Дорога в ад вымощена потрясающими мужчинами
На следующий день поздним утром, когда Освальд и Уинни уже были на работе, Сэм сидел запершись в кабинете, а я вкалывала в садике, ко мне вышла Корнелия. На ней был облегающий черный джемпер, брючный костюм и широкополая соломенная шляпа. Она пила какой‑то напиток, похожий на «Кровавую Мэри».
– Здесь есть какие‑нибудь развлечения для девушек?
Я рискнула предположить, что прополку и окучивание Корнелия вряд ли сочтет развлечением.
– В основном я не отхожу от дома, но всегда открыта для предложений.
– Давай позвоним Иэну.
Примерно через час, переодевшись в юбку, блузку и босоножки с ракушками, я сидела на переднем сиденье «Мерседеса» рядом с Иэном. Эдну экскурсии не интересовали, а вот оторвать от работы Сэма Корнелии все‑таки удалось. Устроившись рядом с ней на заднем сиденье, Сэм напоминал школьника, который впервые прогуливает уроки.
Иэн быстро и мягко вел машину по узкой проселочной дороге, ведущей к холмам.
– Мы в два раза превысили положенную скорость, Иэн, – откашлявшись, заметил Сэм.
– О, мы всегда быстро ездим, – возразила Корнелия. – Это не проблема.
– И вас никогда не останавливали? – поинтересовалась я.
– Конечно же, останавливали, – сказал Иэн, – но все очень просто: mordida' [72] полицейскому – и порядок.
– Mordidal – переспросил Сэм.
– Это значит «куш», – объяснила я. – Взятка, то есть.
По крайней мере я очень надеялась, что Иэн имел в виду именно взятку.
|
|
|
Он свернул на дорогу, на обочине которой красовалась табличка с надписью: «Частное владение. Закрыто для публики. Въезд запрещен». Оказалось, что вся дорога утыкана такими табличками.
– Приехали, – объявил Иэн, остановив машину возле зданий винодельни, которые стояли посреди лавандового поля в окружении виноградников. – Я заказал экскурсию и обед.
Встретить нас вышел блеклый человек в спецодежде. Несмотря на негостеприимные надписи на табличках, он обращался с нами как с лучшими друзьями. Человек проводил нас в темное, прохладное помещение, где хранились бочки с вином. Внутри пахло брожением; из темных углов доносилось попискивание мышей; во мраке я заметила даже блестящие глаза кошки, которая охотилась на грызунов.
Иэн затащил меня за бочки, выстроенные в ряд, и спросил:
– Ты любишь темноту, Милагро?
– Все зависит от того, что в ней скрывается.
– Откуда ты знаешь, что в ней что‑то скрывается?
Он взял прядь моих волос и намотал на свой палец.
– Пожалуй, я исправлю предыдущую фразу. Все зависит от того, кто в ней скрывается.
Иэн усмехнулся, и мы вернулись к нашим спутникам. Выйдя на улицу, все двинулись по полю, над которым висел аромат лаванды. Иэн и Сэм брели рядом с виноделом. Корнелия присоединилась ко мне, оживленно нахваливая чудесный день и великолепное место.
|
|
|
– А я все удивлялась, почему Уинни так нравится бывать в провинции! – Корнелия обвела округу счастливым взглядом и в конце концов остановила его на Сэме, который расспрашивал винодела о сборе урожая. – Теперь я понимаю ее. Мне и самой захотелось бы тут жить.
– Ты уверена, что тебе не надоест здесь до смерти?
– Со временем все надоедает, малышка, – заметила она. – Вечеринки, наряды, кавалеры – всё. Поэтому я страшно благодарна своему дорогому брату. Он никогда не устает от жизни.
Мы отобедали в длинной беседке, увитой белой глицинией, и выпили несколько бутылок вина. Я рассказывала Корнелии о своей жизни в городе, немного приукрашивая и добавляя гламура, и вдруг почувствовала, что Иэн придвинулся ко мне поближе.
– Конечно, можно пожалеть серых крыс и… Ой! Иэн, убери, пожалуйста, руку с моего бедра.
Он ничуть не смутился.
– Это обязательно?
Сэм пошевелился, качнув голову Корнелии, которая лежала у него на плече.
– Если юная леди говорит, что обязательно, значит, обязательно, – постановил Сэм с чудаковатой улыбкой.
– Это чудесное бедро, – не унимался Иэн. – Гладкое и нежное. Позволь одинокому холостяку насладиться этой маленькой радостью.
|
|
|
– Если вопрос стоит так, то отказать было бы просто невежливо, – поддалась я.
В нашей компании только Иэн не испытывал на себе действие алкоголя. Все, что было сказано по дороге домой, слилось в одно большое пятно, состоящее из глупостей и смеха.
На глазах сидевших на террасе Уинни и Освальда, мы, спотыкаясь, выбрались из машины.
Сэм упал в кресло, а Корнелия уселась к нему на колени и обвила его шею руками.
– Так хорошо, когда рядом родные, – заявила она.
Освальд и Уинни с ужасом наблюдали, как Сэм гладит волосы Корнелии.
– Сэм, ты пьян? – не выдержал Освальд.
– Вопрос не в том, чтобы признать обвинение, – медленно, почти по слогам проговорил Сэм. – Алкоголь разрешен законом, и я как совершеннолетний человек, выступающий от собственного лица, имею право на… на что угодно! – Он обратил затуманенный взгляд на Освальда и Уинни. – Я имею право увидеть что‑нибудь прекрасное и захотеть иметь это.
Корнелия еще сильнее прижалась к его груди.
– Великолепно, дорогой!
Эдна оттащила меня на кухню и заставила помогать ей с ужином.
– Юная леди, постарайтесь не отрезать себе палец.
|
|
|
– А какая разница, Эдна? Он тут же срастется.
– Все равно будьте осторожны.
За ужином Освальд и Уинни вели себя тихо, возможно, из‑за того, что отработали целый день, зато все остальные резвились в полную силу. Сэм наслаждался вниманием Корнелии, а Иэн, флиртуя, заставил меня снова почувствовать себя человеком, настоящей девушкой. Я заметила, что Освальд наблюдает за ним, и подумала: «Ха! То, что ты, Освальд, не обращаешь на меня внимания, еще не значит, что я никому не интересна».
Иэн объявил, что у него есть другие планы на вечер, однако перед тем как уйти, схватил меня в коридоре и потащил в маленькую гостиную.
– Что ты делаешь? – смеясь, поинтересовалась я.
В комнате было темно. Иэн обхватил меня руками.
– Хочу пожелать тебе спокойной ночи, – пробормотал он.
– Ну, тогда спокойной ночи.
– Я жажду ощутить твой вкус, – сказал Иэн.
Он слегка прикусил мою шею, и я почувствовала трепет во всем теле.
– Можешь жаждать дальше, – отрезала я, вырвавшись из его объятий.
Я слышала его дыхание в темноте. И знала, что он слышит мое.
– Я подожду, – наконец произнес он. – Я могу подождать до того момента, когда ты будешь готова.
Он ушел, не промолвив больше ни слова. Я не знала, буду ли когда‑нибудь готова к тому, что на уме у Иэна, но это возбуждало меня.
На следующий день Корнелия опять проснулась поздно. Она пришла ко мне в комнату как раз тогда, когда я раздумывала над решающим моментом своей истории о зомби: должен ли молодой доктор влюбиться в зомби или это будет уже чересчур?
– Эдна говорит, что в городе есть салон гидромассажа, – сообщила Корнелия. – Давай сходим туда.
Я, как chica‑приживалка, печально призналась:
– Не могу. No tengo dinero'[73].
– Платить буду я, – заявила Корнелия.
Еще в ПУ я научилась с благодарностью воспринимать щедрость окружающих, хотя на это потребовалось некоторое время. Пожив со своей матерью Региной, я страшно удивлялась, что существуют люди, которым и вправду нравится что‑нибудь дарить. Поэтому я ответила:
– Здорово! – И мы отправились на массаж тела и лица, а потом мне даже подровняли и уложили волосы.
– Ты выглядишь сверхъестественно, – заметила Корнелия, когда мы выходили из салона.
– Лучше уж выглядеть сверхъестественно, чем чувствовать себя сверхъестественной, – ответила я.
– Совершенно верно. Но если ты одна из нас, можно и выглядеть сверхъестественно, и чувствовать себя сверхъестественной. – Она поправила шляпу. – Надеюсь, брат вел себя с тобой не слишком развязно. Он непосредственный и очень страстный мужчина.
То, что сестра размышляет о страстности брата, показалось мне жутковатым, но я предположила, что для европейцев это нормально.
– Ну кому же не нравится флиртовать!
Остановившись, Корнелия сдвинула на нос солнцезащитные очки и посмотрела мне прямо в глаза.
– Нет, юная леди, не стоит воспринимать его слишком поверхностно. Вызвать интерес Иэна очень непросто. А ты привлекла его сразу же.
Я не осмелилась заметить ей, что, если женщину угораздило иметь вычурные chichis' [74] и пышные nalgas' [75], она тут же привлекает множество мужчин.
