Историческая ситуация Орловского региона
Обратимся к материалам исторической статистики. Прежде всего бросаются в глаза разнообразие и богатство Орловской губернии.
Раскинувшись на площади 46725 кв. км, Орловская губерния отличается чрезвычайно живописным ландшафтом, богатыми лесами и ископаемыми.
«Территория нашей Орловской губернии, – повествуется в Материалах по описанию Орловской губернии, – исстари принадлежит Древней Руси. Во время удельной системы край был сценой княжеских усобиц, что повлияло на благосостояние его жителей, но особенно пострадал край от нашествия татар. С VII по XIV в. нынешняя Орловская губерния совершенно обезлюдилась и по ней бродили нагайцы и крымцы, грабившие московские окраины. В XIV в. Москва построила ряд укреплений, край снова начал заселяться. Как самостоятельное наместничество Орловская губерния организовалась в 1778 г. В 1796 г. переименована в губернию, нынешнее административное деление получила в 1802 г.»[152].
По переписи 1897 г. население Орловской губернии составило 2054749 человек. Их распределение по уездам дано[153] в табл. 12.
Эти данные дополняются информацией о сословной структуре региона. Соответствующие данные[154] по Орлу приведены в табл. 13.
Таблица 12
Согласно переписи 1897 г., Орел характеризовался следующим жилищным, производственным и социальным фондом: домов каменных – 1683, домов деревянных – 4797, в том числе частных каменных жилых домов – 945 и 4165 деревянных, лавок – 546, 46 больших каменных магазинов, 28 соборов и церквей, 1 монастырь, 7 часовен, 1 единоверческая церковь, 1 римско‑католическая, 1 лютеранская церковь, 1 раскольничья молельня, 1 еврейский молитвенный дом. Фабрики и заводы: 3 салотопенных, 5 мыловаренных, 2 сальносвечных, 1 костопальный, 1 свечко‑воскобойный завод, 1 кондитерская фабрика, 1 маслобойня, 1 водочный завод, 1 пивоваренный завод, 1 крупорушка, 1 пенькотрепальная фабрика, 1 табачная фабрика, 1 мукомольня, 1 рогожная фабрика, 1 меловой завод, 1 кирпичная фабрика, 1 механический завод, алебастровый и экипажные заводы, завод земледельческих орудий и т. д. – всего 150 промышленных заведений с оборотом 1136303 руб. На упомянутых предприятиях было занято 1215 рабочих[155].
|
|
Интересны данные о распределении земельных наделов среди крестьян. 1 десятина и менее было у 459 крестьян, от 1 до 1,5 десятин – у 1388 крестьян, от 2 до 2,5 с половиной у 4573 крестьян, от 3 до 3,5 – у 7245 крестьян, от 4,5 до 5 – у 7913крестьян – наиболее многочисленная группа, от 5 до 6 десятин – у 385 крестьян, от 6 до 7 десятин – у 319 крестьян. Главные культуры – овес, рожь, гречиха. По посевам конопли Орловская губерния занимала первое место в России.
|
|
Таблица 13
Весьма подробно расписаны здравоохранительные и учебные заведения. Согласно статистическим источникам, в Орле было 15 больниц на 557 коек, 38 врачей, 2 дантиста, 4 ветеринара, 4 аптеки, 4 аптекарских магазина, приют для бедных мещанских мальчиков, мужская богодельня для престарелых мещан, Архангельская и Сергиевская женские богадельни, 3 библиотеки, 7 типографий и литографий, 5 фотографий, газеты: «Орловские губернские ведомости» (552 подписчика), «Орловский вестник» (1266 подписчиков), «Епархиальные орловские ведомости» (829 подписчиков). Из учебных заведений: Александровское реальное училище, Николаевская женская гимназия, частная женская гимназия, Александровский женский институт, Орловский Бахтина кадетский корпус, духовная семинария, епархиальное Женское училище, два духовных училища, женское двухклассное и мужское трехклассное городские училища, 4 начальные школы, 4 начальные мужские и женские школы, 3 училища смешанного пола, 5 частных учебных заведений, 5 церковно‑приходских школ[156].
Оценивая общую социально‑экономическую ситуацию Орловского края, тогдашние статистики отмечали крайне тяжелое, бесперспективное положение крестьян. В «Обзоре Орловской губернии» за 1883 г. писалось: «Совсем иное представляется хозяйство крестьян: тоже трехпольное, переход от которого при общинном владении землею и немыслим; более ощущаемый недостаток земли от естественного прироста населения, кабаки, переделы и вследствие их беспрерывные тяжбы между собою, кулачество, высокие платежи, казенные и земские, отсутствие всяких противопожарных мер, частые падежи скота и многие другие причины, при земле, значительно вспаханной и малоудобряемой, не дают возможности какому‑то бы ни было улучшению в общем крестьянском хозяйстве»[157]. И далее: «… географическое, экономическое и промышленное положение, условия губернии и быта земледельческого населения лишают последнее всякого заработка дома в течение 8 осенних и зимних месяцев…
|
|
Теперь же, при увеличивающемся из года в год естественном приросте населения, составляющем даже на летнее время избыток рук для земледелия, большинство крестьян зимою сидят без дела, проедая свой хлеб, выработанный лишь в течение 3–4 месяцев в году. Такое положение, тягостно отзываясь на экономическом быте, имеет серьезное значение в нравственном отношении: праздность, безделие, скука влекут крестьянина искать компанию, найти же ее он может в деревне в единственном месте – кабаке. Результаты посещения питейных домов с распивочною продажей достаточно известны всем знакомым с бытом сельчан. Жалобы самих крестьян на развившиеся в последнее время кражи в деревнях, даже между семейными, на неуважение младших к старшим, на ленность, на неисполнительность, пристрастие и нерадивость… все это в значительной части имеет основанием праздность и обилие питейных заведений по всем городам и весям нашего обширного отечества»[158].
|
|
Существенным вкладом в изучение особенностей образа жизни Орловского региона является работа И.В. Дедовской «Бюджет русского помещика в 40‑60‑е годы XIX века. (По материалам Орловской вотчины Куракиных)»[159], написанная с широким привлечением архивных данных, хранящихся в Отделе письменных источников Государственного исторического музея.
И.В. Дедовская анализирует структуру вотчины князи Б.А. Куракина – одного из крупнейших землевладельцев России. Орловская экономия Куракино находилась в Малоархангельском уезде, в восточной черноземной части губернии.
Работа интересна тем, что на богатом фактическом материале показывает глубочайшие социально‑экономические различия, характеризующие образ жизни крупных поместных землевладельцев и крестьян, обрисовывает, в каких конкретных формах развертывалось главное социально‑экономическое противоречие между характером производительных сил и частнособственнической формой присвоения, приведшее в конце концов к полному краху эту некогда передовую (в 50‑х годах прошлого века) экономию.
В табл. 14 приводится общая характеристика владений Куракиных[160].
Владелец Куракино, видный государственный деятель России Б.А. Куракин, вкладывал огромные средства в организацию экономии в соответствии с передовыми агротехническими и хозяйственными стандартами. Последующие владельцы Куракино князья Александр и Алексей Борисовичи Куракины придерживались той же «рационалистической» традиции в управлении имением.
Таблица 14
Как отмечает И.В. Дедовская, имение состояло из богатейшей барской усадьбы с фруктовыми садами, «английскими рощами», померанцевыми оранжереями, зимним садом, в котором размещались персиковая, абрикосовая и вишневая оранжереи. «Жизнь Куракина в имении напоминала своим строем и блеском дворы владетельных принцев – старый князь был окружен целым штатом придворных: доктор, архитектор, секретарь, музыканты и т. д.»[161]
В технологическом плане были предприняты меры по приобретению разнообразной усовершенствованной техники – железных борон, плугов, молотилок, веялок, сортировочных и сушильных машин. Было внедрено травосеяние (клевера, тимофеевка), расширены посевы сортового ростовского льна, получили дальнейшее развитие производство товарной пшеницы, гречихи, ржи, конопли, а также отрасли, связанные с традиционным ведением поместного хозяйства, – винокурение, коневодство, разведение рогатого скота (1000 голов), овцеводство (3000 голов). В имении действовали суконная, ковровая и кружевная фабрики, маслобойный завод, крупорушки, мельницы. Хозяйство функционировало на основе эксплуатации барщинного труда крепостных крестьян, которых, по данным В.А. Бакарева (работавшего у Куракиных архитектором), было в имении 4 тыс. душ мужского пола, числилось 1000 тягол и 800 душ дворовых обоего пола[162].
Как же строился бюджет Куракиных[163] с 1820 по 1828 г.?
Общая сумма расходов, как видим, превышала полмиллиона рублей в год.
Основным же источником доходов по Орловскому имению являлся оброк – денежная рента, выплачиваемая крестьянином помещику за право пользования землей. По Куракину, он составлял значительную сумму – 125 руб. ассигнациями, или 35 руб. 71 коп. серебром с каждого тягла в год[164].
Доходная часть бюджета Куракино составляла сумму, ни в коей мере не удовлетворяющую баланс: 1850 г. – 90244 руб., 4855 г. – 26918 руб., 1860 г. ‑27421 руб.[165] Куракины вынуждены были сводить баланс за счет высокопроцентных частных и государственных займов. Этот источник накопления оказывался в условиях крепостного и пореформенного образа жизни России единственно возможным, ибо низкая покупательная способность крестьян Орловской губернии и граничащих с нею не позволяла ни реализовывать продукцию через рынок в суммах, покрывающих огромные издержки производства, ни поощрять крестьян путем кредитования к более высокой производительности труда на своей земле. Свободных денег для этого у Куракиных не было. Крепостной крестьянский труд оказывался недостаточно производительным. Крестьянин, отрабатывающий барщину, был заинтересован, во‑первых, в минимизации умственных и физических усилий в работе на барина, во‑вторых, – в сбережении силы для работы на себя. Крепостные отношения и остатки крепостного сознания и практики в пореформенный период свели на нет технические нововведения, насаждаемые «сверху». По характеристике В.А. Бакарева, новшества приводили лишь к стремительному и несбалансированному росту расходов. Сам же владелец «нигде и ни в чем не имел и не видел приращения, кроме расходов, убытка и огорчения»[166]. После смерти А.Б. Куракина в 1879 г. долги составили сумму 7 млн. руб.[167] Куракино попало под государственную опеку и было частично распродано. Большую роль в познании общего и особенного в образе жизни Орловского региона сыграло эмпирическое обследование Орловской губернии, проведенное в 1900–1901 гг. русским социологом и статистиком М. Кашкаровым. Были обследованы 12 уездов, 179 волостей, 4133 сельских общества Орловской губернии.
