ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА ЗИГМУНДА ФРЕЙДА 52 страница
Первый фактор – в том, что «зависть к народу, который провозгласил себя перворожденным, любимым дитятей Бога Отца, не преодолена другими людьми даже сегодня: как будто они думают, что эти претензии оправданы» (то есть по аналогии с семьей антисемитизм у Фрейда имеет ту же природу, что и ревность по поводу любви родителей между братьями и сестрами).
Второй – связан с обычаем обрезания, так как оно, дескать, «производит неприятное, жуткое впечатление, которое, несомненно, объясняется тем, что оно напоминает о наводящей ужас кастрации, а вместе с ней и о части первобытного прошлого, которая была охотно забыта».
Третий фактор, по Фрейду, заключается в том, что европейские народы «под тонким налетом христианства… остались тем же, чем были их предки, исповедовавшие варварский политеизм. Они не избавились от чувства недовольства навязанной им новой религии, но они перенесли это недовольство на источник, из которого пришло к ним христианство… Ненависть к евреям по своей сути является ненавистью к христианам».
Развивая идею первого из названных им факторов, Фрейд подчеркивает и «черты характера евреев», которые звучат как обвинения. «Без сомнения, – пишет он, – они (евреи. – П. Л.) имеют чрезвычайно высокое мнение о себе, они считают себя более выдающимися, занимающими более высокое положение и превосходящими других людей, от которых отличаются множеством своих обычаев. В то же время в жизни их вдохновляет особая уверенность, такая, которая приобретается вследствие обладания чем‑либо ценным, каким‑то особым оптимизмом: набожные люди называют это верой в Господа. Мы знаем причину такого поведения, а также и то, в чем заключается их тайное сокровище. Они действительно считают себя народом, избранным Господом, и верят, что стоят особенно близко к Нему, что и делает их гордыми и уверенными.
|
|
|
Заслуживающие доверия источники сообщают нам, что в эллинистические времена они вели себя точно так же, как и сегодня, так что уже к тому времени становление евреев завершилось; и греки, среди которых и рядом с которыми они жили, реагировали на особенности евреев точно так же, как и народы, среди которых они живут сегодня. Можно подумать, что они реагировали так, будто и сами верили в превосходство, на которое претендовал народ Израиля. Если кто‑либо объявляет себя любимцем наводящего ужас отца, то он не должен удивляться зависти своих братьев и сестер, и еврейская легенда о Иосифе и его братьях очень хорошо демонстрирует, к чему может привести такая зависть».
Словом, если бы евреи покаялись, отказались бы от своих обычаев, религии и самих себя, то не было бы и антисемитизма. По одной простой причине – тогда не было бы и евреев…
|
|
|
Как отмечают все исследователи, обращение Фрейда к образу Моисея было, безусловно, не случайным. Вспомним, что еще в середине жизни он посвятил довольно пространное эссе скульптуре Моисея работы Микеланджело. В непомерном тайном и явном тщеславии Фрейд сравнивал свою роль в истории человечества с ролью Моисея, давшего миру новое знание и новую мораль, и не раз использовал это сравнение в письмах к Юнгу и другим ученикам. В то же время та гложущая его бессознательная ненависть к собственным национальным корням, тайное презрение к евреям, особенно из Восточной Европы, представителем которых был по происхождению и он сам, пробуждала в нем то, что незабвенный Козьма Прутков называл «желанием стать испанцем». С той разницей, что сам Фрейд мечтал быть не испанцем, а немцем, носителем «истинного немецкого духа».