Предмет нашей беседы занимал одноэтажную пристройку единственной гостиницы в городе – огромного белого здания в викторианском стиле.
Он вышел к нам босиком, в красивой светло‑голубой льняной рубашке и темно‑синих брюках.
– Вы выглядите великолепно, дорогие дамы. Что будем делать сегодня?
– Может, поедем за покупками? – предложила Корнелия. – Поплаваем, покатаемся верхом, ширнемся, угоним машину, пройдемся по антикварным лавочкам?
В дверь постучали.
– Войдите! – крикнул Иэн.
На пороге стояла девушка в черных широких брюках и белой рубашке. Поскольку ее лицо скрывала черно‑белая маска готского макияжа, определить возраст девушки было трудно, но движения ее отличались подростковой резкостью. Прилизанные волосы, выкрашенные в черный цвет, свисали ниже плеч. Она вкатила в комнату сервировочный столик, на котором стояли бутылка шампанского в серебряном ведерке и блюдо с клубникой.
– Ах, Тиффани, – обратился к неуклюжей девочке Иэн, – ты похожа на мечту.
Пряча улыбку, она склонила голову.
– Вот шампанское, которое вы просили, господин Дюшарм. Вашу кровать застелить сейчас или попозже?
– Лучше попозже, мой черноволосый ангел.
Нервно рассмеявшись, она прямо‑таки выбежала из комнаты.
– В самом деле, Иэн, – заметила Корнелия, – ты заставляешь девушку нервничать.
– Ребенку скучно, а я уделяю ей хотя бы немного внимания.
– Да ты настоящий филантроп, – проговорила я, чувствуя себя дурой, потому что для этого пресытившегося типа я тоже была всего лишь очередным заскучавшим ребенком.
– Дети меня не интересуют, – спокойно произнес Иэн. – Верно ведь, Корнелия?
– Ни в коем случае, дорогой.
Откупоривая бутылку шампанского, Иэн предложил:
– А что если мы рискнем познакомиться со здешней флорой и фауной, особенно с фауной? – Он разлил шипучку по бокалам. – Как ты думаешь, Корнелия, захочет ли Сэм присоединиться к нам?
– Мой дорогой брат, ты такой заботливый! Думаю, Сэму будет приятно.
Когда я поймала: себя на том, что вслед за тремя вампирами вхожу в байкерский бар городка Нижнее Небо, я была уже немного подшофе. На улице стоял ясный денек, а внутри царил полумрак и висел дым. Он исходил как от вполне легальных сигарет, так и от запрещенного курева. Несмотря на рабочий день, зал был набит грубоватого вида белыми парнями, по которым нельзя было сказать, что они вышли с работы на обеденный перерыв. На здешних посетителях можно было увидеть весь репертуар тюремных татуировок, сделанных при помощи шариковой ручки и иглы.
Иэн провел меня мимо парней, которые смотрели так, будто размышляли, что лучше – сначала убить Иэна, а потом изнасиловать меня, или сделать все то же, но в обратном порядке. Корнелия и обеспокоенный Сэм следовали за нами.
– Сядем сюда, – предложил Иэн, остановившись возле отгороженного столика.
Какой‑то кусок прогнившего мяса, поднявшись со своего стула у барной стойки, под хохот друзей неуклюже проследовал в нашем направлении. Когда он навис над нашим столом, Иэн спросил:
– Да? Что вы хотели?
– Это мой стол, мать твою!
Сэм собрался было подняться, но Иэн удержал его на месте.
– Вы хозяин этого заведения? – осведомился Иэн у байкера.
– Что за херня? – зарычала мясная туша. – Я начищу тебе задницу! – На самом деле, поскольку байкер был пьян, его реплика звучала так: «А начищ те заднице!»
Нажравшийся или трезвый, в любом случае байкер представлял собой серьезную опасность, однако Иэн добродушно улыбнулся и сказал:
– Сомневаюсь, что такие вещи стоит обсуждать при дамах, так что почему бы нам не поговорить на улице?
– Не надо, Иэн… – начала было я.
Корнелия выглядела обеспокоенной, и я решила, что она остановит брата.
– Тут только одна проблема, – проговорила она, поморщив нос. – Ты хочешь, чтобы мы подождали тебя, или заказ сделать сразу?
– Заказывайте сразу. – Иэн поднялся, передал Корнелии свой бумажник, а затем обратился к байкеру: – Пошли. Мне бы не хотелось оставлять дам надолго.
Пока они выходили на улицу, остальные завсегдатаи бара принялись выкрикивать ругательства с целью подбодрить своего товарища, которого, как я поняла, звали Арти.
Пока Сэм старательно рассматривал исписанную непристойными шутками коктейльную салфетку, Корнелия жестом подозвала официантку.
– Разве мы не будем ничего предпринимать? – в ужасе спросила я.
– Юная леди, учитесь развлекаться, – проговорила Корнелия так, будто это не ее брата собирались убить в темном переулке.
К нам подошла худенькая, похожая на наркоманку официантка, на шее которой красовалось ожерелье из фальшивых бриллиантов, слагавшихся в имя «Сэлли».
– Сэлли, – обратилась к ней Корнелия, – у моего брата сегодня приступ великодушия. Можем мы оплатить напитки для всех посетителей на оставшиеся дневные часы, до вечера?
Сэлли надула пузырь жвачки и щелкнула им. Предложение слегка заинтересовало ее.
– Коктейли или чистый алкоголь?
– Конечно же, чистый, – сказала Корнелия. – Все, что они захотят. И принесите нам бутылку самой лучшей текилы, какая у вас есть. – Вытащив кредитку из бумажника брата, она передала ее Сэлли. – И не забудьте оставить себе хорошие чаевые.
– Напитки всем посетителям за счет вот этой дамы! – крикнула Сэлли. Отовсюду раздались радостные крики и гиканье, началась суета – байкеры рванули к бару, чтобы заказать выдержанный коньяк и односолодовое шотландское виски.
– Сэм, почему мы сидим здесь? – продолжала ужасаться я. – Мы должны помочь Иэну.
– Э‑э… Корнелия, – обратился к ней Сэм. – Мне кажется, Мил права. Мы должны найти Иэна и уйти…
Когда, успешно удерживая поднос, Сэлли выставила на стол нашу текилу, кусочки лайма и соль, на своем месте за столиком возник Иэн, целый и невредимый.
– А, текила, замечательный выбор, – похвалил он.
Я уставилась на Иэна.
– Что произошло?
– Ничего интересного, – заверил он. – По сравнению с тобой ничего интересного.
Помочив свой палец в рюмке, он намазал мое запястье текилой и посыпал ее солью. Мне показалось, я чувствую, как пульсирует кровь в моей руке. Затем Иэн лизнул мое запястье, запил текилой из рюмки и, неотрывно глядя в мои глаза, вонзил свои ровные белые зубы в ломтик лайма.
В этом не было ничего такого, но создавалось впечатление чего‑то неприличного.
Удивленное выражение лица сидевшего неподалеку байкера свидетельствовало о том, что так думала не я одна. Он важно прошествовал к нашему столу и присел рядом с Корнелией.
– Спасибо за угощение, – поблагодарил он, подняв свой бокал. – А что вы сделали с Арти?
– С Арти? Вашим большим другом? Мы побеседовали немного, и он понял, что был неправ. А, так вон же он.
Посмотрев туда, куда был направлен взгляд Иэна, мы увидели медленно входящего в бар Арти. Шаркающей походкой он подошел к столу и упал в кресло. У него было мертвенно‑бледное лицо и дыра на рукаве рубашки, в которой просматривалась длинная глубокая рана. Обычно такой порез сопровождается кровотечением, но на его рубашке не было ни пятнышка крови.
Байкер, сидевший за нашим столом, с восхищением глянул на Иэна.
– Я рад, что вы поняли друг друга. Кстати, меня зовут Эрнест Калпеппер. Поскольку мы друзья, можете звать меня просто Пеппер.
Его имя показалось мне знакомым, и действительно: Пеппер оказался бывшим соседом Уинни и вполне приятным парнем, если к этой категории вообще можно отнести торговцев метамфетамином. Он обрадовался, узнав, что доктор вот‑вот выйдет замуж, и даже разок оплатил нашу выпивку.
В баре было полно всяких развлечений. Сэм оказался очень хорошим игроком в бильярд, особенно когда начал пить минеральную воду вместо текилы. Выиграв сто долларов, он живо проиграл их на метании дротиков. А потом всех находившихся в заведении девушек, включая Корнелию, Сэлли и меня, упросили станцевать на барной стойке под песни в стиле кантри‑рок, которых я никогда раньше не слышала. При всем моем уважении к Уинни, думаю, этого бы она не поняла.
Как раз в тот момент, когда Пеппер предлагал прокатить меня на его «жирном байке», советуя снять блузку и лифчик, чтобы в полной мере насладиться свежим воздухом, Иэн решил, что пора уходить. Он перекинул меня через плечо с той же легкостью, с какой перебросил бы куртку, и это было отмечено громкими аплодисментами присутствующих. Когда мы уходили, Арти все еще сидел, сгорбившись, на кресле и смотрел вдаль невидящими, остекленевшими глазами.