Проект программы обсуждался и редактировался почти на всех уездных съездах губернии, а также среди наиболее опытных специалистов. На этапе предварительного обсуждения в программу вносились необходимые поправки и дополнения. В окончательном виде программа отложилась в комплексное сравнительное социологическое исследование двух губерний – Орловской и Тульской. Анкета по Орловской губернии включала 41 вопрос, анкета по Тульской губернии – 42 вопроса. К анкетам прилагались также специальные опросные листы для сбора сведений по каждому сельскому обществу за последние 5 лет. Рассылка документов производилась под наблюдением податных инспекторов. Непосредственные опросы осуществлялись под руководством сотрудников земского аппарата. Количество ответов на вопросы составило массив в 210 тысяч единиц. Как подчеркивал М. Кашкаров, выводы, полученные на означенной выборке, «должны почитаться справедливыми и для всего среднечерноземного района, а многие из них – и для некоторых других районов. Обстоятельство это обусловлено тем разнообразием в почвенных и вообще экономических условиях, которыми отличаются отдельные части обследованных губерний, в особенности Орловской. В последней есть уезды с глубоким черноземом и исключительно земледельческим населением, есть уезды получерноземные и уезды с почвой, совсем не благоприятной земледелию, есть уезды лесистые, уезды с промышленным населением и обилием фабрик и заводов»[168].
Обследование осветило ряд важных вопросов функционирования реального образа жизни орловских крестьян, ранее в литературе по Орловщине затрагиваемых лишь в общей форме. Это касается прежде всего профиля хозяйств, структуры занятий, социального обеспечения крестьян старших возрастов.
Приведем некоторые выдержки, характеризующие образ жизни крестьян Орловской губернии того времени.
«Из возделываемых в крестьянских хозяйствах Орловской и Тульской губерний хлебов первое место принадлежит ржи, служащей почти единственным средством питания земледельческого населения и наименее прихотливой в отношении климата и почвы.
Затем следует овес, также менее других хлебов прихотливый и продажа которого составляет в крестьянском хозяйстве один из главных источников денежных средств, и, наконец, идут греча, просо, ячмень, также идущие на продажу.
Что касается затем до пшеницы, то этот хлеб, несмотря на его высокие достоинства и ценность, в крестьянских хозяйствах обследованного района сеется очень мало и встречается исключительно только в юго‑восточных и южных уездах Орловской губернии – Елецком, Ливенском и Малоархангельском, да и то на лучших почвах и при сильном удобрении… Пшеничная мука никогда не встречается в обиходе крестьянина, разве лишь в виде привозимых из города, как гостинец, булок и т. д.; вообще пшеница и ее продукты не по средствам крестьянину, в особенности земледельцу, и на вопросы о культуре пшеницы приходилось не раз слышать поговорку: «белый хлеб – для белого тела»[169].
«Настоящее положение крестьянина‑земледельца, в особенности при общинном способе землепользования, таково, что оставляет менее всего свободы его личным желаниям»[170].
При существующих отношениях наиболее тяжелым, катастрофическим оказывалось положение престарелых членов крестьянской общины: «… к числу особенно обративших наше внимание при объездах неустройств в организации отправлений крестьянской общественной жизни, – подчеркивает М. Кашкаров, – следует отнести настоящую организацию общественного призрения. Чтобы вполне, так сказать, почувствовать все несовершенство и, можно даже сказать, жестокость, нужно ознакомиться с ней лично на местах, как пришлось это сделать автору настоящей статьи в нескольких губерниях… Фактически общественная мирская повинность – призрение престарелых, дряхлых и увечных – отправлялась в громадном большинстве случаев натурою, т. д. путем поочередного, посуточного предоставления призреваемым каждым из членов общества пропитания и ночлега. Излишне даже говорить о том, насколько варварским представляется такой порядок по отношению к беспомощным калекам или глубоким старцам, принужденным ежедневно перекочевывать из угла в угол и питаться чуть ли не объедками скудных крестьянских трапез»[171].
Сведения об общем тяжелом положении крестьян можно почерпнуть из сводных таблиц, описывающих крестьянские хозяйства через показатели задолженности, процент безлошадных, безынвентарных хозяйств и процент хозяйств без крупного рогатого скота. Такой подход к описанию социально‑экономической ситуации на местах посредством «критических» (кризисных) показателей давал возможность рассмотреть ситуацию сквозь наиболее уязвимые параметры социально‑экономического процесса, представить эти негативные параметры в качестве ключевых, определяющих направленность и динамику отрицательных тенденций. В то же время такое информационное видение создавало объективные предпосылки для разработки позитивных альтернатив. Однако в условиях политического господства помещичьего класса эти острейшие социально‑экономические проблемы не могли быть разрешены ни путем частичных местных улучшений, ни путем фермерского, чисто капиталистического землевладения. Несмотря на активное развитие капиталистических отношений, они были отягощены многочисленными и глубокими феодальными пережитками. Властвующий помещичий класс оставлял крестьянству единственную альтернативу – революционное переустройство коренных социально‑экономических и политических отношений.
Не случайно в годы революции 1905 г. на Орловщине было 332 крестьянских восстания[172].
В табл. 15 представлены данные, позволяющие получить наиболее полную картину бытия крестьян Орловской губернии, описываемую «критическими» показателями.
Надо отметить, что социологи и статистики типа М. Кашкарова довольно ясно представляли себе причины, приведшие к столь безотрадной социально‑экономической ситуации. С учетом цензурных соображений того времени выводы М. Кашкарова свидетельствовали не только об острой наблюдательности исследователя, но и о вполне четком понимании ситуации, когда конкретные беды проистекают из самого характера поземельных и – шире – классовых отношений.
Таблица 15
Крепостничество внесло глубокое социально‑экономическое отчуждение в крестьянский образ жизни, что сказалось в первую очередь на отношении к труду, к наследственному накоплению профессиональных навыков сельского и ремесленного труда. Отношение к труду как к показателю ценности личности претерпело изменение, выдвинув показателем жизнеспособности крестьянина его умение лавировать среди разнообразных форм принуждения, с тем, чтобы сохранять силы для собственно полезной деятельности по добыванию средств существования. Это падение производительности, происшедшее в период крепостничества, отрицательно сказывалось и в пореформенный период.
Социологический комментарий М. Кашкарова к эмпирической информации Орловского исследования 900‑х годов несет в себе черты научной характеристики социально‑экономической ситуации региона, и в первую очередь особенностей образа жизни крестьян Орловщины. «Из всех приведенных рассмотренных таблиц, – отмечает М. Кашкаров, – становится очевидным нижеследующее: по Орловской губернии наибольшая бедность сельского населения, задолженность его и вообще явления неблагоприятного свойства достигают наивысшего напряжения в волостях земледельческих уездов, постепенно ослабляясь по направлению к Западу, так что в уездах западных – Брянском, Трубчевском и Севском – средний процент неблагополучных дворов наименьший. Например, в Брянском уезде такой равен всего лишь 8,3, тогда как в Елецком он равен 46,7… Между тем Брянский и смежные с ним уезды далеко не могут быть названы урожайными, и земледелие далеко не составляет в них коренного занятия населения. В то время уезды Елецкий, Ливенский, Волховский и Малоархангельский суть уезды с наилучшими почвами, более всего благоприятными для земледелия, и они в то же время наименее благополучные. Одним словом, если земледелие и богатые почвы и служили прежде процветанию населения, то при современном положении вещей мы наблюдаем в обследованных губерниях как раз обратное явление – сравнительное благополучие жителей не чисто земледельческих уездов и значительный упадок экономического благосостояния крестьян‑земледельцев…. В деле поднятия благосостояния населения земледельческих уездов, в которых население лишь 5 месяцев в году имеет возможность применять свой труд, меры, способствующие усилению интенсивности крестьянского хозяйства и устранению указанных выше неблагоприятных условий крестьянского землевладения и землепользования, интенсивность которого достигается лишь годами и в свою очередь, является результатом увеличения благосостояния, так что оба они являются как бы и следствием, и причиной одно другого, должны идти рука об руку с мерами к доставлению населению возможности находить себе средства и вне земледелия; только совокупностью и принятием мер обеих этих категорий, а также мер к упорядочению юридического быта крестьян могут быть достигнуты существенные и прочные результаты в деле увеличения крестьянского благосостояния. Не следует забывать, что в столь же сложных явлениях экономической жизни, каковыми является в настоящее время оскудение чисто земледельческого класса, весьма сложны и разнообразны должны быть и средства к его противодействию; они должны состоять из многих составных частей, каждая из которых в отдельности может иногда и не иметь сколько‑нибудь заметного влияния, но в общей их совокупности они могут и должны привести к желаемому результату»[173].
Здесь мы видим наметки подхода, который сегодня называется комплексным социологическим, получившим плодотворное развитие.
Безотрадность экономического положения дополнялась для крестьян недоступностью образования, а следовательно, и чрезвычайной узостью социального поприща. По данным на 1860 г., число учащихся в Орловской губернии составляло 9000 человек, т. д. один учащийся – на 170 жителей. Особенно трудно получить образование было для крестьянских девочек. Как в Орле, так и в Ливнах, Ельце, Карачеве многие школы для девочек закрывались по недостатку учащихся. Эти отрицательные факты складывались в общую неблагоприятную тенденцию. «Из учащихся в приходских школах мало поступают в гимназии, в самой гимназии весьма немногие оканчивают курс, еще меньшее число отправляется в университет»[174]. Мрачно звучал общий вывод:
«Вообще потребность учения не развита в народе, и оно не считается необходимостью»[175].
Наглядно эта общая атмосфера упадка проявлялась в запустении памятных культурных мест. Описывая состояние усадьбы И.С. Тургенева в селе Спасском, тогдашний хронист сокрушенно замечал: «В селе Спасском Мценского уезда жил И.С. Тургенев. Здесь можно видеть скамью, на которой любил сидеть покойный романист, беседку, где он написал «Рудина», портрет мужчины екатерининских времен с трехгранным проколом в сердце, описанный в рассказе «Три портрета», кабинет Ивана Сергеевича… Но, увы, в настоящее время эта усадьба великого писателя представляет жалкую картину запустения. А ведь это тот уголок, где, по собственному признанию, Тургенев провел лучшие годы своей жизни, к которому он не мог подъезжать без волнения и которому в трогательных выражениях посылал привет из далекого Буживаля за три месяца до смерти… Сколько лет прошло со смерти великого писателя, а в Орле нет ему еще памятника! И это в городе, имеющем более сотни трактиров и ресторанов, шикарные кондитерские, богатые магазины!.. Грустно!»[176].
В этой атмосфере упадка, однако, были и исключения. Например, на Северо‑Западе – районе в так называемой «Русской Америке» – сосредоточивалась и развивалась разнообразная промышленная деятельность. Путешествовавший в 80‑х годах по этому району В.И. Немирович‑Данченко оставил описание деловой жизни района, дал интересные характеристики различных категорий рабочих. По его наблюдениям хорошая экономическая конъюнктура резко повысила заработки, доведя их уровень у некоторых квалифицированных рабочих, например литейщиков, до 60 руб. в месяц. Заработок слесарей достигал 15 руб. в месяц. Пьянство в этом районе было практически прекращено[177].
Подвижностью отличалась и деятельность Орловского коммерческого банка, распространившего свои филиалы далеко за пределы Орловской губернии[178].
Относительное улучшение экономической конъюнктуры, существенные сдвиги в социально‑экономическом положении крестьян в результате реформы 1861 г. привели к знаменательному повороту в отношениях крестьян к образованию, усвоению навыков письменной культуры и в особенности чтения. Уже в 1864 г. статистические наблюдения выявляют резкое оживление интереса к чтению, в том числе к книгам художественного и образовательного содержания. В Памятной книжке 1864 г. писалось:
«Вообще обнаруживаемое везде стремление крестьян к грамотности становится заметным и между крестьянами Орловских удельных имений. Кроме того, что они сами теперь изыскивают способы обучать детей своих, охотно отдают их в училище, но и в самих грамотных крестьянах большая против прежнего охота к чтению; они постоянно пользуются училищными библиотеками, сами покупают для себя книги и выписывают периодические издания. Так в… 1863 году от некоторых крестьян прислано было в разное время в контору до 150 рублей серебром, с просьбою о выписке им на эти деньги журналов, издаваемых для народного чтения»[179].
