивает на необходимости различения Я как субъекта и Я как объекта. "О Я в первом значении (о субъекте апперцепции), о логическом Я как априорном представлении, больше решительно ничего нельзя узнать - ни что оно за сущность, ни какой оно природы" [120, с.191]. "Я во втором значении (как субъект перцепции), психологическое Я как эмпирическое сознание, доступно разнообразному познанию..."[120, с.191-192]. Кант рисует перспективу эмпирической психологии: "Подтверждением и примером этого может служить всякое внутреннее, психологическое наблюдение, сделанное нами; для этого требуется, хотя это связано с некоторыми трудностями, воздействовать на внутреннее чувство посредством внимания (ведь мысли, как фактические определения способности представления, также входят в эмпирическое представление о нашем состоянии), чтобы получить прежде всего в созерцании самого себя знание о том, что дает нам внутреннее чувство; это созерцание дает нам представление о нас самих, как мы себе являемся; логическое же Я хотя и указывает субъект существующим сам по себе в чистом сознании, не как восприимчивость, а как чистую спонтанность, но не способно ни к какому познанию своей природы" [120, с.192].
Авторитет Канта был велик, поэтому кантовская критика психологии была признана современниками сокрушительной. Мы здесь не станем оценивать и анализировать кантовкие доводы против рациональной психологии. Это не входит в задачи этой работы. Отмечу лишь, что огромный авторитет Канта способствовал дальнейшему развитию психологии как эмпирической психологии. В плане дальнейшего развития эмпирической психологии нельзя пройти мимо одного замечания Канта, имеющего для будущего психологии несомненное методологическое значение. В предисловии к "Антропологии" (1798) Кант отмечает, что "учение, касающееся знания человека и изложенное в систематическом виде (антропология), может быть представлено с точки зрения или физиологической, или прагматической" [120, с.351]. Фактически, здесь речь идет об основаниях эмпирической науки. И хотя Кант строит свою антропологию как прагматическую, возможность систематического изложения антропологии с точки зрения физиологической (и, следовательно, психологии как частной науки) остается. Та возможность, которая "потенциально" содержалась в программе Вольфа, была артикулирована Кантом (правда, пока для антропологии). Не будем забывать, что психология (эмпирическая) могла рассматриваться как часть антропологии, а следовательно, "перенос" на психологию является достаточно правомерным.
Можно полагать, что судьбу психологии во многом предопределили кантовские слова, которые сейчас будут приведены. Они представляются своеобразным методологическим требованием к психологии, если она захочет быть наукой. Действительно, создается устойчивое впечатление, что многие психологи последующих поколений принимали "вызов", стараясь с удивительным упорством решать именно эти две задачи: экспериментировать и вычислять. Кант пишет в "Метафизических началах естествознания" (1786): "эмпирическое учение о душе должно всегда оставаться далеким от ранга науки о природе в собственном смысле, прежде всего потому, что математика неприложима к явлениям внутреннего чувства и к их законам... Но даже в качестве систематического искусства анализа или в качестве экспериментального учения учение о душе не может когда-либо приблизиться к химии, поскольку многообразие внутреннего наблюдения может здесь быть расчленено лишь мысленно и никогда не способно сохраняться в виде обособленных [элементов], вновь соединяемых по усмотрению; еще менее поддается нашим заранее намеченным опытам другой мыслящий субъект, не говоря уже о том, что наблюдение само по себе изменяет и искажает состояние наблюдаемого предмета. Учение о душе никогда не может поэтому стать чем-то большим, чем историческое учение и - как таковое в меру возможности - систематическое учение о природе внутреннего чувства, т.е. описание природы души, но не наукой о душе, даже не психологическим экспериментальным учением" [120, c.60]. Кантовские слова оказали огромное влияние на последующее развитие психологии. К ним прислушивались и безоговорочно соглашались. Другие пытались "отвоевать" позиции: Гербарт был убежден, что психология становится наукой потому, что начинает использовать математику (в отношении эксперимента, Кант, конечно же, прав). Как мы увидим, с кантовской критикой вынужден был считаться и сам В.Вундт. И, возможно, именно кантовские утверждения заставляли Вундта направлять энергию психологов-экспериментаторов на фиксацию "элементов", о которой говорил Кант. И.Кант может считаться "вдохновителем" элементаризма и атомизма. Кант, таким образом, "негативно" задал направление развития психологической науки... Итак, "психология никогда не станет наукой в собственном смысле слова, т.к. нельзя ни приложить математику к явлениям и процессам сознания, ни воздействовать экспериментально на душу других" [85, c.126]. "По иронии истории, психология именно от критицизма получила толчок к дальнейшему и существенному развитию" [85, c.126]. "К несчастью, Кант не посвятил научной психологии отдельного труда, но дал значительные указания к обоснованию этой науки на новых началах, производя при случае изменения в традиционном психологическом материале и вообще благодаря всему своему вмешательству. В рамках беспрерывно развивавшейся психологии способностей совершались... преобразования, которые в конце концов разрушили установленные границы" [85, c.127].
