Глава 11. Перемена лиц в обязательстве
Законом N 367-ФЗ были внесены изменения и дополнения также в гл. 24 ГК РФ "Перемена лиц в обязательстве".
Нельзя не сказать, что нормам, содержащимся в гл. 24 ГК РФ (в особенности правилам об уступке требования (цессии)), пришлось пройти через суровые испытания, которые им уготовила судебно-арбитражная практика.
С момента введения в действие части первой ГК РФ с новыми правилами об уступке требований (1 января 1995 г.) в судебно-арбитражной практике в разные периоды времени возникали проблемы, вызванные ошибочным судебным толкованием некоторых законоположений о цессии.
Во-первых, заключаемые сторонами соглашения об уступке требований нередко рассматривались в качестве самостоятельных договоров цессии. Такой подход оценивался критически в юридической литературе того периода. Так, например, М.И. Брагинский указывал: "Цессия выражается в передаче цедентом цессионарию определенного права в силу сделки или на основании закона. Тем самым в первом случае сама передача имеет основанием договор, связывающий цедента с цессионарием. Но этим договором является не цессия, как нередко полагают, а та сделка, на которую опирается переход, составляющий сущность цессии... В этой связи возникает потребность в использовании определенных, не связанных со спецификой вещей норм о купле-продаже - таких, например, которые определяют момент исполнения договора, устанавливают ответственность за различные нарушения, предусматривают порядок выполнения отдельных обязанностей сторонами и др. Без этих норм остается открытым характер юридической связи между цессионарием и цедентом. Это же относится и к нормам о дарении: возможности для одаряемого принять дар, запрещении, ограничении и отмены дарения"*(102).
|
|
|
Во-вторых, в случаях, когда в тексте соглашения об уступке требований не обнаруживалось условий об обязанности цессионария по оплате уступаемого права, соответствующие сделки цессии зачастую квалифицировались как договор дарения. Если же такого рода сделки имели место в отношениях между коммерческими организациями по обязательствам, связанным с их предпринимательской деятельностью, они признавались недействительными, поскольку, как известно, дарение между коммерческими организациями запрещено законом (п. 4 ст. 575 ГК РФ).
В связи с подобной судебно-арбитражной практикой в юридической литературе отмечалось, что отсутствие в соглашении об уступке права (требования), заключенном между коммерческими организациями, условия об оплате цессионарием получаемого права либо об ином встречном предоставлении само по себе не может служить основанием для признания указанного соглашения договором дарения. Напротив, следует исходить из презумпции возмездности всякого гражданско-правового договора, предусмотренной п. 2 ст. 423 ГК РФ, согласно которому договор предполагается возмездным, если из закона, иных правовых актов, содержания и существа договора не вытекает иное. Такое соглашение может быть квалифицировано как договор дарения лишь в тех случаях, когда в его тексте положительно решен вопрос о безвозмездности передачи дара либо когда заинтересованным лицом будет доказано отсутствие какой-либо причинной обусловленности безвозмездной уступки права*(103).
|
|
|
В-третьих, по непонятным причинам в судебно-арбитражной практике в течение длительного времени бытовало представление о том, что уступка права (требования) непременно должна означать полную замену кредитора в обязательстве. Видимо, не последнюю роль в этом сыграло само название гл. 24 ГК РФ: "Перемена лиц в обязательстве", хотя очевидно, что оно носит условный характер и не имеет никакого отношения к позитивному правовому регулированию соответствующих правоотношений.
