ДРЕВНЕХРИСТИАНСКАЯ КНИЖНОСТЬ НА РУСИ 2 страница

Болгария уже в ранний период русской письменности передала нам создавшийся у неё богомильский апокриф, «басни» и «кощу-ны» попа Иеремии. Через посредство преимущественно Болгарии к нам перешли и апокрифы, получившие литературную обработку в Византии, хотя порой тот или иной обращавшийся у нас апо­криф, заведомо восходящий в конечном счёте к византийскому тексту, на византийской почве не обнаружен.

Большинство русских апокрифических текстов читается в спис­ках позднейших — XVI и отчасти XV и XIV вв., но, судя по языку, значительная доля этих апокрифов была известна у нас в первые века русской письменности, а кое-какие из них и сохрани­лись в списках XI—XII вв. Таковы список XI в. «Деяний апосто­ла Павла и Фёклы» и списки XII в. «Возношения Исайи», «Хож­дения богородицы по мукам», «Мучения трёх отроков и Даниила». Позднее ветхозаветный апокрифический материал в большом ко­личестве доходил до русского читателя через «Толковую палею» и «Палею историческую», заменявших читателю библейский кодекс, появившийся у нас лишь в конце XV в. и всё же до конца XVII в. не отменивший в широких читательских кругах «Палеи».

Однако апокрифическая легенда заносилась на Русь не только через письменное посредство, но и путём устной передачи. Боль­шую роль в этом отношении сыграли торговые и политические сношения, военные столкновения с Византией, Болгарией и Восто­ком и особенно паломничество русских людей в Палестину, в изо­билии хранившую запас апокрифической легенды.

Формальное отнесение того или иного памятника к апокрифам определялось занесением его в индекс, в список «ложных», или «отреченных», книг. Иной раз явно апокрифический по своему ха­рактеру памятник не подвергался преследованию только потому, что он не попал в индекс или не попала в индекс та компиляция, в которую он входил. Так, несколько апокрифов, не отмеченных индексом, в середине XVI в. вошло в такое строго церковно-офи-циальное собрание, как «Великие Четьи Минеи», редактированные митрополитом Макарием; с другой стороны, апокрифы, занесённые в индекс, находили себе гостеприимный приют в «Палее», не счи­тавшейся книгой запретной.

На Русь индексы перешли из Византии уже в XI в. В «Свято-славовом изборнике» 1073 г. помещена переводная с греческого статья «Богословьца от словес», в которой наряду с книгами «истинными» и такими, которые к истинным не причисляются, пе­речислены и книги «сокровенные», т. е. апокрифические. Общее ко­личество запретных книг, здесь указанных,— 25. Какие именно из таких книг, отмеченных в этом индексе, как и в последующих пере­водных, были известны на Руси, мы не знаем. В дальнейшем у нас были подобные индексы, переведённые также с греческого. В ру­кописи XIV в. дошёл до нас погодинский «Номоканон» (сборник церковных законоположений), в котором находим индекс запре­щённых книг, составленный в XI в., но уже на болгарской почве.

Специально русский индекс появляется в XIV в. Материалом для него послужили индексы греческие и болгарский, но он до­полнен перечислением «богоотметных и ненавидимых», суеверных и гадательных книг, распространявшихся в то время на Руси. В XV и XVI вв. индекс получает у нас дальнейшее развитие, по­полняется новыми указаниями; в частности, в индексы XVI в. по­падают астрологические и гадательные книги, пришедшие к нам уже не из Византии и не от южных славян, а с Запада. К концу XVI в. состав индекса окончательно закрепляется, и в таком виде * он входит в так называемую «Кириллову книгу» 1644 г., приобрет­шую особенную популярность у старообрядцев '.

