Институционализация жилищной системы в 30-е годы



 

В тридцатые годы в идеологии произошло возвращение ко многим «традиционным» ценностям. Этот переход получил название «великий откат».[130] Одна из первых работ, описывающих появление «совбуров» («советские буржуа»), – «Преданная революция» Троцкого,[131] в которой он констатирует постепенный отказ от революционных идеалов и возвращение ценностей, которые могут характеризоваться как традиционные для русской культуры (Н. Тимашев), или ценности нового среднего класса (В. Данхэм), но в любом случае, как противоречащие большевистскому проекту переустройства общества.

Прежде всего, изменилось отношение идеологов к семье: вместо уничтожения она получила статус основной «ячейки общества». Женщины вновь стали рассматриваться не только как рабочая сила советского государства, но в первую очередь как матери и жены. Издаются законы, направленные на укрепление семьи, охрану материнства и детства.

Вместе с этим изменился и модус соотношения публичного и приватного: все частное по-прежнему не поощрялось (например, частная практика, частная жизнь), но индивидуальное и семейное (потребление, проживание, собственность), открытое для контроля коллектива, стало нормой.[132] Подконтрольность семейной жизни представителям властей и общественности формировала не автономную городскую семью, а «семью, окруженную патерналистской заботой государства, обстроенную разного рода коллективистскими формами».[133]

В 1930-е годы складывается стратификационная система, названная впоследствии этакратической. «В ней дифференциация между группами происходит, в первую очередь, по их положению во властно-государственных иерархиях (политических, военных, хозяйственных), по возможности мобилизации ресурсов, а также по тем привилегиям, которые эти группы способны извлекать из своих властных позиций».[134] Появились новые социальные группы, такие как советская интеллигенция и бюрократия, исчезли старые сословия – дворянство, купечество, ряды рабочих пополнились массами из деревни, а часть рабочих перешла в ряды рабочей интеллигенции и управленческий аппарат.[135]

Концепция культурности, появившаяся еще в конце 20-х годов, приобрела статус государственной политики.[136] Государство признало значимость культурного капитала и предоставило условия для его присвоения лояльным и преданным власти гражданам пролетарского происхождения. Американский историк Ш. Фитцпатрик пишет о разных уровнях культурности, которым соответствовали «целевые группы» советского общества 1930-х гг.: 1) культура базовой гигиены – азы грамотности, еженедельное мытье, элементарные правила поведения на людях – требовались от недавно прибывших мигрантов и жителей городских окраин; 2) эрудиция, умение поддержать разговор, знание правил поведения в публичных местах, знание коммунистической идеологии – навыки, требовавшиеся от горожан, передовых рабочих; 3) мелкобуржуазная культура достатка, хорошие манеры, умение одеваться, грамотная речь, интерес к высокой культуре и приобщенность к ней – этим уровнем овладевали управленцы, члены советской элиты.[137] Эта типология хорошо показывает гомогенность позиций в поле культуры и в социальном пространстве в целом. Высокие позиции в социальной иерархии занимали теперь не только агенты, обладающие политическо-административным капиталом, но и культурным.

Модернизация (превращение российского общества из традиционного, аграрного, сельского, патриархального, холистского в современное индустриальное, городское, демократическое, индивидуалистское) оказалась инструментальной.[138] То, что она проводилась с использованием эгалитаристских, псевдоколлективистских, антирыночных, антибуржуазных идей и воспроизводила патриархальные институты, дает основание А.Г. Вишневскому назвать ее «консервативной». Другой автор, Н.Ф. Наумова, описывает российский вариант модернизации как «неполную, рецидивирующую», этапы которой повторяются через одно-два поколения с неизбежно высокой социальной ценой.[139] В результате мобилизации масс для индустриализации и попыток их цивилизовать в крупных городах сформировались анклавы «модернизированного» общества, в то время как остальная часть страны во многом оставалась отсталой.[140]

Для обеспечения ускоренной индустриализации требовались мощные мобилизационные стратегии. Злоупотребление ими не оставляло «места для механизмов внутренней самоорганизации».[141] Поэтому развивались механизмы внешнего репрессивного контроля в виде наблюдательных комиссий, строгого учета, усиления административной и уголовной ответственности за проступки, введения множества бюрократических правил и пр.

Эти социальные процессы отразились и в жилищной идеологии, и в практике жилищного строительства.


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 149; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!