Однако такое представление об обязательных последствиях цессии (непременная замена кредитора в обязательстве) имело весьма негативные последствия: сделки уступки права (требования), которые не имели своим результатом полную замену кредитора в обязательстве, признавались противоречащими гл. 24 ГК РФ и по этому основанию недействительными. Таким образом, в разряд недействительных попадали, к примеру, сделки по уступке части требования или сделки, по которым уступалось требование неустойки либо убытков при сохранении требования, вытекающего из основного обязательства, за прежним кредитором. При этом игнорировалось правило, содержащееся в п. 1 ст. 384 ГК РФ: если иное не предусмотрено законом или договором, право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода права.
|
|
|
Между тем приведенная норма (п. 1 ст. 384 ГК РФ), в отличие от заголовка гл. 24 ГК РФ, была специально предназначена для регулирования объема прав кредитора, переходящих к другому лицу, в том числе при цессии, и могла означать лишь то, что договором сторон могли быть предусмотрены уступка как части требования, так и требования о взыскании убытков или неустойки отдельно от требования долга по основному обязательству.
|
|
|
В-четвертых, в судебно-арбитражной практике в течение длительного времени отрицалась возможность уступки банком права требования о возврате полученной заемщиком суммы кредита с начислением на нее процентов за пользование денежными средствами некредитным организациям.
В связи с этим в юридической литературе того периода отмечалось, что требование банка-кредитора о возврате суммы полученного заемщиком кредита представляет собой требование об уплате денежного долга и не обладает каким-либо своеобразием по сравнению с аналогичными требованиями кредиторов, вытекающими из иных денежных долговых обязательств. При этом делался вывод о том, что ошибочная судебно-арбитражная практика признания сделок по уступке банком права требования возврата кредита и уплаты процентов организациям, не являющимся банками или кредитными организациями, была следствием необоснованного применения элементов публично-правового регулирования в сфере частноправовых отношений*(104).
Все отмеченные недостатки в судебно-арбитражной практике постепенно были преодолены, что и было зафиксировано в Информационном письме Президиума ВАС РФ от 30 октября 2007 г. N 120 "Обзор практики применения арбитражными судами положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации" (далее - Информационное письмо N 120).
К примеру, в п. 5 Информационного письма N 120 содержится следующее разъяснение. В соответствии со ст. 384 ГК РФ, если иное не предусмотрено законом или договором, право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода права. Данная норма является диспозитивной и допускает возможность установления договором регулирования, отличного от определенного ею общего правила. Поэтому первоначальный кредитор, если предмет обязательства, из которого уступается право (требование), делим, вправе уступить новому кредитору принадлежащее ему право (требование) к должнику как полностью, так и в части.
В другом пункте Информационного письма N 120 высказана позиция, согласно которой на обязательство по уплате неустойки как меры ответственности распространяются положения ГК РФ о перемене лиц в обязательстве; действующее законодательство не содержит запрета в отношении уступки права на уплату неустойки отдельно от основного требования по обязательству, в силу чего данная уступка не противоречит закону (п. 16). Аналогичное разъяснение дано и в отношении возможности уступки права на возмещение убытков, вызванных ненадлежащим исполнением обязательств (п. 17).
Применительно к соглашению об уступке права (требования), заключенному между коммерческими организациями и не содержащему условия об оплате цессионарием уступленного ему права (требования), было разъяснено, что такое соглашение может быть квалифицировано как дарение только в том случае, если установлено намерение сторон на безвозмездную передачу права (требования). Отсутствие в соглашении об уступке права (требования) условия о цене передаваемого права (требования) само по себе не может служить основанием для признания его недействительной сделкой как дарения между коммерческими организациями (п. 9 Информационного письма N 120).
И наконец, в Информационном письме N 120 сформулирована правовая позиция, согласно которой уступка банком прав кредитора по кредитному договору лицу, не являющемуся кредитной организацией, не противоречит законодательству. Данная правовая позиция обоснована тем обстоятельством, что действующее законодательство не содержит норм, запрещающих банку уступать права по кредитным договорам организациям, не являющимся кредитными и не имеющим лицензии на занятие банковской деятельностью. В отличие от деятельности банков по размещению денежных средств, привлеченных во вклады, путем выдачи кредитов, которая может иметь место лишь на основе лицензии на осуществление банковской деятельности, уступка права (требования) по кредитному договору не относится к числу банковских операций, требующих наличия соответствующей лицензии (п. 2).
