Легенда о прожорливом младенце 12 страница
Забава рассеянно полистала раскрытую книгу, поправила волосы.
– Вы пытались объяснить им, что судьба Конструктора не только в наших руках, в руках исполнительного органа защитной системы цивилизации? Что мы действуем от имени и по поручению человечества?
– Представителей человечества, – поправил Железовский ворчливо. – А это не одно и то же. Всемирный референдум неизбежен, люди уже обладают полной информацией о БВ, о гипотезах, связанных с ним, и от обсуждения проблемы не уйти.
– Я и не призываю решать проблему келейно, однако сколько людей – столько и мнений. Я боюсь, что общественное мнение не совпадает с единственно верным решением проблемы. Гуманизм – изначально мироощущение сильного народа, но всегда ли в борьбе за существование побеждали гуманисты? А новая встреча с Конструктором – суть борьба за существование, и не понимая этого, человечество запросто может погубить себя.
– И все же у меня иная точка зрения, хотя я и выполняю волю Совета. Можно обойтись и без мордобития, тем более, что мы не контактируем с Конструктором напрямую.
Забава закинула ногу за ногу, покачала головой.
– Не узнаю тебя, Аристарх. Вы, русские, всегда отличались размахом и удалью: раззудись, плечо, размахнись, рука! Неужто иссякла былая удаль? Подмок порох? Душа запросила покоя?
Железовский сбычился, посмотрел на ее колени, выглянувшие из‑под халата, неожиданно улыбнулся:
|
|
|
– Ты выбрала не лучшую из пословиц, могу привести сотню других, отвечающих ситуации. Например: гром не грянет, мужик не перекрестится. Дитя плачет, мать не разумеет. Или такую вот: удалой долго не думает.
Боянова засмеялась.
– Да, пословиц у вас много, на все случаи жизни, это я знаю. Есть и такая: женский ум лучше всяких дум. Мужских, естественно. Нам предстоит из двух зол выбрать меньшее: то ли «задавить» Конструктора в «струну», уничтожив тем самым самое древнее из всех разумных существ, то ли позволить ему уничтожить нас, – при столкновении ли БВ с Системой, или при выходR Конструктора из БВ. Вот и решай.
Помолчали, хорошо понимая друг друга и без слов.
– Что мы можем противопоставить К‑мигрантам? – тихо спросила Забава. – Кроме бесстрашия, мужества и силы воли безопасников и пограничников?
– А этого мало?
– Мало! – жестко отрезала Боянова. – Все ваши императивы, штатные режимы, оперативные сети рассчитаны на человека, на его логику, интеллект, мораль и этику, но сам говорил, К‑мигранты – нелюди! И подход к ним нужен иной.
– Да какой другой? – поморщился Железовский. – Какой подход нужен существам, отличным от нас только способом появления на свет. Да и какое право «де юре» мы имеем считать их не людьми? И если начать судить о них с этой точки зрения, то кто тогда мы?
|
|
|
– Бедный Аристарх, – грустно проговорила Боянова. – Бедный «роденовский мыслитель». Как же ты все‑таки зажат в рамках моральных конструктивов, закрепощен страхом ошибки и ложными представлениями о гуманизме. Если нас не станет, к чему тогда все твои рассуждения о жестокости, насилии и праве выбора?
Снова помолчали. Потом Железовский украдкой сделал пальцами знак, отгоняющий нечистую силу.
– Я останусь?
Забава покачала головой, и комиссар послушно встал.
– Не обижайся. – В голосе женщины прозвучали усталость и печаль. – Я не нуждаюсь в заботе, ты знаешь.
Железовский, несмотря на габариты и вес, двинулся к двери совершенно бесшумно, на пороге оглянулся.
– Ты ошибаешься, Забава.
– В чем, мастер?
– В том, что не нуждаешься в заботе… не говоря уж о любви. Выражаясь высоким штилем – все доброе в душе рождает только любовь, остальное – от лукавого. Покойной ночи.
Вышел.