Таким образом, есть основания говорить о своего рода "двойной программе" И.Канта применительно к психологии. Первая программа - кантовская критика возможности психологии стать естественной наукой ("эмпирическое учение о душе должно всегда оставаться далеким от ранга науки о природе в собственном смысле"), вторая - возможность обоснования психологии посредством физиологии. Эта двойная программа составила методологическую задачу, над которой трудились несколько поколений психологов первой половины XIX столетия.
Иоганн Гербарт
Каждая наука должна иметь основания. После "Наукоучения" И.Фихте это становится неписаным правилом. Возникает методология науки как учение "об основаниях". Им руководствовался И.Гербарт, совершивший первую известную мне попытку сделать психологию наукой.
Мы уже упоминали имя Иоганна Готлиба Фихте (1762-1814), автора "Наукоучения" [295,15], создателя науки о науке. И.Фихте, несомненно, не был психологом, поэтому то, что его не вспоминают в "Историях психологии", по своему правомерно. К тому же И.Г.Фихте психологию своего времени явно не ценил. Можно привести его знаменитое высказывание из "Ясного, как солнце, сообщения широкой публике о сущности новейшей философии": "Наукоучение - не психология, психология же сама по себе - ничто" [295, т.1. c.610]. Оставим такую оценку на совести философа. Несомненно, что с работ Канта и Фихте начинается общая методология науки и недооценивать ее влияние на те области знания, которые претендуют на то, чтобы стать наукой, вряд ли целесообразно.
Не имея возможности анализировать воззрения Фихте в целом и по вопросам психологии в частности (хотя это и представляется достаточно увлекательным сюжетом - стоит только напомнить, что Фихте активно разрабатывал проблему деятельности), остановимся лишь на отдельных положениях "Наукоучения". И.Г.Фихте формулирует требования, которым должна удовлетворять любая наука.
"Должно быть достоверным по крайней мере одно положение, которое придавало бы другим свою достоверность; так что если и поскольку это первое достоверно, то должно быть достоверно и второе, то поскольку должно быть достоверно и третье, и т.д. Таким образом, многие сами по себе, может быть различные положения будут именно потому, что они все имели достоверность и одинаковую достоверность, иметь одну общую достоверность и через это будут образовывать только одну науку" [15, c.199]. Фихте подчеркивает, что достоверное положение не может получить свою достоверность через объединение с другими положениями, но должно иметь достоверность до него. "Такое достоверное до соединения и не зависимое от него положение называется основоположением. Каждая наука должна иметь основоположение, она даже могла бы состоять по своему внутреннему характеру из одного единственного самого по себе достоверного положения... Но она не может иметь более одного основоположения, ибо тогда она образовала бы не одну, но несколько наук" [15, c.200]. Согласно Фихте, основоположения системы должны быть достоверны до самой системы. Их достоверность не может быть доказана в ее пределах. Все, что следует из основоположений также достоверно. Важным представляются введенные Фихте различения: содержание и форма науки. "То, что должно заключать в себе само основоположение, и то, что оно должно сообщить всем прочим положениям, встречающимся в науке, я назову внутренним содержанием основоположения и науки вообще; способ, которым основоположение должно передать другим положениям это содержание, я назову формой науки. Поэтому вопрос ставится так: как возможно вообще содержание и форма науки, т.е. как возможна сама наука?" [15, c.200]. Ответом на этот вопрос и является наука о науке. Общее наукоучение обязано обосновать систематическую форму для всех возможных наук.
