Структура революционной праздничности
«Социальная революция XIX века, — писал Маркс, имея в виду именно революцию пролетариата, — может черпать свою поэзию только из будущего, а не из прошлого. Она не может начать осуществлять свою собственную задачу прежде, чем она не покончит со всяким суеверным почитанием старины. Прежние революции нуждались в воспоминаниях о всемирно-исторических событиях прошлого, чтобы обмануть себя насчет своего собственного содержания. Революция XIX века должна предоставить мертвецам хоронить своих мертвых, чтобы уяснить себе собственное содержание. Там фраза была выше содержания, здесь содержание выше фразы»[197].
Маркс был преисполнен глубочайшей уверенности (ею пронизано, в частности, данное суждение из «Восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта») в том, что социалистическая революция исключит возможность повторения ситуации, при которой «героизация» современности осуществляется с помощью идеалов и эстетических форм, взятых из арсеналов прошлого, как это было в случае с ранними буржуазными революциями, когда библейские и античные идеалы, имена, лозунги и костюмы были необходимы в качестве иррационального стимула для революционного энтузиазма и одновременно служили средством сокрытия от масс эгоистически ограниченного смысла данных революций. По Марксу, социалистическая революция провозглашает решительный разрыв с прошлым во всем том, что касается идеалов и героики проводимой пролетариатом борьбы. Это относится к традиционной (мифологической) праздничной культуре, к ее праздничным сюжетам и формам, к сложившимся в ней способам выражения праздничных эмоций и типам праздничного поведения. Это также относится и к самим празднествам буржуазных революций в той мере, в какой они наследовали опыт мифологических {214} и христианско-библейских празднеств. Ибо социалистическая революция содержит в самой себе источник идеального и героического. Он есть «неопределенная громадность» (Маркс) тех целей и задач, которые эта революция ставит перед собой и решает практически. Поэтому героическое здесь не временное, извне стимулируемое свойство, а одна из форм бытия самой революции, постоянный жизненный тонус ее участников и, надо полагать, порождаемых ею празднеств.
|
|
|
С идеальным представлением о социалистической революции Маркс далее связывал и такое свойство здорового и свободного человеческого духа, как смех. Смех, веселое также является, по Марксу, существенной категорией пролетарской революции, другим постоянным внутренним измерением существования людей, к ней причастных. Ибо в отличие от буржуазных революций, которые боязливо заклинают прошлое, революция пролетариата, будучи исторической развязкой для эксплуататорского общества, «последним фазисом» всемирной истории, создает условия для того, чтобы «человечество весело расставалось со своим прошлым». Тут, впрочем, нужна одна очень существенная оговорка. Маркс никогда не отождествлял революцию вообще, тем более революцию социалистическую, со смехом. Наоборот, в его восприятии и оценках революционная акция всегда ассоциировалась с трагическим. Именно трагическое — доминирующая тенденция и форма революционной ситуации, в которой гибнут не только герои борьбы за социальную справедливость, разумеется, не все, но многие, что неизбежно, ибо подлинное социальное освобождение не обходится без жертв и кровопролития, а следовательно, как категорически утверждал Маркс, судьба истинных героев революции «может быть только трагичной»[198]. Революция сопровождается трагической гибелью и тех ее противников, на стороне которых, согласно Марксу, стоит «не личное, а всемирно-историческое заблуждение»[199]. Из этого следует, что, совершая революцию, человечество в лице пролетариата отнюдь не смеясь расстается со своим прошлым и что глубоко ошибаются те, кто так вульгарно истолковывают мысль {215} Маркса. Но также неправы и те, кто полностью исключает смех, веселое, вообще комическое из сущностных признаков революции, относя их на завершающиеся фазы исторического развития, т. е. на послереволюционные периоды. По Марксу, трагическое и комическое выступают не только как различные фазы исторического развития, но и как одновременно действующие и дополняющие друг друга моменты внутри одного исторического явления, в частности революции.
|
|
|
|
|
|
При социалистическом перевороте комичным выступает все то, что безвозвратно уходит в прошлое и решительно не соответствует новым, созидаемым революцией нормам жизненного существования. Смех, веселое есть великая очищающая и разрушающая сила, «великий санитар» (Луначарский), без которого пролетарская революция не может выполнить до конца своих великих исторических задач. С помощью смеха, иронии, сатиры, покоящихся на здоровой чувственности и вместе с тем откровенно тенденциозных, эта революция сводит счеты не только с прошлым вне себя, но и с прошлым в самой себе. И это понятно: ведь она делает новую историю не самопроизвольно, не в ситуации, ею самой выбранной, а при обстоятельствах, уже данных ей заранее и унаследованных от старого мира. От этого в ней самой еще сохраняются элементы прошлого. Чтобы окончательно освободиться от них, нужен смех.
|
|
|
Способность к самокритике, к «беспощадной основательности» осмеяния не только косных традиций, тяготеющих над живым и здоровым в пролетарской революции, но и собственных слабостей и односторонностей — вот что, согласно Марксу, принципиально отличает пролетариат от буржуазии, а социалистическую революцию от буржуазных. «… Пролетарские революции, — писал он, — … постоянно критикуют сами себя, то и дело останавливаются в своем движении, возвращаются к тому, что кажется уже выполненным, чтобы еще раз начать это сызнова, с беспощадной основательностью высмеивают половинчатость, слабые стороны и негодность своих первых попыток, сваливают своего противника с ног как бы только для того, чтобы тот из земли впитал свежие силы и снова встал во весь рост против них еще более могущественный, чем прежде, все снова и снова отступают перед неопределенной {216} громадностью своих собственных целей, пока не создается положение, отрезывающее всякий путь к отступлению, пока сама жизнь не заявит властно:
… Здесь роза, здесь танцуй!»[200]
Таким образом, героическое, трагическое и веселое являются, согласно теории Маркса, постоянными спутниками социалистической революции. Благодаря им данная революция действует до конца, сохраняя и постоянно наращивая свои силы, поддерживая свою чувственность и свой рассудок на уровне здоровой человеческой нормы, очищая их от экзальтации и официозно-ограниченной серьезности, ставящих пределы поискам все новых и новых творчески-созидательных возможностей.
Героическое, трагическое и веселое как основные формы действительности и критерии существования в ситуации социалистической революции естественно пронизывают собой и психологию, и эстетику социалистической эпохи. Они, следовательно, во взаимодействии определяют и праздничность, которая вне всякого сомнения имеет прямое отношение к данным категориям бытия. И потому есть все основания сказать, что праздничность социалистической революции, ее структура суть единство героического, трагического и веселого.
Таково представление о праздничности революции пролетариата, выводимое из наблюдений и прогнозов Маркса, ибо формально он о праздничности этого рода и вообще о праздничности не говорит.
Осознав общие принципы социалистической революции, создав ее теоретическую программу, Маркс не стоял, как известно, перед необходимостью непосредственной практической подготовки и осуществления этой революции. Отчасти поэтому его представление о праздничности данной революции и не могло оформиться в собственно понятие эстетической науки. Празднично-культурный опыт Парижской Коммуны 1871 г. — самой ранней пролетарской революции, совершившейся при жизни Маркса, — был слишком ограниченным, чтобы дать ему возможность разработать этот вопрос {217} революционной эстетики. Во всем своем объеме он был поставлен позднее, в период подготовки социалистической революции в России, и формулировать его пришлось Ленину.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 317; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!