Сэм приехал на собственной машине и потому сам доставил Корнелию домой.
Как я и думала, Иэн повез меня в гостиницу. Готка Тиффани стояла на крыльце и курила сигарету. Пока мы шли к пристройке, она не сводила с нас глаз.
Мне уже доводилось встречаться с мужчинами тридцати с лишним лет, но Иэн вел себя очень по‑взрослому, словно все понимал, и был неотразим. Когда он обнял меня, я решила: вот что мне надо, чтобы прекратить мечтать о других, недоступных для меня мужчинах. Я просунула руки под его рубашку и, вдыхая исходящий от него пряный аромат, ощутила прохладу его кожи. «Шизнутой» части моего «я» очень даже нравилось, что Иэн вселяет в меня страх; ее, «шизнутую», привлекала мысль о встрече с сильным, властным мужчиной.
Иэн расстегнул мою блузку и погладил меня по шее, задержав большой палец на нижней ее части, где прощупывался пульс. Наш поцелуй было очень кратким: я обхватила ртом пухлые губы Иэна, наслаждаясь плавными движениями его языка. Он положил руки на мои бедра, прижимая их все теснее, и склонился к моей шее; я почувствовала дрожь возбуждения и страстно возжелала большего.
Я попыталась расстегнуть его ремень, но Иэн схватил меня за руку.
– Нет, только после того, как ты позволишь мне ощутить твой вкус.
Его глаза засияли, а я, видимо, временно утратив рассудок, согласилась:
– Хорошо, как хочешь.
Иэн взял винный бокал и разбил его о стол. Выбрав узкий осколок, он подошел ко мне.
– Тебе не будет больно, – пообещал он, но я продолжала дрожать.
Он перевернул мою руку ладонью вверх и поцеловал ее. Потом осторожно провел по моей ладони стеклом так, чтобы разрезать только кожу. Я наблюдала за ним. Когда на коже появилась тонкая алая полоска, Иэн прижался к ней ртом и принялся медленно сосать, вздрагивая от удовольствия.
Когда Иэн оторвал рот от раны, она уже затянулась. Его глаза горели.
– Милагро, – простонал он и крепко поцеловал меня.
Поцелуй был потрясающим и грешным, а потом я позволила ему раздеть меня, и мы занялись любовью.
Под его одеждой скрывалось крепкое и здоровое тело. Смуглая грудь Иэна была покрыта густыми черными волосами, его руки и бедра оказались плотными и мускулистыми. Своей силой он пользовался умело и осторожно, внимательно наблюдая за тем, как я реагирую на его движения. Переворачивая меня то так, то эдак, он спрашивал:
– Тебе нравится это? Хочешь так?
Пока я стонала от удовольствия, Иэн, судя по моим смутным ощущениям, то и дело снова пользовался осколком стекла, надрезая мою грудь, бедро, шею, чтобы снова ощутить вкус моей крови.
Когда все кончилось, я чувствовала удовлетворение и вину. На моей коже не осталось никаких ран.
Иэн поцеловал меня в лоб.
– Я знал, что ты исключительная.
Каждой девушке нравятся щедрые комплименты, но к слишком щедрым я всегда относилась скептически.
– Тебе просто понравился мой вкус, Иэн.
– Да, понравился, потому что по вкусу я могу определить, кто ты.
– Если ты скажешь, что я пикантная, я тут же встану и уйду.
– Нет, моя дорогая, – возразил он, понимающе улыбнувшись. – Твой вкус – это как жить, умереть и снова жить.
Вот брехня‑то! Я вдруг вспомнила об Эдне.
– Мне нужно ехать. Эдна наверняка удивляется, почему я опаздываю к ужину.
– Ужин кончился несколько часов назад, – засмеялся Иэн. – Но, если хочешь, я отвезу тебя.
И он привез меня на ранчо. В дом Иэн заходить не стал, просто сказал, повернувшись ко мне:
– Надеюсь, ты понимаешь, что я к тебе чувствую.
– Мы ведь даже не знаем друг друга, – нервно рассмеявшись, ответила я.
Лицо его приняло мрачное выражение.
– Ты пока еще не знаешь меня, зато я тебя знаю. Я ждал тебя всю жизнь.
В моем понимании это был просто случайный секс; ведь я прекрасно помнила, что значит спать с красивым мальчиком, которого я любила, и каким непостижимо опьяняющим может быть контакт с Освальдом. Но, так или иначе, этот случай основательно сбил меня с толку, впрочем, в этом я не хотела признаться даже самой себе.
Глава двадцать пятая
Сто лет одиозничества
Следующим днем была суббота, поэтому все члены семьи остались дома. Полагая, что теперь‑то я для них точно бесстыжая puta'[76], я решила тихо сидеть в своей комнате.
Эдна застукала меня за попыткой незаметно проскользнуть в малую гостиную.
– Юная леди, сегодня мы с Корнелией отправляемся за покупками, так что пришла пора вам самой приготовить ужин. Напишите список продуктов, которые вам понадобятся.
То, что я пребывала в смятенном состоянии, еще не означало, что Эдна не имеет права на свободный вечер. Как послушная девочка, я снабдила ее списком всего необходимого для приготовления ужина, и госпожа Грант отправилась за покупками.
На вечер планировались коктейли мохито' [77]. Когда этот кубинский напиток приобрел популярность мы с Мерседес потратили целый день на эксперименты с различными рецептами и техникой смешивания и в конце концов научились готовить очень клевый коктейль.
Когда Эдна уехала, я вдруг поняла, что забыла включить в список мяту. Интересно, может, она есть у Освальда? Я рванула через поле, за ворота и обнаружила позади густых зарослей бобов небольшую грядку, на которой росли мята и прочие травы. Я нагнулась пониже, выискивая красивые и здоровые листочки, и вдруг услышала топот копыт. Бросив взгляд сквозь вьющиеся стебли и листья бобов, я увидела Освальда и Корнелию, которые прогуливались верхом. Корнелия снова была облачена во все черное, на ногах ее красовались блестящие ботинки, а на голове – широкополая шляпа.
Я решила не выбираться из своего зеленого укрытия, посчитав, что всадники проедут мимо, но они спешились и привязали лошадей к ограде.
– Право, Освальд, ты – и Уинифред! Она ведь не в твоем вкусе, – заявила Корнелия, когда наездники входили в калитку.
– Она хорошая женщина, Корнелия. И мы подходим друг другу.
Остановившись, Корнелия посмотрела Освальду прямо в лицо.
– Я так не думаю. Сам знаешь, я обожаю Уинни, но не верю, что ты удовольствуешься заурядной ханжой, ведь с твоими средствами и внешностью можно найти и получше.
Освальд горько усмехнулся.
– Она не ханжа, Корни. По долгу службы Уинни повидала столько всего, сколько некоторым людям не довелось повидать за всю жизнь. Думаю, это пойдет мне на пользу.
Она скорчила гримасу.
– Ой, так я тебе и поверила! Будто бы я не знаю о твоих прежних победах. – Прищурив глаза, она радостно добавила: – Например, Милагро – очень аппетитная малышка. Иэн запал на нее.
Освальд натужно улыбнулся.
– Я был бы рад, если бы ты посоветовала брату оставить ее в покое. Она особенная девушка, и ей нужен… кто‑нибудь другой.
– Ну же, Освальд, ты ведешь себя как эгоист! Раньше ты был не прочь делиться своими любовницами. Я восхищена тем, как ты пристроил ее здесь, у Уинни под носом. Или Уинни сама пользуется ее услугами?
– Милагро мне не любовница, – выпалил Освальд таким тоном, словно его смущало даже упоминание о нашей связи. – И она понятия не имеет, кто такой Иэн на самом деле.
Корнелия холодно улыбнулась.
– Мой брат – человек влиятельный. То, что он заинтересовался ею, – большая честь. – Она взяла Освальда за руку. – Впрочем, не будем спорить, дорогой. Кто знает, может, мы наконец станем чаще видеться.
– Ты что, имеешь в виду Сэма?
Корнелия залилась счастливым смехом.
– Забавно, правда? Мне он кажется таким лапочкой, таким надежным и добрым. Его прямота и честность сводят меня с ума. Скажи, это классная идея!
Освальд улыбнулся, но не ответил ей.
– Давай ты выпьешь воды, и мы отведем лошадей назад.
Когда они направились в коттедж, я, нагрузившись мятой, выбралась из огорода и помчалась в дом. Моя личная жизнь Освальда не касается – это не его собачье дело.
До ужина оставалась еще уйма времени, поэтому я побрела в комнату отдыха. Там сидела Уинни – какая‑то удивительно неуклюжая и бесцветная – и тупо разглядывала каталог, лежавший у нее на коленях.
– Уинни, ты себя нормально чувствуешь?
– Все хорошо, все хорошо, – тихо проговорила она. Уинни относилась к тем девушкам, которые всегда говорят тихо. – Я в порядке. Просто свадьба и все такое прочее. Как‑то сразу все навалилось.
