Быль о новом завете марксизма



 

Хотя жизнь шла среди людей и, казалось бы, весело и интересно, одиночество и опустошенность давали о себе знать во сне. Ему виделся опустевший город. Он бродил по безлюдным улицам в поисках живой души. Он ощущал присутствие людей, но не видел их. Они исчезали, не Успев появиться. Смерть, подумал он, есть вечное одиночество. В один из таких снов он услышал голос Петина. Хочешь, я тебе расскажу, кто написал Новый Завет марксизма — работу «О диалектическом и историческом материализме», приписываемую Сталину? Слушай! Только никому об этом не рассказывай — все равно не поверят

Так вот, мой мальчик... Я ведь могу тебя так называть? Что бы то ни было, ты есть все-таки мой духовный наслед! ник и продолжатель. Я ведь чувствую, ты сам тоскуешь по тому, по нашему времени. Так вот, мой мальчик, сначала я тебе выскажу одну банальную, но очень важную истину. Знай же: одних людей уничтожают за то, что они слишком много знают, других — за то, что они слишком много понимают. Первым изредка удается уцелеть, вторым — никогда, ибо они опаснее. Ты слишком много понимаешь, и твои коллеги и друзья стали замечать это. Берегись! Я много знаю, но ничего не понимаю. Потому я до сих пор жив. Но было время, когда и я кое-что понимал, хотя еще мало знал.

В гимназии я все время шел первым учеником. Золотая медаль мне была гарантирована. Все учителя в один голос твердили, что такого чудо-ученика не было за всю историю города. Я уже в тринадцать лет начал печатать стихи и короткие рассказики. И неплохие. Недавно я перечитал это, и мне не было стыдно. Начальство и профессора гимназии были довольно либеральны. Впрочем, как и все в то время, включая полицию и жандармов. Думаю, что от этого либерализма, а не от тяжестей царского режима, произошла революция. Революция всегда суть результат смягчения, а не ужесточения режима. И вот, объявило наше гимназическое начальство конкурс на лучший трактат на любую социально-политическую тему. И решил я написать трактат о марксизме. Марксистская литература водилась у нас дома (мой отец и дядя были социалистами), и я рано начал ее почитывать. Два месяца я днями и ночами сидел над этим трактатом. Сдал его в конкурсную комиссию. И с треском провалился: он не был даже включен в десятку лучших. После этого во мне что-то надломилось, и гимназию окончил лишь с серебряной медалью.

Прошли годы. Страшные, непонятные, ураганные годы. Мы готовили для Сталина очередной «его» гениальный труд. Сталин намекнул нам, что неплохо бы снабдить этот труд философским разделом. И тут я вспомнил про свой гимназический трактат, разыскал его в домашнем архиве, слегка отредактировал («подновил») и принес Сталину. Тот прочитал мой трактат тут же. Лицо его посерело. Глаза стали такими, что не приведи Боже увидеть их вторично. Где взял? — спросил он шепотом. Сам написал, также шепотом ответил я. Врешь, собака! — прошипел он. Украл! У кого украл? Признаешься — помилую, нет — казню! И я в ужасе назвал первую пришедшую мне на ум фамилию: у Станиса. Той же ночью Станиса арестовали и расстреляли. Я же назвал Сталину фамилии членов той самой злополучной гимназической конкурсной комиссии, сказав ему, что эти люди были знакомы с трактатом Станиса. Думаю, что они, если остались живы к тому времени, не избежали страшного суда. После этого я окончательно утратил способность что-либо понимать. Вот и вся быль. А знаешь, почему я тебе рассказал ее? Причем тебе единственному? Нет, сказал МНС. Почему? А ты догадайся сам, сказал Петин. Не могу, сказал МНС. Ну что же, сказал Петин, тогда ты никогда не решишь проблему Сталина. Почему? — спросил МНС. Потому что она в тебе самом, а не в нем, ответил Петин.

