Беспомощный перед лицом твоей красоты 33 страница
– Но, – сказал Напоэреа, – это означает потерю «Победительной», да?
Остальные жрецы затрясли головами.
– Я полагаю, что падение на землю со скоростью в пять-шесть километров в секунду несколько повредит ее.
– Но, Закалве! – завопил Напоэреа: это само по себе напоминало небольшой ядерный взрыв. – Это же нелепица! Вы не можете! «Победительная» – это символ… это наша надежда! Взоры всех обращены на нашу…
Он улыбнулся и позволил жрецу пораспространяться еще немного, уверенный, что жрецы намерены погрузиться в «Победительную Гегемонархию» и сбежать, если дела пойдут совсем плохо. Дождавшись, когда Напоэреа почти закончил, он сказал:
– Я понимаю. Но аппарат и без того дышит на ладан, господа. Я говорил с техниками и пилотами – это не космический корабль, а летающий гроб. То, что он смог доставить меня сюда, – дело случая.
Он замолчал, наблюдая за людьми с синими кружками на лбах, которые переглядывались с широко раскрытыми глазами. Ропот усилился. Ему хотелось улыбнуться. Кажется, он их до смерти напугал.
– Мне очень жаль, но «Победительная» годна только для использования в качестве бомбы, – закончил он с улыбкой. – К тому же это может принести нам победу.
Он оставил их размышлять об управляемой сверхзвуковой бомбе (никаких камикадзе не понадобится – компьютеры корабля вполне способны поднять его и направить в нужную точку), о попрании символов (многие рабочие и крестьяне будут недовольны, узнав, как обошлись с единственной высокотехнологичной игрушкой Гегемонархии) и уничтожении правящей верхушки вражеской державы (вероятно, это было самой мучительной мыслью для великих жрецов; что, если Империя замышляет то же самое?). Он заверил их, что Империя будет не в силах нанести удар возмездия. А когда она предложит мир, пусть жрецы делают вид, что воспользовались ракетой, а не космическим кораблем, и намекают, что у них в запасе есть еще. И хотя истина выяснится легко, особенно если одна из продвинутых цивилизаций сообщит Империи, что случилось на самом деле, – противник не сможет отделаться от тревожных размышлений о том, кто помогает Гегемонархии. Кроме того, жрецы в любой момент могут просто покинуть город. Сам же он продолжил инспектировать армейские части.
|
|
|
Армия Империи все наступала, хотя темп наступления снизился. Он отвел свои войска почти к самым подножьям гор, сжег несколько полей с несобранным урожаем и разрушил города, стоявшие на пути армии. Если они бросали аэродром, то оставляли на посадочной полосе мины с часовым механизмом и вырывали на ней множество ям – пусть думают, что там бомбы.
Когда армия остановилась у подножия гор, он лично стал инспектировать оборонительные порядки, продолжая посещать аэродромы, региональные штабы и боевые части и не прекращая давить на великих жрецов: пусть те хотя бы поразмыслят над идеей обезглавливающего удара при помощи космического корабля.
|
|
|
В один прекрасный день он понял, что теперь он по уши в делах. Тем вечером он лег спать в старом замке, который стал его оперативной штаб-квартирой на этом участке фронта. Как только стемнело, небо ярко расцвело на неровном из-за деревьев горизонте, а воздух стал сотрясаться от взрывов. По уши в делах. И – пришлось ему признать, кидая последние донесения под походную кровать, выключая свет и почти мгновенно засыпая, – счастлив.
Две недели, три недели после его прибытия; почти полное отсутствие новостей извне, казалось, говорило о том, что в мире все чертовски спокойно. Из этого он сделал вывод, что переговоры идут успешно. Порой мелькало имя Бейчи: тот все еще находился на станции Мурссея, контактировал с различными участниками конфликта. Культура помалкивала – о ней тоже не было никаких известий. Интересно, могут ли они забыть о чем-нибудь? Может, они просто позабыли о нем, оставили его здесь, обрекли на вечное участие в идиотской войне между жрецами и Империей?
|
|
|
Оборона усиливалась. Солдаты Гегемонархии закапывались в землю и строили укрепления, но противник мало их тревожил. Армия Империи понемногу продвигалась к подножьям гор. Он приказал авиации постоянно действовать против путей сообщения и передовых частей противника, а также бомбить ближайшие аэродромы.