– Если я могу хоть чем‑нибудь помочь, дай мне знать.
Она резко отличалась от той счастливой дачницы, которая плясала и пела всего несколько дней назад. Впадины под ее глазами приобрели голубоватый оттенок.
– Мне нужно выбрать рисунок. Но я не знаю, чего хочу… Разве что маму… Мне бы очень хотелось, чтобы мама была здесь.
Плюхнувшись рядом, я взяла у нее каталог. При виде цен, помещенных рядом с фотографиями фарфоровой посуды, я почувствовала, что у меня кружится голова. Вооружившись ручкой, я вычеркнула сервиз с банальным цветочным рисунком.
– Слишком уж отдает магазином на диване, – пояснила я. – Теперь твоя очередь.
Уинни равнодушно уставилась на страницу.
– Слишком современно, – резюмировала она, вычеркнув сервиз с геометрической каймой.
– Слишком отдает «новой волной», – откликнулась я, исключив из списка посуду с розово‑серыми завитками.
Следующий сервиз, вызвавший критику Уинни, был с рисунком в виде персиков.
– Слишком прост, – пояснила она.
– Нет, Уинни, так не пойдет, ты можешь высказаться лучше. Объясни, почему он тебя ужасно раздражает.
– Слишком тошнотворен, – пожав плечами, неуверенно заключила она.
Я засмеялась.
Спустя час мы выбрали повседневный и праздничный сервизы, серебряные столовые приборы и хрусталь.
– Юная леди, тебе весело с Корнелией и Иэном? – вдруг спросила Уинни.
– Они очень энергичные.
– Как ты думаешь, Сэму они тоже нравятся? – поинтересовалась Уинни, и я вдруг поняла, что она оказалась в стороне от общего веселья.
– Сэму? – удивилась я. – Думаю, да. Корнелия питает к нему нежные чувства. Давно пора обратить внимание на бедняжку Сэма. Вам с Освальдом повезло, вы пара и должны понимать, что он тоже хочет быть счастливым.
Уинни кивнула, и ее волосы, похожие на кукурузный шелк, качнулись вперед.
– Конечно же, ты права. – Она показала мне другой каталог. – Может, завтра займемся скатертями и серебром?
– Разумеется. – Я решила спросить ее о том, вокруг чего крутились мои мысли: – Уинничка, если проблемы с КАКА не разрешатся до вашей свадьбы, думаешь, Освальд позволит мне побыть здесь одной? – поинтересовалась я.
Плотно сжав губы, Уинни ответила:
– Ты можешь остаться с Сэмом. Он не едет на свадьбу.
– Сэм не обязан быть мне нянькой! – воскликнула я, заметив, что Уинни расстроилась. – Такое важное событие…
– Это не из‑за тебя, Милагро. Сэм считает, что здесь обязательно должен кто‑то остаться, кто‑нибудь «ответственный».
Я впервые слышала от нее такой резкий тон.
Оставалось только надеяться, что КАКА потерпит поражение как раз в срок и Сэм сможет поехать на свадьбу Уинни и Освальда.
Почти весь вечер я провела на кухне и была очень рада этому. В самый разгар моих трудов в кухню медленной походкой вплыл Иэн. При виде острого ножа в моей руке его глаза разгорелись. Он остановился у меня за спиной и принялся поглаживать мои бедра, отчего по моему телу прокатилась волна желания. Дрожащим голосом я вежливо попросила его убраться ко всем чертям.
В тот вечер ужин показался мне особенно приятным. Мы начали с севиче' [78] и мохито, за которыми последовала «пьяная курица» в соусе из чоризо, каперсов, текилы и апельсинового сока. На гарнир я сделала рис по‑испански, сваренный в кальдо (курином бульоне), – он был очень вкусен, несмотря на обилие жидкости, – и салат из листьев салата ромэн и авокадо, заправленный смесью масла и лаймового сока.
Иэн, заметив мою нервозность, соблюдал дистанцию, но, как мне показалось, Эдна и так поняла, что между нами произошло. Примерно такой же виноватой я ощущала себя, когда, скармливая бабушкину золотую рыбку кошке, была застукана самой бабушкой. Освальд старался не смотреть на меня и не говорить со мной, но я и без того чувствовала его осуждение. Хотя он не имел на это никакого права.
Я испекла плотный, двухслойный шоколадный торт.
– А теперь перейдем к самому большому подарку, который Мексика преподнесла миру, – к шоколаду! – объявила я радостным голосом, хотя в моей голове почему‑то всплыл образ ацтекского воина, который тащит деву на место жертвоприношения.
– Что ж, юная леди, – проговорила Эдна. – Должна сказать, что сегодняшний ужин – одно из лучших застолий, которые у меня когда‑либо бывали в день рождения.
Все удивленно повернулись к ней.
– Бабушка! – воскликнул Сэм. – Прости! Даже не знаю, как это выскочило у меня из…
– Ой, Эдна! – возопила Уинни. – Я знать не знала…
– Я забыл, – мрачно произнес Освальд. – Как я мог забыть?
– Отличная новость, Эдна! – подала голос Корнелия.
– Поздравляю! – сказал Иэн.
Эдна утихомирила присутствовавших.
– В моем возрасте иногда лучше забыть о дне рождения. Мне достаточно того, что вы все рядом со мной.
Я помчалась в свою комнату и принесла оттуда бирюзовый пакетик, который купила во время поездки в город.
– С днем рождения, Эдна! – сказала я, протягивая ей подарок.
Сняв матерчатую упаковку с маленьких полочек, она залюбовалась миниатюрными кухонными принадлежностями.
– Muchas gracias' [79], юная леди.
Освальд запел песенку «С днем рождения», и мы подхватили ее, потом Эдна задула свечи, стоявшие на столе, и мы разразились дружными аплодисментами. Это было так же здорово, как мои дни рождения в те времена, когда я жила у бабушки. В сущности, не хватало только пиньяты' [80], чтобы как следует помахать битой. Жаль, что Себастьян далеко.
Тем вечером Эрни принес в дом две бутылки крови. По буйству праздник напоминал рок‑фестиваль. Корнелия уселась рядом с Сэмом и стала слушать его рассказ о «налоговых убежищах» с таким видом, будто он открывал ей тайны Вселенной. Освальд расположился рядом с Уинни, которая пила больше, чем обычно, и поэтому на ее лицо наконец вернулся румянец. Раньше я никогда не видела, чтобы Уинни проявляла такую нежность по отношению к Освальду – она держала его за руку, следила за тем, чтобы его бокал не пустовал, взъерошивала его волосы.
– Иэн, если ты скажешь, где вы с Корнелией будете в следующем месяце, вполне вероятно, что мы с Уинни сможем навестить вас во время медового месяца, – сказал Освальд.
Иэн посмотрел в противоположный угол комнаты – на меня.
– Я еще не утвердился в своих планах.
– Мне здесь нравится, Иэн, – сказала брату Корнелия. – Давай снимем поблизости дом.
Сэм обрадовался этой идее.
– Буду рад помочь вам в поиске подходящего жилья, – заверил он.
– Правда? – переспросил Иэн. – В гостинице хорошо, но гораздо больше мне нравится уединение.
– Я не ослышалась? – изумилась Эдна. – Вы – и в деревне? Вы же самый большой любитель городской жизни, которого я когда‑либо встречала.
– Я тоже не встречал никого, у кого были бы более изысканные манеры, мадам, – парировал Иэн. – Если вы сумели адаптироваться, я тоже смогу. По крайней мере на время.
Он посмотрел на меня так, что это заметили все.
– Думаю, сегодня я лягу пораньше, – объявила я.
Все пожелали мне спокойной ночи, и я пошла в свою комнату.
– Дейзи, – сказала я своей собаке, – со всей этой серьезностью и правильностью я попала в переплет.
Она помахала мне хвостом, и мне стало легче.
Я открыла «Джейн Эйр» на первой попавшейся странице и стала читать о насмешках мистера Рочестера, опытного мужчины, который на самом деле любил нищую бедняжку Джейн. И чего я стыжусь? Ведь наша интерлюдия с Иэном произошла с обоюдного согласия.
Тем не менее я обрадовалась, что на следующий день он не приехал на ранчо. Мы с Корнелией и Эдной устроили себе плавательный праздник в бассейне. Мы хотели взять с собой Уинни, но она отказалась, объявив, что ей хочется почитать.
Мы сделали целый кувшин коктейля мимоза и слушали песни Фрэнка Синатры и Дайонн Уорвик. Было ужасно грустно, что нельзя открыть раздвижную крышу и посмотреть на чистое голубое небо.
После ужина Корнелия вытащила меня из комнаты отдыха и объявила:
– Только что звонил Иэн и сказал, что обнаружил какую‑то вечеринку.
– Ее устраивает Пеппер?
Одно дело общаться с байкерами днем, и совсем другое – ночью.
– Нет, не Пеппер. Кто‑то еще.
