О взаимоотношениях языка и социума 17 страница



Медики о зачатом ребёнке говорят плод, пло́дапло́ды (хотя общая норма плода́, плоды́ ), смеются над тем, кто говорит желчь , а не жёлчь : она же жёлтая ! Они признаю́т только анализ кро́ви, содержание гемоглобина в кро́ви , вообще‑то так и в общем языке («Мы с ним одной кро́ви »), хотя распространено и конечное ударение. Во всяком случае, в Санкт‑Петербурге любуются храмом Спаса‑на‑Крови́ ; многие словари различают в одном и том же падеже в кро́ви и на крови́ , совпадающие с предложным – о крови́. Повара́ (или из уважения к профессии лучше здесь предпочесть по́вары ) говорят соуса́ , хотя общеязыковая норма со́усы . Известный архитектурный памятник именуется «Провиантские склады́ » (ныне там размещён Музей Москвы), хотя бытует профессиональное скла́ды .

Фанаты интернет‑общения говорят сидит в се́тях («Эхо Москвы». 2013. 18 февр., 7:35). В Питере не любят привычное москвичам слово раздевалка и говорят по‑старому гардероб ; в Брянске же это раздевальная и раздевальня . Военных передёргивает, когда они слышат на мане́врах , а не на манёврах .

На мой вопрос, как он говорит – кило́метр или киломе́тр (будучи о ту пору нахальным аспирантом, я всех, кого мог, об этом спрашивал), замечательный человек и великий металлург И.П. Бардин решительно ответил: «Это смотря где как. На Новолипецком заводе [он тогда внедрял там метод непрерывной разливки стали. – В.К. ] только кило́метр , а то подумают: зазнался академик. Ну, а на заседании Президиума академии, конечно, киломе́тр , а то ваш академик Виноградов морщиться будет».

Сегодня мы не так уж мучаемся, но всё‑таки хорошо, что всё вариативное пока ещё не превратилось в норму, что пока ещё растёт объём ненорм, не позволяя чувству стиля, пусть не столь обострённому, как у вице‑президента АН СССР тех времён, опуститься на ноль.

Меня интересовало, что сильнее: социальный запрет, наложенный на метрические термины с французским ударением на конце (килогра́мм, сантиме́тр, децибе́л, миллиба́р ), или языковая унификация, требовавшая того же ударения, что и ранее освоенные заимствования на – метр (баро́метр, термо́метр, спидо́метр, тахо́метр ). Тогда и зародилась мысль об играх нормализации в интересах социума и в интересах языка.

Бессмысленно, видимо, пытаться устранить ненормы, которые имеют возрастной, территориально‑географический, социальный, политический и иной характер, складываясь даже в некие единства: регионолекты, социолекты, профессиолекты . Однако неразумно также считать их частью общей правильности, идя на уступку теоретикам вариативности норм.

Среди стихийно ограниченных ненорм, как и в терминологиях, нередко предпочитаются иностранные слова. Их неизвестность, малая и неточная понятность здесь служат не чистоте обособления, а какому‑то смягчению: лузер, киллер звучат не так грозно, как неудачник, убийца, уголовник . Недавно ставшие известными фейковать, фейк (издевательски выражающие несогласие; от английского fake – «фальшивка, подделка» в противовес лайк ) означают псевдостраницу в социальных сетях. Так, Агентство фейковых новостей, полагая, что враньё, похожее на ожидаемую правду, вызывает особо сильный отклик, сообщило, будто Институт лингвистики в Тарту объявил русский язык мёртвым и запрещённым для употребления. В отличие от агентства, считающего свой абсурд полезной сатирой, Д. Каралис в статье «Фейковина» (ЛГ. 2012. Окт. № 4) сомневается в безвредности подобных альтернативных шуток.

Рассматриваемое семейство ненорм склонно к тавтологии разно окрашенных аналогов: патриот родины, коллега по работе, крупный мегаполис, магазин по продаже, планы на будущее, фейерверк огней . Любопытно распространилось явно ненормативная, но многим кажущаяся литературно «красивой» контаминация имеет место быть , ненормативно сопрягающая нормативные имеет место и бывает .

 

* * *

 

Отдельное семейство таксона ненорм составляют окказионализмы – малопредсказуемые и многочисленные единицы, создаваемые индивидуально и единично по случаю или в шутливой игре слова и формы. Творение окказионализмов, «слов по аналогии» – в правилах Нормы языка (с большой буквы), но сами по себе они, конечно, не нормы и даже не всегда укрепляются как ненормы.