Из числа библейских персонажей апокрифическая литература уделяла большое внимание Соломону. На русской почве апокрифы о Соломоне встречаются впервые в рукописях не ранее второй половины XV в., но, судя по языку дошедших до нас текстов, перевод этих апокрифов относится к значительно более раннему времени. В «Толковой палее» 1477 г. и в позднейших «Палеях» читается апокриф о Соломоне и Китоврасе. В нём рассказывается, что царь Соломон при помощи Китовраса (демоническое суще­ство— греческий кентавр, староиндийский гандарв) добывает камень шамир (еврейское слово, означающее алмаз), который ну­жен Соломону для обтёсывания камней без употребления железа при построении храма в Иерусалиме. Китоврас хитростью был пойман вельможей Соломона и на цепи приведён к нему. По доро­ге он удивляет сопровождавших его непонятными им поступками, которые он разъясняет затем при свидании с Соломоном и которые характеризуют его тонкую проницательность. Китоврас пробыл у Соломона до окончания постройки храма. В ответ на замечание Соломона, что сила Китовраса не больше силы человека, если Соломон мог овладеть им, Китоврас предложил снять с него цепь и дать ему перстень Соломона. Когда это было сделано, он, про­глотив перстень, ударил Соломона своим крылом и забросил на конец земли обетованной, где его отыскали мудрецы и книжники. С тех пор Соломон по ночам стал бояться Китовраса и велел охра­нять свою постель шестидесяти воинам, вооружённым мечами.

Греческий текст апокрифа неизвестен, но зато существует еврейский талмудический апокриф о Соломоне и Асмодее, весьма схожий с нашим, в основе своей восходящий к иранской и ещё далее — к индийской легенде и близко стоящий к библейским сказаниям о построении соломонова храма (в Библии, 3-я Книга Царств, VI, 7, сказано: «Когда строился храм, на строение упо­требляемы были обтёсанные камни: ни молота, ни тесла, ни всяко­го другого железного орудия не было слышно в храме при строении его»). Отсутствуют и южнославянские тексты апокрифа о Соломо­не и Китоврасе, хотя есть все основания предполагать, что такие тексты существовали, судя по погодинскому болгарскому «Номо­канону» XIV в., запрещавшему «о Соломоне цари и о Китоврасе басни и кощуны». Нужно думать, что существовали и не дошедшие до нас византийские тексты апокрифа, откуда, между прочим, по­шли западные легенды о Соломоне и Морольфе, а также сказания * о Мерлине, фигурирующем в романах «Круглого стола». Самое имя «Китоврас» свидетельствует о византийском оригинале, от кото­рого, через южнославянское посредство, нужно вести происхож­дение русского текста апокрифа. На южнославянской же почве, откуда апокриф, видимо, непосредственно перешёл к нам, он по­явился, вероятно, под влиянием богомильской ереси, поскольку в борьбе Соломона с демоном отразилось дуалистическое пред­ставление о борьбе доброго и злого начал.

Помимо апокрифа о Соломоне и Китоврасе, в «Толковую па­лею» вошли и суды Соломона, характеризующие его как выдающе­гося мудреца.

Из новозаветных апокрифов значительной популярностью В древней Руси пользовались апокрифические евангелия, из кото­рых у нас известны были три — Иакова, Никодима и Фомы. В них личность Христа выступала в гораздо более реалистических чертах, чем в евангелиях канонических. Особенно это нужно сказать о Евангелии Фомы, рассказывающем о детстве Христа и изобра­жающем его своевольным и порой жестоким мальчиком.

В заключение остановимся на апокрифе «Хождение богородицы по мукам», весьма популярном на Руси на протяжении многих веков. Он, как и другие апокрифы, перешёл к нам через южносла­вянское посредство и по своему содержанию очень близок к дошед­шему до нас византийскому тексту памятника. Древнейший русский список его относится к XII в.

Апокриф повествует о том, как богородица в сопровождении архангела Михаила сходит в ад, где перед ней открываются муче­ния грешников. Тут мучаются не верившие в троицу и в богороди­цу, почитавшие языческих богов, проклятые своими родителями, людоеды, нарушители крестной клятвы, сплетницы, те, кто пропус­кал пасхальную заутреню, клеветники, вздорщики, разлучавшие брата с братом и мужа с женой, попадьи, не почитавшие своих мужей и после их смерти вторично выходившие замуж, монахини-блудницы, блудники, воры, пьяницы, немилостивые князья, епис­копы и патриархи, цари, не творившие воли божьей, сребролюбцы-ростовщики, беззаконники. Они погружены в огненную реку — кто до пояса, кто по пазуху или до шеи, а кто и доверху, другие лежат на постелях, объятых пламенем, третьи подвешены на же­лезных деревьях за зуб, за язык или за ноги, четвёртых поедают змеи, грызёт червь и т. д.