Корнелия настояла на том, что сама выберет мне наряд. Покопавшись в моем скромном гардеробе, она заключила:
– Грустно‑то как! – Потом достала пюсовое платье и возмутилась: – И кто только засунул это барахло в твой шкаф?! – После чего бросила его на пол. Затем Корнелия вытащила белую шифоновую юбку и белый же свитер, расшитый бисером. – Вот это подойдет. Я одолжила бы тебе что‑нибудь, но не думаю, что мои вещи будут тебе впору, – добавила она, бросив взгляд на мою грудь.
Корнелия проделала с моими волосами какие‑то модные штуки‑дрюки, соорудив мне пышную и совершенно безумную прическу, а потом густо накрасила мои глаза черной подводкой.
– Не хочу выглядеть как дешевая проститутка! – взбунтовалась я.
– А ты и не выглядишь так. Ты больше похожа на дорогую. – Она рассмеялась.
Мне подумалось, что беспечным особам вроде Корнелии такая девушка, как Уинни, вполне может показаться ханжой. Корнелия не видит различия между ханжеством и правильной и серьезной натурой.
В черной футболке и джинсах Сэм выглядел на несколько лет моложе.
– А что за вечеринка? – поинтересовался он у Корнелии, когда мы садились в машину.
– Разве это имеет значение? – удивилась она.
– Может, Уинни и Освальд тоже хотят поехать? – спросила я.
– Им завтра на «работу», – презрительно фыркнула Корнелия.
Когда у тебя нет работы, или если ты пренебрегаешь своими обязанностями, жизнь кажется легче. Мерседес не одобрила бы это. Я пообещала себе, что завтра вернусь к творчеству.
Иэн вел машину уверенно, словно был прекрасно знаком со здешними местами.
– Что мне нравится в деревне – так это, что люди могут побыть в уединении. И делать все, что хотят.
– Ты уже говорил что‑то об уединении, но ведь все равно любишь общество, – заметила я.
– Все хорошо в меру, юная леди. – Он улыбнулся мне. – Ты сегодня великолепно выглядишь.
– Лохматая, – сказала я.
Он рассмеялся, и я тут же расслабилась.
Стены стоявшего на отшибе старого дома были выкрашены в темный красновато‑фиолетовый цвет. Теперь, когда я знала, как выглядит пюсовый, он мерещился мне повсюду. Здание казалось неосвещенным, и только над крыльцом горела лампочка.
– Похоже, никого нет дома. Ты уверен, что мы приехали по адресу? – засомневалась я и тут же увидела несколько рядов машин, припаркованных возле уединенного строения.
– Уверен.
Когда я вылезла из машины, до моего слуха донеслось приглушенное уханье музыки, гремевшей в доме. Иэн постучал во входную дверь, и из‑за нее выглянула какая‑то белолицая шкильда. Он протянул девушке карточку; та взглянула на нее и проговорила:
– Добро пожаловать, Братья Вампыры!
Готова поспорить, она произнесла это именно так – с «ы» вместо «и», видимо, чтобы слово звучало еще страшнее.
Нельзя сказать, что горевшие в гостиной свечи делали зал светлее. Помещение было заполнено другими белолицыми, сильно накрашенными существами в любопытных кожаных и атласных костюмах черного цвета. Я никогда не понимала американских готских приколов – вся эта идеализация смерти, мрачная поэзия и прочее. Это потому, что мексиканцы сами по себе буйные готы. Они ставят жертвенники мертвым, отмечают Dias De Los Muertos' [81], радостно мечтают о своих похоронах, и вообще – у них черные волосы.
Иэн сильно выделялся в своем светлом костюме и белоснежной рубашке, но, казалось, это его ничуть не беспокоило.
– Как изящно! – одобрил он, увидев стоявший у стены стол, над которым висел перевернутый крест.
Стол покрывала черная скатерть; на нем лежали нож, пластмассовый череп, чаша, колокольчик и были расставлены черные свечи.
– Просто здорово, – высказалась Корнелия.
– Ты действительно так считаешь? – удивился Сэм. – Зачем мы сюда пришли?
– Из‑за местного колорита, – пояснил Иэн. – Тише, они начинают!
В помещении стало тихо – все обратили взоры к алтарю. Заиграла какая‑то жуткая музыка из наследия Джона Кейджа' [82], и я сразу заскучала по Мерседес – она в своем клубе отчитала бы любого, кому бы пришло в голову поставить такое. В дверях, находившихся на противоположной стороне зала, возникла женщина в черном топе из блестящего винила, коротких шортах, черных колготках в сеточку и сапогах на платформе. На шее у нее висела цепь, на которой болталась огромная серебряная пентаграмма. Женщина явно старалась скрыть свой возраст при помощи косметики и мощных искусственных грудей. Неудивительно, что на нее все пялились.
Вращаясь и позвякивая колокольчиком, она начала исполнять ритуальное ча‑ча‑ча. Потом взяла нож, направила его на перевернутый крест и произнесла нараспев:
– In nomine dei nostri Satanas Luciferi Excelsi! Именем повелителя нашего Сатаны, его величества Люцифера, я взываю к силам тьмы и власти ада!
Иэн приложил палец к губам, потому что я начала смеяться. В его глазах плясали озорные огоньки, да и Корнелия веселилась от души. А вот лицо Сэма приобрело страдальческое выражение. Он наклонился ко мне и прошептал:
– Это же абсурд!
Высокогрудая особа продолжала свою монотонную речь, изрыгая всякий вздор о закрытом сообществе ада и силах Дракулы. Я впала в прострацию. Ритуалы я не люблю, а тут еще Иэн принялся ощупывать мои ягодицы.
Вдруг вперед вышла какая‑то фигура в длинном плаще с капюшоном.
– Я пью из этой чаши, – начала свою пафосную речь жрица, – пью прану, источник всей энергии и силы, чтобы насытить свой дух, и тогда все мое существо окрепнет и станет могущественным, способным внушить страх любому. Я пью твое естество, Тиффани! – С этими словами она стянула с фигуры плащ, обнажив девушку из гостиницы, тело которой оказалось белее теста. С таким цветом кожи нужно как следует подумать, прежде чем надевать белые кружевные лифчик и трусики.
Я заметила марлевую повязку на ее запястье, когда девушка взяла в руки чашу и, случайно выплеснув немного густой красной жидкости, передала ее жрице.
– Я пью твое естество, Тиффани, а ты просто сосуд моих желаний, моего могущества. Ты всего‑навсего телесная оболочка и должна выполнять мои приказания – так говорят силы, которыми я здесь управляю сегодня…
– Кстати, о питье. Я бы не отказалась от какого‑нибудь напитка, – сказала я, обращаясь к Иэну.
Мы вышли из гостиной и направились на кухню. Там висели чудесные занавесочки с рисунком, изображавшим скотный двор, и стояла потрясающая старая плита. На сервировочном столике красовалась огромная плошка для пунша с какой‑то красной жидкостью.
Я принюхалась и учуяла фирменный напиток ада: гавайский пунш с коровьей кровью, украшенный замороженными кольцами ананаса. В холодильнике я обнаружила упаковку пива – шесть банок.
– Будешь? – предложила я Иэну.
– Спасибо. Тебе понравилась церемония?
– Если бы мне хотелось посмотреть плохую драму, я купила бы билет в театр.
– Мне нравится их наивность. Они так простодушно путают вампиров, ну то есть вампыров, – поправился он с улыбкой, – и сатанизм.
– Да, прикольно, – согласилась я. – Взывать к дьяволу, чтобы укрепить свою власть. Большинство людей, которые стремятся к власти и безнравственности, просто заканчивают бизнес‑школы.
– Такая молодая и такая циничная, – пробормотал Иэн.
Я пожала плечами.
– Ты сказал, что мы едем на вечеринку, и я подумала, будто ты имеешь в виду танцы.
На кухню, волоча за собой Корнелию, вошел Сэм.
– Боже праведный! – воскликнул он. – Похоже, они и впрямь выкачивают кровь из этой бедняжки. Ни за что не поверю, что это легально.
Корнелия погладила его по руке.
– Сэм, ты слишком долго сидел в офисе. Она прекрасно выглядит. Но если тебе скучно, нам здесь сидеть необязательно.
Когда мы двинулись к выходу, Тиффани заметила Иэна, и ее тусклые глаза загорелись. Я готова была поклясться, что это она вручила Иэну приглашение.
– Иэн, – обратилась я к нему, выйдя за порог дома, – Тиффани влюблена в тебя.
– Говорю же, дети меня не интересуют, – ответил он. – Если хочешь потанцевать, мы потанцуем.
Он вел машину то по одной дороге, то по другой, двигаясь в направлении ранчо, пока мы не увидели ярко освещенное здание; рядом располагалась автостоянка, по которой сновали парковщики.
– Чей это дом? – поинтересовался Сэм.
– Понятия не имею. – Иэн свернул на подъездную аллею, остановил машину и вылез из нее. – Какое здесь мероприятие, уважаемый? – осведомился он у парковщика.
Я заметила, как, передавая мужчине ключи от машины, Иэн сунул ему в руку какую‑то банкноту.