Забава посидела немного в той же позе, потом улыбнулась и, вырастив из стены зеркало, долго рассматривала себя, сначала в халате, затем обнаженную, то приглаживая волосы, то распуская их по плечам. Вздохнула. Свет торшера медленно сжался в точку, угас. Комнату бесплотным туманом затопил мрак, И тогда стало видно, что лицо Забавы чуть светится изнутри, словно расплавленное стекло, и свечение это пульсирует в такт сердцу.
|
|
|
За нами – мы сами
Дежурный гранд‑оператор транспортной базы погранслужбы «Фиорд‑III» Ольбор Шелланнер, по личным причинам с нетерпением ждавший конца смены, был приятно удивлен, когда позвонил шеф‑распорядитель базы и сообщил, что смена заявится на два часа раньше.
Переглянувшись с напарником, Шелланнер, скрывая радость, кивнул, потом спохватился:
– Что‑нибудь случилось? Или мы не укладываемся в график?
Лицо шеф‑распорядителя с тяжелым подбородком, мясистым носом и прозрачными глазами, с длинными баками и бородкой «а ля викинг» не дрогнуло.
– Центр попросил изменить программу стажировки, поэтому вас сменит экипаж Стенсена.
– Я никого из них не знаю?
– Нет, но это не имеет значения.
– Да вы его не слушайте, он согласен, – вмешался напарник Шелланнера, продолжая мысленный диалог с инком‑координатором: транспортные потоки шли густо, база обслуживала не только норвежско‑шведско‑финский регион, но и Вневемелье, поэтому, несмотря на компьютерное координирование, распределение транспорта по заявкам всегда требовало вмешательства человека.
|
|
|
– Я могу направить их и в другой корпус, – сказал шеф‑распорядитель меланхолически.
– Нет‑нет, все нормально, – поспешил согласиться Шелланнер. – Пусть проходят контроль.
Спустя несколько минут в уютный зал‑пост первого корпуса базы, снабжающего потребителей космотехникой среднетоннажного класса, вошли двое в стандартных коричневых комби обслуживающего базу персонала.
Они остановились в центре зала, за вырастающими из пола «тюльпанами» кресел управления, внутри которых, как пестики и тычинки в чаше цветка, сидели операторы первой вечерней смены, заступившей в шесть часов вечера.
«Лепестки» эмканов мысленного (пси) и звукоуправления, связи с компьютером контроля среды, аварийной и пожарной службы, сдублированные трижды, у одного из «тюльпанов»‑кресел отогнулись в стороны, «тюльпан» раскрылся, из него выпрыгнул Ольбор Шелланнер. Выгнул спину, разминаясь.
– Стенсен, – представился первый из сменщиков, – рослый молодой человек с прищуренными до узких щелочек глазами.
– Порядок, – отозвался Шелланнер, пряча нетерпение, с удивлением глядя на второго сменщика. – Желаю спокойного дежурства. Это и есть ваш стажер?
Стенсен на мгновение поднял тяжелые веки, затем снова сощурился, но как ни был увлечен Шелланнер своими мыслями, он отметил какую‑то странность в облике дежурного.
– А что, есть сомнения? – спросил стажер неожиданным басом; выглядел он лет на шестнадцать‑восемнадцать, не больше.
Озадаченный Шелланнер смешался, пожал плечами, оглянулся на Стенсена, но тот уже скрылся в «тюльпане». С шелестом раскрылись лепестки второго кресла, из него вылез улыбающийся напарник Шелланнера, окинул мальчишку‑стажера веселым взглядом, с недоумением вздернул брови.
– Сдал? Норма. Это и есть наша смена?
Стажер ловко забрался в кресло, лепестки «тюльпана» сошлись, отгораживая его от любых помех.
– Норма, – буркнул Шелланнер, все еще пытаясь понять, что же именно насторожило его в облике Стенсена, потом оживился, предвкушая встречу, о которой мечтал всю смену. – Ты домой? Встретимся завтра в мастерской, покажу свой новый шедевр.
Напарник с сомнением оглянулся на свое кресло, сквозь ажурную вязь «лепестков» которого виднелась фигура стажера.
– Ты видел?
– Что именно? – Шелланнер направился к выходу.
– У этого парня глаза…– напарник замялся. – Не смейся, но мне показалось, что у него глаза с двумя зрачками.
Шелланнер на ходу засмеялся… и смолк, останавливаясь. Он наконец понял, в чем заключалась странность облика Стенсена: глаза!
– Точно! И мне показалось…– Шелланнер почесал переносицу, решая что‑то в уме. – А ну, погоди.