 

О национализме и другом

 

Воспользовавшись тем, что МНС отсыпался после обследования у врачихи, Старик увлек Дамочку на прогулку. Хоть цель прогулки была очевидна заранее, и Старик прихватил с собой водонепроницаемый плащ («А вдруг дождь!»), разговаривали сначала на темы большой принципиальной важности. Когда забрались на холм (самое сухое место в округе) и увидели внизу живописную деревушку, Дамочка впала в слезливый русский национализм и начала шпарить наизусть Есенина. Старик расстелил плащ, собеседники уселись и начали любоваться природой, глубоко вдыхая свежий воздух (приговаривая, естественно, после каждого вдоха-выдоха «Ах, какой тут воздух!»). Воспользовавшись перерывом в трескотне Дамочки, Старик сказал, что однажды он тоже впал в национализм. Да в такой дремучий, что стыдно вспоминать. Стишки начал пописывать. И вот однажды в припадке такой национальной слюнявости он сочинил такой стих:

 

 

Чего хотел бы я? Родному поклонясь порогу,

С котомкой за плечами выйти на крыльцо.

И чтобы, выцветшим платком прикрыв лицо,

Слезу глотала мать, благословив в дорогу.

Чтобы отец, сурово сдвинув брови,

Меня коснулся жилистым плечом.

Мол, нам, мужчинам, это нипочем,

Мол, дом покинуть — это нам не внове.

И чтоб поклялись помнить до доски

Дружки, со мною выйдя за ворота.

Чтоб за усмешкой затаив заботу,

Моя девчонка сохла от тоски.

 

 

Очень мило, сказала Дамочка. Прямо как Есенин. Похоже, согласился Старик. Стих был длинный, со множеством прочих «чтобы» и «чтоб». И мне самому он понравился очень. Показал я его своему приятелю. Тот прочитал, рассмеялся и тут же сочинил ответ:

 

 

Твое желание, болван, я чту.

Но уходи скорей, не мешкай.

Иначе едкою насмешкой

Я оплюю твою мечту.

 

 

Но это же подлость! — воскликнула Дамочка. Вот и я так сначала подумал, сказал Старик. Я аж похолодел тогда от возмущения. Дня три с ним не разговаривал. Но потом остыл. И мне самому стало смешно от моих устремлений. И я расстался с ними. Вместе со стихами, конечно. Жаль, сказала Дамочка. Да, согласился Старик и привлек ее к себе. И она охотно поддалась его порыву.

 

Реплика Нового Друга

 

Просматривая заметки МНС, Новый Друг сказал между прочим, что иногда предложение порождает спрос. Ты о чем? — спросил МНС. Все о том же, сказал Друг. Если вверху найдется человек, который узнает о твоем существовании, а в окружении его советников найдется человек, способный оценить твои идеи и твои силы, тогда твоей судьбе не позавидуешь. А она и сейчас не столь уж завидная, сказал МНС. Это верно, сказал Друг. Но тогда будут иные масштабы страданий. Исторические!

 

Чрезвычайное происшествие

 

У Членкорицы украли заграничную шубу. Зачем ей понадобилось тащить сюда в такое время шубу? — удивлялся МНС. Как зачем? — удивлялся Новый Друг удивлению МНС. Шуба заграничная, и ее надо всем показать. Иначе зачем она нужна? Она же не греет, а только для красоты и престижа. Такие шубы аристократия на Западе летом носит. Накидывают на обнаженные прекрасные плечи. Какие плечи могут быть у такой образины? — не переставал удивляться МНС. Она же членкор, возражал Друг, отсутствие плеч она компенсирует необыкновенно высоким уровнем интеллекта. Если там членкоры такие, какими же идиотами должны быть полные академики!

Кража шубы нарушила привычное спокойное течение жизни (фортели Универсала не в счет, это в пределах нормы). Понаехала милиция. Привезли собаку. Но та след не взяла. Я же говорил, бесполезно, сказал собаковод. Сперли наверняка свои же отдыхающие, а отдыхающие все одинаково пахнут манной кашей. Членкорица настаивала на том, что украл «этот бородатый тип», имея в виду МНС. Логика ее рассуждений была несокрушима: когда его в корпусе не было, шуба была цела, а когда он появился, шуба исчезла. Ей объяснили, что МНС не мог никак украсть, так как вместе со всеми — с Членкорицей в том числе — был в момент кражи на экскурсии в старинной дворянской усадьбе в десяти километрах от места происшествия. Она сказала, что взяли шубу его (то есть МНС) сообщники. Майор из милиции сказал, что это логично.