Это и побудило его стать горячим сторонником версии о том, что Моисей был не евреем, а египтянином. Это же и не дало ему написать главу «Если бы Моисей был евреем» – потому что в такой главе книги он бы сам с легкостью опроверг все свои предыдущие доводы и пришел бы к прямо противоположным выводам. Настаивая на том, что библейский Моисей был египтянином, Фрейд, по его же собственной теории, пытался доказать, что «новый Моисей Зигмунд Фрейд» по сути евреем не является и все претензии к нему немецких нацистов беспочвенны. Наоборот, на самом деле он всегда был и оставался немцем, дитем еврейской культуры, и если бы не столь однозначное пресловутое происхождение от евреев, Фрейд вполне стал бы одним из самых верных последователей Гитлера – может быть, даже куда более верным, чем его некогда любимый ученик Карл Густав Юнг. Чрезвычайно показательно в связи с этим сделанное им Джонсу признание, что, когда он гуляет по Лондону среди англичан, его охватывает странное желание кричать «хайль Гитлер!». Думается, здесь дело отнюдь не в том, что воздух свободы сыграл с Фрейдом дурную шутку и он уподобился профессору Плейшнеру из «Семнадцати мгновений весны». Скорее наоборот: Фрейд говорит, что, оказавшись в Лондоне, он как никогда остро почувствовал себя немцем и ему захотелось поэпатировать англичан.
|
|
|
Словом, при всей своей патологической фрейдофобии О. Г. Виленский, похоже, был прав, когда, «в духе самого Фрейда», говорит, что Фрейд, «сознательно или подсознательно, хотел отделить Моисея от народа, из которого вышел сам „отец психоанализа“, постоянно при этом чувствуя свою национальную приниженность, и – соответственно – пытался сделать Моисея представителем высшей – египетской – расы»[288].
|
|
|
Надо заметить, что в главе, посвященной «Моисею и монотеизму», Виленский весьма убедительно разбивает все доводы Фрейда о египетском происхождении Моисея, но столь же основательная критика этой работы есть и в других сочинениях. Разумеется, в итоге Виленский, страдавший по отношению к Фрейду обсессивным синдромом, приходит к выводу, что «концепцию Фрейда о зарождении монотеизма невозможно рассматривать иначе, нежели типичный бред больного шизофренией»[289].
Безусловно, это явное передергивание. Но ведь и сам Фрейд утверждал, что образ Моисея мучил его подобно «злому духу», и то, что эта работа написана человеком с неустойчивой психикой, раздираемым на старости лет глубокими психическими и психологическими противоречиями, почти не вызывает сомнения. Это, повторим, проявилось в самой алогичности ее построения и в стиле автора.
Наконец, нельзя не обратить внимания на еще один момент. Джонс произносит в финале своей биографии Фрейда, что он «умер, как и жил», – реалистом. Скажем больше: для Фрейда было важно умереть реалистом. Как уже упоминалось выше, на старости лет Фрейд, по его собственному признанию, поймал себя на том, что в нем пробуждаются некие религиозные чувства – и испугался этого пробуждения. Не исключено, что ему крайне важно было доказать самому себе, что смерть и в самом деле означает конец существования человеческой личности, что там , «за чертой», никого и ничего нет – и потому в «Моисее и монотеизме» он бросил вызов и самому Богу, Творцу Вселенной, низведя его до уровня мелкого племенного божка. Таким образом он как бы окончательно обрубил все связи и с иудаизмом, и со Всевышним, лишив себя, говоря словами Мандельштама, «и чаши на пире отцов, и надежды, чести своей» – ведь, согласно одному из догматов иудаизма, с которым Фрейд почти наверняка был знаком, тот, кто не верит в существование «жизни после смерти», не будет ее и удостоен.
«Моисей и монотеизм» стал своеобразным ответом Фрейда и тем, кто подозревал его в тайной религиозности. После этой книги это «подозрение» можно было с полным правом считать безосновательным. «Моисей не является недостойным прощанием», – написал Фрейд в одном из писем Гансу Заксу после выхода в марте 1939 года перевода книги на английский язык. Вопрос в том, можно ли было назвать такое прощание достойным…
* * *
Стремительное ухудшение состояния здоровья Фрейда началось еще в конце лета 1938 года, когда на его щеке Макс Шур снова обнаружил подозрительное пятно. Фрейда подвергли весьма болезненному лечению диатермией, но оно принесло лишь временное облегчение. В сентябре, после многочисленных консультаций у местных светил, в Лондон было решено вызвать Пихлера, сделавшего операцию, длившуюся два с половиной часа и ставшую самой тяжелой и болезненной со времени радикальной операции 1923 года.