– У нас слишком много войск в городе и вокруг него. Лучшие подразделения должны быть на фронте. Скоро противник станет наступать, и, если мы хотим совершить успешное контрнаступление – а оно может стать очень успешным, если у противника возникнет искушение нанести решающий удар, ведь его резервы на исходе, – нужно, чтобы отборные части находились там, где от них больше проку.
– Есть риск, что в городе вспыхнут беспорядки, – сказал Напоэреа, выглядевший старым и усталым.
– Оставьте здесь сколько-то войск, и пусть они постоянно будут на улицах, чтобы напоминать людям о своем присутствии. Но черт подери, Напоэреа, большинство этих ребят торчат в казармах. А они нужны на фронте. Я знаю, куда нужно их послать. Смотрите…
Вообще-то, он хотел, чтобы у Империи появилось искушение пойти ва-банк, и город должен был послужить наживкой. Он отправил ударные войска на горные перевалы. Прикидывая, сколько территории они уже потеряли, жрецы начинали нерешительно поддерживать идею уничтожения правящей элиты Империи. «Победительная Гегемонархия» готовилась к своему последнему полету, хотя использовать ее собирались лишь в крайнем случае. Он пообещал, что попытается сначала выиграть войну обычными средствами.
|
|
|
И наступление началось. Сорок дней спустя после его прибытия на Мурссей армия Империи ворвалась в леса, покрывавшие предгорья. Жрецы запаниковали. Авиация по его приказу бомбила дороги, а не передовые позиции врага. Оборонительные линии понемногу уступали натиску, части отходили, саперы подрывали мосты. По мере того как предгорья переходили в горы, армия Империи наращивала силы, концентрировалась в долинах. Трюк с дамбой на сей раз не сработал – заряды, заложенные под нее, не взорвались. Следовало действовать быстро и передислоцировать две элитные части, чтобы закрыть перевал над долиной.
– Но если мы оставим город?…
Вид у жрецов был ошарашенным, а глаза – такими же пустыми, как синие кружки на лбу. Армия Империи медленно продвигалась по долинам, солдаты Гегемонархии отступали. Он без устали повторял, что все будет хорошо, но пока все становилось только хуже. Выбора не оставалось. Положение казалось слишком безнадежным, а брать командование в свои руки было слишком поздно – жрецы это понимали. Прошлой ночью, когда ветер дул с гор в сторону города, вдалеке слышалась артиллерийская канонада.
– Если они решат, что им это по силам, то попытаются захватить Бальзейт, – сказал он. – Это символ. Ну да, великолепный символ, но без особого военного значения. Они вцепятся в него. Мы пропустим нужное нам количество войск противника, а потом закроем проходы. Вот смотрите, – сказал он, постукивая по карте.
Жрецы покачали головами. Он продолжил:
– Господа, мы не бежим! Мы отступаем. Но у противника дела идут намного хуже, потери его куда тяжелее наших. Каждый пройденный метр приходится добывать кровью, а коммуникации с каждым днем растягиваются. Мы должны сделать так, чтобы он начал подумывать об отступлении, потом предоставить ему возможность – лишь кажущуюся – сокрушительного удара. Но для нас этот удар вовсе не будет сокрушительным, напротив, он сокрушит их самих. – Он оглядел жрецов. – Поверьте мне, все будет именно так. Может быть, вам на время придется покинуть цитадель, но я обещаю, что вас ждет триумфальное возвращение.
Похоже, он не слишком-то убедил жрецов, но – вероятно, слишком ошеломленные, чтобы сопротивляться, – они позволили ему действовать по своему усмотрению.