В 1894 г. в Орле возникают первые марксистские кружки, а затем и социал‑демократические группировки. В числе их организаторов были такие видные революционеры, как В.К. Родзевич‑Белевич, В.А. Русанов, И.Ф. Дубровинский, Г.А. Крохов, H.A. Кубяк, А.Я. Никитин, O.A. Квиткин.
В 1901–1902 гг. были созданы Орловский и Брянский комитеты РСДРП. В 1905 г. в Бежицке организовался объединенный Совет рабочих депутатов[180]. Все это свидетельствовало о значительной политической, духовной активности передовых слоев Орловского общества, опиравшихся на традиции, заложенные еще выдающимся революционером 60‑70‑х годов прошлого века Петром Григорьевичем Заичневским – автором известной прокламации «Молодая Россия».
Рост грамотности крестьян, рабочего населения, углубление классовых противоречий положительно влияли на развертывание не только просветительской, но и активно революционной деятельности.
Природный и социальный материал Орловской губернии формировал почву, весьма благодатную для расцвета разнообразных форм духовной культуры, и в первую очередь литературного языка.
Кроме того, край этот был обогащен своеобразной «демографической политикой» Ивана IV, переместившего из Москвы в угоду опричнине за Оку и на Верхнюю Оку социально‑активную земщину, прежние земли которой были переданы опричникам[181].
Орловский регион является родиной блестящей плеяды русских мыслителей и писателей. Из Орловского края на служение духовной культуре народа вышли И.С. Тургенев, Н.С. Лесков, Т.И. Грановский, П.В. Киреевский, П.И. Якушкин, Д.И. Писарев, Марко Вовчек, С.Е. Раич, Ф.П. Тютчев, A.A. Фет, А.М. Жемчужников, А.П. Апухтин, И.А. Бунин, Л.Н. Андреев, И.Е. Вольнов, М.М. Пришвин.
Если же, как это справедливо делает В.А. Громов[182], рассматривать культурно‑информационный процесс на Орловщине с точки зрения связей Орловского региона с творчеством русских писателей вообще, то список имен еще более расширится. В него войдут Н.М. Карамзин, В.А. Жуковский, A.C. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Д.П. Давыдов, Ф.Н. Глинка, H.A. Некрасов, Т.Г. Шевченко, А.К. Толстой, Н.В. Успенский, В.А. Гаршин, Л.Н. Толстой, А.М. Горький, Сергей Есенин. Здесь родились или развернули поприще многие выдающиеся деятели нашей родины: декабристы М.А. Бодиско, Ф.Ф. Вадковский, В.М. Голицын, С.И. Кривцов, И.Д. Якушкин, H.A. Чижов, В.Н. Соловьев, З.Г. Чернышев, А.Г. Чернышева – жена декабриста Никиты Муравьева, генерал А.П. Ермолов, руководитель общества «Народное право» П.Г. Заичневский, революционер‑народник Д. Рогачев, композитор В. Калинников, артисты П.М. Садовский и Г.Н. Федотова, выдающийся организатор коммунистической партии И. Дубровинский, известные коммунисты‑ученые – H.A. Семашко, П.К. Штернберг, В.А. Русанов, авиаконструктор H.H. Поликарпов, ректоры Московского университета академики И.Г. Петровский и Р.В. Хохлов.
Подобное выявление талантов, несомненно, отражает не только своеобразие ситуации, по и более широкий круг жизненного уклада: социально‑экономическое, природное, генетическое и культурное окружение[183].
Анализ социальных ситуаций вплотную подводит исследователя к категории исторического стиля, охватывающего качественные аспекты социокультурных отношений.
Поворотным, качественным сдвигом во всей системе образа жизни и социально‑политическом укладе Орловщины явилась Великая Октябрьская социалистическая революция, открывшая перед населением Орловского региона новое социально‑экономическое и культурное поприще, новые горизонты экономической, социальной, политической и духовной жизни. Конечно, это поприще складывалось не один день. Оно определялось повседневной борьбой за социалистическое переустройство общества, в том числе борьбой с колоссальной экономической разрухой, вызванной военными действиями на территории Орловского края в период гражданской войны. Однако уже к 1933 г. картина резко меняется в лучшую сторону. Орел превращается в кузницу квалифицированных кадров. Здесь действуют 26 средних учебных заведений, в том числе 15 техникумов[184].
Не стояли в стороне от этого интенсивного культурного процесса и социологи, занимающиеся, в частности, разработкой теории и практики социальных показателей, необходимых нарождающейся системе социально‑экономического планирования, а также для конкретного соединения местных сведений с общегосударственной информацией.
5. Социальные показатели и статистическая практика 20‑х годов
Региональное изучение социально‑экономических комплексов успешно осуществлялось в советское время, в частности, в рамках социально‑статистической практики, развивавшейся на Орловщине[185].
Еще в конце 20‑х годов заведующий Окрстатотделом М.Ф. Мелешкин следующим образом характеризовал пользование социальными показателями: «Каждый статистический показатель проверяется и подкрепляется не только путем сопоставления с рядом параллельных ведомственных и других материалов, но и путем логического анализа закономерностей (изменений во времени) данного явления»[186].
Практики того периода успешно применяли разнообразные приемы сопоставления показателей, с тем чтобы добиваться оценки социального объекта с точки зрения его положения в социально‑экономическом процессе. Так, например, описывая социальную ситуацию на конкретных предприятиях, статистики сопоставляли заработную плату рабочих с их дневной выработкой в руб. (табл. 16)[187].
Таблица 16
Разработка данных социальной статистики в 20‑х годах сыграла важную роль в дальнейшем развитии методов сбора и анализа социальной информации. Данные 20‑х годов имеют важное значение с точки зрения описания исторического развития Орловского региона, в том числе материальной и социальной основ его культурно‑информационной сферы.
Приведем некоторые ключевые характеристики социально‑экономического положения Орловского региона того времени.
Именование профилей продукции[188]: плуги, мялки (завод им. Медведева), обувь (обувная фабрика), обработка кожи, пиво и фруктовые воды, набор (печать, шпагат увязочный, шпагат сноповязальный, кирпич, пенька). Для сравнения приведем именование современной индустриальной структуры региона: электроэнергетика, топливная промышленность, черпая металлургия, химическая и нефтяная промышленность, машиностроение и металлообработка, лесная, деревообрабатывающая и целлюлозно‑бумажная промышленность, промышленность строительных материалов, легкая промышленность, пищевая промышленность[189],
Таблица 17
Из табл. 17 можно получить представление о положении, сложившемся в земледелии[190].
В течение 1928 г. на Орловской бирже труда было зарегистрировано 11402 безработных, представленные четырьмя крупными группами: индустриальная группа, чернорабочие, строители, интеллектуальная группа[191].
Число неграмотных в 1928–1929 гг. в возрасте от 16 до 35 лет составило в регионе 93–95 тыс. человек. Из них в городах– 21 тыс. чел. Из общего числа неграмотных 75 % составили женщины. Системой всеобуча в Орловском регионе в его новом территориальном делении было охвачено 79300 человек, т. д. 73 % всех детей школьного возраста.
Согласно административному делению 1928 г., Орловский регион подразделялся на следующие районы: Знаменский, Волховский, Мценский, Корсаковский, Дросковский, Верховский, Малоархангельский, Дмитровский, Сосковский, Урицкий, Тросненский, Орловский, Моховской, Новосильский, Свердловский, Кромский с населением 1106239 человек[192]. Расход по всеобучу на душу населения составил 1 р. 55 к. Классовый состав школьников представлял следующую картину: 36,6 % – дети бедноты, 57 % – середняков, 4,4 % – дети зажиточных. Дети сельскохозяйственных рабочих и батраков составили 1,4 % от общего числа школьников.
Здравоохранение, содержащееся за счет государственных средств[193], охарактеризовано в табл. 18.
В 1928 г. в Орловском регионе[194] было 1100 радиоустановок, из них детекторных – 710, ламповых – 201, громкоговорителей – 129, трансляционных ответвлений – 58.
Таблица 18
Этапом в развитии конкретного социологического изучения Орловского региона явилась деятельность группы «Орловский край». Спустя более четверти века силами этой группы были проведены социологические исследования различных сторон Орловского региона, включая экономическую сферу, социально‑экономическую развитость отдельных хозяйств, групповое потребление и т. д. Это было первое эмпирическое исследование, проведенное на Орловщине после Октябрьской революции, отразившее принципиальные, коренные изменения в социально‑экономической структуре региона.
Эмпирическое исследование 1928 г. опиралось на тщательную теоретическую разработку социальных показателей.
Необходимо особо выделить теоретические положения, поскольку они носили отнюдь не местный, «орловский», но общенаучный характер. Это была вообще, по‑видимому, одна из первых теоретических разработок комплексной системы социальных показателей в эмпирическом исследовании, выполненная на базе марксистской методологии.
Исследование группы «Орловский край» чрезвычайно интересно и в том отношении, что оно характеризовало Орловский регион в его новых территориально‑производственных границах, входящих в Центрально‑Черноземную область (ЦЧО). Ценность исследования состояла и в том, что показатели по Орловскому региону давались в соподчинении со статистикой РСФСР и СССР в целом, а также с учетом переписи 1926 г. В системе хозяйств ЦЧО Орловский округ характеризовался как «овсяно‑картофельно‑конопляный»[195].
Как и М. Кашкаров, участники группы «Орловский край» стремились прежде всего выявить через ключевые критические показатели то проблемные социально‑экономические ситуации, решение которых представлялось первоочередным и которые, в свою очередь, влияли па широкий спектр социальных явлений. К Орловскому округу конца 20‑х годов, по мнению С. Алексеева, была полностью применима та характеристика, которая была сделана на 3‑й сессии ВЦИК относительно Центрально‑Черноземной области в целом: «Низкая обеспеченность рабочим и продуктивным скотом, – отмечалось в Постановлении, – первобытность и недостаточность сельскохозяйственного инвентаря, огромное количество сох и недостаточный завоз тракторов, низкая доходность и товарность сельского хозяйства; все еще продолжающаяся дробность крестьянского хозяйства; слабое развитие новых производств в промышленности и недостаточное вложение капиталов; бездорожье и разрушение коммунального хозяйства, а наряду со всем этим огромная культурная отсталость, неграмотность, бытовые и социальные болезни и слабый темп борьбы с этим, обусловливаемый маломощностью бюджетов и совершенной невозможностью‑покрыть местными средствами ту огромную нужду, которая имеется в этом отношении, – вот основные признаки, характеризующие ЦЧО»[196]. Рассмотрим приводимые С. Алексеевым[197] по материалам тогдашней статистики основные сравнительные показатели по Орловскому округу, характеризующие демографические ресурсы, сельскохозяйственную продуктивность, оснащенность и благосостояние отдельных крестьянских хозяйств (табл. 19, 20).