Начался обыск. Начался, конечно, с палаты Нового Друга и МНС. Затем обыскали палату, в которой МНС жил ранее. Затем остальные палаты. Но безрезультатно. Майор сказал, что украсть могли и посторонние. Влезли через форточку, которую Членкорица по неосторожности оставила открытой.

Но вечером шуба нашлась. Оказывается, Членкорица сама спрятала ее — уложила под простыню в кровать, чтобы не сперли, пока она ходит на экскурсию, и забыла про это. Все были довольны. Но на всякий случай после этого усилили дежурство по корпусам и на территории вокруг них. Новый Друг сказал, что теперь самое подходящее время эту шубу «тиснуть» на самом деле. Теперь этой обезьяне никто не поверит. МНС сказал, что идея хорошая и наказать эту гадину стоило бы, но он не видит возможности реализовать шубу, так как все равно найдут. Друг сказал, что реализовывать и не нужно. Нужно просто закопать ее подальше в лесу, пусть гниет себе на здоровье.

 

Ночные разговоры

 

— Ты представь себе, — говорит Новый Друг, — что все говорят тебе, что ты — красавец, и все ведут себя так, будто ты на самом деле неотразим. И зеркала кругом такие, что глянешь — и в самом деле чудо как хорош. И никто даже не намекает тебе, что ты — уродина. Поверишь ты в то, что ты красив? Исключений не бывает. Поверишь. Так и с Ними. Окружают себя людьми, которые твердят Им, что Они неслыханные гении. Уничтожают всякое подобие критики. Прибавь к этому посредственный от природы умишко, плохое образование и тщеславие. И результат можно предсказать заранее безошибочно: маразм и мания величия.

— Но иностранные политики, встречавшиеся с Ним, говорят, что он неглуп, — говорит МНС.

— Иностранные политики сами политики, то есть не далеко ушли от того же. Потом, они судят по короткой встрече. Дай мне попугая, и я его за полгода выдрессирую так, что он будет производить впечатление глубокомысленного и дальновидного политика. А Его дрессировали более десяти лет! Бессмысленно смотреть на Него как на человека. Он давно уже есть условный знак и орудие мафии.

 

Из книги Твари

 

Буржуазные теоретики и пропагандисты в своих псевдогуманистических спекуляциях усиленно пытаются противопоставить личность коллективу и доказать, будто в таком коллективистском, обществе, как коммунизм, неизбежно полное разрушение индивидуальности, пренебрежение интересами и ценностью индивида, превращение общества в своего рода «человеческое стадо».

 

Письмо к Ней

 

Как алкоголик

сливает в одно

Красное, белое —

лишь бы вино,

Тасую истории

битые карты

И полон в сей миг

боевого азарта.

По грозной, смертельной

атаке тоскую.

Мне лишь бы в атаку,

не важно в какую.

Вскочить на коня

или сесть в самолет,

Шашкой рубить

или жать пулемет.

А я за бумажки

сажусь спозаранку

И жду, чтобы ринуться

в мрачную пьянку.

 

О психоанализе

 

— О чем мы тут только не говорили! К счастью, среди нас не оказалось ни одного, кто имеет какое-то касательство к психоанализу. А то мы пропали бы совсем.

— Психоанализ — это не для нас. Это для снобов и бездельников.

— А мы разве не бездельники?

— Бездельники, но в другом смысле. Мы бездельничаем, работая. И работаем, бездельничая. Это — особая форма чисто коммунистического труда, выражаемая принципами «От работы лошади дохнут», «Работа не волк, в лес не убежит», «Где бы ни работать, лишь бы не работать».

— К тому же в нас нет ничего такого, к чему применим психоанализ. Мы — здоровые строители коммунизма. У нас просто нет и быть не может темных закоулков подсознания, о которых писали Фрейд, Юнг и прочие. У нас вообще нет подсознания. У нас есть лишь сознательность и сверхсознательность. И это вам не какая-то вшивая научная истина, устанавливаемая путем наблюдений, а высшая партийная установка. Установки же у нас претворяются в жизнь.

— В самом деле, попробуйте вообразить Беззубую Докторицу с нарциссическим либидо.

— Что такое либидо? Блядство, что ли?