Армии Империи понадобилось несколько дней, чтобы занять долины. Силы Гегемонархии сопротивлялись, отступали, снова сопротивлялись и отступали. В конце концов он решил – имперские солдаты явно начинали уставать, а танки и грузовики часто останавливались из-за нехватки топлива, – что на месте противника он задумался бы о приостановке наступления. Тем вечером большинство частей Гегемонархии, защищавших подходы к городу, оставили свои позиции. Утром боевые действия возобновились, и армия Гегемонархии внезапно отступила; еще немного – и ее ждал бы разгром. Озадаченный, возбужденный, но по-прежнему усталый и обеспокоенный имперский генерал из Ставки наблюдал в бинокль за тем, как вдалеке конвой грузовиков ползет через перевал к городу под пулями и бомбами имперских самолетов. Войсковая разведка доложила, что неверные жрецы готовятся оставить цитадель. Шпионы сообщали, что космический корабль противника готовится к какой-то специальной миссии.
Генерал послал радиограмму в Ставку. На следующий день поступил приказ: наступать на город.
Он смотрел, как обезумевшие от волнения жрецы покидают вокзал, расположенный под цитаделью. В конце концов пришлось разубеждать их в необходимости обезглавливающего удара. «Давайте я пока испробую другие средства», – предложил он.
Они не понимали друг друга.
Глядя на то, сколько территории они потеряли и сколько у них осталось, жрецы думали, что для них все кончено. Глядя на свои относительно целые дивизии, на свежие части, на элитные отряды – все они занимали точно выверенные позиции и были готовы ударить по растянувшейся, усталой армии противника, – он думал, что Империи настал конец.
Поезд тронулся, и он, не в силах сдержаться, весело помахал им. Лучше, если великие жрецы не будут ему мешать, сделав своей резиденцией один из великих монастырей на соседней горной гряде. Он побежал назад в картохранилище – проверить, как обстоят дела.
Он дождался, когда три неприятельские дивизии пройдут через перевал, а потом велел частям, занимавшим его раньше – те большей частью отошли в близлежащие леса, а вовсе не бежали, – выдвинуться на прежние позиции. Город и цитадель подверглись бомбовым ударам, хотя и не сильно пострадали: истребители Гегемонархии сбили большинство бомбардировщиков. И наконец началось контрнаступление. Сначала он ввел в бой элитные части, потом все остальные. Авиация первые несколько дней действовала против коммуникаций противника, а потом переключилась на передовые позиции. Армия Империи дрогнула, фронт подался, напоминая поток воды, который вот-вот готов хлынуть через плотину – через горную цепь, – но так и остановился на стадии «вот-вот», не считая одного узкого места; но и этот узкий ручеек пересыхал, хотя пока что тек к городу через перевал, леса и поля, устремляясь к ослепительной цели – к победе, на которую Империя все еще надеялась. Потом фронт стал откатываться назад: солдаты слишком устали, боеприпасы и топливо поступали с перебоями.
Перевалы остались за Гегемонархией, ее войска стали понемногу теснить противника, и имперским солдатам могло показаться, что они вечно вынуждены сражаться в предгорьях, то наступая, то отступая. Но если наступление было тяжелой и опасной работой, то отступление – легкой прогулкой.
Отходившие части противника оставляли долину за долиной. Он приказал продолжать контрнаступление. Жрецы слали ему телеграммы, требуя выделить больше сил для остановки двух вражеских дивизий, продвигавшихся к столице, но он не обращал на это внимания. Остатки двух потрепанных дивизий не стоили даже одной полноценной, и к тому же имперцы продолжали нести потери. Возможно, они смогли бы прорваться в город, но что потом? Он был бы не против лично принять их капитуляцию.
Дожди поливали противоположные склоны гор, и истощенным войскам Империи приходилось брести через залитые водой леса. Имперская авиация из-за плохой погоды редко поднималась с аэродромов: самолеты Гегемонархии безнаказанно бомбили и обстреливали их.
Люди бежали в город. Неподалеку шли артиллерийские дуэли. Остатки двух дивизий, пробившихся через горы, отчаянно сражались на пути к своей цели. В долинах по ту сторону гор остальная часть имперской армии отступала со всех ног. В провинции Шенастри несколько дивизий оказались в котле, позади них было болото, и солдаты принялись массово сдаваться в плен.