Лишь к ноябрю Фрейд вроде бы почувствовал себя лучше, но в начале 1938 года Шур удалил омертвевшую часть челюстной кости. Это опять принесло недолгое облегчение, а в феврале 1939 года Шур заподозрил, что рак окончательно вернулся. Вскоре анализы подтвердили это его предположение, а после консультаций сначала с Пихлером, а затем с английскими и французскими врачами стало ясно, что речь идет о неоперабельном случае. Фрейд понимал, что ему осталось всего несколько месяцев жизни, и начался период написания прощальных писем и нанесения прощальных визитов.
«К этому времени, в марте 1939 года, опухоль Фрейда стала активной, метастазирующей и не поддающейся операции, – пишет Пол Феррис. – Кроме того, он страдал от сердечной недостаточности. Вдобавок к боли и обшей слабости разлагающаяся кость издавала неприятный запах, отпугивавший его собаку. В щеке возникла гангрена, и его кровать пришлось защищать от мух противомоскитной сеткой. Но столь жуткий конец Фрейд встретил с хладнокровием стоика. Анна ухаживала за ним, вставая каждую ночь по нескольку раз, чтобы опрыскать его рот обезболивающим средством. Макс Шур, который удачно добрался до Англии (а также успел перевезти семью в Штаты и вернуться в Лондон. – П. Л.), проводил у Фрейда почти всё время…
…21 сентября, во вторник, Фрейд взял Шура за руку и сказал: „Мой дорогой Шур, вы, конечно же, помните нашу первую беседу. Тогда вы пообещали не оставить меня, когда придет мое время. Теперь это превратилось в сплошную пытку и больше не имеет смысла“. Шур сказал, что всё понимает. „Спасибо, – ответил Фрейд. – Поговорите с Анной, и если она не возражает, покончите с этим делом“.
…Поговорив с Анной, Шур сделал ему инъекцию большой дозы морфия и повторил ее, возможно, дважды в течение следующих тридцати шести часов. Фактически это была эвтаназия. Шур посоветовался с юристом до того, как написать отчет об этом эпизоде. Фрейд впал в кому и умер в три часа ночи в субботу, 23 сентября 1939 года…»[290]
26 сентября тело Фрейда было кремировано, и прах его был помещен в ту самую греческую урну, которую подарила ему Мари Бонапарт и о которой он заметил: «Жаль, что ее нельзя взять с собой в могилу».
Главным оратором на его похоронах, собравших множество людей из различных стран мира, стал Стефан Цвейг. Уже на похоронах многие обратили внимание на то, что в самой дате смерти Фрейда есть что‑то мистическое – она пришлась одновременно и на субботу, и на Судный день, а еврейская традиция утверждает, что те, кто умирает в эти дни, автоматически получают прощение на Небесном суде. Как знать, может быть, Бог, в отличие от Фрейда, считал, что их разговор не закончен и его стоит продолжить там, за чертой…
Но в любом случае, несмотря на то, что после смерти Фрейда прошло куда больше семидесяти лет, разговор о нем и его учении продолжается. И нет никакого сомнения, что будет продолжаться и через сто, а может быть, и более лет. В итоге Фрейд получил то, о чем мечтал подростком, – бессмертие в памяти человечества. И потому, пожалуй, он относится к тому самому меньшинству представителей рода человеческого, которые, стоя перед лицом ангела смерти, с полным правом и с чувством глубокого удовлетворения могут написать: «Жизнь удалась!»
Послесловие
ЭПИКРИЗ
Эпикриз… – заключительная часть истории болезни, содержащая обоснование окончательного диагноза и проведенного лечения, а также мед. прогноз и лечебно‑профилактические рекомендации.