Таблица 19
Таблица 20
Первоисточники берутся по вышецитированной статье С. Алексеева, одного из руководителей группы «Орловский край»).
Для районной характеристики экономической ситуации (табл. 21) были отобраны следующие показатели: доля производства овса, гречихи, картофеля, доля безлошадных хозяйств; хозяйств с плугами, хозяйств с отходниками[198]. Подобные показатели находились в соответствии с уровнем экономической развитости районов, они соответствовали характеру и типу задач, связанных с накоплением ресурсов для перехода к последующим крупномасштабным мероприятиям по кооперированию крестьянских хозяйств, переводу аграрного производства па колхозно‑кооперативную и совхозную базу. Особое внимание обращалось при этом на необходимость системного сочетания общих и региональных подходов, генерализующих и специфизирующих показателей. Совершенно недостаточно, подчеркивал С. Алексеев, описать вообще экономику района. При экономическом исследовании района необходимо выяснить: 1) причины экономических особенностей данного района по сравнению с соседним; 2) колебания хозяйственного уровня в отдельных частях района, в отдельных селениях и причины этих колебаний. В каждом сельсовете земельные общества различаются по своему хозяйственному уровню. Местные крестьяне всегда могут сказать, что в таком‑то селении живут хорошо, в таком‑то – бедно, в таком‑то – средне.
Таблица 21
Поуездная экономическая ситуация Орловского региона по пяти ключевым показателям (в %) (1926–1928 гг.)
Задача исследователя выяснить, какие природные, социальные, экономические и исторические причины обусловливают такую разницу. Следовательно, подчеркивает С. Алексеев, необходимо проявлять большую осторожность при пользовании средними показателями, поскольку характеристики по средним типичным величинам дают отображение постоянных факторов.
В конкретном социологическом исследовании, однако, очень важно выяснить, как в каждой исследуемой единице случайные причины действуют на постоянные, количественно выражаемые в средних типических показателях. Исследование какого‑либо экономического или социального явления принесет только в том случае ценные результаты, если учитывает ту обстановку, в которой протекало данное явление. «В мире экономических и социальных явлений, – указывает С. Алексеев, – наблюдается связь и взаимодействие одних явлений па другие. Исследователь не может совершенно вырвать из данной среды изучаемые им факты или явления и рассматривать их так же, как это делает естественник, изучающий бактерии под микроскопом. Не зная общих экономических условий, в каких развивается данное явление, можно придти к нелепым выводам, к неправильным построениям…»[199]. С. Алексеев, по существу, сформулировал здесь задачу приложения междисциплинарного подхода к конкретному социологическому исследованию, единицей которого выступает очерк, предваряющий экологическими, социокультурными и историческими изысканиями собственно эмпирическую деятельность. Подобный очерк, по мысли С. Алексеева, не может «уподобляться окаменелости». Он должен «жить, развиваться», «из года в год обновляться новыми данными», «пополняться за счет вновь собранных сведений». «Исходя из принципа увязки исследовательских работ с общехозяйственными и общеполитическими задачами, мы должны строить планы своих работ применительно к основным запросам сегодняшнего дня»[200]. Это был четко продуманный социально‑исторический, информационный подход к изучению эмпирики, в котором сама форма истолкования, хранения и дальнейшего продвижения сведений оказывалось глубоко содержательной, глубоко влияющей на возможность пользования сведениями и в этом плане определяющей их ценность и своевременность.
Теоретические разработки социальных показателей получали конкретное воплощение в дальнейшей управленческой и хозяйственной практике.
Широкая подготовка кадров, включая наиболее квалифицированный персонал, послужила превосходной базой для промышленного, сельскохозяйственного и общего социально‑экономического развития региона. За годы двух первых пятилеток валовая промышленная продукция увеличилась в Орле в 33 раза[201].
В 1937 г. были утверждены новые границы Орловской области. В ее состав, помимо бывших уездов Орловской губернии, вошли часть районов Брянской, Калужской, Курской и Тульской губерний. На долю промышленного производства приходилось теперь уже свыше 70 % всей валовой продукции края. На территории области действовало свыше 250 предприятий общесоюзного значения, среди них такие гиганты, как Брянский паровозо– и вагоностроительный завод «Красный профинтерн». В сельском хозяйстве области было занято около 8000 тракторов, 2248 комбайнов[202]. Бурный хозяйственный рост обеспечивался интенсивным развитием культурно‑информационной сферы.
К 1941 г. в Орловской области работали 20 тыс. учителей, в школах обучалось 735000 учащихся. Грамотность городского населения превысила 91 %, сельского населения – 75 % Ч В области имелось 75 районных домов культуры, 1271 массовая библиотека, 17 музеев, 833 колхозных клуба, 1246 изб‑читален, 7 драматических театров, 612 киноустановок. Действовали такие общегосударственные культурные объекты, как музей И.С. Тургенева, его филиалы – музей писателей‑орловцев, и дом‑музей Н.С. Лескова, мемориальный дом‑музей И.С. Тургенева в Спасском‑Лутовинове, был образован государственный педагогический институт – крупнейший в СССР. Книгохранилища библиотек Орловщины превысили 10 млн. экземпляров[203].
Орловский регион на протяжении своей истории исполнял роль крепости засечной полосы. Так было во время польского нашествия 1612 г., в годы гражданской войны. Подобная роль выпала Орловскому региону и в годы Великой Отечественной войны, когда на Орловско‑Курской дуге была сокрушена крупнейшая танковая группировка гитлеровской армии. Конечно, такое напряженное, интенсивное историческое бытие временами сказывалось неблагоприятно на демографической динамике региона. Особенно тяжелыми были хозяйственные и демографические последствия немецкой оккупации и боевых действий на территории Орловщины[204]. Тем не менее, за семилетие – 1959–1965 гг. – объем промышленной продукции увеличился в 2,7 раза. Удельный вес таких отраслей, характеризующих научно‑технический прогресс, как машиностроение и приборостроение, составил 42 % в общепромышленном балансе[205].
При рассмотрении материальной базы современного Орловского региона следует иметь в виду не только факторы роста, но и факторы, вызванные изменением социально‑демографической обстановки региона. Здесь прежде всего необходимо отметить уменьшение территорий и населения в результате нового административного районирования, и, главное, – уменьшение численного состава населения вследствие активного миграционного процесса и замедления темпов демографического воспроизводства. На 1 января 1976 г. Орловский регион зафиксирован в следующих границах. Города: Орел, Ливны, Мценск. Районы:
Волховской, Верховской, Глазуновский, Дмитровский, Должанский, Залегошский, Колпинский, Кромский, Ливенский, Малоархангельский, Мценский, Новодеревенский, Орловский, Новосильский, Свердловский, Урицкий, Хотыненский, Шаблынский. Если в 1897 г. население Орловского региона насчитывало 2054749 человек, в 1939 г. – 1286 тыс. человек, то в 1978 г. оно составило 892 тыс. человек (493 тыс. человек – городское население, 399 тыс. – сельское население, соответственно 55 и 45 %). Население самого города Орла возросло с 54 тыс. человек в 1867 г. до 305 тыс. человек в 1979 г.[206]
Указанные особенности социально‑демографической обстановки существенно влияют на развитие городского и сельского стиля жизни, на функционирование и формирование культурно‑информационных потребностей. Изучение указанных процессов на региональном уровне представляет важную научно‑практическую задачу, поскольку региональные исследования создают надежную, исторически обоснованную базу для сравнительных исследований образа жизни общества, социальных групп и индивидов.
При таком комплексном социально‑историческом подходе существенно расширяется база изучения социальных явлений. Они получают истолкование с точки зрения новизны и преемственности непрерывного процесса культуры. Региональное, внутри‑региональное, общее оказываются прочно связанными конкретно‑социологическим изучением особенного как в рамках эмпирического материала, так и путем различных сопоставлений на уровне документов и вторичной информации – социальных показателей. Однако, как было показано, истолкование каждого из элементов наличной социальной информации возможно лишь в рамках удовлетворительного исторического интервала, необходимого для проявления исторической закономерности, дающей ключ к пониманию тех или иных социальных явлений, функциональных связей и тенденций.
6. Культурно‑информационная сфера Орловского региона современного периода
Как отмечалось, трудной проблемой социально‑исторического исследования является проблема единого эмпирического основания. В 80‑х годах XIX в. массовые занятия и предпочтения в культурно‑информационной сфере практически не исследовались.
Как можно восполнить этот недостаток сведений? Частично при помощи анализа газет и журналов того времени, изучения служебной и личной переписки, анализируя мемуарную и очерковую литературу.
Отношение к чтению (как часто, что и как читают) – важный показатель культурного уровня.
С течением времени это отношение обретает самостоятельность и уже само определяет и воспроизводит потребности в определенном культурном содержании.
Чем глубже укореняются навыки чтения, дорастающие до все более утонченного выбора источников чтения, тем очевидней протягивается положительная связь от «почвенного пласта» к художественному творчеству и профессионализму. За рамками словесных жанров в качестве первичного может выдвигаться обучение музыкальным и пластическим искусствам. Очевидно, однако, что указанные отношения сами являются производными от социально‑экономических и исторических факторов – производными в том смысле, что в них воплощена структура необходимого и свободного времени общества. Вот почему изучение культурно‑информационных феноменов превращается, по существу, в комплексное историко‑социологическое исследование, равносочетающее интересы к «прошлому» и «настоящему». В свою очередь, состояние культурно‑информационной сферы дает богатый материал для изучения таких срезов социальных и экономических отношений, информация о которых непосредственно не фиксировалась.
Исторические рамки комплексного социологического исследования позволяют представить социальное развитие региона в контексте изменений всего образа жизни общества. В этом смысле 20‑е годы являются наглядным рубежом как относительно прежнего образа жизни, так и относительно образа жизни развитого социалистического общества, соединяющего преимущества социалистических отношений с достижениями научно‑технической революции.
Сравнительно‑исторические исследования, в том числе исследование культурно‑информационной ситуации, позволяют детально изучить становление материальных средств культурно‑информационной деятельности. Исследования подобного плана дают возможность фиксировать сложные взаимодействия, происходящие между производством, направленным на удовлетворение материальных потребностей общества, и производством, направленным на духовные потребности, в первую очередь в связи с реализацией свободного времени индивидов.
Активное развитие средств и методов массовой коммуникации составляет важное отличие культурно‑информационной ситуации современного общества. Возникнув на базе новой техники и новых социальных условий, массовые коммуникации существенно влияют на развитие городского и сельского стиля жизни и тем самым – на функционирование и формирование информационных потребностей.
Остановимся более подробно на особенностях культурно‑информационной сферы современного Орловского региона, сферы, играющей важнейшую роль в воспитании индивидов, выработке ими определенного стиля деятельности и выборе типов социального поприща.
Культурно‑информационная сфера современного Орловского региона, опирающаяся на могучую общесоюзную социально‑экономическую базу, преломляет общие закономерности развитого социалистического общества, в том числе тенденцию неуклонного роста образованности и квалифицированности населения.
Образование является той системой, которая в существенной степени определяет повседневное потребление социально‑информационных ценностей.
В современных условиях информация, обучение, культура все активнее выдвигаются в качестве факторов, определяющих непосредственную жизнь общества и, в частности, структуру свободного времени – этого, пользуясь оценкой К. Маркса, высшего общественного богатства.
