ДРЕВНЕХРИСТИАНСКАЯ КНИЖНОСТЬ НА РУСИ 9 страница

Но обращенное к прошлому, «Слово» Илариона, как сказано было выше, имело в виду живую современность. Похвала деятельно­сти Владимира в устах Илариона была вместе с тем программой деятельности, которая как бы предписывалась проповедником сыну прославляемого князя Ярославу, в представлении Илариона достойному наследнику своего отца. Обращаясь к Владимиру, Иларион говорит: «Очень хороший свидетель твоего благоверия — твой сын Георгий, которого господь поставил преемником твоего владычества; он не нарушает твоих уставов, но утверждает их, не умаляет того, что положено твоим благоверием, но умножает, не искажает, но приводит в порядок, неоконченное тобой оканчивает, как Соломон оканчивал начатое Давидом». «Похвала придаёт деятельности Ярослава,— говорит лучший исследователь «Слова» Илариона акад. И. Н. Жданов,— сравнительно меньшее значение, чем летопись. Но если мы вспомним, из каких вообще побуждений выходят все подобного рода попытки приравнять деятельность современников к деятельности лиц, уже получивших известное историческое значение и ставших в общем сознании на известную высоту, то должны прийти к совершенно противоположному выво­ду. Желание прославить настоящее в прошедшем — вот существенный смысл подобных попыток, к числу которых принадлежит и «Похвала кагану Владимиру» ', В подтверждение слов Жданова можно было бы привести примеры из позднейшей литературы — хотя бы XVIII в.: Феофан Прокопович в трагедокомедии «Вла­димир» прославляет Владимира как реформатора веры, косвенно тем самым прославляя Петра I как реформатора государства; Ломоносов в оде «На день восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны» восхваляет не только Елизавету, но ещё больше Петра I, которого он ставит ей в образец; Херасков в «Россияде», создавая апофеоз Ивану Грозному как завоевателю Казани, заставляет современников самим проводить аналогию между Грозным и Екатериной II.

Если «Похвала» Владимиру является идейным средоточием «Слова», то предшествующее ей рассуждение о законе, как символе иудейской религии, и благодати, как выражении христианского вероучения, является логическим введением к «Похвале», раскры­вающим смысл и значение того нового религиозного начала, кото­рое Владимир утвердил в Русской земле, а молитва от лица Рус­ской земли — торжественным заключением всего «Слова».

В сочинениях Илариона мы имеем дело с образчиком высокого ораторского искусства, достойного стать рядом с лучшими произ­ведениями византийского церковного красноречия. Едва ли можно думать, что «Слово» Илариона, являясь формально проповедью, было предназначено для произнесения в церкви во время богослу­жения. Эта, по выражению историка русской церкви Голубинского, * «академическая речь» была слишком велика по объёму и слишком трудна по содержанию, чтобы быть воспринятой на слух. Вернее всего она рассчитана была не на слушателей, а на читателей. «Слово» обнаруживает в авторе выдающуюся словесную культу­ру, замечательный вкус и настоящее чувство меры. Всё оно насквозь проникнуто горячим патриотическим воодушевлением, написано с большим внутренним подъёмом и отличается безупречной внеш­ней стройностью. Без преувеличения можно сказать, что вся древ­няя русская литература не оставила нам в области ораторской речи ничего равного по своей значительности «Слову» Илариона. Оно является блестящим показателем высокого уровня литера­турного мастерства, какого достигла Русь в пору раннего расцвета её культуры, при Ярославе Мудром. Иларион, можно думать, был одним из первых в числе тех книжных людей, которых Ярослав собрал вокруг себя и при помощи которых он, по словам летописи, «насея книжными словесы сердца верных людий».