Словарь иностранных слов. М.,1986. С. 589
В те самые дни, когда автор заканчивал эту книгу, в апреле 2013 года, все информационные агентства мира передали сообщение о том, что в чешском городе Пршиборе, в доме, где родился Зигмунд Фрейд, открылся его музей. То внимание, которое было уделено этому событию мировыми СМИ, уже само по себе свидетельствует, что личность Зигмунда Фрейда и сегодня продолжает притягивать к себе человечество, а его идеи по‑прежнему вызывают споры и будоражат умы.
Впрочем, чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в прайс‑листы различных издательств мира или просто набрать слова «Зигмунд Фрейд» в любом поисковике Интернета. Как ни странно, Фрейд остается одним из самых публикуемых авторов в жанре научной и научно‑популярной литературы, а число статей, эссе, монографий и сайтов, посвященных его жизни и творчеству, просто огромно. Причем дискуссии, разворачивающиеся вокруг тех или иных его книг на многих интернет‑форумах, ведутся так, что возникает ощущение, что многие их участники относятся к Фрейду как к нашему современнику.
Он и в самом деле является таковым, ибо, как уже не раз говорилось на страницах этой книги, Зигмунд Фрейд стал частью повседневной жизни человечества. Когда мы идем по улицам и натыкаемся на сексапильных красоток на рекламных плакатах, мы просто не задумываемся, что эта реклама создается с учетом фрейдистских идей о первичности сексуального влечения. Когда мы берем с полки бутылку с напитком, в контурах которой просматриваются очертания женской фигуры, нам и в голову не приходит, что дизайнер, создававший такую форму бутылки, основывался на теории Фрейда. Мы не замечаем, как мыслим категориями учения о психоанализе, оперируем ими в рассуждениях о людях, о понравившихся фильмах или книгах и т. д., то есть, по сути дела, смотрим на мир глазами Зигмунда Фрейда. Таким образом, он не только не умер, не только не предан забвению, но и поселился в каждом из нас и, поселившись, тихо над всеми нами подсмеивается.
Фрейд, безусловно, жив и в психоанализе: сотни тысяч людей в разных странах продолжают пользоваться услугами психоаналитиков различных направлений и верят, что это им помогает. Любопытно, что даже те, кто признаёт, что современный психоанализ находится в кризисе, нередко ищут пути выхода из этого кризиса, апеллируя к авторитету Фрейда и пытаясь дать новое прочтение его работ.
Несомненно, фрейдизм, повлиявший на психологию и философию, развивался в многочисленных направлениях, которые, начни мы их рассматривать, увеличили бы объем этой книги как минимум вдвое. Кроме того, даже самые яростные противники Фрейда в самых различных областях нередко не замечают, как пользуются в своих трудах терминологией Фрейда – по той простой причине, что эти термины отражают объективные, давно научно доказанные реалии человеческой психики и идущих в ней процессов (пусть даже их механизм всё еще остается неизвестным).
Несомненно, десятилетия, прошедшие со времени смерти Фрейда, внесли свои коррективы в его теорию. Некоторые ее положения, да и многие работы Зигмунда Фрейда не могут вызвать сегодня у специалистов ничего, кроме улыбки – настолько наивными и «сказочными» они порой кажутся. Но если оценивать значение Фрейда в деле познания человеком самого себя, то следует прибегнуть к тому излюбленному образу, которым этот человек любил сам себя описывать – к образу конкистадора, а еще лучше – озорного любопытного мальчишки, который любит лезть туда, куда его не просят.
Фрейд не был первооткрывателем бессознательного – о существовании этого гигантского «подвала» в нашей психике было известно задолго до него. Но Фрейд был первым, кто рискнул спуститься в этот «подвал», осмотрел его и поведал человечеству о его содержимом. Безусловно, представленные им сведения об этом «подвале» были неточными – ведь он был вооружен даже не карманным фонариком, а свечой. Оглядываясь в полутьме подвала, он толковал увиденное исключительно на основе своего жизненного опыта и собственных фантазий. Уже потом, когда в этот подвал стали спускаться другие, вооруженные мощными электрическими прожекторами, они поняли, как много Фрейд напутал, да и вдобавок осмотрел‑то он лишь один уголок гигантского «помещения».