Ниже мы приводим некоторые итоги исследования, проведенного в Орловской области (в рамках проекта «Состояние и основные тенденции развития социалистического образа жизни») и касающиеся культурно‑информационной деятельности опрошенного населения. Было установлено, что 10 % охваченного выборкой населения региона имеет высшее и неполное высшее образование, 34,1 % – общее среднее и специальное среднее образование, 29,5 % – неполное среднее (общее и специальное) образование.
Как показало проведенное исследование, культурно‑информационная деятельность населения Орловского региона играет ведущую роль в системе повседневных занятий, осуществляемых в свободное время.
В общей шкале главных ежедневных информационных источников на первом месте по употребляемости находится слушание радио (86,1 % опрошенных), на втором – просмотр телевизионных передач (78,7 %), на третьем – чтение газет (68,7 %), чтение книг и журналов – 34 % опрошенных. Как увидим в дальнейшем, разбиение обобщенного ряда на социально‑демографические группы может приводить к изменению значимости информационного канала в зависимости от соответствующего конкретного признака.
Население Орловского региона хорошо оснащено предметами информационной техники. Телевизор с черно‑белым изображением имеют 78,6 % населения, радиолу и магнитофон – 46,3 %. Реже встречаются другие предметы семиотической группы: пианино – у 4,3 %, кинопроектор – 0,2 %, киноаппарат – 2,9 %, аккордеон, баян, гитара – у 16,9 % опрошенного населения.
Показательно соотношение планируемых расходов на материальные и духовные цели. Например, в шкале желаемых затрат в интервале 2–3 лет на предметы бытового и культурно‑бытового назначения затраты на подписные издания занимают одно из первых мест. К их приобретению стремятся 32 % опрошенных.
Для сравнения укажем значения некоторых других показателей: мебельный гарнитур хотят купить 22,5 % опрошенных, легковую машину – 18,8 %, цветной телевизор – 20,6 %.
Показатели состояния культурно‑информационной ситуации служат в рамках исследования нескольким целям. Во‑первых, с их помощью, включая показатели образования, могут быть выделены связи между денежными, материально‑вещными и социально‑демографическими предпосылками выбора конкретного вида деятельности и соответствующего образа жизни. Во‑вторых, эти показатели могут послужить основанием для структурирования населения по культурно‑информационному признаку: читательские и зрительские аудитории, группы, ориентирующиеся на конкретные виды получения информации; группы, ориентирующиеся на определенные материально‑культурные и духовно‑культурные ценности, и т. д. В соотнесении с классификациями групп населения по признакам возраста, пола, типа поселения, дохода, образования, профессиональной подготовки, потребления, производительной деятельности и общения показатели культурно‑информационной деятельности непосредственно служат выделению ценностных систем и целевых предпочтений населения, т. д. ключевых параметров, обусловливающих решение индивидами коренных задач собственного социального бытия.
Во взаимодействии с показателями производительности и правосознания показатели состояния культурно‑информационной деятельности, полученные из эмпирического обследования образа жизни, способствуют прикладной оценке эффективности управленческой деятельности.
Рассмотрим структуру информационных источников по отдельным проблемным рубрикам анкеты – например, «экономика народного хозяйства», «деятельность государственных органов», «культура и искусство» и т. д. в связи с разбиением по признакам «тип поселения», «пол», «возраст».
Полученные данные свидетельствуют о различиях в информационной активности у жителей города и деревни, а также о том, что активность женщин в получении информации по перечисленным тематическим рубрикам ниже, чем у мужчин. Например, по рубрике «экономика народного хозяйства» эти различия находят отражение в табл. 22.
Таблица 22
Пользование источниками информации по рубрике «экономика народного хозяйства» в зависимости от признаков «тип поселения» и «пол» (N = 996) (в %)
Исследованием установлено, что отмеченные различия коренятся в большой домашней занятости у женщин и более низких показателях образовательной и профессиональной подготовки.
Что касается дифференциации по типам поселений, то здесь (данные приводятся относительно той же рубрики) пока все еще заметны различия между жителями города и деревни.
Как свидетельствуют итоги Орловского исследования, приведенные различия указывают на имеющиеся расхождения в уровне образования, профессиональной подготовки и структуре потребностей и интересов у городских и деревенских жителей, а также у мужчин и женщин.
Информационная активность индивидов существенно зависит от возрастного фактора. Рассматривая информационную активность в связи с возрастным фактором, следует постоянно иметь в виду пересекающийся характер психологических и ролевых циклов, поскольку в возрасте человека запечатлена ролевая структура общества, обусловленная разделением труда и объективными циклами социализации.
В выборочной совокупности населения Орловского региона наибольшая информатическая активность относительно рубрики: «деятельность госорганов» наблюдается в возрастной группе 30–39 лет. Относительно других рубрик, например «наука и техника», наибольшая активность переходит к последующей группе – 40–49 лет, что объясняется, вероятно, возрастанием профессиональных и усложнением общекультурных интересов в связи со вступлением личности в период творческого расцвета (так называемый период акме). Сказанное относится в основном и к рубрике «культура, литература и искусство».
Отмеченные группы выделяются резким ограничением информации, поступающей от друзей и товарищей по работе. Посмотрим, какова доля этого источника информации относительно рубрики «культура, литература и искусство» в зависимости от возраста индивидов (табл. 23).
Таблица 23
Здесь проявляется эффект снижения значимости данного информационного канала под влиянием комбинирования факторов. С одной стороны, возрастные изменения ведут к изменению структуры общения, с другой – к повышению требовательности относительно полноты и достоверности информации.
В очерченной данным исследованием культурно‑информационной сфере Орловского региона показатель образования – «дипломированность» – проявляется двояко. В общем плане его можно рассматривать как функцию возраста (накопление жизненного опыта). В прикладном плане (с точки зрения методов обучения культуре) «дипломированность» выступает как статистическое средство классификации культурно‑информационных групп (табл. 24). Лидирующее положение групп лиц с высшим образованием очевидно.
Таблица 24
Потребление информации по рубрике «Деятельность государственных органов» в зависимости от признака «образование»
Важную роль в системе информационного обеспечения Орловского региона играют газеты и журналы. Газеты и журналы читают 63,4 % охваченных выборкой, в соотношении читателей центральных и местных газет – 16,7 и 12,9 %. В рубрике «журналы» наибольший процент – 30,4 – приходится на читателей научно‑популярных журналов («Вокруг света», «Здоровье», «Техника молодежи», «Знание‑сила» и т. п.). Читателей литературно‑художественных журналов – 20,4 %. На рубрику «другие журналы» приходится 42,6 % читателей. В эту рубрику были включены такие журналы, как «Работница», «Крокодил», «За рубежом» и т. д.
Анализ показывает, что наиболее распространены читательские группы с широкими общепознавательными интересами. Причем наличие в рубриках таких журналов, как «Новый мир», «Иностранная литература», «Знание – сила», «Вокруг света», «Здоровье», «Техника молодежи» свидетельствует о значимой роли культурно‑информационных источников, приближающихся по стилю организации содержания к книжным источникам научно‑культурно‑го и культурно‑художественного характера.
В системе функционирования социальной информации каждый информатический источник имеет свою специфику. Газета, радио и телевидение, помимо осуществления функции всеобщей связи, призваны обеспечивать оперативность, одновременность, авторитетность и стандартность сообщений, в особенности связанных с непосредственными задачами хозяйственного и политико‑идеологического управления. Книга как источник информации обеспечивает в социально‑информативном процессе индивидуальную проработку текущей и культурной информации, способствует рационально углубленному воспитанию мировоззрения.
Высокая доля средств массовой коммуникации в повседневном информировании не должна затенять роль книжно‑письменных источников как важнейших в обучении и правильном усвоении культуры. Отношение к книге является высокосодержательным признаком, позволяющим построить иерархическую модель культурной развитости групп. В качестве операциональных характеристик отношения к книге может быть использована информация о количестве и составе личных библиотек. Не случайно показатели о личных библиотеках отличаются умеренностью своих цифровых значений, ибо общение с книгой представляет интимный аспект культурно‑информационной деятельности и свидетельствует о наличии развитого навыка активного общения с информатическими источниками.
Посмотрим, как распределяются ответы на вопросы о наличии книг дома. Они приведены в табл. 25.
Таблица 25
Распределение индивидов по группам в зависимости от величины домашних библиотек
Показатель наличия книг в домашней библиотеке хорошо согласуется с распределением участников зрительской аудитории по критерию сложности содержания демонстрируемого источника, например, с телепередачей «Очевидное – невероятное». Среди более предпочитающих эту передачу – лица с наибольшим количеством книг (табл. 26).
Проведенное исследование позволяет сравнивать показатели реализации культурно‑информационных потребностей у жителей города Орла и жителей сельского региона. Сравнивая эти две группы информационных показателей, можно составить определенное представление об особенностях городского и сельского стиля жизни в Орловском регионе в целом.
Таблица 26
Охваченное выборкой население г. Орла и сельского региона характеризуется показателями потребления массово‑коммуникативных ценностей, приведенными в табл. 27.
Таблица 27
Сравнивая показатели массово‑коммуникативной деятельности по г. Орлу с подобными показателями по сельскому региону, мы можем правомерно квалифицировать показатели горожан Орла как более интенсивные и высокие. Повышенная активность жителей Орла по сравнению с жителями села проявляется практически во всех отраслях информационной деятельности. По некоторым видам этой деятельности различия между центром и сельской периферией достигают контрастных значений. Например, гораздо интенсивнее, чем в сельском регионе, происходит в Орле посещение кинотеатров, театров, концертов (табл. 28).
Таблица 28
Важную роль в оценке интенсивности культурно‑информационного потребления играют показатели чтения и приобретения книг. Ежедневно в свободное время книги и журналы читают 447 % опрошенного городского населения (по сельскому региону 22,4 %). Этот показатель является весьма существенным, ибо указывает на степень укоренения в образе жизни сложных навыков повседневного общения с письменно‑текстовой информацией.
Таблица 29
В табл. 29 приводится распределение ответов на вопрос анкеты «Какую литературу Вы приобретаете?»
Как видим, показатели «книжности» у жителей сельского региона ниже, чем у жителей Орла (табл. 30).
Таблица 30
Показатели «книжности» отражают уровень развития информационной потребности. В повседневной жизни этот уровень проявляется в выборе источников информации. Среди жителей Орла, помимо телепрограммы «Очевидное – невероятное», популярны передачи «В мире животных», «Клуб кинопутешествий», «Здоровье» и т. д. (табл. 31).
Таблица 31
Популярность сложных телепередач среди городских и сельских жителей
Показатели интенсивности выбора источника телевизионной информации находятся в соответствии с показателями общего отношения к данному информационному каналу. Через вопрос анкеты «Смотрят ли респонденты телепередачи вообще?» выяснилось, что среди жителей города Орла не смотрят телепередачи лишь 2,1 % опрошенных, в селе – 11,6 %.
Рост показателей «книжности» в Орловском регионе отражает общую тенденцию – возрастание социальной роли информационного фактора в современных условиях. Этот рост не может быть непосредственно мотивирован объемом подушевых доходов, так как общий подъем подушевых доходов (согласно материалам исследования) у жителей сельской зоны и горожан примерно одинаков. Рост показателей «книжности» символизирует тягу к общекультурному и научному материалу.