С чувством сожаления должен прервать изложение основных идей наукоучения Фихте, поскольку это не входит в наши задачи. Вернемся к Гербарту. Попытка И.Гербарта сделать психологию наукой не может быть адекватно оценена, будучи рассматриваема вне контекста фихтевского наукоучения. Удивительным представляется то, что в отечественных работах по истории психологии найти указания на влияние Фихте на формирование психологии Гербарта не удается. Причина, видимо, в том, что даже среди профессиональных психологов, не чуждых идее историзма, популярно убеждение, согласно которому вся психология до середины XIX столетия представляла соединение интроспекции и ассоцианизма. О какой специальной методологии можно говорить? Представляется, что в этом случае мы имеем дело с очередным мифом истории психологии. Собственно, сам И.Гербарт фихтевское влияние на формирование своей психологической теории признавал. Примечательно, что он видел это влияние именно в методологии, а не в конкретных теоретических положениях, в которых как раз с Фихте расходился и с которыми полемизировал. Впрочем, лучше предоставить слово самому Гербарту. В докладе "О возможности и необходимости применять в психологии математику" (1822) Гербарт отмечает, что начало работы в этом направлении "относится еще к последним месяцам восемнадцатого столетия, а зародыш которого я, собственно говоря, нашел еще раньше в фихтевской школе" [71, c.6]. Гербарт тут же поясняет, что эти слова не должны пониматься в том смысле, будто Фихте предлагал основывать психологию на математике. Гербарт утверждает, что Фихте научил его тем, что "в особенной степени обладал стремлением к точности исследования" [71, c.7]. По-видимому, Гербарт прав - стремление к анализу оснований науки, стремление построить настоящую науку имеет истоки в фихтевской философии.
И.Гербарт предпринял первую известную попытку превратить психологию в науку. Напомню, что к тому времени психология была одним из разделов философии, а именно относилась к прикладной метафизике. Предисловие к первому изданию учебника психологии (1816) Иоганн Фридрих Гербарт начинает такими словами: "Хотя во всей философии психология не является ни самой глубокой, ни самой высшей частью, однако она - первая между тремя частями прикладной метафизики" [73, c.94]. А.Нечаев, переводчик Гербарта на русский язык, по этому поводу замечает: "Под метафизикой же в тесном смысле, или общей метафизикой, надо разуметь ту часть философии, которая занимается самыми общими понятиями бытия и бывания, без которых мы не можем себе представить ни внешнего, ни внутреннего опыта. Когда же метафизика переходит к рассмотрению более частных понятий, то получает название прикладной метафизики и образует философию природы, психологию и философию религии" [72, c.38].
О попытке выделения психологии как науки говорит само название важнейшего для понимания позиции Гербарта труда - "Psychologie als Wissenschaft, neu gegrundet auf Erfarung, Metaphysik und Mathematik" ("Психология как наука, вновь обоснованная на опыте, метафизике и математике") (1824) [72]. Как определяет сам Гербарт, "цель этого сочинения заключается в том, чтобы представить исследование о душе, которое равнялось бы исследованию о природе, поскольку это последнее повсюду предполагает вполне закономерную связь явлений и отыскивает ее при помощи разбора фактов, осторожных заключений, смелых, испытанных и исправленных гипотез, наконец, где это возможно, при помощи рассмотрения величин и вычисления" [72, c.27]. Гербарт подчеркивает "давно признанную величайшую важность точной науки о нас самих, о нашем духе и настроении..."[72, c.28]. Если психология должна стать наукой, то она должна строиться как наука, т.е. иметь основания (принципы) и методы и ориентироваться на научные образцы (такими образцами для Гербарта выступают механика и физика). Психология способностей (напомним, Гербарт вошел в историю психологии как "сокрушитель" психологии способностей) отвергается потому, что произвольность ее оснований очевидна: "я должен уклониться от всех тех, которые думают объяснить внутренние факты, классифицируя их и принимая для для каждого класса особую, соответственную ему возможность, а затем перенося эти возможности на равное им число способностей, причем логические подразделения, употребляемые для предварительного обзора феноменов, вопреки всякому праву, выдаются за познание реальной множественности и реального же различия" [72, c.27]. В другой работе Гербарт определяет свой подход, проводя параллель с химией: "Хотя душевные способности изгоняются из научной психологии точно так же, как из химии должен был исчезнуть флогистон, потому что природа вещей ясно выставляет на вид негодность обеих гипотез; однако новый способ представления, как бы сильно ни приближался он к истине, получает согласие и благодарность не прежде, чем ученые поупражняются в его применении и достаточно сильно почувствуют бесполезность старого мнения" [73, c.96]. Хотя психология Гербарта оказала огромное влияние на все последующее развитие психологии (исключением не является даже фрейдовский психоанализ), "согласия и благодарности" не последовало. На этом мы остановимся ниже.
