ДРЕВНЕХРИСТИАНСКАЯ КНИЖНОСТЬ НА РУСИ 6 страница



Что касается основной темы легенды о смерти Олега от своего коНЯ — пророчества о смерти героя от животного или предмета, принадлежащего герою, то эта тема знакома фольклору многих народов, в том числе славянскому и скандинавскому.

Сознавая, очевидно, соблазнительность рассказа о власти над человеком прорицаний волхва, летописец вслед за этим рассказом приводит из Хроники Георгия Амартола сообщение о силе волхво-вания, обнаруженной при римском императоре Домициане волхвом Аполлонием Тианским.

Под 945 и 946 гг. рассказывается о смерти Игоря и о том. как жена его Ольга отомстила виновникам гибели своего мужа — древлянам. В первом рассказе, являющемся отзвуком дружинного сказания, прежде всего изображаются взаимоотношения князя и дружины. Дружина Игоря стала жаловаться ему на то, что дружинники одного из его воевод — Свенельда — снабжены ору­жием и одеждой, а они голы, и предложили князю пойти с ними за данью: «ты добудешь и мы». Послушался Игорь дружины, пошёл на древлян и, взяв с них дань, отпустил большую часть своих вои­нов, а с малой дружиной вновь отправился к древлянам, чтобы взять с них новую дань. Услышав о новом приходе Игоря, древля­не порешили с князем своим Малом: «Повадится волк к овцам, то вынесет всё стадо, если не убьют его; так и этот: если не убьём его, то всех нас погубит». Не послушался Игорь предупреждения древлян, и они убили Игоря и дружинников его. После смерти Игоря древляне через своих послов предлагают Ольге выйти за­муж за их князя Мала. Ольга притворно соглашается принять предложение древлян, на деле же затаивает месть против них. Сначала она умерщвляет древлянских послов, одних засыпав зем­лёй в яме, других уморив в зажжённой бане, третьих перебив после того, как они опьянели. Четвёртая месть Ольги состояла в том, что, потребовав от осаждённых ею в Искоростене древлян по три голубя и по три воробья и пообещав после этого снять осаду, она велела привязать к птицам серу и затем выпустила их. Птицы, вернувшись в свои гнёзда, сожгли весь Искоростень, а бежавших из города древлян Ольга велела своим воинам частью перебить, частью взять в рабство, на остальных же наложила большую дань. Все четыре рассказа о мести Ольги написаны в живой форме художественно­го эпического повествования и обильно уснащены диалогической речью.

В летописной трактовке Ольга — образ мудрой женщины, на­делённой красотой, сильной волей, настойчивостью и находчи­востью. Она — преданная супруга, дорогой ценой заставившая врагов своего мужа заплатить за расправу с ним, попечительная мать, устроительница Русской земли, отважная воительница и — после крещения — столп христианской веры, первая в русском княжеском роде принявшая крещение, жадно, «аки губа напаяема», слушающая в Царьграде поучение патриарха и по возвращении на Русь становящаяся, по выражению летописи, духовной «началь­ницей» Русской земли, предтечей её христианского обновления. Светящаяся среди язычников, как бисер в грязи, как луна в ночи, она подобна «деннице перед солнцем и заре перед светом».

В характеристике Святослава, сына Ольги, проступают отзвуки эпического сказания, сложенного, несомненно, в идеализировавшей князя дружинной среде. Он, по летописи, «легко ходя, аки пардус, войны многи творяше; ходя же, воз по собе не возяше, ни котьла, ни мяс варя, но, потонку изрезав конину ли, зверину ли или говя­дину, на углех испек, ядяше; ни шатра имеяше, но подклад (потник под седлом) постлав и седло в головах; такоже и прочий вой его вси бяху. И посылаше к странам, глаголя: «хочю на вы ити». В ле­тописи Святослав выступает едва ли не как самый воинственный русский князь. Война — его обычная стихия. Одним своим именем он наводит страх на врагов: печенеги разбегаются в разные сто­роны, услышав, что на них идёт Святослав. Он одолевает хазар, вятичей, дунайских болгар, у которых берёт город Переяславец, греков; против стотысячной греческой рати он выступает лишь с десятью тысячами воинов. Когда русские испугались такого оби­лия вражеской силы, Святослав обращается к ним со следующей речью: «Уже нам некамо ся дети, волею и неволею стати противу; да не посрамим земле Руские, но ляжем костьми ту: мертвый бо срама не имам; аще ли побегнем, то срам имам; и не имам убежати, но станем крепко, аз же пред вами пойду; аще моя глава ляжет, то промыслите о собе». В ответ на это воины говорят: «Идеже глава твоя, ту и свои главы сложим». И была сеча великая, и одолел Святослав, и побежали греки, а Святослав пошёл к Царьграду, воюя и разбивая города, которые пустыми стоят и доныне.