Парковщик посмотрел на купюру, понял, что она крупная, сунул ее в карман и сказал:
– Благотворительный бал в пользу местной детской больницы.
– Это подойдет.
Наша одежда совершенно не соответствовала событию, и мне следовало бы поделиться этой мыслью, но, услышав музыку, которая доносилась из задней части дома, – потрясающую сальсу в живом исполнении, я потянула за собой Иэна и сказала:
– Пошли.
Мы миновали лимонные деревья в огромных кадках, оливы, увешанные разноцветными огоньками, и круглые столы, за которыми гости попивали вино. Предварительная проверка выявила две черные пары, одного мужчину, сильно смахивавшего на латиноамериканца, который пришел с блондинкой, и – ни одного азиата. Танцпол располагался на задней террасе, где оркестр из десяти музыкантов играл по‑настоящему зажигательные мелодии.
Мерседес мучилась со мной не один вечер, пытаясь втолковать, что такое афроамериканская музыка и как танцевать в ритме клаве. Я выучила движения с большим трудом, а вот Иэн танцевал так, будто всю жизнь прожил на Карибском море. Он руководил моими движениями, вращал меня, крутил…
Это было весело и, как мне показалось, очень просто. Иэн управлялся со мной так ловко, что я вдруг почувствовала себя марионеткой. Поглядев на двух других вампиров, я заметила, как Сэм изо всех сил старается не наступить на ногу Корнелии и то и дело сбивается с ритма. Она давала ему инструкции прямо в танце. Тут‑то я и поняла, что очень зря обижаюсь на Иэна – ведь он так грациозно двигается.
Когда песня закончилась, Иэн извинился и направился к хозяйке вечера. Я наблюдала за тем, как он, выписывая чек, улыбался ей своей белозубой улыбкой, а она чуть было не писалась от восторга. И тут вдруг мне на ум пришло обвинение Себастьяна в том, что я якобы использовала его.
В ходе вечера Иэн и Корнелия познакомились с несколькими людьми и получили приглашения на выставки, дегустации вина, обеды и гольф. Меня тоже приглашали, но ведь я‑то знала, что эти люди никогда не обратили бы на меня внимания, будь я здесь одна, без искушенных вампиров.
Несмотря на поздний час, оркестр продолжал играть, а мы танцевали. Прижимая ко мне свое смуглое лицо и утыкаясь носом в мою шею, Иэн направлял своими бедрами движения моих.
– Я так хочу остаться с тобой наедине, – бормотал он мне в ухо. – Поехали.
Мы обыскали все здание, но Корнелию и Сэма так и не обнаружили.
– Они как‑нибудь доберутся до дома, – заключил Иэн. – Корнелия – девушка находчивая.
Иэн хотел, чтобы я осталась у него на всю ночь, но я была не готова подтвердить подозрения тех, кто полагал, что я сплю с ним. Я согласилась пробыть у него час. Он снова потрясающе искусно ласкал и гладил меня, а я, захлебываясь от восторга, позволила ему сделать несколько маленьких надрезов на своем плече. Он сосал ранки, пока они не затянулись.
Когда Иэн высадил меня на ранчо, я почувствовала, что на темной подъездной аллее есть кто‑то еще.
– Кто здесь?
Из мрака вышел Освальд.
– Ты сегодня поздно.
– Вечеринка только что закончилась.
В ответ он просто посмотрел на меня. В сравнении с сумрачным, искушенным лицом Иэна его черты казались ясными и открытыми.
– Милагро, я не вправе давать тебе советы, но подумай хорошенько – черт! – подумай как следует, прежде чем связываться с Иэном Дюшармом. Ты понятия не имеешь, на что он способен.
– На самом деле имею. Спокойной ночи, Освальд. У него был такой вид, что, даже ложась спать, я чувствовала себя ужасно. На черта мне сдался этот мужчина? Чем скорее он женится, тем раньше я смогу жить своей жизнью.
Глава двадцать шестая
Я дико извиняюсь
Помня об обещании, которое я дала Мерседес, я провела весь следующий день за пишущей машинкой. Ближе к вечеру, заглянув в комнату отдыха, я застала Эдну за просмотром итальянской комедии на итальянском языке.
– В субтитрах половина шуток пропадает, – пояснила она. – Посидите со мной, юная леди.
Когда передача закончилась, Эдна выключила телевизор и повернулась ко мне.
– Боюсь спрашивать, но что на этот раз пришло в вашу глупую головку?
– Эдна, я знаю, Сэм не хочет, чтобы Уинни и Освальд женились прямо сейчас, когда ситуация с КАКА еще не прояснилась, и ему нужно остаться здесь со мной, в то время как все остальные поедут в Прагу на торжества. Но мне кажется, что его настрой огорчает Уинни и Освальда.
– Да, можно сказать и так.
Изумрудные глаза Эдны светились любопытством.
– Может, вы поговорите с ним?
Она вздохнула.
– Юная леди, я не в силах описать вам, какая это мука – смотреть, как твои внуки делают глупости. Однако из собственного опыта я знаю, что в отношении любви и брака люди должны принимать решения самостоятельно.
– Но ведь это не Сэм женится! Если Освальд и Уинни приняли решение, он обязан его уважать.
Эдна устремила взор в потолок, словно призывая силы небесные.
– Сэм очень умен. Я надеюсь, что он послушается своего сердца, вместо того чтобы снова возлагать на себя какую‑либо ответственность.
– Может, Корнелия убедит его поехать?
Немного помолчав, госпожа Грант заговорила снова:
– Корнелия и ее брат – очаровательные люди и обладают даром убеждения. Я всегда рада, когда они приезжают.
Остальное Эдна предоставила домыслить мне самой.
Я была абсолютно согласна с тем, что Сэм должен слушать свое сердце. И потому решила, что его надо подбодрить. Я поболталась немного туда‑сюда, дожидаясь, пока он останется в кабинете один.
– Привет, Сэм, – поздоровалась я, закрывая за собой дверь.
– Привет, юная леди, – спокойно ответил он.
Я придвинула кресло поближе к тому месту, где он сидел.
– Сэм, ты не против, если я буду говорить честно? – Никаких возражений не последовало, поэтому я продолжила: – Тебе ведь небезразличны чувства Уинни? А Освальда?
Он, видимо, был поражен моим словам, а потому залопотал:
– Конечно, ко… то есть да… я имею в виду… а что, собственно, ты имеешь в виду?
– Если мы их настоящие друзья, мы будем радоваться их любви, верно? Ты должен отложить свои дела с КАКА и показать, что счастлив за них.
– Думаю, ты права, – мрачно согласился Сэм.
– Теперь, когда вы с Корнелией так хорошо ладите, ты должен понимать, что Освальд и Уинни чувствуют друг к другу.
Покрутив ручку между пальцами, Сэм заговорил снова.
– Милагро, я всегда хотел жениться по любви. Не потому что вся родня считает нас хорошей парой, а потому что я и она любим друг друга. Если я встречу девушку, которая думает так же, я готов восстать против семьи и потребовать, чтобы она приняла наши отношения.
Он что, имеет в виду, что родня не одобрит его союз с Корнелией?
– Слушай свое сердце, Сэм, – проговорила я, вспомнив слова Эдны.
Затем я оставила его одного, чтобы он мог подумать над моим советом.
Оказавшись в садике, я увидела Дейзи, которая, припадая к земле, шла мне навстречу.
– Эй, девочка, – начала было я, но тут заметила алые пятна на ее белоснежном шерстяном воротничке.
Дейзи взглянула на меня своими желтыми глазами. Наклонившись к собаке, я обнаружила под ее шеей длинный глубокий порез. Кровь уже остановилась, но края раны выглядели пугающе.
– Все будет хорошо, девочка моя, – проговорила я, осторожно беря собаку на руки, – все будет хорошо, моя девочка.
Дейзи терпеливо сносила тряску, пока я мчалась по направлению к коттеджу, то и дело натыкаясь на кусты и проваливаясь в ямки на поле. Я надеялась, что Освальд или Уинни окажутся дома.
– Помогите! – закричала я, пытаясь открыть калитку. – Помогите!
Распахнув дверь, Освальд поспешил мне навстречу.
– Освальд, она ранена! Сделай что‑нибудь, пожалуйста!
Я заплакала, только когда Освальд принял Дейзи из моих рук и понес в дом.
– Успокойся. Это просто порез: Я справлюсь с ним. – Отодвинув книги и газеты в угол длинного стола, Освальд положил на него собаку. Потом указал на свой «командный пост» и велел: – Принеси мою сумку.
Возле металлического письменного стола стоял черный кожаный портфель, на котором виднелось тиснение – инициалы «ОКГ». Я передала его Освальду.
Когда он принялся ощупывать рану, Дейзи тихо взвыла.
– Это плохо, – заметил Освальд взволнованно, – но не страшно.
– Что ты имеешь в виду?
– Это ровный порез. Колючая проволока или гвоздь сделали бы края раны рваными. Сейчас я промою ее и зашью. Здесь нам может угрожать только инфекция.
