Воспоминание об артисте Адамяне
На днях помещена в газетах телеграмма, что известный трагик Адамян скончался[liv]. Это известие невольно вызвало во мне некоторые воспоминания, которые я и решаюсь сообщить здесь.
Маленький, изящный, с тонкими, выточенными чертами лица, он не был похож на армянина, хотя и был им по происхождению. Можно было бы сказать, что итальянец и француз слились в нем в один образ, сообщив ему впечатлительность и необычайную живость воображения первой расы и культурность и элегантность второй. Впечатление космополитизма его {153} натуры дополнялось еще знанием многих языков. Французским языком он владел, как француз, итальянским, кажется, тоже почти в совершенстве. Его недюжинный талант трагика сделал бы честь какой угодно нации.
Я знал его в Тифлисе, где он пользовался, конечно, большим успехом. Он жил в итальянском квартале, в этой немножко грязной части города, которую итальянцы, приютившиеся там целой семьей, превратили в настоящий уголок Неаполя.
Эту фантазию жить в итальянском квартале он объяснял своей симпатией к итальянцам и их артистическим нравам, а я приписывал просто его бедности, в которой ему тяжело было признаться и которая сопровождала его до могилы.
Странная была его судьба. Талант у него несомненно был крупный, и, я уверен, Дузе не могла бы найти себе лучшего товарища для Ромео и Армана Дюваля, чем покойный Адамян, но космополитизм его становился ему всю жизнь поперек дороги. Для армян он был слишком крупен, его не понимали они. Турция, где он родился и воспитывался, еще менее способна была оценить его, так как искусство там находится в младенческом состоянии; России, к которой он тяготел душой, он не мог отдать свой талант, вследствие недостаточного знания языка; хотя он превосходно говорил по-французски, но, вероятно, знаменитая академическая Comèdie Française не признала бы его своим, как не признала Фейгину, поплатившуюся жизнью за свою попытку вступить в это святилище.
|
|
|
Я видел Адамяна в Гамлете[lv], играющего по-армянски, в Кине и «Семье преступника» — по-французски с русскими артистами. На русских он, очевидно, производил впечатление, но предубеждение к армянину, играющему по-французски на русской сцене, было, очевидно, непреодолимо, и театр был всегда далеко не полон. Бывают же такие непонятные несправедливости, совершаемые целыми массами!
Помню его также в концертах. Его декламация отличалась превосходной школой и неподдельной экспрессией. Мюссе и Коппе были его любимыми авторами. Успех он всегда имел громадный.
Приходилось мне встречаться с ним и в частной жизни. И здесь в нем ни на минуту нельзя было забыть артиста и поэта. Говорил он всегда каким-то необыкновенно мягким голосом, хотя у него был баритон, и музыка его голоса производила обаятельное впечатление, сама по себе. При этом у него была особенная манера. Он говорил всегда отвлеченно, поэтическими образами и, казалось, иногда забывал о собеседчике и обращался к ему одному видимому фантому. Если вы случайно прерывали его речь какими-нибудь словами, в нем моментально совершалась перемена: он взглядывал на вас как-то особенно, как глядят пробужденные от сна, потом постепенно этот взгляд из удивленного делался нежным, и вдруг неожиданно перед вами Гамлет, {154} Чацкий и, вместо ответа, целый монолог. Вы забываете, где вы. Перед вами артист в момент самого высокого художественного вдохновения. Иногда он положительно пугал, когда вдруг среди разговора в один миг, как кошка, он делал прыжок в угол и оттуда адским, шипящим шепотом начинал монолог из какой-нибудь злодейской роли. Быстрые переходы его настроения производили впечатление ненормальности, но происходило это, я думаю, вследствие нервности его и чрезмерной впечатлительности. В нем было что-то родственное с Бодлером. Та же глубина чувства и та же любовь к контрастам. То он уносит вас в недосягаемую высь, то сразу повергает в самую глубину отчаяния.
|
|
|
Знание его драматической литературы всех языков было удивительное. Приходилось слышать, кроме французских и итальянских, целые монологи из «Горя от ума», из «Демона» и др. — и это при его плохом знании русского языка.
Удивительный трагический талант и удивительно трагическая судьба!
[Без подписи][lvi]
«Московская иллюстрированная газета», 1891, № 144, 7 июня.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 204; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!