Власти Империи дали знать о своем желании заключить мир в тот день, когда остатки двух дивизий вошли в Бальзейт. В них насчитывалось с дюжину танков и около тысячи бойцов; артиллерию пришлось бросить, поскольку боеприпасы кончились. Несколько тысяч человек, оставшихся в городе, искали спасения на громадном плацу перед цитаделью. Он наблюдал издалека, как поток беженцев течет через ворота в высоких городских стенах.
Вообще-то, он собирался в этот день оставить цитадель, на чем уже несколько дней настаивали жрецы; почти все чины генерального штаба уже покинули твердыню. Но теперь у него на руках имелось расшифрованное послание от двора Империи, полученное только что. К тому же две дивизии Гегемонархии спешили с гор на помощь городу.
Он отправил радиограмму жрецам. Те решили согласиться на перемирие. Боевые действия должны были прекратиться немедленно, при условии, что имперская армия отойдет на позиции, которые занимала до начала войны. Последовало еще несколько радиограмм с той и с другой стороны. Он предоставил разбираться с этим жрецам и имперскому двору, а сам снял форму и, впервые после прилета на планету одевшись в штатское, отправился в одну из высоких башен, прихватив полевой бинокль. Вдалеке по улицам ползли крохотные жучки – танки противника. Ворота цитадели были закрыты.
В полдень перемирие вступило в силу. Усталые солдаты Империи, что остановились у стен крепости, разместились в ближайших барах и гостиницах.
Он стоял в длинной галерее, лицом к свету. Теплый ветерок слегка вздымал вокруг него высокие белые шторы, ерошил его длинные черные волосы. Руки его были сцеплены за спиной, и выглядел он задумчивым. Безмолвное, чуть подернутое облачками небо над горами – за крепостью и городом – проливало на его лицо бесцветный, всепроникающий свет. В своих простых темных одеждах он казался чем-то неодушевленным – статуей или трупом, прислоненным к крепостной стене, чтобы обмануть врага.
– Закалве?
Он повернулся, и глаза его расширились от удивления.
– Скаффен-Амтискав?! Вот неожиданная честь! Сма стала выпускать вас одного? Или она тоже поблизости?
Он кинул взгляд вдоль галереи цитадели.
– Добрый день, Чераденин, – поздоровался автономник, подплывая к нему. – Госпожа Сма в модуле, летит сюда.
– Как поживает Диз? – Он сел на скамеечку у стены, лицом к длинной веренице окон за белыми шторами. – Какие новости?
– Кажется, в основном хорошие. – Скаффен-Амтискав остановился напротив его лица. – Господин Бейчи направляется к орбиталищам Импрена, где должна состояться встреча лидеров двух главных противоборствующих сторон внутри Скопления. Похоже, опасность войны уменьшается.
Он сцепил руки на затылке и откинулся назад.
– Разве все это не замечательно? Мир здесь, мир там. – Склонив голову и прищурившись, он взглянул на автономника. – Однако что-то вы не светитесь от радости и счастья, автономник. Осмелюсь утверждать, что вид у вас довольно мрачный. Что случилось? Садятся аккумуляторы?
Машина помолчала секунду-другую, потом сказала:
– Модуль госпожи Сма вот-вот должен совершить посадку. Поднимемся на крышу?
Несколько мгновений он недоуменно смотрел на автономника, потом кивнул, проворно встал и, хлопнув в ладоши, показал перед собой:
– Конечно. Идемте.
Они направились в его апартаменты. У Сма вид тоже был довольно подавленным. Он-то ожидал, что ее будут переполнять радостные эмоции, поскольку война в Скоплении, похоже, отменялась.
– Что случилось, Диз? – спросил он, наполняя ее стакан.
Сма ходила взад-вперед перед окном с закрытыми ставнями, держа в руке стакан, хотя выпивка, казалось, мало ее заботила. Затем она повернулась к нему. На ее длинном, овальном лице застыло выражение… впрочем, он не был уверен. Но от дурного предчувствия все внутри сжалось.
– Тебе придется убраться отсюда, Чераденин, – сказала она.
– Убраться? Когда?