Среди окказионализмов интересны однодневки – изобразительные или шутливо‑бытовые образования по аналогии с нормативными, которые часто стоят рядом: «каблук сломался, и она вприскочку, вприхромку заковыляла по коридору » (ср.: вприпрыжку ); «больше каши не хочу, уже накашился » (ср.: наелся, напился ); «днюя и ночуя на передовой» (Глуховский Д. Метро 2034. М., 2009. С. 37); детолишённая (ср.: умалишённая ; о матери, которую трижды лишали родительских прав (РГ – Неделя. 2012. 1 нояб.); «Ты не первый год член жюри… жюрила в украинском телепроекте» (АиФ. 2013. № 16); «Требуем чебурашек, сделанных в России! Они самые чебурахнутые в мире!» (АиФ. 2013. № 16); «Докатились , господа. Довыкаблучивались на популярных ток‑шоу, в которых со страстью полощут очередное грязное бельё. Дотрепались в радиоэфире, где можно измываться не только над русским языком, но и над здравым смыслом. Довыпендривались в блогах, где вообще границ не существует и можно всё, а чего нельзя, то тоже можно» (РГ. 2012. 23 окт.).

Максимального накала эта «бездонность» тонко организуемого языка достигает в таком пассаже: Борхес «пишет коротко, сжато и точно, – хочется сказать эргономично… чтобы море человеческой глупости, прагматичности, сиюминутности, кое‑какности и спустярукавашности не захлестнуло меня… Он был для меня и спасательным кругом в волнах американского студенческого менталитета, и пробным камнем. Можно ли быть и кругом, и камнем одновременно? – вопрос тоже вполне борхесовский. Можно!.. Не “про что”, а “как”, а точнее, “как про то, что” – всё же было и остаётся основным удовольствием и смыслом словесного искусства» (Толстая Т. Переводные картинки (в серии «Пасха») // Изюм. Избранное. М., 2004. C. 343–346).

К окказионализмам относятся особые образования вроде поназарабатывали тут (РГ. 2012.23 нояб.), понаехали, понапустили , а также шутливые контаминации (к сожалению, весьма частотных у нас глаголов перепил и недовыпил ): перенедовыпил, недоперепил , с расшифровкой значения «выпил больше, чем мог, но меньше, чем хотел». Иногда здесь складываются своеобразные модели: шуба расшубилась, ремень разременился, картуз раскартузился .

Оказались актуальными воспроизводимые как цитаты, без касательства нормализации, врач первого контакта (обычно терапевт), дорожная карта, включить счётчик, по умолчанию, работать с документами, сидеть на игле, посадить на иглу, по барабану (безразлично), разбираться по понятиям (не обращаясь в суд), чемоданы грязного белья (собранный компромат), руконеподаваемое время (так характеризует конец прошлого века маршал Д. Язов (РГ – Неделя. 2013. 5 дек.), хотели как лучше, а вышло как всегда . Последнее чрезвычайно популярное выражение приписывается В.С. Черномырдину, а самые нервотрёпные документы запустил на его похоронах Г.Н. Селезнёв. Заодно уж: подзаголовок статьи главного редактора ВМ А. Куприянова к 65‑летнему юбилею самого Селезнёва весьма показателен лексико‑синтаксически: «Не вылазил из высоких кабинетов на Старой площади? Да. Но с портфелем, полным неопубликованных гранок» (РГ. 2012. 6 нояб.). Трудно им, газетчикам, не выходить за пределы образованного языка, жить нормой, без ненорм, без окказионализмов и даже без антинорм.

 

* * *

 

Вряд ли стоит печься о норме и, если хотите, о ненорме во всех случаях. Всеохват в любом деле не нужен и неосуществим, хотя увлекает вполне здравомыслящих исследователей. Замечательный лексиколог В.В. Морковкин мудро ввёл в научный оборот понятие и термин агноним для обозначения редких малоупотребительных слов, чьё произношение часто столь же мало известно, сколь и значение. Не поднимается рука ни считать их нормами, ни исключать из образованного языка: «Если исходить из того, что право на родной язык в полном объёме – такое же неотъемлемое право человека, как его право на жизнь, то естественно заключить, что ограничения здесь могут накладываться только языковыми особенностями человека и его свободной волей» (Морковкин В.В., Морковкина А.В. Русские агнонимы (слова, которые мы не знаем). М., 2007. С. 194).

Примерами агнонимов могут служить: окани – «парнокопытные из семейства жирафовых», изонить – «закладки для книг, цветоведение в технике изонити» (Воспитание и обучение детей с нарушениями развития. 2010. № 4). Агнонимом может стать и ранее всем известное слово: прянуть – в словаре Д.Н. Ушакова: «шевелить, шевелиться» и «прыгать» (устар.), прядать – «шевелить ушами» (о лошади).