Каковы же основания психологии как науки? Психология способностей основывалась на метафизических допущениях - существовании особых способностей. Гербарт утверждает, что "психология нуждается в других основаниях, где с самого начала обращалось бы внимание на изменяющиеся состояния. Мы наблюдаем в себе непосредственно их (а не способности)" [73, c.98]. Гербарт вводит различие между принципом (основанием) познания и реальным принципом: принципом познания называет начальный пункт знания, реальным принципом начальный пункт "бытия и бывания" [72, c.28]. "Я прямо отрицаю все мнимое тожество идеальных и реальных принципов, и всякое утверждение подобного рода считаю шлагбаумом, с самого начала загораживающим дорогу к истине. Все непосредственно данное есть явление; все познание реального основывается на взгляде, что данное не могло бы являться, если бы не было реального. А эти заключения от явления к реальному основываются не на воображаемых формах интуиции и мышления" [72, c.28]. "Принципы и методы взаимно друг друга определяют. Именно, принцип должен обладать двояким свойством: во-первых, с самого начала иметь собственную достоверность и во-вторых, производить другую достоверность" [72, c.28]. Как можно увидеть, И.Гербарт почти буквально воспроизводит методологические рекомендации Фихте. Метод, по Гербарту, тот "вид и способ", которым производится "другая достоверность" [72, c.28].
Основания психологии Гербарт видит в фактах сознания: "Принципы психологии суть такие факты сознания, из которых могут быть познаны законы того, что в нас происходит. Факты сознания, без сомнения, служат начальными пунктами всякого психологического размышления..." [72, c.29]. Было бы не вполне правильно предположить, что Гербарт - раз он имеет дело с сознанием - ограничивается интроспекцией. Как раз и нет! "Внутреннее восприятие, знакомство с людьми, стоящими на разных ступенях образования, наблюдения воспитателей и государственных людей, сочинения путешественников, историков, поэтов и моралистов, наконец, наблюдения над сумасшедшими, больными и животными - все это доставляет материал психологии" [73, c.97]. Таким образом, сознание может раскрываться и в самонаблюдении, и в наблюдении за другими, и в анализе продуктов деятельности. Нельзя только экспериментировать: "Психология не смеет экспериментировать над людьми и не имеет для этого никаких искусственных приборов" [73, c.100]. Почему же тогда основной упор делается на непосредственных внутренних восприятиях? Гербарт отвечает: "Те факты, которые не воспринимаются непосредственно, но о которых только заключают из продуктов нашей деятельности, именно вследствие этого удаляются от принципов; они скорее проблемы, которые должны разрешаться наукою при помощи теорем" [72, c.31]. Непосредственные внутренние восприятия, таким образом, представляют основания, которые будут положены в основу теории. К этому стоит добавить, что сознание Гербартом понимается так, что в него включается и бессознательное ("затемненные представления").
Здесь мы приближаемся, возможно, к самому сложному вопросу, который неизбежно возникает перед любой общей психологической теорией, если она хочет быть научной теорией. Если найдено основание, принцип, то как из этого основания вывести теорию? Основание дано в опыте. Гербарт прекрасно понимает, что путь традиционной психологии способностей для него не подходит. Он отмечает, что вопросы о причинном отношении душевных способностей друг к другу остаются без ответа. Гербарт пишет: "... в основании психологии не лежит никакого материала, который можно было бы ясно видеть, определенно указать, подчинить правильному и постепенно восходящему вверх обобщению. Самонаблюдение, уже при самом схватывании фактов сознания, уродует их; оно вырывает эти факты из необходимой связи и предает их беспорядочному обобщению, которое не останавливается до тех пор, пока не дойдет до высших родовых понятий - представливания, чувствования и желания; тут при помощи ограничения (т.е. путем обратным тому, который замечается в эмпирической науке), этим понятиям, насколько оно подходит, подчиняется наблюдаемое разнородное. Если теперь к ненаучно образованным понятиям того, что в нас происходит, прибавляется предположение способностей, которыми мы владеем, то психология превращается в мифологию" [73, c.98-99]. Чтобы психология не превратилась в мифологию, необходимо использовать какую-то объясняющую схему. Откуда она может взяться? Понятно, не из опыта. Посмотрим, что делает Гербарт. Во-первых, он использует "метод отношений". Поскольку опыт дает недостаточное понимание фактов, можно использовать процедуры, способствующие такому пониманию. "Та операция мышления, которою улучшается недостаточность, называется дополнением. И где недостаточность эмпирического наблюдения неизбежна, там должно быть предпринято дополнение умозрительным путем. А это возможно только при помощи указания отношений, т.