— Какая вообще может быть психика у директора?! Или у этого ублюдка Сусликова?!

— Я в молодости почитывал Фрейда и его учеников. И должен сказать, что не нашел в их сочинениях ничего, относящегося к себе или к моим знакомым. Скорее даже наоборот. Вот, например, отношение психологии отдельного индивида и индивида в массе. Считается, что в массе индивид не осознает своих действий, превращается в безвольное существо. Но на самом деле чаще наоборот Именно в массе индивид поступает реалистически сознательно, а будучи извлечен из массы, он превращается в пустого болтуна. Например, мы вне коллектива насмехаемся над Брежневым, а в коллективе одобряем, посылаем приветственные телеграммы, рапортуем, превозносим. Что это — бессознательные действия? Чушь! Именно тут у нас сознательность и самоконтроль на высоте. А вне коллектива мы расслаблены и часто не ведаем, что творим.

— Я думаю, что психоанализ есть лишь в ничтожной мере учение о психике вообще. А в большей мере это есть своеобразное отображение способностей индивида в буржуазном обществе. Берусь обосновать это свое утверждение, хотя я и не специалист.

— А у нас вообще таких специалистов нет.

— И не нужно. И без них у нас тут сплошное, извиняюсь, либидо.

 

Проблема Номер один

 

Вот вам проблема, говорит Старик. Можно сказать, проблема номер один. Как бы плохо тут ни было, живем мы здесь как при коммунизме. Сыты, одеты, баб и мужиков хватает, гуляем, песни поем. Много ли дней прошло, а нам все это уже осточертело. Мы уже рвемся к своим хлопотам и тревогам, оставленным в Москве, то есть в развитом социализме. Почему бы это, а? Зачем, например, этой Беззубой Докторице пробираться в членкоры, если она и так имеет все, а Членкорице пробираться в академики? Что ждет меня на работе? Здесь я — мыслитель, равный нашим докторам наук, а там я — полное научно-техническое ничтожество. И все-таки я тоже хочу обратно в развитой социализм и не хочу дольше положенного срока жить тут, при коммунизме. Уверяю вас, райский коммунизм никогда не будет построен не потому, что люди не имеют сил на это, а потому, что они не захотят. Но вот почему это происходит, я понять не могу. Отбросьте вопрос «почему» как бессмысленный, говорит МНС, и вы сразу все поймете. Есть определенные правила поведения людей в обществе. Мы формируемся так, чтобы эти правила соблюдать. Соблюдение этих правил и есть самая глубокая сущность человека как существа социального, можно сказать — конечная причина всего происходящего с людьми. Рыба, чтобы жить, должна жить в воде и плавать, а не трепыхаться на песке или сковородке. Так и мы. Приехав сюда, мы оказались вырванными из условий существования, в которых и только в которых мы реализуем нашу человеческую суть. Продлите срок нашего пребывания тут, допустим, на год, и мы очень скоро восстановим здесь нормальную социальную среду, в которой мы будем выполнять наши социальные функции в соответствии с упомянутыми правилами. Коммунизм, как его изображают нам в идеологии, есть нечто вроде дома отдыха истории, то есть есть пустая абстракция от реальной истории. Понятно, говорит Старик, но все-таки хочется найти успокоительное объяснение где-нибудь в желудке, в печенке или в генах. Может быть, дело просто в привычке? Ссылка на привычку, говорит МНС, есть ложное объяснение. С этой точки зрения смерть есть тоже особая привычка — привычка не жить.

 

Ночные разговоры

 

— Тяга к сталинизму, — говорит Новый Друг, — ощущается даже в том, сколько внимания уделяется его персоне в литературе. Причем критическая литература возвеличивает его в большей мере, чем апологетическая. Как в таком случае быть? Очень просто. Кем были и являются наши вожди (умными или дураками, злодеями или гуманистами), роли не играет. Их персонально надо игнорировать. Важны результаты их деятельности. Вот их и надо обнажать. Причем спокойно, без эмоций, систематично, обстоятельно, доказательно, научно. Сами по себе наши вожди — существа с разрушенной «обратной связью», то есть объективно полоумные, а не полноценные люди. Нужно показать, что такой неполноценной является и порождающая их социальная среда. А вообще тяга к прошлому выражает одно: неуверенность в будущем, страх перед ним.

