ЧАСТЬ II . ДРЕВНЕЕГИПЕТСКИЕ МИФЫ 8 страница
Для совершения этой церемонии из молелен, находившихся в глубине храма, в его главный зал были вынесены ладьи со статуями Амона, его жены богини Мут и их сына Хонсу, а также статуи других пятнадцати богов, почитавшихся в Карнаке. Здесь же была поставлена и большая статуя умершего отца Рамсеса II, фараона Сети I. Затем мы видим, как жрецы в масках богов вводят за руки Рамсеса II. От имени Амона главный жрец произносит торжественную речь, в которой Амон объявляет Рамсеса своим сыном и говорит о своем решении возвести его на престол Египта. Жрец, играющий роль бога Тота, с лицом, скрытым под маской, изображающей голову ибиса, записывает речь Амона на папирусе и протягивает свиток статуям богов, от лица которых другой жрец принимает папирус для хранения в архиве храма. Первая часть обряда закончена, статуи пятнадцати богов возвращаются в свои молельни, и Рамсес приносит жертву статуе своего отца. Затем Рамсес подходит к статуе Амона, приносит жертву и, что особенно важно для жречества, оглашает список богатых даров, которые он по случаю своего вступления на престол дарит храму Амона. После этого начинается самая коронация. Статуи Амона, Мут и Хонсу помещаются на особом возвышении под балдахином, и жрец Амона, обращаясь к Рамсесу, произносит от имени Амона главные слова обряда: «Это истинный сын мой по плоти моей, защитник на моем престоле, владыка Египта!» 'Рамсес стоит в это время на коленях перед статуями богов. Рядом с ним ставят кадку с деревом — персеей, считавшейся священной, так как она изображала небесную персею, которая, согласно легенде, росла на небе. Жрец, играющий роль Тота, после речи Амона подходит к персее и записывает на ее листах полную титулатуру нового фараона и принятые им пять царских имен. Затем Рамсесу подают скульптуру, изображающую иероглифы, которые составляют его новое тронное имя, и он начинает ползком приближаться к статуе Амона и, толкая перед собой эту скульптуру, оставляет ее у ног Амона, принося ему таким образом в дар свое имя, т.е., по верованиям египтян, самого себя. После этого на молодого фараона надевают царские короны, он поднимается на престол и садится на него между двумя жрицами, изображавшими богинь. И эти жрицы, и все остальные, жрецы, игравшие роли богов, в торжественных словах обещают царю счастливое и долгое царствование, свою помощь и защиту. Обряд заканчивался приношением заключительных жертв и прославлением нового царя.
|
|
|
Не случайно, что коронационные обряды Рамсеса II были связаны именно с культом Амона, статуя которого играет в них столь видную роль. С тех пор как после изгнания в XVII в. до н.э. гиксосов — иноземных завоевателей, господствовавших в Египте в течение полутораста лет, — Фивы стали столицей, их бог Амон сделался главным богом египетского государства и начал именоваться «царем всех богов». Именно ему в образе Мина-Амона теперь стали приносить в жертву первый сноп, срезанный фараоном на празднике жатвы; перед его статуей совершались праздничные жертвы после возвращения египетского войска из победоносных походов; ему посвящались новые храмы, которые строились в завоеванных странах. Поэтому понятно, что и в коронации царей времени Нового царства главная роль начинает также принадлежать Амону.
|
|
|
Таким образом, уже здесь мы можем отметить, как изменялось содержание египетской религиозной драмы в связи с теми или иными особенностями политической обстановки. Особенно же убедительно это можно видеть на ряде драм, политическая направленность которых выступает еще более отчетливо. Такова, например, драма, содержанием которой являлся совсем особый вариант мифа о боге Сете и которая дошла до нас от времени завоевания Египта персами [Schott, 1929, с. 4—59; см. также Drioton, 1942, с.91]. Причем очень характерно, что этот вариант мифа о Сете в более ранних текстах пока не засвидетельствован, да надо думать, что мы его раньше персидского времени и не найдем, так как он явно возник именно в связи с политической обстановкой данного периода.