Далее следует выразительная картина переговоров Святослава с греческим царём Иоанном Цимисхием. Царь в смятении, ибо Святослав приблизился к самому Царьграду. Собрав своих бояр, царь спрашивает: «Что нам делать? Не можем противостоять ему». И говорят бояре: «Пошли ему дары. Испытаем его — что ему дороже — золото или дорогие ткани». И послал царь Свято­славу и золото, и ткани, и мудрого мужа и сказал ему: «Наблюдай за его глазами, и за лицом, и за смыслом его речей». Когда Свято­слава известили, что пришли греки с поклоном, он сказал: «Введите их сюда». Посланцы пришли, поклонились ему и положили перед ним золото и ткани. Глядя в сторону, Святослав сказал своим отрокам: «Спрячьте». Посланцы вернулись к царю и в присутствии бояр сказали ему: «Пришли мы к нему и дали дары, и, не посмо­трев на них, он велел их спрятать». И сказал один боярин: «Испы­тай его ещё, пошли ему оружие». Послушал его царь и послал Святославу меч и другое оружие. Он же, приняв это, стал хвалить и любить царя и приветствовал его. Вернулись опять посланцы к царю и поведали ему всё бывшее, и сказали бояре: «Лют будет этот муж, ибо дарами небрежёт, а оружие берёт. Дай ему дань».

Взяв от греков большую дань, также и за убитых и для родствен­ников их, Святослав с великою славою возвратился в Переяславец. Сообразив, что у него осталось мало дружины, он сначала наме­ревается пойти на Русь, чтобы привести с собой больше дружины, а пока предлагает греческому царю мир, на который тот с радостью соглашается. Получив новые дары и вновь приняв в расчёт мало­численность своего войска, отдалённость Русской земли и угрозу ей со стороны печенегов, Святослав, посоветовавшись с дружиной, окончательно закрепляет мир с царём, решив, что, если царь не будет исправно платить ему дань, он, собрав больше войска, опять пойдёт на Царьград. Мир скрепляется торжественным до­говором.

Погибает Святослав в войне с печенегами, которые раньше страшились даже одного его имени. Из черепа его печенеги делают чашу, оковывают её серебром и пьют из неё. Так эпически спокой­но заключается повествование летописи о жизни и подвигах князя-воина, до самой смерти не знавшего поражений и неудач. Летописец не сопровождает никакими размышлениями своё сообщение о тра­гической гибели Святослава, но всем ходом предшествовавшего повествования о нём он очень искусно подготовляет своего чита­теля к драматической развязке. Ольга, приняв христианство, естественно, хочет, чтобы и сын последовал её примеру, но он глух к её увещеваниям. Другим он не препятствует креститься, но по­прекает их за это. Словами «священного писания» летописец осуждает тех, для кого «вера христианская уродство есть» и чьи сердца огрубели, а очи ослепли, и далее, сказав ещё раз, что Свя­тослав не слушался Ольги и гневался на неё, он грозит за непови­новение матери бедой и смертью. Искусство летописца как раз в том и состоит, что, дав уже раньше нравственную оценку пове­дения Святослава по отношению к христианской вере, он воздер­живается от навязчивой морализации тогда, когда сообщает о том, что Святослав не только трагически погиб, но и из черепа его была сделана чаша для питья — в утеху его врагам. Летописец предо­ставляет самому читателю делать неизбежные выводы и заклю­чения.