 

И сны

 

Новый Друг продолжал что-то говорить, а МНС уже ушел в сон. И к нему сразу же явился Петин. От меня ты теперь не избавишься, сказал он. Давай поговорим начистоту. Ты думаешь, я раскаиваюсь? Нет, я тоскую. О чем? Ну, хотя бы об аресте. Я тридцать лет жил, каждую ночь ожидая, что ко мне громко застучат в дверь, ворвутся и даже не покажут ордер на арест. Ты думаешь, это был ужас? Нет, не только. Я эти тридцать лет ожидания не променял бы на три тысячи лет безмятежного сна. Почему? Да потому что я ждал, что в мою квартиру вломится великая история, а не нынешняя слякоть. Помяни мое слово, пройдут годы — и забудется все плохое. И в памяти людской оживут мудрые маршалы, отважные генералы, дерзкие ученые, романтические юноши... Маршалы, проигравшие сражения, сказал МНС, генералы, терявшие без всякого смысла миллионы солдат, ученые, ломавшие хребет науке, юноши, писавшие доносы... Да, сказал Петин, писавшие доносы и закрывавшие своей грудью вражеские амбразуры. И я писал доносы. Много доносов. И я давал санкции на расстрел. Ну и что? Я горжусь этим. Я хотел бы, чтобы на моей могиле золотыми буквами было высечено число моих жертв. Но, увы, наши перепугавшиеся вожди поспешили сразу же после смерти Сталина уничтожить свидетельства наших дел. Преступлений, поправил МНС. Пусть, сказал Петин, но больших преступлений. Знай, мой мальчик, только большие преступления рождают подлинное добро. Большие преступления уже не преступления. Я бы на месте наших вождей предал гласности всю картину наших дел. Представляешь, какие это были бы цифры! Весь мир застыл бы от ужаса. И от уважения к нам. Когда тысячи убитых — это жестокость. Но когда пятьдесят миллионов — это великая эпоха. Когда тысячи доносов — это подлость. Но когда миллиарды — это великая идеология. Не может быть, чтобы никаких свидетельств ваших дел не осталось, сказал МНС. Это кажется невероятным, но это так, сказал Петин. Во-первых, самые основные решения принимались в такой общей форме, что теперь усмотреть в них следы былых преступлений невозможно. Они имели смысл для нас, исполнителей. Но они пусты для всех прочих, тем более — для потомков. Во-вторых, все основные распоряжения насчет репрессий высшими лицами отдавались устно. Лишь случайно сохранилось несколько документов с подписями Сталина, Молотова, Ворошилова и других, да и то косвенных. Хрущев так и не смог подтвердить свои обвинения документами. В-третьих, лица более низких рангов приложили усилия, чтобы уничтожить следы своих преступлений. Вот для них-то наша деятельность оборачивалась преступлениями. Наконец, специальное решение Политбюро уничтожить всю документацию, в том числе свидетельства деятельности доносчиков и осведомителей. Партийные чиновники позаботились о своей репутации. А живые свидетели? — сказал МНС. Это — люди, сказал Петин, а люди — не документы. Им нельзя верить ни в чем. Тем более большинство из них сами суть соучастники преступлений. К тому же все они ничего не понимали в происходящем и ничему не научились. Умных жертв не бывает. Разум есть привилегия палачей.

 

Сенсация

 

Самой крупной сенсацией заезда стало, однако, известие о том, что Универсал трахнул («наколол») Членкорицу. Дежурная по корпусу видела его влезающим к Членкорице после отбоя и вылезающим уже перед рассветом. Дежурная подумала сначала, что он полез воровать шубу. Но, приложив ухо к замочной скважине, поняла, что цели у него были «прямо противоположные» (как выразился бы доктор философии Барабанов, если бы был на ее месте). Универсал сам не скрывал своего успеха и описывал все до мельчайших подробностей. Пронять насмешками его было невозможно. Всяких баб я перепробовал, говорил он. Кандидатш, докторш. Однажды имел дело даже с секретарем райкома партии. Правда, со вторым. По идеологии. Но членкорш до сих пор не приходилось. И должен вам сказать, что я ничуть не жалею о содеянном. Во-первых, ночью в кровати она не такая уж страшная, как на свету. У нее и тут, и тут кое-что есть. А во-вторых, бешеный темперамент. Я с ней за одну ночь килограмм на пять похудел. И все, сволочь, требует, чтобы я ей какие-нибудь приемчики особые показывал. А какие у нас приемчики?! Знай пили да помалкивай! Новый Друг, нахохотавшись до слез, назвал Универсала типичным русским лаптем. Приедем в Москву, сказал он Универсалу, заходи ко мне. Я тебе кое-какие журнальчики покажу. Есть чему поучиться. Овладеешь новой техникой, доберешься до депутатов Верховного Совета, членов ЦК, полных академиков и старых большевичек с дореволюционным стажем.