Различия между городом Орлом и сельским регионом в культурно‑информационной сфере следует рассматривать как проявление исторических различий в социально‑экономическом развитии города и деревни. Однако эти различия не могут быть вскрыты лишь чисто внешним сопоставлением показателей материального и информационного материала, без сопоставления реальных жизненных ситуаций и актов поведения, без анализа того, насколько информационные образцы близки нормам и идеалам социокультурных отношений города и деревни. В свете сказанного данный анализ культурно‑информационной ситуации региона следует рассматривать как выявление структурных отличий городского и сельского стиля жизни.
Город более динамичен. Деревня, однако, помимо специализированной функции в системе разделения труда, продолжает активно осуществлять функцию выработки хозяйственного и нравственного отношения к землепользованию и – шире – ко всему растительному и животному миру, по‑прежнему играя важную воспитательную, мировоззренческую роль.
Исследование образа жизни Орловского региона, и в частности его культурно‑информационной сферы, подтверждает глубокое укоренение общекультурных ценностей в индивидуальный мир различных групп населения города и деревни. Высокий статус книги как культурно‑информационного источника является, по‑видимому, показателем как общесоюзного, так и регионального значения, отражающим историческую принадлежность исследуемого региона к социально‑культурной зоне интенсивного развития русского литературного языка, тех форм культурной коммуникации, которые связаны с восприятием духовного и природного.
Подобный обмен между природным и духовным миром оказывает глубокое воздействие на формы и стиль человеческих отношений, на их цивилизационную основу.
Исследование культурно‑информационной ситуации Орловского региона убедительно раскрывает творческий характер отношений развитого социалистического общества, ставящего задачу распространения ценностей мировой культуры на все слои и общественные группы, с тем чтобы превратить обучение культуре в органическую социальную потребность.
Доступность мировой культуры, возможность и потребность ее усвоения становятся важнейшей чертой стиля жизни развитого социалистического общества.
Выводы
Рассмотрение культурно‑исторических материалов, в том числе результатов Орловского исследования, позволяет сделать некоторые общие замечания относительно ключевых показателей, связывающих деятельность, осуществляемую в рамках определенной территории, с направленностью и дифференцированностью этой деятельности в рамках общества.
Эти территории могут быть охарактеризованы посредством показателей, из которых прежде всего заслуживают внимания: 1) индекс равномерности заселения территории; 2) индекс устремленности к культурному потреблению; 3) индекс дифференцированности занятий.
Индекс равномерного заселения территории содержит информацию о развитии производительных сил и производительности труда, выражаемых в окультуривании среды обитания.
Индекс устремленности к культурному потреблению характеризует степень семиотической развитости общества, распространенности в обществе средств обработки, хранения и передачи информации, виды распространяемых культурных образцов.
Индекс дифференцированности занятий отражает степень развитости социального поприща, его соответствие генетическому разнообразию индивидов, взаимодействующих с бесконечным разнообразием природного и искусственного мира.
Для сравнительного исторического и межгруппового описания населения можно использовать, например, отношения численности населения к количеству лет, расходуемых на получение образования. Если примем за единицу населения 100 человек, то относительно современного начального, среднего и высшего образования получим: 100x4=400 лет, 100x10=1000 лет и 100x15== 1500 лет, необходимых для оснащения 100 человек соответствующими видами образования.
Подобные индексы могут играть роль в конкретизации расходования ресурсов времени общества относительно территории обитания, разделения труда и культурно‑информационного потенциала.
Информация, получаемая с помощью указанных индексов, описывает социальную структуру общества исходя из задач культурно‑исторического сопоставления параллельных данных социальной информации: информации о способах и стилях социальной жизни, реалиях прошлого, фактах настоящего и тенденциях будущего.
Укажем на еще один индекс – отношение стандартизации трудовых операций к индивидуализации труда. Этот индекс выражает меру творческой активности труда. Зафиксированное здесь отношение означает, что мера стандартизации имеет предел, превышение которого снижает долю нестандартизованного, творчески индивидуального труда в общем трудовом процессе и, следовательно, снижает общую производительность труда.
Исходя из данного положения, можно заключить, что по мере развития производительных сил и социальных отношений общества будет развиваться не стандартизация как самоцель, а такая стандартизация, которая высвобождает умственные и физические силы самого человека для творческого взаимодействия с силами природы, дальнейшего углубления и расширения ноосферы человечества. Выдвинутая К. Марксом историческая задача полного раскрытия высших творческих способностей человека, преодоления противоречий между физическим и умственным трудом превращается теперь в практическую общественную задачу. Очевидно, что такое решение может быть достигнуто лишь обществом, преодолевшим имущественные, сословные и классовые перегородки, а также перегородки, возникающие вследствие неразвитости производительных сил.
Такая историческая задача по устранению препятствий на пути творческих форм общественного производства гармонически претворяется в коммунистическом обществе.
Совокупность исторически обоснованных показателей вполне согласуется как с материалами о динамике образа жизни, соответствующих развитию структуры общества в истории социально‑экономических формаций, так и с данными социологической информатики о развитии социальных семиотических систем.
Конкретная динамика этих показателей показывает, что общество реализует определенные цели развития. Эти цели развития, как показывают материалы статистических и иных обследований, представляют собою тенденцию обеспечения каждого члена общества достойной его деятельностью. Это означает, что в силу индивидуальных способностей каждого человека и в силу изменения структуры конкретных видов занятий общество обнаруживает яркую тенденцию к дифференциации занятий, углублению разделения труда, углублению разделения в пользовании культурой, осуществлению все более тесного соответствия между способностями человека и характером его деятельности. Тезис «от каждого по способностям» получает конкретное воплощение, с одной стороны, как тенденция развития способностей человека, с другой стороны, как тенденция развития условий применения этих способностей.
100 с лишним лет назад население Орловского региона, составлявшее более 2 млн. человек, было занято в основном относительно однообразным трудом в примитивном сельском хозяйстве и прилегающем к нему ремесленном производстве. В настоящее время сельское население региона снизилось до 400 тыс. человек, а сам труд на селе оказался достаточно дифференцированным в смысле числа и состава специальностей. Население городов возросло в 10 раз.
В городах сформировался глубокодифференцированный труд. Весьма значительная часть населения мигрировала из Орловского региона в другие регионы страны. Миграция, как показывает динамика дифференциации занятий, была, по‑видимому, вызвана поисками большего соответствия способностей качеству труда. Эту общую тенденцию подтверждает характер культурных запросов населения.
Культурные запросы существенно выросли в своем объеме и дифференцировались по качеству. Причем культурные запросы оказываются выше там, где выше мера дифференциации занятий.
Характерно, что мера дифференциации занятий поддерживалась и шла параллельно с мерой дифференциации семиотических систем.
Индекс дифференциации занятий, таким образом, является ведущим по отношению к индексу равномерности и устремленности культурного потребления. Это значит, что общей тенденцией развития общества с точки зрения образа жизни является дифференциация занятий.
Тот общественный строй и его надстройка, которые приводили к стагнации в дифференциации занятий, вызывали неудовлетворенность населения, ибо сковывали творческие способности людей. Этот общественный строй, как известно, был устранен Октябрьской революцией.
Тенденция роста дифференции занятий особенно бурно стала проявляться после революции. Характерно, что запросы к дифференциации занятий в настоящее время продолжают расти, что выражается в характере потребительского спроса.
Важное место в потребительском спросе заняли предметы, связанные с духовными потребностями. Это значит, что население выражает огромный интерес к развитию своих духовных потребностей, к желанию дифференцировать занятия, а следовательно, более творчески, более полно претворять в труде свои индивидуальные способности.
Такая тенденция характера потребностей позволяет сделать некоторые практические выводы относительно актуальных проблем социального развития.
В целях совершенствования социального развития необходимо обеспечить максимальную реализацию индивидуальных способностей людей. В то же время максимальная реализация индивидуальных способностей не должна входить в противоречие с запросами общества как целого, т. д. при сложившейся динамике дифференциации занятий и дифференциации труда должна быть обеспечена относительная гармония интересов личности и общества. К этому, по‑видимому, должны быть направлены такие рычаги управления, как финансово‑экономическая структура, средства измерения труда, образование и т. п. На этой основе может быть достигнут баланс между разделением труда и его интеграцией.
Как видно из тенденций образа жизни Орловского региона, материальные и духовные потребности в известном смысле уравновешиваются в своем статусе. По мере удовлетворения основных материальных потребностей на первое место выдвигаются потребности социально‑культурного, духовного плана – потребности индивидов наиболее полно развивать и реализовывать свои способности.
Заключение
Подведем итоги. Информация – это преобразование «языка» объективной реальности в язык анализирующей системы; последняя является результатом подобного предшествующего преобразования. Информация – это любое сообщение, осуществляемое путем передачи сведений от одного субъекта к другому. Она необходимо предполагает объект, воспринимающий информацию. Это значит, что она состоит из двух частей – запаса сведений (тезауруса) и любой другой системы (субъекта), способной использовать эти сведения. Вне этого субъекта сведения себя не обнаруживают. Они остаются принципиально закрытыми, хотя и объективно существуют, но существуют как «вещь в себе», как природа, которую еще предстоит открыть и определить. Категория информации воплощает фундаментальную, присущую универсуму диалектическую взаимосвязь объективного и субъективного.
С языками объективной реальности, в которой манифестируется материальная деятельность человека, его жизнедеятельность, общение и родовое сознание, соотносится понятие социальной информации. Понятие «социальная информация» произведено для объяснения феноменов собственно человеческой деятельности в отличие от сообщений, связанных с проявлениями природного и искусственного (технического) мира.
Осмыслением потоков социальной информации и конкретным анализом их носителей – первичных текстов – занимается социологическая информатика, которая осуществляет обобщение, классификацию и критику существующих первичных текстов, создает вторичные тексты, предназначенные для руководства в различных типах, видах и родах социальной информации.
В сфере научно‑технической информации (НТИ) обычно различают научно‑информационную деятельность (НИД) и информатику – как науку об этой деятельности. По аналогии можно говорить о социологической информационной деятельности, которая включена здесь в состав социологической информатики. Правомерно говорить об информатике как единой науке, изучающей все стороны информационной деятельности.
Поскольку единицей социальной информации является текст, объективно выражающий ценности, интересы и цели людей, связанные с их классовым и культурным бытием, постольку оценки этих текстов нуждаются в особой социологической экспертизе. Информатика создает новый семиотический тип текстов. Смысл информатики состоит в обобщении, переработке и подаче сведений о текущих процессах, прецедентах и правилах. Эти сведения извлекаются информатикой из знаковых актов, сокращаются, сопоставляются, перерабатываются и подаются пользователю. Вот почему информатику связывают с созданием вторичных текстов, тогда как источники информации называются в информатике первичными текстами. За пределами первичных текстов информатика источников не имеет. Источниками вторичных текстов или текстов информатики потенциально являются все знаковые акты не информатического характера, т. д. вся социальная семиотика, за исключением информатики.