Но как это можно понять из летописи, не одна лишь глухота к материнским увещеваниям приводит Святослава к роковому и бесславному концу. Уже без всяких наставительных умозаклю­чений летописец изображает Святослава как жадного и неуимчиво-го искателя подвигов и воинской славы. Он стремится завоевать как можно больше чужих земель, не обеспечивая при этом как следует безопасности своей земли и порой слишком полагаясь на себя и на свой разум. Когда он завоёвывал болгарский Переясла-вец, печенеги напали на Киев и причинили киевлянам, в том числе Ольге и его сыновьям, много страданий. Киевляне посылают к Святославу посланцев, говоря: «Ты, князь, чужой земли ищешь и заботишься о ней, а своей лишился. Едва нас не пленили печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придёшь и не защитишь нас, они возьмут нас в плен. Разве не жаль тебе отчизны твоей, и матери-старухи, и детей своих?» И только тогда Святослав по­спешил в Киев и прогнал печенегов. Здесь явный упрёк Свято­славу, но он выражен устами не летописца, а пострадавших киевлян.

Не прямо, а также косвенно выражен летописцем упрёк Свято­славу и за то, что он самонадеянно отверг предложение опытного воеводы Свенельда, советовавшего ему на конях обойти днепров­ские пороги, где засели печенеги, подстерегая русского князя, воз­вращавшегося из Греции с большой добычей. Святослав не послу­шался Свенельда, направился к порогам на лодках и поплатился жизнью за пренебрежение разумным советом.

Таков образ Святослава в летописном освещении. Монолитная фигура его выступает тут очень живо. Однако не только завоева­ние чужих земель воодушевляет его, но и достоинство Русской земли, которую он не хочет посрамить и за честь которой готов сложить голову. Честь и достоинство воина также дороги ему, и бегство с поля битвы для него — несмываемый позор, горше смерти. В своих потребностях он столь же непритязателен, как и любой его дружинник, с которым он связан чувством воинского братства. С дружиной он совещается о своих военных планах и мнением её дорожит настолько, что отказывает в просьбе матери принять христианство, опасаясь, как бы дружина не засмеяла его. И дружина кровно связана с ним, она готова сложить свою голову там, где ляжет голова князя. Заставляя трепетать перед собой окрестные страны, Святослав в то же время благородно преду­преждает их о том, что он готовится идти на них. Заключив мир с побеждёнными греками, он обещает не только никогда не воевать с ними, но и защищать их, если они подвергнутся нападению с чьей-либо стороны.

Перед нами воин, во всём облике которого уже явственно ска­зываются те черты рыцарственности, какие в дальнейшем обнару­жатся в поведении и образе мыслей ряда поколений русских кня­зей. Нет сомнений в том, что летописное изображение Святосла­ва — отголосок дружинных песен и преданий, сложившихся вокруг его личности.

Ещё за два года до смерти, перед вторым походом на Переяс-лавец, Святослав, по летописи, раздаёт уделы своим сыновьям: Ярополку он даёт Киев, Олега сажает в Древлянской земле, а Вла­димира посылает в Новгород. Через три года после смерти отца встаёт усобица между Ярополком и Олегом, поводом к которой послужило убийство Олегом Люта, сына Свенельда, ставшего пер­вым воеводой Ярополка. По наущению Свенельда Ярополк мстит Олегу за это убийство. Из летописного рассказа не ясно, почему князь принимает близко к сердцу убийство Люта: очевидно, между ними существовало что-нибудь вроде побратимства или тесной дружбы. Рассказ об этом эпизоде княжеских междоусобиц, явно отражающий народно-поэтическое предание или песню, по своей за­конченности и выразительности является одним из лучших образ­цов летописного рассказа: Свенельдич, именем Лют, охотясь, вышел из Киева и гнался за зверями по лесу. И увидел его Олег и спросил: «Кто это?» И ответили ему: «Свенельдич». И, насти­гнув, убил его Олег, ибо он тоже охотился. И оттого встала вражда у Ярополка против Олега, и говорил всегда Ярополку Свенельд, желая отомстить за сына: «Пойди на брата своего и отними у него волость». Проходит после этого два года. Ярополк отправляется против Олега в Древлянскую землю и побеждает его. Олег со своим войском бежит по мосту через ров в город Вручий (Овруч). У городских ворот воины в тесноте сталкивают друг друга в ров. Столкнули в числе других и Олега, и давили кони людей. Войдя в город и захватив власть, Ярополк посылает воинов искать брата, но его не находят. Один из древлян сказал: «Я видел, что вчера сбросили его с моста». Вновь Ярополк велит искать Олега. С утра до полудня извлекают трупы изо рва и находят труп Олега на дне рва и кладут на ковёр. И пришёл Ярополк, и плакался над братом, и сказал Свенельду: «Смотри, ты этого хотел». Рассказ заканчи­вается обычной лаконической концовкой: «И погребли Олега на месте у города Вручего, и есть могила его и доныне у Вручего». Концовка эта, сходная с той, какая заключает и рассказы о смерти Олега Вещего и Игоря, в сущности, единственная эмоционально окрашенная фраза, которую допускает летописец в своём скорбном, но предельно сдержанном повествовании о драматическом событии русской истории.