Он попросил меня принести ему из ванной бритву и полотенце. Схватив толстое белое полотенце, я подошла к шкафчику и, отодвинув в сторону бутылочки со швейцарской косметикой, обнаружила кружку, в которой стояли одноразовые бритвенные станки. Я помчалась назад к Освальду, который уже наполнил миску теплой мыльной водой.
– Мне нужно, чтобы ты крепко держала ее, – сказал он.
Смотреть, что он вытворяет с Дейзи, было невыносимо. Поэтому, удерживая собаку, я стала разглядывать комнату. Мебель уже переставили; помещение сияло чистотой, а на столике у стены красовались свежие цветы.
– Ты позволяешь ей вертеться, – сделал мне замечание Освальд.
Обхватив Дейзи покрепче, я уткнулась лицом в ее мохнатую спину.
– Откуда ты взял эту странную мебель? – спросила я, чтобы отвлечься.
– Купил на аукционе. Аукционист намекнул, что в этот лот входит интересная антикварная мебель из американской провинции. И вот что я получил.
– Ой. Она похожа на мою старую мебель.
– Я почти закончил, – сказал Освальд, а через несколько минут добавил: – Вот и все.
Я взглянула на Дейзи. Теперь на ее груди появился лысый участок, а рана была зашита маленькими черными стежками.
– Выглядит ужасно.
– Ужасно? Да это лучшая пластическая операция, которой когда‑либо подвергалась собака! А еще я подтянул ей кожу вокруг глаз, и, когда опухоль спадет, она снова будет выглядеть как щенок.
Я облегченно рассмеялась.
– Почему ты занимаешься этим?
– Чем?
– Пластической хирургией.
Освальд пожал плечами.
– У меня неплохо получается. Я же говорил тебе, что у меня хорошо развиты двигательные реакции мелких мышц. Но кажется, я догадываюсь, ты считаешь эту профессию декадентской и претенциозной.
– Такого я не говорила.
– Да тебе и говорить не надо было, – добавил Освальд, натужно улыбнувшись.
– Моя мать Регина сделала кучу пластических операций. Ее лицо похоже на маску.
– Некоторые люди с большим удовольствием носят маску, чем показывают окружающим свое лицо, – заметил Освальд, направляясь в ванную, чтобы вымыть руки.
Услышав журчание воды, я посмотрела на себя. Моя блузка была испачкана ярко‑красной кровью, но впервые с тех пор, как я заразилась, это зрелище не породило во мне никаких желаний. Подойдя к кухонной мойке, я губкой размазала мыло по ткани, чтобы пятно не застарело, а потом вымыла руки.
Освальд вернулся в комнату с влажным полотенцем и начал вытирать кровь и грязь с моего лица с той же щемящей нежностью, какую демонстрировал в моем горячечном сне. Что же со мной такое? Почему я не могу испытывать такие чувства к Иэну?
– Милагро, – снова заговорил он. – Легко презирать пластическую хирургию, когда ты красива от природы.
– Тут и речи нет о моральных оценках, – сказала я, с осторожностью отнесясь к его комплименту. Я знала, что его идеал – Уинни. – Мне необязательно защищаться перед тобой, доказывая свою правоту.
– Нет, необязательно. А я не должен защищать перед тобой свою профессию, скажу только, что тщеславие тут ни при чем. Это возможность сделать так, чтобы люди не чувствовали себя изгоями и уродами. Чтобы они смогли вписаться в общество. Да, я делаю операции избалованным женщинам, у которых больше денег, чем здравого смысла, но эти доходы позволяют мне помогать людям, пострадавшим во время пожаров, несчастных случаев или войн; тем, у кого врожденные проблемы.
Я собиралась было высказаться по поводу деспотизма средств массовой информации, которые установили бессмысленный и нереальный стандарт красоты, но тут до нас донеслось отчетливое «кхе».
Стоя на пороге, на нас смотрела Уинни.
– Привет, Уинни, – выпалил Освальд. – С Дейзи случилась беда, и Милагро принесла ее сюда.
Собаки поблизости не было, и Уинни тяжело вздохнула. Она выглядела неважно, лицо ее приобрело желтоватый оттенок.
– Дейзи! – позвала я, и собака примчалась в дом, стуча грязными лапами.
При виде животного выражение лица Уинни изменилось.
– Бедняжка Дейзи! Что с тобой случилось?
– Не знаю. Это был ровный порез, так что она, видимо, напоролась на что‑то очень острое, – объяснил Освальд. – Дейзи будет в полном порядке.
Он подошел к письменному столу и взял янтарно‑желтый пузырек с каким‑то лекарством. Отсчитав несколько таблеток, Освальд ссыпал их в маленький конвертик цвета манильской пеньки.
– Это антибиотики. Давай их ей два раза в день – утром и на ночь.
– Хорошо, – ответила я, взяв у Освальда конвертик. – Увидимся позже, Уин.
Когда я выходила из хижины, Дейзи уже носилась по огороду за какой‑то птицей.
– Пока рана не заживет, на нее не должна попадать грязь.
– Спасибо, что помог собаке, – пробормотала я и повела Дейзи к дому.
Ополоснув ее лапы водой из шланга, я отвела собаку в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь. Дейзи как ни в чем не бывало развалилась на кровати.
Я приняла душ, надела симпатичные капри цвета морской волны и облегающий топ, наложила макияж и, накрасив ногти на ногах перламутровым розовым лаком, обулась в «леопардовые» шлепки. Потом разделила волосы на косой пробор и уложила их так, чтобы они были гладкими и прямыми. Взглянув в зеркало, я заметила, что мои грудь и бедра снова приобрели округлую форму и стали пышнее.
– С возвращением, девочки мои, – поприветствовала их я. – С вами веселее.
Глава двадцать седьмая
Не нужен нам берег турецкий
Иэн и Корнелия явились к коктейлям. Когда на землю спустились сумерки, а пустые бокалы наполнились напитками, все мы погрузились в espiritu de los сосteles, за исключением Уинни, которая едва пригубила свою порцию. В бледно‑желтом облегающем платье из шелка‑сырца она походила на анемичного ангела. На этом фоне мой наряд выглядел невероятно безвкусно.
Корнелия продолжала демонстрировать Сэму свои нежные чувства, а вот Иэн подсел не ко мне, а к Эдне.
Глядя на меня, он заявил госпоже Грант:
– Милагро напоминает мне вас.
Закатив свои великолепные глаза, Эдна уточнила:
– Вы хотите оскорбить меня или сделать комплимент ей?
Иэн рассмеялся.
– А может быть, он оскорбляет меня и делает комплимент вам, – предположила я.
– Ужасная девчонка, – с улыбкой сказала Эдна.
– Я тоже так думаю. Я хотел бы забрать ее с собой после ужина, если вы, конечно, не против.
– Я ведь не ее мать Регина, – ответила Эдна.
– Ну спасибо, я уже взрослая и могу сама принимать решения, – проговорила я.
– И очень часто эти решения бывают ужасными, – высказался Освальд. Взглянув на Иэна, он холодно улыбнулся.
Я сдержалась только ради Уинни.
Еще до нашего отъезда Эрни принес в дом бутылку бараньей крови. Я сидела в углу, а Уинни устроилась на подлокотнике моего кресла. Я глотнула напитка, замутненного бараньими соками. Глубокий и едкий вкус – ничего похожего на всю ту кровь, которую я пробовала раньше. Напиток вызвал у меня отвращение, и я отставила бокал.
– Крепкая штука, – заметила Уинни. – Но нашим старшим родственникам нравится.
– Уинни, – едва слышно проговорила я, – а муж Эдны еще жив?
– Да, – тихо ответила она. – Жив и обитает в Новой Шотландии' [83].
– Из‑за чего они разошлись?
Уинни взглянула на Эдну. Та сидела, положив ногу на ногу, и, вытянув хрупкую руку, в которой держала бокал с алым напитком, разговаривала с Иэном.
– Эдна – настоящая femme fatale' [84], одна из последних, – заявила Уинни так серьезно, что я чуть не рассмеялась.
– Что?
– Мужчины считают ее неотразимой и делают массу глупостей, чтобы произвести на нее впечатление. Моя мама рассказывала, что один по уши влюбленный поклонник обмолвился как‑то Эдне, что собирается убить дядю Аллена, так зовут ее мужа, а она посчитала это за шутку и сказала, что будет рада.
Голубые глаза Уинни расширились. Мы обе снова взглянули на Эдну.
– И что же произошло? – шепотом спросила я.
– Ее поклонник вызвал дядю Аллена на дуэль, а когда тот отказался, попытался застрелить дядю Аллена, но промахнулся. И покончил жизнь самоубийством. Был жуткий скандал.
– Ну, – возразила я, – Эдна же не виновата, что какой‑то полоумный…
– Он был не единственным полоумным. В нее постоянно влюблялись. А потом что‑то случилось – никто почему‑то не хочет рассказывать, что именно, – и после этого дядя Аллен решил, что с него хватит.
– Думаю, она до сих пор производит впечатление на мужчин, – заметила я.
Уинни вздохнула.