|
|
|
Тексты эти содержат драматизованный ритуал изгнания Сета из Египта в Азию, куда он, по этому варианту мифа, был уже некогда изгнан после суда с Гором и откуда опять проник в Египет. При своем вторичном появлении в долине Нила Сет поднимает смуту против египетских богов и творит всевозможные мерзости, нарушая все запреты, существовавшие в различных храмах Египта. Он срубает или портит священные деревья в Гелиополе, Саисе, Мендесе и других местах, громко кричит в тех храмах, где предписывалось полное соблюдение тишины, поедает священную кошку богини Бает, рыбу в Гелиополе, барана бога Амона в Фивах, ловит арканом быка Аписа, выпивает молоко священной коровы, прогоняет священного сокола, ловит рыб, посвященных богу Шу и богине Тефнут, осушает пруд священной коровы. Боги возмущены такими действиями Сета, Исида жалуется верховному богу Ра-Хорахте, бог Тот также сообщает ему о всех преступлениях Сета и просит, чтобы Ра-Хорахте проклял его «собственными устами». Начинаются торжественные проклятия Сета, которые произносят сам Ра, Тот и Исида, в результате чего Сет вновь изгоняется из Египта, и на этот раз, по словам текста, уже навсегда. Гор, египетский фараон, вновь получает власть над Египтом.
|
|
|
Таково краткое содержание этой драмы. Однако она имеет и другой, скрытый смысл. Совершенно несомненно, что ее возникновение стояло в тесной связи с завоеванием Египта персами, которые и выведены в драме в образе Сета [Drioton, 1942, с. 91]. Близость общего тона драмы с теми рассказами о зверствах Камбиза и, в частности, о его поведении в египетских храмах, которые слышал Геродот (Herod. III, 16, 29, 38), очевидна. Соответствовали ли эти рассказы действительности — для данного вопроса не имеет существенного значения, важен тот о6щий отклик, который нашло и в рассмотренной драме, и у Геродота возмущение Египта против своих поработителей и который показывает, насколько египетская религиозная драма быстро отзывалась на то или иное крупное политическое событие в стране.
Аналогичную роль египетская религиозная драма сохраняет и в птрлемеевское время. Примером этому может служить известный магический папирус Сольт 825 Британского музея, содержащий описание обрядов, направленных на уничтожение врагов фараона [Тураев, 1916, 1917]. Советскому египтологу В.И.Евгеновой принадлежит заслуга определения мистерийного характера текста [Евгенова, 1933], равно как и указания на отражение в подобных текстах не только внешнеполитической обстановки и дворцовых заговоров, но и классовой борьбы внутри самого древнеегипетского общества. Существование магических текстов „защит" и характер их содержания в той или иной эпохе указывают, что они были навеяны потребностями жизни и событиями эпохи, — правильно пишет В.И.Евгенова. — В их содержании, наполненном в значительной части прецедентами из жизни богов, заклинаниями и ритуальными наставлениями, прорываются иногда живые струи общественных настроений. Так, ритуальные наставления для приготовления и сжигания восковых фигурок в „Книге повержения Апопа" (- папирусе, известном под названием пап. Несиамсу или Несмина, датированном 312—311 гг. до нашей эры) вскрывают классовую принадлежность автора, называющего крестьян и крестьянок в числе недругов, предназначенных к уничтожению вместе с врагами царя» [там же, с. 504]. В.И.Евгенова связывает написание папируса Сольт 825 с беспокойной политической обстановкой в Египте во второй половине птолемеевского периода, -и в частности с фиванским восстанием при Птолемее Эпифане [там же, с. 504—505].
Мистерии папируса Сольт 825 построены на материале мифа об Осирисе. Борьба Гора с Сетом, в которой боги помогают Гору, является как бы прообразом борьбы правящего фараона с его различными врагами — внешними и внутренними. В качестве решительного средства уничтожения врагов совершается обряд магического уничтожения их подобий — статуэток, сделанных из воска, которые сжигаются «пламенем богини Сохмет». Судя по различным дошедшим до нас памятникам, этот обряд издревле применялся в практике древнеегипетских жрецов как «способ» избавления от врагов. Таковы, например, своеобразные тексты, написанные на обломках глиняных горшков и на статуэтках, изображавших врагов фараона. Подобные тексты содержали проклятие этим врагам — как чужеземцам, так и восстававшим против фараона египтянам. Во время чтения заговоров такие горшки и статуэтки разбивались, причем считалось, что также будут разбиты и сами враги [Sethe, 1926; Мещерский, 1929; Posener, 19396; 1940; Jirka, 1952].