Поклонницы Универсала по линии йоги, однако, переживали событие в плане моральной драмы. Они единодушно осудили его и демонстративно отказались от продолжения уроков. Тогда Универсал сказал им, что он на самом деле давал Членкорице уроки медитации (неужели вы думаете, что я буду спать с такой образиной?!). Она стесняется заниматься этим делом днем — слухи всякие могут пойти а она занимает высокий пост, муж, дети, внуки, партийная репутация... Поклонницы чуточку посомневались, но поверили. И попросили Универсала показать им, как делается эта медитация.

 

Из книги Твари

 

Одна из основных проблем справедливого устройства общества заключается как раз в том, чтобы обеспечить интересы личности и ее всестороннее развитие таким путем чтобы это не шло вразрез с интересами и не мешало развитию всех других личностей, то есть коллектива.

 

Замечание МНС

 

Превращение проблемы взаимоотношения между людьми в коллективе в проблему взаимоотношения между индивидом и коллективом в целом — один из фундаментальнейших принципов порабощения человека в этом обществе.

 

Письмо к Ней

 

 

Я знаю, есть закон такой:

Когда безусые мальчишки

О прошлом думают с тоской, —

Так, значит, наши дрянь делишки.

Ты скажешь — снова «полоса».

Хватил спиртного, мол, излишку,

Чужие слушал «голоса»,

Прочел из «тамиздата» книжку.

Но не пьянею я теперь

От всякой с градусами жижи.

Не слышу радио, поверь,

И не читаю вовсе книжек.

Я не могу, хоть прикажи,

Проблему разрешить такую:

Хочу для будущего жить,

А сам прошедшее смакую.

Глаза прикрою, мнится мне

Не взлет ракет, не шаг к Победе, —

На златогривом скакуне

По полю битвы Рыцарь едет.

Друзей погибших кличет он,

Ненужный меч бросает в ножны.

Но только карканье ворон

И только шорох осторожный.

Ты скажешь: трепаный сюжет

И устаревшие рифмишки.

Поверь, и через тыщу лет

Напишут это же мальчишки.

И скажут так же: разрешить

Проблему эту не рискуем.

Чем ближе Завтра миражи,

Тем больше о Вчера тоскуем.

 

 

Гимн пошлости

 

Всякое явление природы и общества обладает такими свойствами, обнаружение которых дает нам неоспоримое моральное право сказать об этом явлении, что оно есть такое же ничтожество, как и все прочее на свете. Зашла, например, речь о Пушкине. Уж, кажется, что может быть совершеннее. А вы усмехаетесь и похихикиваете как бы между прочим, что у этого вашего гения ножки были кривые и тоненькие. И все! И нет никакого гения. А есть такой же уродливый гномик, как и вы сами. А если вы еще намекнете, что Пушкин кое-что позаимствовал кое у кого, так он совсем уподобится вам и даже станет немножко хуже вас. Тут вы можете проявить некоторое великодушие, сказав, что некоторые стишки у упомянутого автора неплохие. Теперь это уже не опасно для вас — Пушкин от этого уже не превратится из соразмерного вам гномика в великого писателя и человека.

Я знаю, вы скажете, что эта истина была известна еще задолго до социалистической эры, и приведете в доказательство изречение насчет пятен на Солнце. А я и не спорю. Более того, я готов согласиться с тем, что социалистическая эра вообще не открыла ничего нового. В этом отношении она не столько открывала новое, сколько закрывала старое. Но зато бесспорно одно: она открыла неслыханный ранее простор для всех старых мерзостей, подняла их на немыслимую высоту и поставила на службу прогресса человечества — она коренным образом изменила их роль в обществе. Она вознесла само производство мерзостей на уровень достижений современной науки. Поясню это на примерах.