е. таких реляций, в силу которых одно необходимо предполагает другое, и, что является признаком этого, одно без другого немыслимо" [72, c.34-35]. В "Главных положениях метафизики" И.Гербарт поясняет, что предтавляет собой метод отношений: "Метод отношений употребляется для отыскания необходимых дополнительных понятий, если они скрыты. Этого метода нельзя приравнивать к математической формуле, которой можно беспечно вверяться при вычислении. Он только описывает в общем (до известного пункта), какое направление неизбежно примет мыслитель, занявшись данным противоречием. Но без ближайшего знакомства с проблемой его совсем нельзя применять. Прежде всего, при помощи аналитического рассмотрения, проблема должна быть доведена до такой совершенной отчетливости, чтобы можно было ясно мыслить как противоречие то, что только чувствовалось как трудность. Если пункт противоречия в точности найден, то является необходимым его противоречивое отрицание. Обозначив главное понятие через А, различим в нем два члена - M и N, которые оно допускает как тождественные и которые все-таки (по какому нибудь признаку, хотя бы одному) относятся к другу как да и нет. Противоречие не заключается ни в одном из членов, взятом самим по себе: оно заключается в их воображаемом тожестве. Это тожество и должно быть отрицаемо" [72, c.35]. Не буду подробно описывать метод, остановлюсь лишь на ближайших следствиях. "Вся психология не может быть ничем иным, кроме дополнения внутренне воспринимаемых фактов" [72, c.36]. "Данное в опыте не может быть мыслимо без предположения скрытого. А так как науке не дано ничего другого, кроме опыта, то в нем она должна встретить и познать следы всего того, что движется и действует за занавесью. Следовательно, в этом смысле она должна переступить опыт" [72, c.36]. По-видимому, И.Гербарт был первым, кто фактически поставил вопрос не только об основаниях психологии как науки, но и о логике развертывания теории. Где эту логику можно позаимствовать? Гербарт анализирует следующие возможности ("Полезно будет предварительно сравнить психологию с тремя главными отраслями естествознания [73, c.98]): 1) естественная история: "... в основании психологии не лежит никакого материала, который можно было бы ясно видеть, определенно указать, подчинить правильному и постепенно восходящему вверх обобщению" [73, c.98]. "По этой неопределенности низших понятий, сейчас же видно, что восприятие психологических фактов, неопределенное с самого начала, не допускает никакой чисто естественной истории духа" [73, c.99]; 2) эмпирическая физика: "эмпирическая физика, не знающая собственных сил природы, приходит к известным правилам, с которыми сообразуются явления. При помощи приведения (Zurückführung) к этим правилам, она вносит связь в многообразное содержание явлений. Великими вспомогательными средствами при ее открытиях являются эксперименты с искусственными приборами и вычисление" [73, c.99-100]. "Психология не смеет экспериментировать над людьми, и не имеет для этого никаких искусственных приборов. Тем старательнее нужно ей пользоваться помощью вычисления. Через него прежде всего достигается научная определенность основных понятий; затем начинается дело приведения" [73, c.100]; 3) физиология: "Физиология, рассматривая животную жизнь, употребляет три главных понятия, именно: живости (Vegetation), раздражительности (Irritabilitat) и чувствительности (Sensibilitat). Если попытаться сравнить способность чувствования с чувствительностью, способность желания с раздражительностью и способность представления с живостью, то окажется, что (насколько, по крайней мере, проливает свет эта аналогия), в то время, когда во сне бывает незаметной чувствительность, продолжается живость, и что раздражительность мускулов получает новые силы..." [73, c.100]. "... вся душевная жизнь человека несравненно более переменчива, чем какой бы то ни было предмет физиологии" [73, c.100].
Гербарт резюмирует. Хотя психология должна основываться на опыте и эти вопросы развиваются в общей метафизике, однако дальнейшая разработка "требует, сверх того, высшей математики, потому что представления должны быть рассматриваемы как силы, действие которых зависит от их напряженности (Starke), противоположностей и связей, а все это различается по степеням" [73, c.101].