«Слово» Илариона написано было, как он сам заявляет, не для неведущих, пониманию которых оно было бы недоступно, но для «преизлиха насышьтьшемся сладости книжныа». Отсюда все особенности его ораторского стиля — символический параллелизм и сравнения, олицетворение отвлечённых понятий, метафоры, антите­зы, повторения, риторические восклицания и вопросы и т. д. Образ­цы символического параллелизма и сравнения мы имеем в тех слу­чаях, когда закон сопоставляется с тенью, светом луны, ночным холодом и с библейскими персонажами Агарью и Измаилом, а бла­годать — с солнечным сиянием, с теплотой, с Саррой и Исааком; когда благословение Иаковом Манасии и Ефрема сопоставляется, как прообраз, с судьбой еврейского и христианского народов или когда идёт речь о двух естествах Христа и когда деятельность Владимира сравнивается с деятельностью Константина Вели­кого. Любопытен образец такого параллелизма, в котором вслед за утверждением следует отрицание с целью уточнить высказан­ную мысль: «Сарра же не раждааше, понеже бе неплоды; не бе неплодьн, но заключена бе... на старость родити». Этот образец можно сравнить с хорошо известным местом «Слова о полку Игореве»: «Тогда пущашеть 10 соколовь на стадо лебедей... Боян же, братие, не 10 соколовь на стадо лебедей пущаше...» и т. д. Метафо­рические выражения проходят через всё «Слово». Достаточно привести несколько примеров: «Тогда начат мрак идольскый от нас отходити, и зоре благоверна явишася; тогда тма бесослуганиа погыбе, и слово евангельское землю нашю осиа», или: «Твое вер­ное всиание не исушено бысть зноемь неверна, но дождемь божиа поспешениа распложено бысть многоплодие», или, наконец, такая метафора, построенная по системе градации и заканчиваю­щаяся сравнением: «Ты правдою бе облечен, крепостию препоясан, истиною обут, смыслом венчан и милостынею, яко гривною и утварью златою, красуяся». В качестве примера олицетворения отвлечённых понятий можно привести обращение благодати к богу с просьбой сойти на Синай и положить закон.

Как образцы антитезы, показательны хотя бы следующие сим­метрично построенные фразы: «прежде закон ти, потомь благодеть, прежде стень ти, потомь истина» или: «И тако странни сущи — людие божий нарекохомся, и врази бывше — сынове его прозвахом-ся; и не иудейскы хулим, но христианьскы благословим; не совета творим, яко распяти, но яко распятому поклонимся; не распи-наемь спаса, но рукы к нему воздеваемь, не прободаемь ребр, но от них пиемь источник нетленна...» и т. д.

Примеры повторения очень наглядно сгруппированы в приве­дённом выше обращении Илаоиона к Владимиру. К ним можно добавить ещё следующее: «Ново учение, новы мехи, новы языки, и обое соблюдется», «Христос победи, Христос одоле, Христос воцарися, Христос прославися», «Мы, людие твои, тебе ищемь, тобе припадаемь, тобе ся мили деемь (умилённо просим)... Твои бо есмы, твое создание, твоею руку дело... И души наши в руку твоею, и дыхание наше в воли твоей». Риторические восклицания присут­ствуют в том же обращении к Владимиру. Риторический вопрос мы встречаем в начале «Слова»: «И что успе закон, что ли благо­дать?» и далее: «Тебе же како похвалим, отче честный и славный в земленых (земных) владыках, премужьственый Василее'; како доброте почюдимся, крепости же и силе; каково ти благода­рив воздадим, яко тобою познахом господа и льсти идоль-скыа избыхом?» и т. д. Наконец, «Слово» в ряде случаев даёт образчики ритмической организации речи, состоящей большей частью в том, что рядом идут короткие предложения, заканчиваю­щиеся ассонирующими глаголами: «нагыа одевая, жадныа и алч-ныа насыщая, болящиим всяко утешение посылаа, должныа иску­пая, работныим свободу дая»; «ратныа прогоня, мир утверди, страны укроти, глад угобзи (насытил)... боляры умудри, грады расили, церковь твою возрасти, достояние свое соблюди, мужи и жены и младенце спаси» и т. д.

«Слово» Илариона написано библейским, книжным языком. Автор не только сам пользуется этим языком, но и вводит в своё сочинение большое количество библейских цитат. В иных местах сказывается влияние церковных песнопений, тропарей и акафи­стов, сочинений отцов церкви, апокрифической и житийной лите­ратуры ².

В свою очередь «Слово» Илариона, преимущественно в части своей, где содержится «Похвала» Владимиру, оказало влияние прежде всего на целый ряд памятников русской литературы. Это влияние сказывается в проложной похвале Владимиру (XII— XIII вв.), в похвале летописца Волынского Владимиру Василь-ковичу и его брату Мстиславу (XIII в.), в житии Леонтия Ростов­ского (XII в.), в житии Стефана Пермского, написанном Епифа-нием Премудрым, и в нескольких других памятниках³. В XIII в. сербский монах Доментиан использовал «Слово» Илариона для Двух своих житий — Симеона и Саввы, сербских святых ^х. Любо­пытно, наконец, что отзвуки «Похвалы» Владимиру из «Слова» Илариона находим в виршах украинского писателя XVII в. Кассиана Саковича.