Допустим, некто Н вступил в героическую борьбу с властями за интересы некоего несправедливо обиженного народа. Карательные органы прекрасно знают вышеупомянутый фундаментальный закон опошления и немедленно начинают отыскивать недостатки у Н , которые позволили бы низвести его до уровня сумасшедшего или жулика. Можно при этом действовать по старинке, чисто эмпирически, по крохам собирая сведения, дискредитирующие Н. На это нужно время и значительные усилия. Но тут на помощь приходит наука. Если человек борется за интересы целого народа, говорит наука, то он является гомосексуалистом, мечтающим изнасиловать заслуженного партийного работника или ударника коммунистического труда. И тут же приводит цитату из Фрейда. Последнее очень важно: теперь даже ортодоксальные марксисты больше верят реакционным идеологам буржуазии, чем самим классикам марксизма. Или другой пример. Стало известно, что некто Н крестился в зрелом возрасте и с головой ушел в православие. Что говорит по сему поводу наука? А то, что этот Н явно был стукачом. Конечно, этот закон не очень-то удобен для карательных органов. Но наука — не надстройка, это даже Сталин понимал. Она может служить и прогрессивным силам. Этим же силам очень полезен другой закон той же науки: если человек на старости лет подался в католицизм, это значит, что он совершил донос по доброй воле, не будучи официально стукачом. И уж тем более прогрессивным силам следует знать закон опошления, согласно которому кристально чистые в моральном отношении люди занимаются онанизмом или являются импотентами.

Что мне больше всего нравится в научном подходе к опошлению, так это следующее: вовсе не требуется отыскивать и открывать такие законы опошления в самой эмпирически данной реальности, их надо установить как априорные по отношению к реальности и затем добиться их признания членами общества. После этого, уверяю вас, вы уже не встретите ни одного исключения из них. Вот вам классический пример тому. Инженер, не дождавшись нескольких дней до окончания срока путевки, неожиданно уехал в Москву. Уехал, ни с кем не попрощавшись. Вслед за ним уехала в Москву искусственная блондинка, аспирантка из Института микробиологии. Что бы это могло значить? Беззубая Докторица, судя по всему — большой специалист в пошлелогии (то есть в науке опошления), не задумываясь ни на секунду, заявила, что Инженер подцепил на ней сифилис или, наоборот, наградил ее (Блондинку) таковым. Утверждение Докторицы казалось нелепостью по двум причинам. Первая причина — никто не видел Инженера с Блондинкой вместе. Вторая причина — срок для обнаружения упомянутой венерической болезни явно недостаточен. Докторица с презрением оглядела своих оппонентов. Эх вы, сказала она, а еще учеными считаетесь! Теорию относительности небось на каждом шагу поминаете! Кибернетику цитируете! А фундаментальных и основополагающих законов жизни не знаете! А ведь она, скорее всего, права, сказал потом Новый Друг. Инженер мог, в конце концов, подцепить эту штуковину еще до поездки сюда, а обнаружил только здесь. Или Блондинка, что положения не меняет. Но собака зарыта именно тут. А то, что их никто не видел вместе, сильнее всего подтверждает эту гипотезу.

 

Откровенность

 