Хотя ненормы типа агнонимов, как и все специальные термины, не могут и не должны быть объектом знания всех образованных носителей образованного языка, многие в силу личных склонностей настаивают на обратном. Ректор МГУ академик В.А. Садовничий заявил убеждённо, что недопустимо не знать, что такое ЦЕРН и терафлопс (РГ. 2011. 28 окт.), однако вряд ли, в самом деле, всем полезно знать о существовании около Женевы Большого адронного коллайдера. Персонаж романа «Весь мир театр» утверждает, что русские не способны отличить удон – «пшеничная лапша» от собы – «лапша из гречки». За это обвинение целой нации в неполноценности некто призвал привлечь к суду как экстремиста, пищущего под псевдонимом Б. Акунин, Григория Чхартишвили, который сам узнал названия японских блюд из кулинарной книги. К счастью, обращение было отклонено судьёй как нелепое требование всем знать всё.

 

* * *

 

Чем грамотнее человек, тем богаче его язык, включающий не только нормы, но и ненормы, с разумением их различий и рамок применения.

Констатация реальности не означает призыва к стихийному попустительству. Язык свободен, нормы же консервативны и сдерживают свободу. Людьми привносимые, они создают, пусть и условно, однозначное, общепринятое ядро, оберегающее взаимопонятный язык. Нормы не должны вариативно колебаться, быть неопределёнными и шаткими. Допустимых параллельных единиц выражения, существующих не как ошибки, но и не в особом, высоком и порой скучном, звании норм, на самом деле (даже без учёта потребностей выразительности, самоидентификации людей, причём не только одних поэтов), в языке очень много. Однако у них всё же нет постоянной прописки в культивируемом общем языке данной эпохи, нет гражданских прав в их полноте, нет силы эталона безоговорочной правильности.

Чтобы понимать носителей одного языка, надо, безусловно, знать корпус норм. Ненормы же, как соусы, придают пикантность общению на образованном языке. По желанию и к месту невозбранно и образованным людям ими пользоваться. Ненормы, повторимся, отнюдь не антиподы норм и уже совсем не их враги в отличие от антинорм. В то же время при всём уважении нормы нельзя растворять в ненормах. А.С. Пушкин дальновидно призывал дать русскому языку «поболе воли, чтобы развивался он сообразно законам своим». Сообразно законам воля не есть распущенность и вседозволенность.

Без затруднений все понимают очень различные языки «Радио России» и радиостанции «Эхо Москвы», «Российской газеты» и «Московского комсомольца», потому что у этих СМИ одинаков базовый набор норм. А в выборе ненорм эти СМИ мало совпадают. У каждого из них есть свой набор ненорм, и порой понять их значение можно только из контекста. Различаются даже такие стандартные, типичные в смысловом отношении элементы радиопрограммы, как заставка перед новой темой: у одной программы – «Всему своё время», у другой – «Раз‑ворот. Развернитесь, пожалуйста!»; переход к новой теме – «Что, где, когда» и «Кто куда». Если нормы ответственны за безусловное взаимопонимание людей, то ненормы отвечают за индивидуализацию, за разнообразие, без которого не хотят жить себялюбивые люди. Это ещё одна из причин, по которой ненорм значительно больше, чем норм.

Актуально звучат замечания Б.А. Ларина о том, что «…мы опоздали с научной разработкой языкового быта города» и что поэтому «так шатки и неполны у нас и исторические, и стилистические объяснения литературных языков». Важнейшим качеством образованной, культурной правильности предстаёт стремление к порядку, но её консервация в благом стремлении к строгой дисциплине грозит омертвлением литературного канона.

Л.В. Щерба многажды возвращался к мысли, варьируя её, о том, что опасно поддерживать устаревающие нормы и разумно поддерживать «вновь созреваемые нормы там, где их проявлению мешает бессмысленная косность» (Щерба Л.В. Опыт общей теории лексикографии // Избранные работы по языкознанию и фонетике: В 2 т. Л., 1958. Т. 1. C. 65–66).

Осознание нормализации как постоянного процесса есть существенный признак образованного и образуемого языка, выступающего в каждую эпоху с общими, но и своеобразными чертами книжности и некнижности. Причём последняя далеко ушла тематически и лингвистически от бытовых разговоров, не связана обязательно со звучащей формой и личным контактом, существует в печатной, дисплейной и иных возможных формах. Историю языка характеризуют два стремления: первое – к сохранению и укреплению действующих норм и второе – вынужденно значительно консервативнее – к преобразованию уже сложившихся, регламентированных и внедрённых кодификацией.

 

 

Кодификация

 

Общий взаимопонятный и правильный язык, литературно и нормативно образованный, должен быть законодательно, официально, определённо закодирован (пусть и таксономически) и, что ещё труднее, повсеместно внедряем, насаждаем с младых лет как всеобязательный канон. М.В. Панов называл его кодифицированным , подчёркивая, что развитие языка, как ни парадоксально, состоит в том, что он всё меньше изменяется (см. раздел 2).