Риторически украшенные «слова» представлены у нас очень яркими образцами и в XII в. В середине этого столетия одним из видных церковных риторов был второй митрополит из рус­ских Климент Смолятич, о котором летопись отзывается как о книжнике и философе, какого в Русской земле не бывало. Типич­ной особенностью его литературного творчества, как это видно из единственного дошедшего до нас уже в осложнённом тексте произведения Климента — «Послания к пресвитеру Фоме», была аллегорически-символическая манера истолкования библейских текстов и мира природы. Судя по посланию, которое было «истол­ковано», т. е. дополнено и переработано каким-то монахом Афанасием, Фома упрекал Климента в том, что он в своих сочинениях опирался не на отцов церкви, а на Гомера, Аристотеля и Платона. Этот упрёк сам по себе говорит о том, что творчество Климента Смолятича стояло на той высоте, какая характерна была для вы­дающихся риторов византийского средневековья '.

Но наиболее талантливым и плодовитым представителем тор­жественного церковного красноречия был у нас во второй по­ловине XII в. Кирилл Туровский, обнаруживший себя как очень незаурядный поэт и в сочинённых им молитвах. Сведения о его жизни, крайне скудные, дают лишь такой мало досто­верный материал, как запись о нём в старинном Прологе по списку XV в. Судя по этой записи, Кирилл, сын богатых родителей, родился в Турове, стольном городе Туровского княжества, сосе­дившего с Киевским. Рано он стал монахом-аскетом и усиленно предавался книжному чтению и изложению «божественных писа­ний». Слава о нём распространилась по всей Туровской земле, и, по настоянию князя и народа, он поставлен был туровским епи­скопом. Перечисляя произведения Кирилла, проложное сказание отмечает его обличительное сочинение, направленное против епи­скопа-еретика Фёдорца, ряд посланий к князю Андрею Боголюб-скому, написанных на основании евангельских и пророческих писаний, «слова» на «господские» праздники и «многия иныя душе-полезныя словеса», молитвы, похвалы святым, великий покаянный канон и ещё «иное множайшее».

Несомненно принадлежащими Кириллу Туровскому могут считаться восемь «слов», написанных на различные церковные праздники, три поучения, 30 молитв и два канона ². «Слова» Кирилла Туровского известны главным образом в составе так на­зываемых «Златоустов» и «Торжественников» — сборников, за­ключающих в себе проповеди и поучения, приуроченные к особо торжественным праздникам и принадлежащие преимущественно византийским отцам церкви — Иоанну Златоусту, Григорию Бо­гослову, Фёдору Студиту, Кириллу Александрийскому и др. То обстоятельство, что сочинения нашего автора находились в таком авторитетном, с точки зрения старинного русского книжника, со­седстве, показывает, каким большим уважением они пользовались у него. Нужно добавить, что сочинения Кирилла Туровского из­вестны были и у южных славян.

Кирилл Туровский в своих произведениях, дошедших до нас, почти совершенно не откликался на современную ему злобу дня и не обнаружил в себе публицистических склонностей в такой мере, как Иларион. Исключение представляет его «Притча о человече-стей души и о телеси и о преступлении божиих заповедей», напи­санная на основе талмудического сказания о слепце и хромце и яв­ляющаяся обличительным словом, направленным против епископа Фёдора (Фёдорца) ростовского, упоминаемого в проложном житии Кирилла. Фёдор добивался учреждения в Ростове автоном­ной епископской кафедры, независимой от киевской митрополии. Это домогательство Кирилл Туровский рассматривал как само­званство, против которого он и выступает в своей «Притче» '.