Богородица с состраданием относится к мучениям грешников, вызывающим у неё слёзы, сама хочет мучиться с ними в аду и лишь однажды выражает одобрение наказаниям, которым подвергаются грешники,— именно тогда, когда мучаются евреи за распятие её сына Христа и вместе с ними — отступники от христианской веры, а также творящие блуд с кумами, матерями и дочерьми, отравители и убийцы. О всех о них она говорит: «По делом их буди тако».

Зрелище неисчислимых адских мучений в конце концов за­ставляет богородицу обратиться к богу с мольбой о помиловании грешников. В помощь себе она призывает весь ангельский чин, всех пророков и все силы небесные, которые вместе с нею настой­чиво просят бога о пощаде мучающихся в аду. Снисходя к этим настойчивым просьбам, бог даёт ежегодный покой грешникам от великого четверга до пятидесятницы (около двух месяцев).

В русском тексте имеется очень характерная вставка, отсут­ствующая в греческом тексте: среди грешников, мучающихся в аду, есть такие, которые почитали славянских языческих богов — Троя-на, Хорса, Велеса, Перуна. Возможно, что эта вставка в апокриф попала даже не на южнославянской почве, а на русской.

Чем же объясняется то, что памятник, столь красочно изобра­жавший адские мучения и, казалось бы, способный устрашить грешников и внушить им мысль о необходимости праведной жизни, подвергался церковью запрещению и отнесён был ею к числу «ложных», «отреченных» книг? Прежде всего, очевидно, тем, что по основной своей тенденции он заключал в себе критическую пере­оценку, как бы ревизию тех традиционных представлений о боже­ской справедливости, которые поддерживались канонической лите­ратурой. Живое сочувствие богородицы мучениям грешников, заставляющее её то и дело проливать слёзы, противопоставляется здесь суровому и безучастному божьему суду. Только после на­стойчивых молений богородицы, поддержанных молитвами ангель­ского и святительского чина, который перед этим богородица уко­ряет в равнодушии к человеческим мукам, грешники получают временный перерыв в своих мучениях. Весь апокриф проникнут свободомыслием в отношении к установленным религией нормам и понятиям; он не щадит грешников, не только рядовых, но и та­ких, которые, в силу своего иерархического положения, были под защитой официальной церкви: епископов, патриархов, черниц, немилостивых князей и царей, не творящих воли божьей. «Хожде­ние богородицы по мукам» отразило в себе оппозиционное отно­шение известной группы верующих к учению ортодоксальной церкви и одновременно моральное переосмысление прямолинейно-бездушной официальной христианской доктрины.

В то же время этот апокриф, независимо от своей идейной сущ­ности и художественной силы, должен был привлекать читателя живым, реалистическим колоритом, притом очень красочным и де­коративным. Не говоря уже о фигурах грешников, зачастую наделённых обычными бытовыми пороками (сплетницы, вынося­щие сор из избы, вздорщики, лежебоки, просыпающие заутреню, и т. п.), и центральная фигура апокрифа— богородица — при всей своей эпичности отличается свойствами реальной человеческой лич­ности. Она сострадательно относится к людскому горю, но вместе с тем выступает и как рядовая женщина-мать, которой свойственно чувство озлобления, когда дело касается участи её сына. Наконец, самая картина адских мук со всеми её подробностями сугубо нату­ралистична. Она не могла не действовать своими ужасами на воображение старинного читателя, и одновременно апокриф в це­лом привлекал общей своей гуманной тенденцией, что и обеспечило ему широкое распространение в списках вплоть до XIX в. и про­никновение его в устную поэзию '.

ЖИТИЙНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Из литературы, предназначавшейся для чтения, в древней Руси наибольшей распространённостью пользовалась литература житий­ная, или агиографическая (от греческого ауос — святой), при посредстве которой церковь стремилась дать своей пастве образцы практического применения отвлечённых христианских положений. Условный, идеализованный образ христианского подвижника, жизнь и деятельность которого протекали в обстановке легенды и чуда, являлся наиболее подходящим проводником той идеологии, которую церковь призвана была насаждать. Автор жития, агио-граф, преследовал прежде всего задачу дать такой образ святого, который соответствовал бы установившемуся представлению об идеальном церковном герое. Из его жизни брались лишь такие факты, которые соответствовали этому представлению, и замалчи­валось всё то, что с ним расходилось. Мало того, в ряде случаев измышлялись события, в жизни святого не имевшие места, но со­действовавшие его прославлению; бывало и так, что факты, расска­занные в житии какого-либо популярного церковного подвижника, приписывались другому подвижнику, о жизни которого известно было очень мало. Так, например, в практике русской оригинальной агиографии были случаи, когда при написании жития какого-ни­будь отечественного святого заимствовалось то, что говорилось относительно одноимённого святого византийского. Такое свобод­ное отношение к фактическому материалу было следствием того, что агиография ставила себе целью не достоверное изложение событий, а поучительное воздействие. Святой примером своей жизни должен был утверждать истинность основных положений христианского вероучения. Отсюда — элементы риторики и пане-гиризма, которые присущи большинству произведений житийной литературы, отсюда и установившийся тематический и стилисти­ческий шаблон, определяющий собой житийный жанр.

Обычно житие святого начиналось с краткого упоминания о его родителях, которые оказывались большей частью людьми благо­честивыми и в то же время знатными. Святой родится «от благо-верну родителю и благочестиву», «благородну и благочестиву», «велику и славну», «богату». Но иногда святой происходил от родителей нечестивых, и этим подчёркивалось, что, несмотря на неблагоприятные условия воспитания, человек всё же становился подвижником. Далее шла речь о поведении будущего святого в детстве. Он отличается скромностью, послушанием, прилежанием к книжному делу, чуждается игр со сверстниками и всецело про­никнут благочестием. В дальнейшем, часто с юности, начинается его подвижническая жизнь, большей частью в монастыре или в пустынном уединении. Она сопровождается аскетическим умер­щвлением плоти и борьбой со всяческими страстями. Чтобы, на­пример, избавиться от женского соблазна, святой причиняет себе физическую боль: отрубает палец, отвлекаясь этим от плотских вожделений (ср. соответствующий эпизод в «Отце Сергии» Л. Тол­стого), и т. п. Часто святого преследуют бесы, в которых вопло­щаются те же греховные соблазны, но молитвой, постом и воздер­жанием святой одолевает дьявольское наваждение. Он обладает способностью творить чудеса и вступать в общение с небесными силами. Кончина святого большей частью бывает мирная и тихая: святой безболезненно отходит в иной мир, и тело его после смерти издаёт благоухание; у гроба святого и на его могиле происходят чудесные исцеления: слепые прозревают, глухие получают слух, больные исцеляются. Заканчивается житие обычно похвалой свя­тому.

С внутренней стороны житие характеризуется в общем теми же особенностями, какие присущи и светской повествовательной литературе. В нём часто присутствует психологическая характери­стика персонажей, особенно персонажа основного, причём для неё большей частью используются его размышления; обычны мо­нологи, раскрывающие душевное состояние действующих лиц, сплошь и рядом в форме лирического плача, причитания; обычна также диалогическая форма речи, служащая для оживления по­вествования и для его драматизации. В ряде случаев агиограф, отвлекаясь от последовательного изложения судьбы святого, сам предаётся размышлениям, нередко патетически окрашенным и под­крепляемым цитатами из «священного писания». Наконец, в неко­торых житиях встречается портрет святого, схематично нарисован­ный путём простого перечисления основных его примет.

Каноническая форма жития складывается на почве Византии в IV в. Уже в эту пору существовал наиболее характерный его образец — житие Антония Великого, написанное Афанасием Але­ксандрийским. Основная тема этого жития, художественно претворённая в XIX в. Флобером в его «Искушении святого Анто­ния»,— напряжённая борьба святого с бесами. Своего рода ито­говый характер в области житийной литературы в Византии имела работа компилятора второй половины X в. Симеона Мета-фраста, закрепившая в основном традицию агиографического тра­фарета.