– Каково это, Мил, заставлять мужчин совершать из‑за тебя безумства?
Вопрос показался мне смешным.
– Не знаю, что ты имеешь в виду. В основном я сама делаю глупости.
– Может быть, может быть, – скептически сказала она.
– Уинничка, со мной они хотят развлечься, а вот на такой девушке, как ты, они женятся, – пояснила я. – Тебя они воспринимают серьезно.
Немного подумав, Уинни заговорила снова:
– Я не хочу, чтобы меня тщательно и осторожно выбирали. Я хочу, юная леди, чтобы ко мне испытывали безумную страсть.
На мой взгляд, она должна была радоваться, что в нее влюблен такой потрясающий мужчина, как Освальд.
– У тебя просто предсвадебная трясучка.
Я взяла Уинни за руку – она казалась такой изящной и мягкой, – чтобы защитить от ее же собственных страхов.
– Ты, наверное, очень волнуешься из‑за того, что выходишь замуж.
– А кто бы не волновался?
Уинни едва заметно улыбнулась, но ее напряжение, похоже, передалось окружающим, поэтому после ужина я без всяких возражений поехала с Иэном.
– У меня есть оригинальный сюрприз для тебя, – заявил он.
– Ты ничего не должен мне покупать.
– А я ничего и не покупал. Ты просто попробуешь кое‑что, и, я полагаю, тебе это понравится.
Когда мы приехали в гостиницу, Иэн открыл дверь пристройки, и мы вошли в комнату, где горело с десяток свечей.
– Это все для тебя.
Комната была переполнена цветами, чей аромат в теплом воздухе только усилился. Я не сразу заметила девушку в нижнем белье, которая лежала на кровати, покрытой полиэтиленовой пленкой. Она лежала и моргала своими водянистыми голубыми глазами, которые обрамляли густо накрашенные тушью ресницы. На столике возле кровати покоился серебряный поднос; на нем, поблескивая, лежали колющие и режущие предметы.
– Тиффани? – удивилась я.
– Привет, я твой сосуд. Забирай у меня прану, энергию, пей меня, восстанавливай свою темную силу и естество.
Я повернулась к своему спутнику.
– Иэн, что ты хочешь этим сказать?
– Хочу тебя угостить. Человеческая кровь во много раз лучше крови животных, а твоя… – ах, Милагро! – Он обнял меня. – Я никогда не знал, что существует нечто похожее на это. На тебя. – Иэн погладил меня. – Конечно, эта девушка и близко не похожа на тебя по вкусу, но все равно неплохая. Я бы предложил тебе себя, но последствия могут быть непредсказуемыми.
Ну да, все мужики извращенцы. Возьми любого и подпусти поближе – он тебе такое изощренное желание выскажет, что мама не горюй. Например, Себастьян. Для них это естественно, и я могу это понять, даже несмотря на то, что соглашаюсь исполнять далеко не все их безумные требования.
Иэн подошел к кровати и взял в руки старинную бритву. Тиффани поежилась и приоткрыла рот. Он уже собирался было сделать надрез на ее коже, как я, отдернув его руку, крикнула:
– Прекрати!
– Что ты делаешь? – удивленно спросил он. – В этом нет ничего такого. Она хочет этого. Ей это нравится. Верно ведь, Тиффани?
Тиффани покивала головой в знак согласия.
– Мой темный лорд может делать все, что ему заблагорассудится. Моя единственная мечта – потакать всем его желаниям и быть его сосудом.
– Эта девушка сама не знает, чего хочет, – сказала я. Взяв Тиффани за руки, я помогла ей принять сидячее положение. – Тиффани, – сурово произнесла я, – никакой он тебе не темный лорд. Этот парень просто хочет использовать тебя.
Иэн налил себе коньяку.
– Разве это необходимо, Милагро? – осведомился он. – Почему ты не хочешь смириться со своей ролью в этом мире? Некоторые из нас хищники, а некоторые – добыча.
– Это круто, – заявила Тиффани. – Темный лорд может использовать меня для подпитки своей потаенной, то есть как там… окаянной силы.
– Нет, это совсем не круто, – возразила я. – Во‑первых, можно заразиться инфекцией, которая переносится с кровью. Во‑вторых, ты можешь заработать шрамы. – Взглянув на ее руки, я поняла, что мое предупреждение явно запоздало: на ее предплечьях красовались застарелые метки и довольно‑таки свежие болячки. – В‑третьих, ты ему нравишься совсем не в том смысле, в каком он нравится тебе, muchacha' [85]. – Сказав это, я заметила, как вспышка сомнения наконец‑то мелькнула в глазах девушки. – А в‑четвертых, если уехать из этого городка, можно найти массу занятий поинтересней дурацкого поклонения дьяволу. А еще тебе стоит выбрать подходящую религию. Я слышала много хорошего об унитариях.
– Ты закончила или как? – поскучневшим голосом спросил Иэн.
– Да.
Двигаясь так быстро, что я не успела остановить его, Иэн подошел к кровати и слегка надрезал бритвой кожу на груди Тиффани. Из ранки тут же начала сочиться кровь.
– Пей, Милагро, пей! – велел мне Иэн.
Я покачала головой, а он произнес спокойно:
– Разве это отличается то того, что ты позволяла делать мне?
Он склонился над девушкой и принялся сосать ее кровь. Мне было невыносимо смотреть, как Тиффани извивается в экстазе, но, едва я собралась уходить, Иэн протянул руку и крепко схватил меня за запястье. Когда он привлек меня к себе, чтобы поцеловать, я заметила, что его рот испачкан кровью девушки.
– Нет! – закричала я, уворачиваясь и стараясь вырваться из его объятий.
Отпустив меня, он изучающе взглянул мне в лицо.
– Ты даже не представляешь, что значишь для меня. Я готов сделать для тебя все что угодно. Я буду заботиться о тебе и выполню любое твое желание, сделаю все, чтобы тебя порадовать. Буду беречь тебя, как большую редкость, ведь ты и есть редкость. Только скажи мне, чего ты хочешь.
Он был очарователен, и его речи звучали убедительно. А еще, когда он приезжал, мне было весело.
– Я хочу, Иэн, достичь чего‑нибудь самостоятельно. Я пока еще не знаю, чего именно, но твердо уверена в одном – я не желаю, чтобы со мной обращались как с сосудом или рабыней, относились как к собственности или любимой игрушке.
– Ну, если ты действительно хочешь этого… – Он не без удовольствия смотрел на Тиффани, но, обратившись к ней, сказал: – Одевайся и уходи, девочка.
Она стала неторопливо собирать свои вещи. Выражение ее лица напоминало застывшую физиономию байкера Арти.
– Иэн, этого не будет. Я прощаюсь с тобой и ухожу.
Тиффани возилась со своими ботинками. Я помогла ей справиться с ними. Потом Иэн внимательно наблюдал, как я с трудом засовываю безвольные руки Тиффани в рукава свитера.
– Мое сердце, – проговорил он. – Я спрашивал тебя, чему ты угрожаешь – моему уму, телу или душе. Моему сердцу – вот ответ.
Я вспомнила, как в своем видении чувствовала сердцебиение Освальда. Мне хотелось ощутить это единение снова, пусть даже оно было выдумкой.
– Не знаю, плохой ли ты человек, Иэн, но что хороший, не думаю.
Открыв дверь, я поджидала Тиффани. Ее глаза наконец остановились на Иэне, и она вдруг заныла:
– Позвольте мне остаться, мастер!
Я оставила их вдвоем.
На ранчо я возвращалась пешком по длинной и пыльной дороге, размышляя, почему меня совсем не смущало то, что Иэн режет меня, и почему меня так расстроило то, что он режет Тиффани, когда она сама так этого хочет. Может, потому что мне кажется, будто она ничего не понимает и вообще не в своем уме, но ведь для меня все это тоже темный лес.
Какая‑то машина притормозила рядом со мной, и, подняв глаза, я увидела седан Освальда.
– Тебя подвезти? – спросил он, опустив стекло.
Я дернула ногой, вытряхивая камешек из своей босоножки, и поинтересовалась:
– Что ты здесь делаешь? – А потом залезла в машину.
– Сегодня снова покалечили животное, и я забеспокоился. Позвонил Иэну, а он сказал, что ты ушла.
– Кто покалечил? Где?
– На одном из ранчо недалеко от нас у нескольких овец перерезали глотки. – Он взглянул на меня, и я сразу ощутила его беспокойство. – Эрни говорит, что из них выкачивали кровь.
– Дейзи! – воскликнула я.
– Похоже, это произошло не случайно. – Потрясающее лицо Освальда приобрело озадаченное выражение. – Милагро, почему ты сегодня отправилась домой пешком? Почему Иэн не отвез тебя обратно?
– Иэн был занят, – ответила я. – Но я не хочу говорить об этом.
Освальд повел себя тактично, выполнив мою просьбу и позволив мне молча поразмышлять о злосчастном происшествии в пристройке гостиницы и о смерти животных. Кругом одна кровь.
Глава двадцать восьмая
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 186; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!