Все проповеди Кирилла Туровского представляют собой ли­рически и часто драматически окрашенную похвалу празднику, в которой путём аллегорий и символических параллелей и сближе­ний уясняется религиозный его смысл. Испытав на себе в этом отношении влияние со стороны главным образом византийских отцов церкви и ораторов, Кирилл Туровский не был, однако, про­стым подражателем, усваивавшим чужие образцы; у него сказы­ваются подлинный творческий талант и несомненное поэтическое одушевление. Ему недоставало стройности и логической строгости в расположении материала, которые были свойственны Илариону, часто речь его отличается излишней пышностью и как бы самодов­леющим риторизмом, но при всём том все его проповеди характе­ризуют его как незаурядного оратора и поэта. Кирилл Туровский сознательно ставит проповеднику задачу превзойти светских писа­телей в изяществе и красоте речи. «Если историки и витии, то есть летописцы и песнотворцы,— писал он в одном из своих «слов»,— преклоняют свой слух к рассказам о бывших между царями ратях и ополчениях, чтобы украсить словами услышанное ими и возвели­чить, венчая похвалами, крепко боровшихся за своего царя и не обратившихся в бегство перед врагами, то тем паче нам подобает приложить хвалу к хвале храбрым и великим воеводам божиим, крепко подвизавшимся за сына божия, своего царя, господа нашего Иисуса Христа».

Для характеристики проповеднического стиля Кирилла Туров­ского остановимся на его «Слове на антипасху».

Здесь Кирилл Туровский, сказав о значении послепасхальной недели и сопоставив её с праздником пасхи, рисует, не без влияния соответствующего «Слова» Григория Назианзина, картину весен­него обновления природы, символически связывая его с духовным обновлением человечества в христианской вере: «Ныне небеса просветились, освободившись, как от вретищ, от тёмных облаков, и светлым воздухом славу господню исповедуют; не о видимых небесах говорю, но о духовных, то есть об апостолах, которые, взой­дя на Сион, познали господа и, забыв печаль и скорбь иудейскую и поборов в себе страх, осенённые святым духом, воскресение хри­стово ясно проповедуют. Ныне солнце, красуясь, на высоту восхо­дит и, радуясь, землю согревает; так взошло праведное солнце из гроба — Христос — и всех верующих в него спасает. Ныне луна, сойдя с высшей ступени, большему светилу честь воздаёт; так вет­хий закон, по писанию, прекратился со своими субботами, и цер­ковь христову закону с неделей честь воздаёт. Ныне зима грехов­ная покаянием прогнана, и лёд неверия благоразумием растаял: зима кумирослужения апостольским учением и христовою верою удалена, лёд же фомина неверия при виде христовых рёбер растаял. Сегодня весна красуется, оживляя земное естество, и ветры бур­ные, теперь тихо веющие, плоды умножают, и земля, семена питая, зелёную траву рождает; так весна красная — это вера христова, которая крещением возрождает человеческую природу, бурные же ветры — это греховные помыслы, покаянием претворённые в доб­родетель и умножающие душеполезные плоды» и т. д.

Во второй части «Слова» идёт речь о явлении воскресшего Христа апостолу Фоме и пространно передаются речи Христа и Фомы. Заканчивается «Слово» призывом веровать в Христа и приглашением восхвалить его.

Для проповедей Кирилла Туровского характерны символика и аллегоризм, а также значительная насыщенность их тропами и фигурами — метафорой, олицетворением, антитезой, риториче­скими вопросами и восклицаниями. Кирилл Туровский в своих проповедях сплошь и рядом от лирической похвалы празднику переходит к повествованию о самом событии, связанном с празд­ником, драматизуя это повествование введением монологов, диа­логов, поэтических плачей и изображая самые события как бы происходящими в настоящее время. Такая драматизация повест­вования особенно сильна в «Слове о расслабленном», где приво­дится диалог Христа с исцелённым им расслабленным. Пользо­вался Кирилл Туровский в своих проповедях и приёмом иносказа­ния— притчи («Притча о человечестей души и телеси» и «Притча о белоризце-человеце»).

Наконец, нужно отметить и ритмическую упорядоченность речи Кирилла Туровского, особенно присутствующую в его молитвах, во многом своим стилем сближающихся с его «словами».

В творчестве Кирилла Туровского мы наблюдаем влияние ви-¹ зантийских церковных ораторов, главным образом Григория На-зианзина (Богослова), Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина, а так­же современных ему греческих риторов и грамматиков.

Нужно думать, что Кирилл Туровский сам читал по-гречески и, быть может, прошёл строгую школу писательского искусства под непосредственным руководством кого-либо из заезжих обра­зованных греков, какие в ту пору, несомненно, должны были время от времени появляться на Руси '.