Папирус Сольт 825 — далеко не единственный образец использования древних мифов в религиозных драмах птолемеевского времени. Рельефы и тексты на стенах построенного царями Птолемеями знаменитого храма бога Гора в Эдфу сохранили нам несколько религиозных драм, исполнявшихся в этом храме. Переводы двух из них, а именно «Победа. Гора» и «Сказание о Горе Бехдетском, Крылатом Солнце», даны ниже.
Содержанием этих драматических представлений является борьба главных богов Египта против своих врагов. В одном случае Гор, сын Осириса и Исиды, борется с Сетом, в другом — Гор Бехдетский помогает Ра-Хорахте одолеть его исконных врагов, также выступающих здесь в образе Сета и его спутников.
Тот факт, что врагом Ра выступает именно Сет, а не Апоп, как этого следовало бы ожидать в соответствии с исконным мифом о борьбе Ра с его врагами, является показателем смешения мифов о боге Ра с циклом осирических сказаний, что так харатерно для позднего времени. Отсюда мы можем заключить, что эти варианты религиозных драм появились также в позднее время. В чем же причины их создания именно в данный период? Почему одновременно расцветает культ Гора Бехдетского в Эдфу, почему строится там столь пышное святилище, каким был эдфуский храм этого бога?
Ответ на эти вопросы мы найдем в той политической обстановке, которая сложилась в Египте в III—I вв. до н.э.
В птолемеевском Египте положение трудящегося населения, страдавшего от все увеличивавшегося угнетения, было очень тяжелым. Рост рабовладения и усиление эксплуатации крестьян обострили классовые противоречия. Отсюда понятно наличие тех социальных волнений, которые начинаются еще при Птолемее II Филадельфе и которые, нарастая все с большей и большей силой, выливались при последующих царях в грозные восстания [Ранович, 1950, с. 211 и сл.; Тураев, 1935, II, с. 215 и сл.].
Очень характерно, что в этой сложной обстановке египетское жречество явно с начала и до конца поддерживает власть царей Птолемеев [Ранович, 1950, с. 184—185; Тураев, 1935, II, с. 214]. Можно понять, что Александр Македонский, победивший поработителей Египта — персов и оказавший, как и всюду, соответственное внимание местным культам, был вследствие этого вообще принят в Египте как освободитель от чужеземного ига, и о нем была сложена легенда, согласно которой он был объявлен сыном Амона, а следовательно, природным и законным египетским фараоном. Гораздо менее, казалось бы, понятна та поддержка, которую египетские жрецы оказывали первым двум Птолемеям. Как известно, и Птолемей Сотер, и Птолемей Филадельф стремились уменьшить значение жречества, и в частности значительно сократили доходы египетских храмов. Особый: налог, ранее получавшийся жрецами в виде одной шестой части урожая с садов и виноградников, теперь был переведен на совершение культа царицы Арсинои и лишь частично сохранялся за храмами по особым распоряжениям царя. Поощрявшееся Птолемеями расширение царских монополий также затронуло храмы, так как была запрещена продажа тканей, изготовленных в храмовых мастерских, а оливковое масло храмы могли добывать для себя только в течение двух месяцев в году. Однако, несмотря на все это, жречество продолжало поддерживать царей Птолемеев, составлять для них тронные имена на египетском языке, издавать в их честь указы с пышными славословиями. Правда, и Птолемеи со своей стороны внешне проявляли должное внимание к египетским культам. Стремясь поддержать в глазах египтян свой авторитет как законных фараонов и продолжая в этом отношении политику Александра, цари Птолемеи строили египетским богам монументальные новые храмы, реставрировали и дополняли различными пристройками старые. На пилонах и стенах храмов высекались рельефы, изображавшие Птолемеев точно так же, как в течение веков египтяне привыкли видеть изображения фараонов — в традиционных одеяниях царей Египта, поклоняющимися древним богам. Как и раньше, эти рельефы сопровождались иероглифическими текстами, в которых торжественно составленные длинные тронные имена царей и цариц были обведены традиционными для египетской письменности овалами.
Ярким свидетельством подобной политики Птолемеев являются те надписи, в которых египетские жрецы сообщали о различных царских дарах своим храмам. Такова, например, известная «стела сатрапа» (310 г. до н.э.) (Urk. II, № 9), в которой сообщается о том, что Птолемей I, тогда еще сатрап, в царствование сына Александра — Александра II вернул храму в Буто конфискованную Ксерксом землю, а также «принес изображения богов, которые он нашел в Азии, все принадлежности культа, все священные книги храмов Верхнего и Нижнего Египта и вернул их на свои места» [Тураев, 1935, II, с. 212].