Информатика – это та сфера информационного обслуживания, куда входят реферативные издания, переработка информации в автоматизированных системах управления, информационный поиск. Информатика использует не все содержание знаковых систем, а лишь часть этого содержания, необходимую пользователю. Этим пользователем являются государственные органы, органы хозяйственного управления и проектно‑конструкторские службы и институты, а также различные ведомства. В сфере информатики тексты образуются и создаются внутри этих ведомств и служб ради удовлетворения их потребностей. Поэтому информатика извлекает из первичных текстов или социального семиозиса лишь те сведения, в которых заинтересованы пользователи того ведомства, к которому принадлежит образованный при нем орган, специализированный па задачах информатики. Поэтому на сегодня лишь очень небольшая часть содержания первичных текстов извлекается и перерабатывается органами информатики и поступает пользователю, для которого это содержание оказывается общественно необходимым.
В отличие от информатики, занимающейся научно‑технической информацией, социологическая информатика обобщает основные сведения о жизни общества. Это положение социологической информатики ставит ее в особые отношения с первичным текстом. Социологическая информатика должна пользоваться как первичными текстами, так и текстами информатики, принадлежащими к разным ведомствам. Она должна быть извлечением и обобщением текстов, сведений и данных не только из первичных текстов, т. д. непосредственной социальной семиотики, но и обобщением данных информатики, обслуживающей отрасли народного хозяйства. Цель социологической информатики состоит в интеграции сведений, присутствующих в основных источниках, отражающих состояние жизни общества, например в данных социальной статистики и в сопоставлении этих данных с информатическими данными ведомственной информатики; медицинской информатики, строительной информатики, информатики в сфере народного образования, информатики в области промышленности, сельского хозяйства и с другими областями информационно‑ведомственного обслуживания.
Социологическая информатика создает не только тексты, имеющие характер чисто информационного обслуживания, она создает тексты творческого характера, поскольку ей приходится производить обобщения, сравнения, сопоставления и анализ социальных процессов. Эта черта социологической информатики существенным образом отличает социологическую информатику от других видов информатики. Приведем следующий пример: информационно‑поисковая служба органов Госстроя обеспечивает своевременную подачу сведений, необходимых для проектирования строительства, сведения о ходе выполнения строительства, а также сведения о некоторых участках строительства. Для некоторых процессов управления создается автоматизированная система управления. Информация здесь фильтруется следующим образом. Из научных статей, касающихся строительства и технических документов, по определенным принципам извлекаются некоторые сведения. Например, из статей, касающихся проектирования и строительства, извлекаются заголовки и дается их краткая реферативная характеристика. Эти заголовки и рефераты передаются информационной службой Госстроя пользователю – инженерным и проектировочным институтам. Тем самым существенно повышается класс проектировочных работ, так как реализуются сведения о новейших результатах научно‑технического характера, которые могут быть использованы для осуществления данной работы. Отношения между пользователем и исходным первичным источником (научной литературой и техническими документами) строятся на том, что информационная служба обрабатывает все первичные источники однородным образом и подает результаты работы пользователю в удобной для него форме. Таким образом, перед информационной службой ведомства стоит задача однообразного, стандартного и постоянного снабжения информацией своих пользователей.
Социологическая информатика не имеет постоянного пользователя. Ее цель состоит в разработке информации по специальному заказу государственных, партийных, профсоюзных или ведомственных органов. Этот заказ обычно вводится однократно. Он фиксирует состояние дел или научную разработку вопроса в момент, необходимый пользователю. Вот почему каждая разработка социологической информатики индивидуальна. Она представляет собою исполнение отдельного заказа органов управления или ведомств и поэтому требует всякий раз программы для создания информатического текста по данному заказу. Пользователь бывает заинтересован в разработке информации самого разного профиля и качества – от произведений искусства до анализа состояния дел в начальном обучении. Пользователь бывает также заинтересован в том, чтобы социологическая информатика отобразила положение дел на интересующий пользователя информации момент. При этом пользователь нередко не формулирует задачу в виде детальной программы, так как его интересует только проблема. Сама же проблема может иметь разные стороны, неочевидные до начала исследования. Вот почему социологическая информатика имеет дело всякий раз с творческой задачей. Она должна всякий раз формулировать оценку, прогноз, создавать гипотезы о состоянии проблемы и формулировать выводы как научное обобщение. Источниками для этого обобщения могут служить как первичные, так и вторичные тексты, создаваемые информационными службами ведомств.
Первой задачей социологической информатики является оценка данных, которые могут относиться к проблеме. Но для того чтобы грамотно оценить состав данных, надо представить себе всю совокупность процессов социальной информации, т. д. представить себе, какие знаковые акты могут быть использованы как первичные тексты – источники социальной информации. Это является трудной проблемой социологической информатики, поскольку на сегодня она располагает лишь предварительным перечнем знаковых систем – носителей первичной информации – и лишь приблизительным представлением о содержании этих систем как источников информации для социологической информатики.
В силу этих обстоятельств социологическая информатика прибегает прежде всего к системе экспертных оценок, выступающих в виде опроса определенных групп населения по определенно сформулированной анкете. Это значит, что социологическая информатика, по сути дела, пользуется сейчас почти исключительно одной знаковой системой как источником информации, а именно устной речью. В этом – одна из самых больших слабостей современной социологической информатики.
Извлечение информатических данных из устной речи связано с тем, что устная речь – наиболее доступный для социологической информатики источник. Кроме того, достоинство устной речи в том, что по своему содержанию устная речь является весьма общим источником информации. Так, устной речью пользуется все население. Поэтому социологическая информатика при отсутствии достаточных семиотических разработок источников социальной информации была вынуждена пользоваться почти исключительно устной речью. Устная речь переводилась в письменную через специальные анкеты. Анкеты анализировались и обобщались в связи с запросами пользователя.
Обобщение данных устной речи при отсутствии сопоставления этих данных с другими источниками социальной информации и при отсутствии оценки и критики источников не может не обеднять содержание социальной информации. Обращение к устной речи как к первичному тексту, необходимое само по себе, всегда таит в себе некоторую опасность, так как устная речь представляет собою содержательно бедный источник информации. Бедность этого источника информации объясняется тем, что ни один член общества, даже самый подготовленный в культурном отношении, не может удержать в своей памяти состава событий или положения дел, относительно которых желательно получить первичную информацию. Общественная информация хранится в виде знаковых актов. Каждый знаковый акт или совокупность знаковых актов, принадлежащих к знаковой системе, имеет свое отношение к действительности – природной и общественной, имеет, так сказать, свою достоверность по отношению к этой действительности. Например, художественная литература построена па художественном выявлении отдельных образов и социальной панорамы действительности, она не претендует на раскрытие и обоснование причинно‑следственных механизмов общественно‑экономических отношений, равно как и технологическая документация отражает лишь определенный уровень специализированного мышления и практики, абстрагируясь от вопросов социальной уместности тех или иных проектов, их воплощенности в конкретных строительных материалах и т. д.
Устная речь как источник информации отличается тем, что данная информация обладает субъективной достоверностью. Это значит, что каждый опрашиваемый представляет себе анализируемый вопрос своим, присущим лишь ему образом. Это представление зависит от культурного уровня, мыслительных способностей, темперамента, меры осведомленности, пола, возраста и т. п., т. д. от особенностей личности, отражающихся на характере экспертной оценки.
В силу сказанного в задачу социологической информатики, пользующейся как первичным текстом системой устной диалогической речи, входит прежде всего критика источника, оценка меры его достоверности. Эта оценка меры достоверности разделяется на предварительную и окончательную оценки. Предварительная оценка реализуется до социологического опроса, а окончательная – после социологического опроса. Предварительная оценка заключается в том, что социолог, занимающийся социологической информатикой, должен оценить круг экспертов, к которому он обращается за первичным текстом. Экспертом мы называем любого участника опроса, от которого ожидаются продуманные ответы в соответствии с его жизненным опытом и пониманием данной проблемы. Понятие «эксперт», на наш взгляд, более точно выражает взаимоотношения участников опроса с соответствующими анкетными текстами, чем понятие «респондент», в котором подчеркнута формальная, а но содержательная творческая роль субъекта социальной информации. Учитывая субъективный момент, необходимо подобрать круг экспертов так, чтобы экспертиза была разносторонней, достоверной и надежной. Эти требования осуществляются в следующем порядке.
Требование разносторонности означает, что должны быть избраны эксперты, достаточно знакомые с данным вопросом и имеющие относительно этого вопроса определенный опыт. Например, при изучении вопросов образования семьи или вопросов распада семьи следует оценить мнение людей, занимающих разное положение в семье: мужа, жены, детей, родителей мужа и жены, родителей первого, второго и третьего поколений, детей первого, второго и третьего поколений, в том числе и непрямых родственников разных поколений. Поскольку семья является важным общественным институтом, необходимо также узнать мнение профессиональных работников ЗАГС, органов суда, а также мнение лиц, имеющих общественный вес, работников общественных организаций, руководителей производства и ведомств. Круг этих лиц должен быть учтен социологом‑информатиком в зависимости от характера сформулированной проблемы с точки зрения, которая в данный момент изучается. Таковы требования разносторонности.
Требования достоверности строятся как оценка речи внутри диалога между социологом‑информатиком и экспертом. Социолог‑информатик предлагает вопрос, эксперт дает ответ. Необходимость вопросно‑ответного метода вытекает из необходимости разносторонности экспертизы, так как если не придерживаться однородных вопросов, то нельзя сравнивать ответы. Вопросы должны быть представлены разным по своему положению экспертам. Этим достигается однородность сведений и обеспечивается их достоверность. Вопросы должны быть построены систематически с целью получить систематический анализ ответов.
Принцип построения вопросов состоит в том, чтобы в предполагаемых ответах экспертизы различить две категории, равноценные для социологической информатики: а) объективное состояние дел по оценке эксперта и б) субъективная оценка экспертом этого состояния дел. Для этой цели как вопросы, так и ответы должны быть согласованы по содержанию. В каждой анкете должна быть возможность различения субъективных оценок, отражающих интерес эксперта, его намерения и желания и выяснение реального положения дел. Это делается за счет сопоставления ответов экспертов различных категорий. Например, при изучении причин разводов и дети, и родители могут быть опрошены по поводу объема времени, которое тратится в семьях на воспитание детей. Оценки этого времени могут разойтись как у детей, так и у родителей. Если это расхождение будет значимым и средняя оценка времени на воспитание, данная родителями, будет превышать среднюю оценку, данную детьми, то это может привести к гипотезе о некотором перерасходе времени воспитания детей в семьях. Такая гипотеза должна быть проверена путем нескольких вопросов. Например, вопросов о занятости семейными делами, о занятости детей внесемейными формами обучения и воспитания, о времени, которое тратят родители на отдых, обслуживание семьи, на учебу и т. п. При сопоставлении этих ответов, данных разными половозрастными социальными группами, возникает представление о расходе времени на воспитание детей внутри семьи. Сравнение экспертных оценок образует достоверность сведений.
Третьим требованием, предъявляемым к экспертизе, является ее надежность. Требование надежности заключается в количестве экспертных оценок. Оно подчиняется правилам статистики. В исследование должно быть вовлечено достаточное число экспертов, могущих по правилам статистики составить представительный массив ответов, характеризующих мнение привлекаемых к экспертизе групп населения, связанных с изучаемым вопросом. При этом необходимо учитывать число этих экспертов в зависимости от их роли в обществе по отношению к исследуемой проблеме. Так, например, массив опрошенных экспертов – членов семей – должен быть меньше массива опрошенных работников ЗАГСа и суда. Это соотношение должно быть пропорционально роли экспертов этих категорий в составе населения, иначе будет потрачен лишний труд на экспертизу. Если члены семьи оперируют исключительно собственным жизненным опытом и опытом близкого окружения, то в распоряжении экспертов ЗАГСа и суда имеются статистические материалы. Их практика связана с большим разнообразием прецедентов и наблюдений.