– Сейчас. Сегодня. Не позже чем завтра утром.
Он посмотрел на нее недоуменно, потом рассмеялся.
– Ну хорошо, признаюсь – мальчики уже начали мне нравиться, но…
– Я серьезно, Чераденин, – перебила его Сма. – Ты должен убраться отсюда.
Он покачал головой:
– Не могу. Нет никаких гарантий, что перемирие не нарушится. Тогда я буду им нужен.
– Перемирие нарушится, – сказала Сма, не глядя на него. – По крайней мере, с одной стороны.
Она поставила стакан на полку.
– Что? – Он посмотрел на автономника: тот всячески демонстрировал свою непричастность к происходящему. – Дизиэт, что ты говоришь?
– Закалве, – проговорила она, быстро моргая и заставляя себя смотреть на него. – Заключена сделка, и теперь ты должен покинуть планету.
Он уставился на нее.
– Что еще за сделка, Диз? – тихо спросил он.
– Ну, была тут одна договоренность… Гуманисты оказывали незначительную помощь Империи, – объяснила она, затем дошла до стены, повернулась и продолжила говорить, но не с ним, а с плитками пола и ковром. – Они… дали гарантии относительно развития событий на планете. И вся эта хрупкая договоренность держалась на том условии, что Империя одерживает победу.
Сма замолчала, посмотрела на автономника и снова отвернулась.
– И все к тому шло… до недавнего времени, – заключила она.
– Значит, – размеренно сказал он, отставляя в сторону стакан и садясь на высокое, вроде трона, кресло, – я тут все испортил? Обрек Империю на поражение?
– Да. – Сма сглотнула слюну. – Да, ты обрек Империю на поражение. Мне очень жаль. Я знаю, что это безумие, но так тут решаются дела, такие тут живут люди. Сейчас Гуманисты разделились, и некоторые фракции могут воспользоваться малейшим предлогом, чтобы выйти из сделки. Возможно, они даже способны разрушить всю эту комбинацию. На такой риск мы пойти не можем. Империя должна победить.
Он сидел, глядя на небольшой столик перед собой, потом вздохнул.
– Понятно. И от меня требуется только покинуть планету?
– Да. Вместе с нами.
– Что случится после этого?
– Великих жрецов захватит отряд имперских коммандос, доставленный по воздуху Гуманистами. Цитадель займут войска, которые вошли в город. Запланированы налеты на полевые штабы, но довольно бескровные. При необходимости самолеты, танки, орудия и грузовики Гегемонархии будут выведены из строя, если военные не подчинятся приказу великих жрецов и откажутся сдаться. Когда они увидят, как их технику подрывают лучи из космоса, сопротивление прекратится.
Сма перестала расхаживать по комнате и остановилась перед ним, по другую сторону столика.
– Все это произойдет завтра на рассвете. Операция будет практически бескровной. Ты ничего не в силах изменить. Лучше тебе оставить планету прямо сейчас. – Он услышал, как женщина выдохнула. – Ты прекрасно поработал, Чераденин, все выполнил блестяще. Вывез Бейчи… породил в нем желание что-то сделать. Мы тебе благодарны, и нелегко…
Он вскинул руку, останавливая Сма, и, отчетливо слыша дыхание женщины, поднял взгляд на нее:
– Я не могу оставить планету прямо сейчас. Нужно кое-что доделать. Лучше всего, если вы улетите и вернетесь за мной завтра. На рассвете. – Он покачал головой. – До этого времени я их не брошу.
Сма открыла рот, потом закрыла его и посмотрела на автономника.
– Хорошо. Мы вернемся утром. Закалве, я…
– Все в порядке, Дизиэт, – спокойно прервал он ее, медленно вставая, и посмотрел ей в глаза. Сма отвела взгляд. – Все будет так, как ты говоришь. Счастливо.
Он не стал протягивать ей руку.
Сма направилась к двери в сопровождении автономника. По пути женщина остановилась, повернулась и кивнула, явно желая что-то сказать, но затем передумала и вышла за дверь. Скаффен-Амтискав тоже остановился.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 161; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!