Аналогична и надпись из Пифома, посвященная посещению Птолемеем II Филадельфом храмов Атума в Пифоме, в которые он принес дары (Urk. II, № 20). В этой надписи также упоминается о возвращении царем из Азии увезенных в свое время персами статуй египетских богов. В надписи из Мендеса жрецы прославляют Птолемея Филадельфа за посещение мендесского овна; во время этого посещения Филадельф принял участие в обрядах мендесского храма (Urk. И, № 13) (Urk. И, № 13). Его жена Арсиноя считалась жрицей овна. После смерти Арсинои ее обожествили, и ее статуя участвовала в торжественных процессиях в мендесском храме. В ответ на этот культ и почести, оказанные Арсиное, Мендес был освобожден от пошлин. Ряд других подобных надписей, в том числе знаменитый канопский декрет в честь Птолемея III Эвергета (Urk. II, № 30), показывает все возраставшую взаимную поддержку царей Птолемеев и египетских жрецов.
Почвой, на которой крепло это объединение, явился страх перед усиливавшимся недовольством народных масс, доведенных до открытых восстаний. Об этих восстаниях говорят нам различные источники — как египетские надписи, так и свидетельства античных авторов. Тот факт, что восстания носили классовый характер, а не только были направлены против чужеземных правителей, их войска и чиновников, подтверждается рядом данных, показывающих, что гнев угнетенных был направлен и против царской власти, и против жречества. Так, когда была начата постройка храма Гора в Эдфу, то это строительство было прервано в результате восстания на 20 лет. «Вспыхнуло восстание; толпы бунтовщиков ворвались внутрь храма» — читаем мы в одном тексте на стене этого самого храма [Тураев, 1935, II, с. 216].
Декрет, изданный жрецами в честь коронации Птолемея V Эпифана, рассказывает о ликвидации одного из восстаний, начавшегося еще при жизни Птолемея IV Филопатора [Budge, 1929]. Центром этого восстания был город Ликополь в Бусиритском номе, в Дельте. Как говорится в надписи, «там издавна утвердился мятежный дух среди безбожных, которые, собравшись в этом городе, делали много зла храмам и жителям Египта». Осада Ликополя большим войском царя привела к сдаче города, о чем с радостью сообщает надпись: «Он (царь) взял в короткое время город и уничтожил всех нечестивых, которые там были, как Тот и Гор, сын Исиды и Осириса, покорили себе тех, которые раньше в этих местах возмутились; восставших при его отце и беспокоивших страну, не уважая храмов... он наказал по заслугам» [Тураев, 1935, II, с. 216].
Такая поддержка, которую египетское жречество наперекор интересам своего народа оказывало власти Птолемеев, нашла соответственное возмещение со стороны последних. Именно теперь начинается усиленное храмовое строительство, и, что еще показательнее, Птолемеи не останавливаются перед явными убытками и не только возвращают храмам отнятые у них доходы, в том числе и шестую часть сбора с садов и виноградников, но осыпают храмы новыми льготами и щедрыми дарами. Чем слабее становится внешнее положение Египта и чем острее его внутреннее положение, тем все больше ищут Птолемеи опоры у египетского жречества. Не случайно также, что при подавлении восстания в Фиваиде в 165 г. до н.э., когда Фивы были разрушены, а их жители выселены в соседние селения, храмы Фив были пощажены и остались целыми.
В свете всего сказанного появление новых вариантов религиозных драм в Эдфу приобретает совершенно иное значение. Как можно видеть из приведенных ниже переводов, непременным участником драм является фараон Птолемей, а часто также и царица.
Эти драмы, по всей вероятности, исполнялись публично, на что указывает факт помещения их изображений на стене, окружавшей двор и здание храма и, следовательно, доступной для обозрения всех, приходивших в храм. Такое их исполнение служило пропагандой заложенной в них идеи о поддержке богами Египта своих избранников, царей Птолемеев, ибо как некогда Гор Бехдетский и Гор, сын Исиды, победили своих врагов, так теперь будут побеждены с их помощью все посягающие на власть Птолемеев враги — внешние и внутренние.