В связи с бегством Инженера и Блондинки возник разговор на тему о взаимоотношениях полов. Добрая Девица заявила; что она тут никакой проблемы не видит. Где-где, а в этой сфере принцип коммунизма «каждому — по потребности» уже осуществлен. Беззубая Докторица, возражавшая всем и при всех обстоятельствах, заявила, что и в этой сфере у нас еще только развитой социализм, а не полный коммунизм. Потребности еще не у всех удовлетворены полностью. Ехидная Девица согласилась с Докторицей. И остались еще элементы неравенства в распределении, сказала она. У некоторых потребности не удовлетворены, зато другие имеют сверх потребности. Старик сказал, что вот отсюда и надо бы начать совершенствование общества. Пусть те, кто имеет в избытке, поделятся с теми, кому не хватает. Выработается привычка делиться излишками, и постепенно она перекинется на другие сферы жизни. Добрая Девица спросила, как он мыслит себе это практически. Должна ли она отсылать часть своих поклонников, например, Членкорице или Докторице? А если они не хотят с ними не то что спать, но даже в туалете рядом сидеть?! Докторица заявила, что она лично с поклонниками Доброй Девицы Сама в туалете рядом не села бы что она сама в состоянии, что образование и сила интеллекта вполне компенсируют отсутствие ямочек на щеках и заграничных бюстгальтеров и трусиков. Стоп! — воскликнул Кандидат. О чем галдеж?! Я лично, сказала Ехидная Девица если уж быть откровенной, против уравниловки в этом деле! Я даже за то, чтобы тут коммунизм как можно дольше не наступал или вообще не наступал. Я за то, чтобы из-за женщин мужчины дрались на дуэли и сражались на турнирах, чтобы им уступали место и целовали ручки, чтобы им дарили цветы и драгоценности, чтобы им пели серенады. Ты, милая, слишком многого захотела! — сказала Членкорица (она давно уже ко всем обращалась на «ты»). Но кое-что от старого я бы тоже сохранила. Например, я против добровольности в этих делах. Я за то, чтобы мужчины брали нас силой. Мужчина должен быть сильным, а женщина — слабой. Это, кажется, сам Маркс признавал. Вам приходилось когда-нибудь брать женщину силой (это — к мужчинам)? А вам приходилось, чтобы вас взяли силой (это — к женщинам)? То-то! Мужчины в глубине души все насильники, а женщины — насилуемые. Это от природы, а природу насиловать не надо. Ловлю вас на противоречии, сказал Старик. Почему же женщин можно насиловать, а природу, согласно которой это следует делать, нельзя? Хоть ты и старый, сказала Членкорица миролюбиво, а дурак. Намеков не понимаешь. А я не вижу никаких противоречий, сказала Добрая Девица. Когда я была молоденькой, я была ужасно соблазнительной. Ребята во дворе и взрослые мужики мне прохода не давали. И что они со мной только не вытворяли! Затаскивали на чердаки и в подвалы. Поодиночке и по нескольку человек. Я сначала рыпалась, а потом привыкла. Поняла, что это — хорошо. И потом я сама их затаскивала на чердаки, в подъезды, за заборы. И это было тоже хорошо. Добровольно или насильно — какая разница? Лишь бы нам это оставили, а все остальное приложится. Вы правы, сказал МНС. Когда нашего брата лишат той маленькой свободы секса, какую мы имеем сейчас, тогда и объявят полный коммунизм. Вы думаете, это случится? — спросил Старик. К этому идет, ответил МНС. Если бы было возможно измерить уровень сексуальности в доме отдыха за это время (число половых актов, их продолжительность и острота), вы были бы потрясены тем, насколько он низок. Тут ведь больше разговоров, чем дела. Потому и разговоров много, что дела мало. Конечно, сказал Кандидат, на манной каше и макаронах не разгуляешься. К тому же, добавил Старик, нам что-то добавляют в еду для успокоения. То-то мы такие сонные все время, сказала Членкорица. Вот сволочи! Так надо это разоблачить!! Где эти ваши диссиденты?! О всяких там правах человека и прочей чепухе трезвонят, а об этом — ни звука! А зачем разоблачать? — сказала Ехидная Девица. Это как раз в духе идей коммунизма. Самый лучший способ уравнять людей — это лишить их того, в чем их уравнивают.

Настроение у всех после этого испортилось. Беседа оборвалась. Отдыхающие разбрелись по палатам, через каждые пять минут поглядывая на часы в томительном ожидании обеда. Хотел бы я знать, сказал Новый Друг, будут ли в раю подсыпать в святой дух антисексуальные порошки и выдадут ли святым часы, чтобы они хоть как-то могли скрадывать скуку в ожидании обеда и ужина? А вообще, я, кажется, начинаю понимать самую глубокую основу всей нашей жизни и всех наших проблем: в нашем народе уже много веков свирепствует эпидемия шизофрении. И теперь мы заражаем ею всех окружающих. «Железный занавес» теперь нужен не нам, а для нашего окружения от нас.

 


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 255; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!