Надежность обусловливается также искусством статистики, умением изучить статистические корреляции, представить эти корреляции в ярком и наглядном для обдумывания виде.
Такова предварительная критика диалогического текста как первичного для информатики. Эта критика текста учитывает характер устной диалогической речи как первичного текста. После представления материалов анкет в виде статистических выводов начинается второй этап критики текстов.
Этот этап критики текстов связан с раскрытием расхождений и схождений в содержании экспертных оценок. Второй этап критики текста представляет собою соотнесение результата информатических данных с социологической теорией, с одной стороны, и с данными предварительных исследований – с другой. Целью этой критики текстов является анализ расхождений во мнениях, выявление противоречий, обнаружение причин тех или иных социальных явлений, изучение динамики социальных процессов. На этом этапе критика текста осуществляется в основном за счет соотнесения результатов исследования с социологической теорией.
Необходимо подчеркнуть, что социологическая информатика сама по себе не является социологической теорией. Социологическая информатика представляет только круг данных, который должен быть известным образом осмыслен в свете социологической теории. Социологическая информатика в лучшем случае только подает фактический материал о социальных явлениях и социальных процессах. Этот материал представляет собою лишь известное подспорье для построения тех или иных гипотез, так как снабжает социологию некоторым кругом данных. На втором этапе критики текста необходимо постоянно помнить, что эксперт не осведомлен о сущности социальных процессов. Осознание экспертом в ходе опроса социальных процессов есть предмет субъективного осознания не закономерностей, а фактов; не социальных законов, а социальных явлений.
Ограниченность осведомленности экспорта объясняется двумя причинами. Во‑первых, круг фактов, достаточно известных эксперту, обычно невелик. Например, говоря о состоянии семьи, эксперт может учитывать только ограниченный состав фактов из жизни собственной семьи и известных ему семей. Во‑вторых, судительные способности эксперта ограничены характером суждений, свойственных устной речи. Суждения в диалогической устной речи не могут быть научными суждениями по правилам ведения диалога. Как бы ни была велика судительная способность эксперта, сам вид текста – диалог – предполагает невозможность построения научных силлогизмов, поэтому даже специалист‑демограф, участвующий в качестве эксперта по вопросам семьи, дает в этом диалоге иную систему, чем ту, которую он представляет в своем же собственном научном сочинении на эту тему. Характерная черта реплик диалога состоит в том, что эксперт, рассуждая о прошлом, настоящем и будущем, дает оценку известных ему фактов, в которую включен прогноз на будущее, не только с точки зрения информированности о событиях, но и с точки зрения желаемости развития этих событий. Вследствие этого экспертная оценка всегда имеет интегральный характер. Она включает в себя прогноз о будущем состоянии, оценку прошлого и современного состояния явлений. Такова судительная способность, присущая самому тексту диалога. Эта судительная способность противоположна научной индукции и дедукции как объективному, исторически необходимому знанию. Массовая экспертная оценка всегда будет мнением в отличие от научного знания. Критика этого мнения составляет вторую часть критики текста.
В силу сказанного представлять статистические данные, полученные в результате экспертного опроса как объективное положение вещей или как факты социологии, ошибочно. Мнения должны послужить данными для образования на их основе научных фактов, объективно наблюдаемых наукой.
На сегодня из‑за неразработанности социологической информатики к критике текстов информатики пока не удается привлекать в достаточной мере иные первичные тексты, помимо данных, привлекаемых из устного опроса. Вместе с тем важно помнить, что документы научной литературы, технологической литературы, юридической литературы, факты искусства также являются первичными текстами для социологической информатики, которые должны быть поставлены в соотношении с экспертными оценками, полученными в устном диалоге. Так, например, для правильной критики диалога о семье полезно сопоставить данные диалога с данными демографической статистики, с данными о распространении тех или иных обычаев, с данными об определенном строе семейных обязанностей, с данными о занятости на производстве и т. д. Из сопоставления данных опроса с этими данными можно получить более или менее стабильную систему научных фактов.
Социология является исторической наукой. Это значит, что она изучает пути развития общества. В своем историческом развитии общество имеет только поступательный ход. В обществе никогда невозможно полное воспроизведение однородных явлений, как это можно видеть в естественных науках. Это значит, что всякий социальный факт привязан к историческому времени и историческому месту. Исторический факт входит в динамическую развивающуюся систему. Каждое новое явление в этой системе видоизменяет состав существующих фактов, по крайней мере известным образом меняя соотношение фактов внутри системы. Вот почему данные социологической информатики даже в условиях разработанных знаковых систем и разработанной критики знаковых данных, извлеченных не только из устной речи, но и из других знаковых систем, всегда будут представлять собой данные, отнесенные к конкретному историческому времени и месту, требующие особого исторического социального анализа.
Сказанное подводит к проблеме создания с помощью социологической информатики специализированных систем показателей, способствующих вынесению оценочных суждений по поводу тех или иных явлений общественной жизни. Подобные системы отражают внутренний контекст взаимодействия базиса и надстройки общества, детерминирующий конкретные формы социальной жизни классов, групп и индивидов. Процесс оценивания социальной ситуации с помощью системы социальных показателей можно условно представить в виде схемы.
1. На универсальном уровне, для анализа жизнедеятельности общества используются:
а) сравнительно‑исторические показатели образа жизни общества (социально‑экономической формации);
б) показатели технико‑экономических и социально‑культурных условий образа жизни (СССР в целом).
2. На локальном уровне, для оценки непосредственно социальной ситуации используются:
а) показатели жизненных условий и условий деятельности социальных общностей в республиках, регионах, поселениях;
б) показатели образа жизни социальных групп.
3. На индивидуальном уровне используются:
а) показатели жизненных ситуаций индивидов;
б) показатели социально‑экономической микросреды производственного объекта.
Для правильного подхода к оценке социальной ситуации необходимо сопоставить данные, отражающие современное состояние общества, с характеристикой его исторической динамики, показатели универсального уровня с показателями индивидуального плана.
Каждый блок, вошедший в описанную схему, несет в себе информацию двух видов: 1) информацию об исторической развитости материальной и социокультурной инфраструктуры социального объекта (критерий научно‑технического и социального прогресса), 2) информацию об эффективности целевых функций объекта, т. д. информацию о противоречиях в процессе жизнедеятельности людей, их образе жизни и об отраженности этих противоречий в сознании различных социальных групп.
Очевидно, что оценивающие (диагностические) показатели сопряжены с показателями, описывающими структуру и функции объекта. Их вычленение, дифференциация и группировка возможны, однако, лишь на определенной стадии изучения социального объекта, на определенном уровне развития описательных и аналитических процедур. Методическое обеспечение социального диагноза неразрывно связано поэтому с переводом общих, генерализующих понятий на требуемый операциональный уровень.
Несомненно также, что помимо обеспечения функциональных задач управления и планирования оценочные показатели социальных объектов оказываются полезными и при разработке проблем, относящихся к таким разделам марксистской методологии исследования общественных процессов, как философия и социология истории, социальная прогностика и футурология.
Внедрение комплексных оценочных систем в практику управления развитого социалистического общества актуально. Важную роль в этом процессе призваны сыграть социально‑информационные исследования, разрабатывающие новые виды социальных данных, новые способы и методы их получения.
Библиография
Основоположники марксизма‑ленинизма
Маркс К. К критике политической экономии. – Соч. 2‑е изд., т. 13, с. 5–9. Маркс К. Капитал. – Соч. 2‑е изд., т. 23, с. 1–784; т. 24, с. 1–596; т. 25, ч. I, с. 1–505; т. 25,ч. II, с. 1–458.
Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. – Соч. 2‑е изд., т. 3, с. 7–544.
Энгельс Ф. Диалектика природы. – Соч. 2‑е изд., т. 20, с. 339–626.
Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. – Соч. 2‑е изд., т. 21, с. 23–178.
Энгельс Ф. Положение рабочего класса в Англии. – Соч. 2‑е изд., т. 21, с. 507–509; т. 2, с. 231–517.
Маркс К., Энгельс Ф. Избранные письма. М.: Политиздат, 1958.
Ленин В.И. Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни (по поводу книги B.C. Постникова «Южнорусское крестьянское хозяйство»). – Полн. собр. соч., т. 1, с. 1–66.
Ленин В.И. Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве (отражение марксизма в буржуазной литературе) (по поводу книги П. Струве «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России». СПб., 1894). – Поли. собр. соч., т. 1, с. 347–534.
Ленин В.И. К вопросу о нашей фабрично‑заводской статистике (новые статистические подвиги проф. Карышева (1898)).‑Полн. собр. соч., т. 4, с. 1–34.
Ленин В.И. Кустарная перепись 1894/95 года в Пермской губернии и общие вопросы «кустарной» промышленности. – Полн. собр. соч., т. 2, с. 317–424.
Ленин В.И. Развитие капитализма в России (СПб., 1899 г.). – Полн. собр. соч., т. 3, с. 1–609.
Ленин В.И. Империализм как высшая стадия капитализма. – Полн. собр. соч., т. 27, с. 299–426.
Ленин В.И. Философские тетради. – Полн. собр. соч., т. 29, с. 3–620. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм. – Полн. собр. соч., т. 18, с. 7–384.
Документы КПСС
Материалы XXIV съезда КПСС. М.: Политиздат, 1970.
Материалы XXV съезда КПСС. М.: Политиздат, 1975.
Материалы XXVI съезда КПСС. М.: Политиздат, 1980.
Социально‑исторический процесс, семиотика, философия
Алпатов МЛ. Русская историческая мысль и Западная Европа в XII–XVII вв. М.: Наука, 1973.
Алпатов МЛ. Русская историческая мысль и Западная Европа: XVII‑первая четверть XVIII века. М.: Наука, 1976.
Аристотель. Политика. М., 1911.
Бэкон Ф. Новый органон. М.: Соцэкгиз, 1938.
Гегель. Философия истории. – Сочинения: В 14‑ти т. М.; JI.: Соцэкгиз, 1935, т. 7.
Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977.
Гоббс Т. Избранные сочинения. М.; JL: Госиздат, 1926.
КантИ. Вопрос о том, стареет ли земля с физической точки зрения. – Соч.: В 6‑ти т. М.: Мысль, 1963, т. 1.
КлибановА.И. Народная социальная утопия и Россия. М.: Наука, 1978.
Лейбниц Г. Новые опыты о человеческом разуме. М.: Соцэкгиз, 1938.
Локк Дж. Избранные произведения: В 2‑х т. М.: Соцэкгиз, 1960, т. 1. Опыт о человеческом разуме.
Морелли. Кодекс природы или истинный дух ее законов. JL: Изд‑во АН СССР, 1921.
Платон. Сочинения: В 3‑х т. М.: Мысль, 1971. Т. 2. Государство.
Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVII в. М.: Наука, 1974.
Толстой Л.Н. Так что же нам делать? – Сочинения: В 20‑ти т. М.: Изд‑во худож. лит., 1964, т. 16.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 310; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!