Одновременно эти драмы были рассчитаны и на то, чтобы убедить самих Птолемеев в могуществе египетских богов, а следовательно, в необходимости всяческой поддержки их храмов и их жрецов. В этом отношении очень показательна приписка после окончания текста драмы о Горе Бехдетском, Крылатом Солнце, которая совершенно ясно вскрывает политический смысл совершавшихся представлений в Эдфу, равно как свидетельствует и о том, что царь действительно принимал в них участие. Приписка эта гласит: «Да сотворит (это) царь в день, когда случится тревога и мятеж! Да будет изображен писанием на его груди крылатый скарабей, когда он увидит тревогу, подобно тому как сделал Ра-Хорахте, (когда он увидел) тревогу сына Ра имярек, причем лицо его (скарабея) да будет соколиное, губы — коршуна, тело скарабея. Удалитесь от него, о вы, враги, вы — совет нечестивый, вы — люди, боги, духи и мертвые, Апоп — враг сына Ра, Птолемея, живущего вечно, возлюбленного Птахом! Он — мститель бога, вышедший из Бехдета, и имя его — Гор Бехдетский! Тогда да скажет сам царь: „Я — мститель бога, вышедший из Бехдета, и имя мое — Гор Бехдетский!..” Пусть эти изречения будут произнесены, когда случится тревога, и пусть не боится царь, ибо его враги будут убиты пред ним, и его сердце немедленно возрадуется над ними, и немедленно один (из них) будет убивать другого, как (это) случилось с врагами Ра-Хорахте, когда Гор Бехдетский полетел на них Крылатым Солнцем».
Если мы вспомним, что в тексте декрета, изданного египетскими жрецами в честь коронации Птолемея V Эпифана, при рассказе о подавлении восстания в Ликополе говорится, что это произошло подобно тому, «как Тот и Гор, сын Исиды и Осириса, покорили себе тех, которые раньше в этих местах возмутились», то совпадение этого сравнения с эдфусскими драмами, разумеется, не может показаться нам случайным. И там и тут мы видим упоминание о мифе, согласно которому Гор и Тот покоряют мятежников, которые, по словам декрета, «раньше в этих местах возмутились» и которые выступают в драматических представлениях в храме Эдфу в образах врагов Гора или Ра. Совершенно очевидно, что в обоих случаях враги богов являются символическими соответствиями реальных земных врагов царей и жрецов — под ними скрываются столь страшные для своих угнетателей восставшие трудящиеся массы.
Стремясь укрепить свое положение и приобрести авторитет у царей Птолемеев, египетские жрецы прибегали, в сущности, к уловкам, давно испробованным их предками. В их арсенале имелись достаточно широко и долго практиковавшиеся обряды, с помощью которых жречество Египта еще в далекой древности поддерживало свою власть и могущество. Мы уже видели на примере папируса Сольт 825, как в птолемеевское время продолжал применяться древний обряд уничтожения фигурок, изображавших врагов фараона. Можно указать и на другие драматизованные ритуалы уничтожения врагов, которые засвидетельствованы на памятниках как птолемеевского времени, так и более древних. Я имею в виду обряд «ловли врагов сетями» [Alliot, 1946, с. 57 и сл.]. На стене Карнакского храма сохранилось изображение ловли сетями водяных птиц Рамсесом II и жрецами в масках богов Гора и Хнума. Аналогичные сцены сохранились и от птолемеевского времени в том же Карнаке, Эдфу и Эсне, причем текст в Эдфу прямо говорит о том, что дело идет о ловле и уничтожении врагов царя: «Назад, вы, которые надеетесь не быть взятыми! Прячущиеся в ваших городах! Да будете вы пойманы (в сети) ночью, если вы не были пойманы днем!» [там же, с. 66]. Надо думать, что и другие сцены ловли птиц фараоном и богами имеют то же значение: недаром в гл. 134 Книги мертвых (строчки 4—5) говорится о том, как Гор убивает врагов Осириса, обратившихся в птиц, животных и рыб, равно как в гл. 153 боги ловят сетями души приверженцев Сета, в то время как души праведных избегают этой участи [там же, с. 113]. Таким образом, мы видим, что обряды уничтожения врагов царя совершались в Египте за много веков до Птолемеев, и египетские жрецы еще в те далекие времена пытались внушать фараонам веру в действенность своих колдовских средств.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 278; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!