Победа Ярополка над Олегом и гибель Олега непосредственно предваряют летописное повествование о княжении Владимира Святославича. Сидя в Новгороде и узнав о судьбе Олега, Влади­мир, опасаясь Ярополка, бежит за море, а Ярополк, княживший в Киеве, сажает в Новгороде своих посадников и становится еди­ноличным властителем Руси. Через три года Владимир с варяж­ской дружиной возвращается в Новгород и говорит посадникам ярополковым: «Идите к брату моему и скажите ему: Владимир идёт на тебя; приготовься биться с ним». И сел Владимир в Нов­городе.

Дальнейший рассказ о войне Владимира с Ярополком переби­вается в «Повести временных лет» рассказом о женитьбе Влади­мира на Рогнеде, дочери полоцкого князя Рогвольда. Сев в Нов­городе, Владимир посылает к Рогвольду своих отроков со словами: «Хочю пояти дщерь твою собе жене» (т. е. в жёны). На вопрос Рогвольда Рогнеде, хочет ли она пойти за Владимира, Рогнеда отвечает: «Не хочю розути робичича, но Ярополка хочю». Влади­мир, по летописи, был сыном рабыни, и гордая полоцкая княжна отказывается поэтому стать его женой и выполнить при этом, в знак покорности мужу, обряд его разувания. Она предпочитает Владимиру его брата Ярополка, рождённого от свободной женщины. Когда вернувшиеся отроки передают Владимиру ответ Рогне-ды, он собирает большое войско из варягов, новгородцев, чуди и кривичей, идёт на Рогвольда и приходит в Полоцк как раз тогда, когда Рогнеду собирались везти к Ярополку. Владимир убивает Рогвольда и двух его сыновей, а Рогнеду насильно берёт себе в жёны.

Этот рассказ, прерывающий последовательное повествование о походе Владимира на Ярополка, является, несомненно, поздней­шей вставкой. Он, как и рассказ о походе Владимира на Ярополка, помещён под 980 г. В Суздальской летописи под 1128 г., где гово­рится о Всеславичах, помещено позднейшее продолжение этого рассказа. В нём в качестве свата Владимира, отправляющегося к Рогвольду, выступает дядя Владимира Добрыня. Когда взятая насильно в жёны Рогнеда, прозванная после этого Гориславой, родила Владимиру сына Изяслава, Владимир охладел к ней и взял себе многих других жён. Однажды, когда он, пришедши к Рогнеде, уснул, она хотела его зарезать, но, проснувшись, Владимир схватил её за руку. Рогнеда объяснила ему своё намерение убить его обидой на него за то, что он убил её отца, полонил его землю, всё из-за неё, и теперь не любит ни её, ни сына. Владимир, велев Рогнеде надеть на себя весь царский убор, как в день свадьбы, и сесть на постель, собирается пронзить её мечом. Рогнеда сделала, как велел ей князь, и, дав в руку сына Изяслава обнажённый меч, сказала ему: «Когда войдёт твой отец, ты, выступив, скажи: не думаешь ли ты, отец, что ты здесь один?» Услышав эти слова от сына, Владимир бросил меч свой и по совету бояр, просивших его не убивать Рогнеду ради ребёнка, восстановил отчину Рогнеды и построил ей и сыну город, который назвал Изяславлем. Рассказ заканчивается следующими словами летописца: «И оттоле мечь взимають Роговоложи внуци против Ярославлим внуком». Судя по тому, что эта версия о Вла­димире и Рогнеде читается лишь в общерусском своде, она возник­ла не ранее XIV в. В основе обеих этих очень поэтических лето­писных версий лежит, несомненно, дружинное эпическое предание. Они находят себе параллели в северных побывальщинах и русских и украинских сказках.