В дошедших до нас «словах» Кирилла Туровского, как говори­лось выше, живая современность почти не нашла себе отклика. Но мы не можем утверждать, что обладаем всем, написанным Кирил­лом Туровским. Если верить проложному сказанию о нём, он написал не только обличение, направленное против епископа Фёдорца, но также много посланий к Андрею Боголюбскому. В этих посланиях особенно, если они вообще существовали, Кирилл Туров­ский вряд ли мог обойти те или иные факты современной ему жиз­ни и так или иначе, несомненно, должен был на них откликнуться.

Отдельные произведения Кирилла Туровского дошли до нас в сербских и болгарских списках².

«ПОУЧЕНИЕ» ВЛАДИМИРА МОНОМАХА

Владимир Мономах — выдающаяся личность древней Руси, виднейший государственный деятель, крепко стоявший на страже интересов Русской земли, человек большого ума и литературного таланта. Он снискал преданную любовь к себе и большое уваже­ние у своих современников и в потомстве. Ипатьевская летопись в таких выразительных словах передаёт скорбную весть о его смер­ти: «Преставися благоверный князь, христолюбивый и великый князь всея Руси, Володимерь Мономах, иже просвети Рускую землю, акы солнце луча пущая; его же слух произиде по всим странам, наипаче же бе страшен поганым, братолюбець, и нище-любець, и добрый страдалець за Рускую землю... Святителе же жалящеси плакахуся по святом и добром князи, весь народ и вси людие по немь плакухуся, якоже дети по отцю или по ма­тери...»

Под 1096 г. в «Повести временных лет» по Лаврептьевскому списку помещено «Поучение» Владимира Мономаха, соединённое с его письмом к князю Олегу черниговскому, написанным, по всем признакам, раньше «Поучения». Вслед за письмом помещён ряд молитвословий, написанных Мономахом. «Поучение» обращено Мономахом к его детям и продолжено его автобиографией. Око датируется промежутком между концом XI в. и 1125 г.— датой смерти Мономаха (скорее всего — ближе к этой дате) — и являет­ся лишним показателем высокого культурного уровня, достигнутого Киевской Русью в лице наиболее крупных её светских представи­телей. Мономах обнаруживает хорошее знакомство с произведе­ниями обращавшейся тогда на Руси оригинальной и переводной четьей и богослужебной литературы, в особенности с Псалтирью; он знаком с популярным в византийской средневековой литературе жанром поучений отца к детям, начиная от поучения Ксенофонта и Марии, вошедшего в «Святославов изборник» 1076 г. '. В своём «Поучении» Владимир Мономах выступает как умудрённый боль­шим жизненным опытом, благородный, гуманно настроенный чело­век, всегда помышляющий о благе своего государства, призываю­щий к защите слабых от сильных и власть имущих. В то же время это князь энергичный, предприимчивый, наделённый военными доблестями, всю жизнь проводящий в неустанных трудах и в опас­ных воинских походах. Когда к нему приходят послы от его братьев с предложением соединёнными силами выгнать Ростиславичей из их удела и отнять их волость, он отказывается это сделать, потому что не хочет нарушать крестную клятву. Давать клятву он сове­тует только в том случае, если клянущийся может её сдержать, но, _пОклявшись, нужно соблюдать обещание, чтобы не погубить своей души. Он не рекомендует детям спасать свою душу ни в отшельни­честве, ни в монастыре, ни в посте, а лишь покаянием, слезами и милостыней. Особенно настойчиво Мономах советует защищать всех обездоленных и призывает к снисхождению даже по отноше­нию к преступникам: «Всего же паче убогых не забывайте,— гово­рит он,— но елико могуще по силе кормите, и придавайте (помо­гайте) сироте, и вдовицю оправдите сами, а не вдавайте силным погубити человека. Ни права, ни крива не убивайте, ни повеле­вайте убити его, аще будеть повинен смерти; а душа не погубляйте никакояже хрестьяны». О себе он пишет: «тоже и худаго смерда и убогые вдовице не дал есмь силным обидети». Старых нужно почитать, как отца, а молодых — как братьев. При посещении своих земель не следует позволять слугам обижать ни своих, ни чужих. Просящего должно накормить и напоить, заезжих купцов, одина­ково и знатных и простых, а также послов нужно почитать и ода­ривать, потому что те и другие, проходя по разным землям, осла­вят тебя или добрым, или злым. «Болнаго присетите,— советует далее Мономах,— над мертвеця идете, яко вси мертвени есмы; и человека не минете, не привечавше, добро слово ему дадите. Жену свою любите, но не дайте им над собою власти».

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 299; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!