За постоянство языка отвечает кодификация , которая, в отличие от нормализации , обязана представлять вечный процесс изменения, напоминающий кинопроцесс со сменой моментальных фотоснимков – стоп‑кадров, придавая каждому из них видимость непреходящей правильности, пока они не становятся со временем очевидным достоянием альбома воспоминаний. Для этой сложной и ответственной работы необходим, конечно, авторитетный научно‑организационный орган, имеющий большие полномочия и действующий под тщательным присмотром общества и властных структур.

Не будет большим преувеличением сказать, что пока нет серьёзной централизации кодификаторской деятельности ни в идейно‑содержательном, ни в организационно‑внедренческом плане. Напомню, что для языка нет подобия Палаты мер и весов, хранящей эталоны. Да и не очень ясно, откуда их взять. Конечно, есть некоторая база, но не специально этому посвящённая, в Институте русского языка имени В.В. Виноградова Российской академии наук в Москве и его филиале (Словарном секторе) в Санкт‑Петербурге, в других исследовательских центрах, редакциях педагогических и словарных издательств, на кафедрах вузов. Деятельность этих организаций отражают академические грамматики, словари, «Свод правил русской орфографии и пунктуации», массовые учебники, многочисленные, порой противоречивые справочники.

Хотя и не обеспечивается востребованное в этом деле полное единообразие, медленно, но обновляются, как теперь говорят, стандарты обучения, учебно‑методические комплексы и рабочие программы дисциплин, сами учебники и словари, корректируются правила правописания. Учебные заведения, а также средства массовой коммуникации по‑своему успешно, хотя и не всегда согласованно насаждают установленные коды.

Сущность кодификации теснейше увязывается со всеобучем, с массовым внедрением достигаемого. Важно озаботиться тем, что именно материально составляет общий костяк образованного языка, причём вопрос о его функциональной цели и предназначенности, о его соответствующем объёме и характере, к сожалению, сейчас даже не ставится. Забывается и то, что нормы должны служить ещё и точкой отсчёта, если в целях выразительности высказывания нужно отойти от них. В силу абстрактности идеала глобальной нормы сам образованный язык фактически рассматривается и кодифицируется всего лишь как совокупность норм. Вне кода остаётся слишком многое, отнюдь не запрещаемое, да и запрет нельзя признать видом кодификации.

Специализированная и правомочная институция для языковой кодификации существует лишь в мечтах. Страшнее, однако, другое: нет и неизвестно, появится ли обоснованная глобальная идея правильности языка – оптимальной его всепригодности для общения, исторически меняющегося, усложняющегося по содержанию и формам. Основываясь на анализе коммуникативных потребностей государства и общества, обобщая нужды всех граждан при их согласии в интересах национального сплочения и прогресса, норма задавала бы магистральный путь движения в бесконечности переплетающихся индивидуальных и групповых потребностей и обусловленностей. Этот путь привёл бы к выявлению обобщённой идеи как исходной точки решений. Недаром говорится, что надо всё усложнить, чтобы сделать простым главное.

Современная иммунология, например, всё увереннее сводит все известные заболевания к воспалению, которое толкуется как сигнал нарушения здоровья, его нормы. Впрочем, ещё Гиппократ говорил: «Дайте мне силу вызвать воспаление, и я излечу любую болезнь». Всестороннее познание сущности этого явления, показателем которого служит повышение уровня С‑реактивного белка (СРБ), позволит предупреждать и лечить болезни включением защитных иммунных механизмов. Описывая всеобъемлющую картину охраны здоровья от риска всех заболеваний, выдающийся медик, директор американского Института здоровья Nutrilite Д. Джонсон утверждает: «…повышенный СРБ сопровождает все наши факторы риска сердечной болезни и рака, других хронических заболеваний» (Johnson D. Optimal Health Revolution. 2008). Воспаление, этот защитный ответ иммунной системы на повреждение или раздражение клеток, и есть причина и показатель, из которых следует исходить медицине.

Найдя «воспаление» в языке, то есть познав корень зла, нетрудно будет заменить нормализацию кодификацией, представить образованный язык в виде разнонаправленных его применений, а то и вообще свести к иным функциональным кодам. Во всеобъемлющей картине наступающего этапа истории правильно образованного языка кодификация найдёт главную ось движения, что позволит чутко контролировать обороты вокруг неё.

Глобальная идея должна уловить и согласовать то общее, что исходно, природно роднит законы саморазвития системы языка и законы социального прогресса при всех капризно непостоянных политических, экономических, культурно‑психологических зигзагах, даже предпочтениях отдельных персонажей. Эта идея должна представить саму́ю правильность как функцию взаимодействия их совместного исторического движения. При этом нельзя привычно ставить знак равенства между всегда искомой правильностью языка и его нормативностью, считая последнюю обязательным его признаком, а не порождением какого‑то этапа его истории.


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 126; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!