Он подошел к своему креслу, тронул ногой усик интеркома связи с оператором:
– Прошу прощения, друг, не мог бы ты?..
В следующее мгновение «тюльпан» раскрылся, из него выпрыгнул Стенсен. Глаза у него были раскрыты, совершенно прозрачные, ледяные глаза, и Шелланнер, холодея, увидел в этих глазах не один зрачок, и не два, а три! Он ничего не успел сделать, как и напарник, совершенно не готовый к такому повороту событий, не ожидавший бесшумного и сильного гипноудара.
Стенсен проводил падение двух тел ничего не выражающим взглядом, сказал вслух: «Хорошее внимание, но плохая реакция», – снова залез в кресло и проработал целый час в нормальном темпе, как и положено гранд‑оператору транспортной базы. Но в результате три «пакмака» типа «Серебряный дракон» с полной упаковкой были погружены не на транспорт «Мул», а на борт незарегистрированного ни в одном маршрутном листе спейсера, о чем руководству базы стало известно только глубокой ночью.
* * *
Служба контроля за пространством внутри Солнечной системы засекла появление спейсера «Афанеор» почти сразу же после его выхода из «струны» компактдвижения, но опознать сразу не смогла, и «Афанеор» сначала покружил над Луной, принял стартовавший из кратера Нерсес грузовой шлюп, а потом беспрепятственно совершил посадку на стартодроме базы «Фиорд‑111». Точно так же он и поднялся спустя двадцать минут, и хотя погранслужба Приземелья была уже оповещена о появлении беглого корабля, ничего сделать пограничники не успели: спейсер снова ушел на «струну» и исчез в неизвестном направлении.
Сообщение о происшествии застало Ратибора в лаборатории нетривиальных физических проблем Физического института Академии наук Земли (ФИАН). Физики сделали прикидку конечной фазы превращения БВ и показали оператору «Шторма» все свои расчеты и варианты выводов. Первый вариант продемонстрировал недостаточную полноту, глубину и адекватность методов прогнозирования людей: несмотря на совпадение целого ряда эффектов БВ с теми возможностями, которые показал в свое время Конструктор, ученые не рискнули утверждать, что БВ – это «размазанный» по запредельной «струне» Конструктор, существовала вероятность того, что люди открыли новое физическое явление, своеобразный «пробой евклидовой метрики». Второй вариант, к которому склонялось большинство физиков, был неутешительным: БВ – это движущийся Конструктор, и при своем «вылуплении» из «тени» вполне способен инициировать фазовый сдвиг вакуума, последствия которого были бы непредсказуемы. Первый вариант, что называется, «развязывал руки» . человечеству, давая возможность без угрызнений совести бороться с БВ с позиции силы, как со стихийным бедствием, второй заставлял людей напрягаться в поисках компромисса. Но ни один, ни второй варианты не оставляли Ратибору пути к отступлению, и в том, и в другом случае грандоператор «Шторма» отвечал за коллективную безопасность, хотя второй вариант нравился ему меньше. Узнав о появлении «Афанеора», Берестов поспешил распрощаться с физиками, прикидывая, что собой означает странное поведение пропавшего без вести спейсера, но не успел еще покинуть территорию ФИАНа, как Умник сообщил ещеодну весть, отсортированную им из всех нестандартных сводок по Управлению, – об угоне с базы «Фиорд‑111» трех «пакмаков» с полными обоймами десантных шлюпов. Для сопоставления этих двух событий не нужно было иметь семь пядей во лбу, и Ратибор с полпути к Институту внеземных Культур повернул в Управление.
Железовский встретил его рассеянным «ты вовремя», он разговаривал с Умником. Через минуту закончил.
– Твое мнение?
– Им зачем‑то понадобились машины с запасом хода, – сказал Ратибор. – А так как использовать эти машины в Системе негде, то самый вероятный, район применения «Серебряных драконов» – зона строительства Т‑конуеа.
Железовский никогда не хвалил сотрудников, но если был ими доволен – выражение лица у него становилось таким, будто с ним заговорил телеграфный столб, будто человек, которого он считал глухонемым, заговорил! Сейчас у него было именно такое выражение лица.