Для Гербарта главное - представить механику психической жизни. Недостаток предшествующей психологии Гербарт видит в том, что "оставляют совершенно скрытой сущность психического механизма" [73, c.103]. Гербарт строит статику и механику духа, опираясь на математические закономерности. Здесь нет возможности останавливаться на психологических теориях Гербарта. Наш краткий анализ касается лишь методологии, причем в той ее части, которая относится к обоснованию возможности существования психологии как науки.
Возможна ли научная психология, подобная гербартовской? По-видимому, возможна. Опыт развития математической психологии в ХХ столетии это подтверждает. Но, очевидно, что для выделения из философии в качестве самостоятельной науки этого оказалось недостаточно. Собственно говоря, задачи отделения от философии Гербарт и не ставил! Это обстоятельство крайне важно подчерккнуть: вопрос о выделении не стоял - внутренней потребности отделиться пока не существовало. Психология продолжала оставаться философской, но Гербарт пытался сделать ее наукой. Для этого он выполнил, насколько это было возможно, методологические требования, исходящие и от Фихте, и от Канта. А попытка конституировать психологию как науку во многом удалась. Как мы помним, по Канту, психологии не хватало использования математики и эксперимента. Отказавшись от эксперимента, и сосредоточившись на применении математики в психологии, Гербарт сделал шаг к приближению к идеалам научности. В связи с этим, необходимы, на наш взгляд, некоторые уточнения. Известно, к примеру, утверждение Рибо, что Гербарт даже не предчувствовал появления трудов по психофизике, которые показали возможность экспериментального исследования ощущений. Психофизика, как область физиологии и физики ощущений (Вебер, Гельмгольц и др.) или дисциплина, призванная решить глобальные философские вопросы (Фехнер), Гербарта не очень интересовала, т.к. он решал задачу создания психологии как науки, поэтому ориентировался на факты сознания (представления, чувства, волю), а до экспериментов в этой области было еще очень далеко. Гербарт был психологом, работавшим внутри психологии, решавшим внутренние психологические проблемы. Ни Вебер, ни Гельмгольц, ни Фехнер психологами не были. Конечно, справедливо утверждение А.Н.Ждан, что "само применение математики оказалось неудачным. Впервые эту поставленную Гербартом задачу осуществил Г.Фехнер" [95, c.131]. Но не стоит забывать, что у Гербарта математика использовалась в качестве "теоретического" средства развертывания психологической теории, а у Фехнера как решение специальной задачи, связанной с обработкой эмпирического материала, т.е. речь шла о существенно различающемся использовании математики (см. раздел 3.3).
Могла ли гербартовская логика привести к отделению психологии от философии? На мой взгляд, нет. Отделиться от философии означало продемонстрировать несходство науки с философией. Первое отличие, безусловно, эксперимент. Как мы помним, Гербарт экспериментировать "не смел". Второе. Гербарт утверждал, что его психология основана на опыте. Но она так и не стала эмпирической (в современном значении этого слова). По вольфовской классификации, это была бы скорее "теоретическая" психология. (Кстати отмечу, что Гербарт выделял в своей концепции и эмпирическую и рациональную психологии). Третье. Гербарт отчетливо осознавал, что для приобретения статуса науки психология должна "упободобиться" какой-то науке, "научность" которой сомнению не подлежит (т.е. естественной науке). Мы видели, что Гербарт рассмотрел эти возможности. С точки зрения современной психологии (да, пожалуй, и науки середины XIX столетия) такой наукой была физиология. Принцип психофизиологического параллелизма позволял "запараллелиться" с "настоящей" наукой, но сохранить свою самостоятельность. Этой возможности для Гербарта еще не существовало (напомним, шел 1816 год, а физиологии органов чувств и нервной системы предстоял этап интенсивнейшего развития; как мы видели, в физиологии "1816 года" такой основы попросту не существовало). И последнее, может быть, самое главное. Психология приступила к обоснованию своей научности. Гербарт свой выбор сделал: психология должна быть естественной наукой по образцу физики. Статика и механика представлений была Гербартом описана. Но задача отделения от философии - другая задача и возникла она, на мой взгляд, позднее. И, как это часто было в истории психологии, под влиянием внешних причин. По моему мнению, существенное влияние на инициацию процессов отделения психологии от философии оказала положительная философия О.Конта.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 602; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!