Переводные жития издавна обращались у нас либо в распро­странённой форме, либо в краткой. Первые существовали отдельно или входили в состав сборников, так называемых «Четьих Миней», т. е. книг, предназначенных для чтения и располагавших материал по числам месяца; вторые, представлявшие собой краткий форму­ляр святого, находили себе место в «Прологах», или (по-гречески) «Синаксарах», «Минологиях» (русское название «Пролог» получилось в результате того, что русский редактор сборника вступи­тельную статью к «Синаксару» — «ПроХоуо;» принял за заглавие сборника). «Четьи Минеи» существовали на Руси, видимо, уже в XI в. (древнейший дошедший до нас Успенский список «Четьей Минеи» за май, написанный на Руси, относится к началу XII в.) ' «Пролог» — в XII в. Последний включил в себя на русской почве, кроме того, назидательные легенды-новеллы, заимствованные из «Патериков» (см. ниже), и статьи поучительного характера. Воз­ник он, нужно думать, в результате сотрудничества южнославян­ских и русских церковных деятелей, в месте, где те и другие могли встречаться, скорее всего в Константинополе. Уже в ранней его редакции, помимо биографий греческих и югославянских святых, находятся «памяти» русских святых — Бориса и Глеба, княгини Ольги, князя Мстислава, Феодосия Печерского. В дальнейшем на русской почве «Пролог» пополняется обширным материалом и ста­новится популярнейшей книгой в руках религиозного читателя. Сюжеты его используются в художественной литературе XIX — начала XX в.— в творчестве Герцена, Толстого, Лескова и др.².

В XI—XII вв. в отдельных списках известны были на Руси переводные жития Николая Чудотворца, Антония Великого, Иоанна Златоуста, Саввы Освященного, Василия Нового, Андрея Юродивого, Алексея человека божия, Вячеслава Чешского (послед­нее — западнославянского происхождения) и др.

В качестве образчика житийного жанра в его распространённой форме возьмём житие Алексея человека божия по тексту рукописи xiv-xv вв.¹.

Житие это начинается с рассказа о рождении в Риме будущего святого от знатных родителей, о его приверженности с детских лет к учению, о бегстве из родительского дома сейчас же после того, как его женили на девице из царского рода. Прибыв в чужой город и раздав нищим всё, что он имел, он сам живёт там семна­дцать лет в нищенском одеянии, во всём угождая богу. Слава о нём распространяется по всему городу, и, убегая от неё, он решает удалиться на новое место, но «волею божиею» корабль, на котором он плыл, прибывает в Рим. Не узнанный никем, принятый за странника, он поселяется в доме своих родителей, которые вместе с его супругой неутешно скорбят об исчезнувшем сыне и муже. И тут он живёт ещё семнадцать лет. Слуги, нарушая распоряжение своих господ, всячески издеваются над ним, но он терпеливо пере­носит все обиды. Умирая, Алексей в оставленной перед смертью записке открывается перед своими родными и описывает свою жизнь после ухода из дома. Его торжественно хоронят при огром­ном стечении народа. При этом глухие, слепые, прокажённые, одер­жимые бесами чудесно исцеляются.

Как нетрудно видеть, в житии Алексея мы находим ряд суще­ственных моментов житийного жанра, отмеченных выше: тут и происхождение святого от благочестивых и знатных родителей, и его ранняя склонность к учению, и пренебрежение к сладостям земной жизни, и суровый аскетизм, и блаженная кончина, и, на­конец, посмертные чудеса, совершаемые у гроба святого. В житии имеются и диалогическая речь, и лирические плачи-монологи. В са­мом изложении присутствуют элементы украшенного, риторическо­го стиля в соединении с авторским лиризмом. Традиционными в этом житии являются и указание на бездетность родителей свя­того до его рождения, и уход из родительского дома, и раздача святым своего имущества нищим, и уклонение от славы людской, и т. д.². Житие Алексея, подобно другим памятникам древней русской литературы и житийной в частности, подвергалось редак­ционным переработкам вплоть до XVII в,, оказало влияние на ряд последующих произведений нашей оригинальной литературы и, на­конец, легло в основу популярного духовного стиха.

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 322; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!