– Недавно я имел спор с… одним человеком, – заговорил он, помолчав. – Речь собственно вот о чем: получив экстраспособности, К‑мигранты в основе своей остались людьми, ибо действия их можно предугадать. Скорее всего «Афанеор» объявится у Т‑конуса, причем за день‑два до запуска, когда, разрушив, его уже невозможно будет восстановить. И скорее всего Эрнест Гиро там не один.
– Если это К‑мигранты, то трех «пакмаков» как раз хватит на всю их команду.
– Не только К‑мигранты. Есть подозрение, что спейсер забрал с Луны всех «серых людей». Только что розыск обнаружил в старой шахте в кратере Нерсес следы их пребывания.
Ратибор вытянул губы трубочкой, словно хотел присвистнуть.
– Сто «серых» – это целый батальон смертников!
– Правильно понимаешь. «Серые люди» когда‑то дрались за хозяина‑сверхоборотня насмерть, могут и сейчас начать атаку, не ведая ни страха, ни жалости. Забава снова требует включения «экстремума», и она, похоже, не так уж и неправа. А для нас передний край смещается теперь в зону стройки… хотя К‑мигранты попытаются помешать нам и на Земле. Разделим сферы влияния. Что выбираешь?
– Передний край, – сказал Ратибор.
Железовский хмыкнул.
– А рутинную подчистку тылов оставляешь, значит, старику. – Он хитрил и знал, что Ратибор догадывается об этом. – Ты правильно выбрал, реакция у меня уже не та, что в молодые годы. Иди, мастер. Завтра станут известны результаты всепланетного референдума, и мы наконец примем весь груз общего решения, причем без права на сомнения. Будь готов.
Ратибор встал.
– Буду. Одна только просьба: снимите «ланспасад», хотя бы из тех соображений, что я буду точно знать – следят, «пасут», значит не коллеги. Мне будет легче.
– Хорошо, – сказал комиссар. – Но в таком случае тебе придется поносить на голове пси‑экран.
– Зачем?
– Дежурные на базе «Фиорд‑ГП», откуда неизвестные лица угнали «пакмаки», были травмированы гипноударом с необычайно широким спектром, они и сейчас не пришли в себя. Для защиты от пси‑нападения тебя спасет только экран.
– Вы тоже носите такой?
– Мне он не нужен. – Железовский внимательно посмотрел на собеседника, и Ратибор вдруг почувствовал, как у него где‑то под черепом «подул теплый ветер», перед глазами замелькали светлые пятна, размыли поле зрения, сложились в полупрозрачную фигуру человека с головой в железном рыцарском шлеме.
– Понял? – спросил Железовский.
– Да! – хрипло ответил Ратибор, сообразив, что воспринял мысленную передачу Аристарха без псирации.
– А экран все равно возьми, – будничным тоном закончил комиссар‑два, будто ничего особенного не произошло.
Ратибор был иного мнения, но постарался хотя бы с виду не проявлять эмоций, хотя и не считал это большим грехом.
В своем кабинете он вызвал все подконтрольные режиму «Шторм» службы, предупредил о возможном появлении рядом с зоной стройки или вдоль трассы БВ спейсера «Афанеор» и дал команду изменить код ответа «свой‑чужой» для всех машин в тревожном районе, с тем, чтобы наблюдатели сразу засекли чужака с неадекватным ответом на сигнал запросчика.
– И еще я вас прошу…– Ратибор помолчал, формулируя просьбу. – Если будет возможно, удержитесь от стрельбы, а появятся К‑мигранты, постарайтесь взять их живыми.
– Это просьба или приказ? – недовольно спросил командир одного из погранпостов,
– Просьба, – поколебавшись, ответил Ратибор.
– Тогда позвольте решать этот вопрос самому.
– Если я прошу, – мягко и очень вежливо сказал Ратибор, – это приказ со сроком исполнения, зависящим от исполнителя, если требую – исполнять нужно немедленно.
Эфир донес необидный смех, шутливые восклицания и возгласы руководителей, подключенных к сети связи «спрута». Молодые парни не знали, куда деть избыток сил и энергии, как утолить жажду приключений, и с оптимизмом уверенных в себе баловней судьбы надеялись на удачу и торжество справедливости, не считая нужным готовиться к худшему из зол.