И всё же он был первым, и этот приоритет не отнимет у него никто.
Впрочем, существует и другая точка зрения, согласно которой прав был все‑таки именно Фрейд – нам просто еще предстоит оценить пророческую силу многих до сих пор не оцененных его идей.
А еще Фрейд, безусловно, живет в своих потомках, подавляющее большинство которых продолжает оставаться верным своему еврейскому происхождению и в той или иной степени соблюдает еврейские традиции. Двое его детей вошли в историю: Анна Фрейд в качестве его душеприказчицы, одного из лидеров Международного психоаналитического движения, крупнейшего специалиста и автора ряда книг по детскому психоанализу; Жан Мартин Фрейд – как автор книги «Зигмунд Фрейд: Человек и отец».
Старший сын Эрнста Фрейда Клемент Фрейд стал выдающимся английским политическим и общественным деятелем, первым некрещеным евреем – членом Английского парламента. Второй сын Эрнста Люсьен Фрейд вошел в историю как один из выдающихся художников XX – начала XXI века. Внуки Фрейда также добились немалых успехов на различных поприщах, хотя больше всех среди них известен сын Клемента Мэтью Фрейд, который был совладельцем крупнейшей английской компании по PR и консалтингу «Freud Communications».
Так что, думается, Фрейд был бы вполне доволен и своими внуками и правнуками, и своей посмертной судьбой. Хотя он и был всего лишь галицианец, не про нас будь сказано…
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА ЗИГМУНДА ФРЕЙДА
1856, 6 мая – в городе Фрейберге, Австро‑Венгрия (ныне Пршибор, Чехия), у Кальмана Якоба и Амалии Фрейд рождается мальчик, названный Шломо Сигизмундом.
1860 – семья Фрейд переезжает на постоянное жительство в Вену.
1865 – Шломо Сигизмунд приступает к учебе в Венской городской гимназии.
1871–1872 – период юношеского увлечения Фрейда Жизелой Флюс и активной переписки с друзьями по гимназии.
1873 – с отличием оканчивает гимназию и поступает на медицинский факультет Венского университета.
1875 – поездка в Англию, в Манчестер, к старшим единокровным братьям.
1876 – стажировка в области зоологии в Триесте.
1877 – начало работы в Институте физиологии под руководством Э. фон Брюкке. Публикация первой научной статьи о нервных окончаниях в позвоночнике миног.
1879 – переводит на немецкий 12‑й том сочинений английского философа Дж. С. Милля.
1881 – присуждение ученой степени доктора медицины. Работа в качестве лаборанта‑демонстратора в Физиологическом институте. Сотрудничество с Й. Брейером.
1882 – знакомство с Мартой Бёрнейс. Чтобы материально обеспечивать будущую семью, решает предпочесть врачебную карьеру академической и приступает к работе врачом‑стажером в отделении внутренних болезней Венской городской больницы. Й. Брейер посвящает Фрейда в историю болезни Берты Паппенгейм и знакомит с катартическим методом лечения истерии.
1883 – Фрейд приступает к работе в психиатрической клинике Т. Мейнерта.
1884 – переход в отделение нервных болезней Венской городской больницы. Эксперименты с кокаином и публикация работы «О коке». Фрейд одним из первых обнаруживает болеутоляющее действие кокаина, но упускает возможность начала использования кокаина при местной анестезии.
1885 – успешная сдача экзаменов на звание приват‑доцента Венского университета. Выезд на стажировку в Париж в клинику «Сальпетриер» знаменитого психиатра Ж. М. Шарко.
1886 – завершение стажировки у Шарко. Начало работы в качестве практикующего врача в Вене. Бракосочетание с Мартой Бёрнейс в Вандсбеке.
1887 – начинает специализироваться на лечении нервных заболеваний; вступает в переписку с В. Флиссом.
1889 – стажировка в Нанси у И. Бернгейма.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 123; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!