С помощью воеводы Ярополка — изменника Блуда, которого Владимир льстиво соблазняет наградами и который столь же льстиво обещает князю: «Аз буду тобе в сердце и в приязньство», Владимир коварно убивает Ярополка, берёт себе в жёны его вдову, уже беременную сыном Святополком, и садится на киевском столе. Он ставит в Киеве языческих идолов, приносит им жертвы, особен­но после удачных походов, и предаётся распутству, как Соломон, с многочисленными жёнами; с его ведома приносят идолам в жерт­ву сына варяга-христианина. Как коварство Блуда, так и сласто­любие Владимира и убийство варяга-христианина вызывают суро­вое осуждение летописца, подкрепляемое текстами «священного писания».

Постепенно вслед за этим летописец подготовляет нас к при­нятию Владимиром христианства. К Владимиру приходят пропо­ведники из различных стран, предлагая принять их веру. Он вы­слушивает их, но его не удовлетворяет ни вера волжских болгар-магометан, ни вера «немцев», пришедших от римского папы, ни, наконец, вера хазар, исповедующих иудейство. В особенности характерны мотивы, по которым он отвергает магометанскую веру: его, как женолюбца, прельщает Магометов рай, «бе бо сам любя жены и блуженье многое», и он «послушаше сладко» то, что гово­рят ему магометане-болгары о посмертных плотских наслаждениях и о многом другом, о чём и писать нельзя «срама ради», но требо­вание обрезания, запрещение есть свинину и в особенности пить вино ему явно не по душе. «Руси есть веселье питье, не можем без того быти»,— говорит он решительно. В конце концов победа ока­зывается на стороне греческой веры, в преимуществе которой перед Другими верами Владимира убеждает обширная речь грече­ского философа, а затем речь десяти мужей «добрых и смыслен-ных», проверивших на месте богослужебный обряд у болгар, «немцев» и у греков и отдавших предпочтение греческому обряду '. Владимир крестится в греческом городе Корсуне, предварительно его завоевав и выговорив себе в жёны, как победитель, греческую царевну.

0 новой женитьбе Владимира, уже в связи с принятием им христианства, в «Повести временных лет» говорится под 988 г., вслед за рассказом об испытании вер. Владимир идёт на Корсунь и останавливается вдали от города, в гавани, на расстоянии одно­го выстрела. Граждане корсунские в осаждённом городе крепко борются, изнемогая от лишений. Владимир угрожает стоять под городом три года, если жители не сдадут его, но они не сдаются; насыпь, которую Владимир устраивает перед городом, корсунцы путём подкопа постепенно разрушают, унося землю к себе в го­род. Тогда некий корсунский муж, по имени Анастас, на стреле, пущенной в лагерь Владимира, послал ему совет перенять воду в колодце, который стоит позади русского войска и из которого вода по трубе течёт в Корсунь. Взглянув на небо, Владимир по­обещал креститься, если ему удастся сделать то, что советовал Анастас. Трубы были перекопаны, корсунцы стали томиться жаждой и сдались. Владимир с дружиной вошёл в город и затем послал в Царьград к царям Василию и Константину требование отдать за него замуж их сестру, угрожая в противном случае сде­лать с Царьградом то же, что он сделал с Корсунем. Цари согла­шаются выдать за Владимира сестру лишь при условии, что он крестится. Владимир соглашается, так как он ещё раньше проведал про греческую веру и она «люба» ему. С трудом братья-цари уго­варивают сестру стать женой Владимира, ссылаясь на то, что этим она приобщит Русскую землю к христианству и спасёт Грецию от разорения. Анна отправляется в Корсунь. В это время Владимир разболелся глазами, так что совсем потерял зрение. Анна советует ему поскорее креститься, чтобы избавиться от болезни. Владимир так и делает, и как только епископ корсунский возложил на него руку, он тотчас же прозрел и прославил «истинного бога». Вместе с царевной, Анастасом и корсунскими попами, взяв мощи святого Климента и его ученика Фива, церковные сосуды, две медные статуи и четыре медных коня, Владимир вернулся в Киев, возвра­тив грекам Корсунь, как «вено» за невесту. Вслед за тем идёт речь о ниспровержении в Киеве идолов, о крещении корсунскими попами русских и о построении Владимиром церквей на тех местах, где раньше стояли идолы.


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 345; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!