– С этого момента вступает в силу «ЗОВ‑экстра»{59}, – добавил Ратибор, переждав шум. – Дислокация оператора переносится на спейсер «Перун». СЭКОН прошу обеспечить квалитет ответственности{60}.
– СЭКОН принял, – донесся голос Забавы Бояновой.
– Готовность квалитета – двенадцать часов.
После короткой оперативки Ратибор остался один на один с Умником, терпеливо и безошибочно несшим на своих «плечах» бремя обработки поступающей информации, интегрально‑избирательной связи со всеми абонентами «спрута» и почти мгновенной доставки нужных сведений главному руководителю из всех включенных в общую сеть банков данных.
– Тайм‑аут, – пробормотал наконец Ратибор, борясь с желанием позвонить Насте.
– Не понял, – отозвался Умник.
– Беру тайм‑аут до утра. Думаю, за это время ничего не случится ни с БВ, ни с Т‑конусом. Ты можешь, не спрашивая абонента, узнать, где он находится?
– Кто нужен?
– Анастасия Демидова.
– Она в бассейне ИВКа.
– Одна?
Умник на секунду замялся, решая, что имеет в виду оператор тревоги.
– Нет, рядом находятся эксперт СЭКОНа Ги Делорм и эксперт синклита В КС Габриэль Грехов.
Настроение Ратибора упало.
– Ну и… Конструктор с ними!
Полон мрачной решимости, он спустился в зал метро, добрался до Рославля, взял такси, и через двадцать минут был дома. Ему показалось странным, что он продолжает замечать признаки наблюдения за своей особой, но потом подумал, что «роденовский мыслитель» росто не успел еще дать отбой императиву «телохранитель».
Переодевшись в спортивное трико, Ратибор достал кассету с программой оптимайзинга, которую позаимствовал у Салахетдинова, вставил в приемник гипнопеда и с помощью иглы задатчика настроил аппарат на режим «один‑на‑один», дающий при установлении динамической обратной связи возможность сверхскоростной обработки информации как компьютером гипнопеда, так и мозгом обучающегося. Затем привычно вызвал у себя состояние гипермнезии – сверхзапоминания и ввел заранее приготовленный, сильнейший из всех иавестных, стимулятор центральной нервной системы. Сосчитал до десяти, глубоко вздохнул, поправил на голове сеткудугу эмкана и скомандовал компьютеру начинать.
Перед глазами заклубился цветной туман, из которого выплыл строка за строкой текст страхующей формулы: «Программа оптимайзинга: тайбо школы тигра, элементы древних приемов физического совершенствования – тайквондо, дзю‑до, крэг, у‑шу, самбо‑два. Предупреждение: режим „один‑на‑один“ запрещает рапидгонку без параллельного сопровождения. Риск инсульта. Риск автотравмы при несовпадении выученных приемов и физических возможностей перципиента. Вы убеждены в своих способностях?»
То, к чему способно тело, еще никто де определил, вспомнил Ратибор высказывание Спинозы и с решимостью, .поразившей даже его самого, мысленно воскликнул: «Запуск!»– чувствуя, как сердце заработало с нарастающей частотой. Оно пыталось обеспечить снабжение кислородом заработавший со скоростью компьютера мозг. Потом чувствовать и думать о чем‑либо постороннем стало некогда.
В шестом часу вечера он с трудом снял эмкан, и сил его хватило только на то, чтобы напиться витаминизированного коктейля из облепихового сока, нескольких капель женьшеневого и полстакана фруктозы…
В седьмом часу он очнулся от громких трелей домашнего видео, однако пока добирался до ниши виома, звонить перестали. Поев сладкого, с терпким горьковатым привкусом брусничного желе, Ратибор снова задремал, лежа на толстом ворсистом ковре у кресла. Окончательно пришел в себя в девять, принял душ, с удовольствием приготовил ужин на домашнем комбайне «Монастырская изба‑33»: чорба из мяса по‑испански, миш‑маш из помидоров с грибами, миндальный пудинг, холодное топленое молоко, – и с не меньшим удовольствием поужинал, чувствуя, как прибавляются силы. А когда собрался позвонить Насте, обнаружил в гостиной незнакомца, лениво листавшего старинную книгу по аутотренингу из библиотеки, доставшейся Ратибору в наследство от деда.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 115; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!