Таким образом, к моменту начала разработки Концепции развития гражданского законодательства РФ (2008 г.) ошибки и недостатки, имевшие место в судебно-арбитражной практике применения законоположений об уступке права (требования), уже были устранены. Тем не менее в целях избежания подобных ошибок впредь было принято решение закрепить в тексте ГК РФ некоторые принципиальные положения. В частности, Концепцией предполагалось "установить, что право на получение денежной суммы может быть уступлено частично, а право на получение другого исполнения может быть уступлено частично, если только соответствующее обязательство делимо и уступка не сделает обязательство значительно более обременительным"*(105).
Данное положение, как известно, было реализовано путем внесения в текст ст. 384 ГК РФ п. 2, согласно которому право требования по денежному обязательству может перейти к другому лицу в части, если иное не предусмотрено законом, и п. 3, в соответствии с которым, если иное не предусмотрено законом или договором, право на получение исполнения иного, чем уплата денежной суммы, может перейти к другому лицу в части при условии, что соответствующее обязательство делимо и частичная уступка не делает для должника исполнение его обязательства значительно более обременительным.
Еще при обсуждении возможных путей развития правового регулирования отношений, связанных с переменой лиц в гражданско-правовых обязательствах, на стадии подготовки Концепции развития гражданского законодательства РФ было принято решение о целесообразности дифференцировать правила об уступке права (требования) и переводе долга в зависимости от того, совершаются они в рамках предпринимательской деятельности или вне рамок такой деятельности. "Отсутствие такой дифференциации, - отмечалось в Концепции, - является препятствием для развития практики использования прав требования в коммерческих целях (для секьюритизации активов, проектного финансирования и т.д.)"*(106).
При формулировании специальных законоположений, предназначенных для регламентации отношений, возникающих при перемене лиц в обязательствах, исполнение которых связано с осуществлением сторонами таких обязательств предпринимательской деятельности, рабочая группа ориентировалась на лучшие образцы международных норм и иных документов, прежде всего на Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА*(107), которые наиболее полно отражают правовые концепции и подходы, характерные для большинства современных национальных правовых систем, и учитывают потребности регулирования международных коммерческих сделок.
Вместе с тем по сравнению с ранее действовавшим законодательством и правила, направленные на регулирование обычных отношений (не связанных с предпринимательской деятельностью), подверглись некоторой либерализации. К примеру, если ранее наличие в договоре запрета на уступку вытекающего из него права требования признавалось основанием недействительности сделки по его уступке, то теперь такая сделка может быть признана недействительной по иску должника только в том случае, если будет доказано, что другая сторона сделки знала или должна была знать о таком запрете (п. 2 ст. 382 ГК РФ). А в предпринимательских отношениях соглашение между должником и кредитором об ограничении или о запрете уступки требования по денежному обязательству не лишает силы такую уступку и не может служить основанием для расторжения договора, из которого возникло это требование, но кредитор (цедент) не освобождается от ответственности перед должником за нарушение соглашения (п. 3 ст. 388 ГК РФ в редакции Закона N 367-ФЗ).
В сфере предпринимательских отношений возможна уступка требования по обязательству, которое возникнет в будущем (будущее требование). Будущее требование переходит к цессионарию с момента его возникновения, если соглашением сторон не предусмотрен более поздний срок перехода требования (п. 1 и 2 ст. 388.1 ГК РФ в редакции Закона N 367-ФЗ).
Правда, в таком виде приведенные правила (п. 3 ст. 388 и п. 1 ст. 388.1 ГК РФ), изначально предназначенные для применения исключительно в сфере предпринимательских отношений, просуществовали менее года. Уже при принятии Закона N 42-ФЗ, которым вносились изменения в иные законоположения, содержащиеся в разд. III ГК РФ "Общая часть обязательственного права" (за исключением норм о залоге и о перемене лиц в обязательстве, которые были изменены ранее Законом N 367-ФЗ), совершенно неожиданно (во всяком случае для разработчиков Концепции и соответствующих законопроектов) названные нормы подверглись существенной корректировке. Из п. 3 ст. 388 ГК РФ были исключены слова "связанному с осуществлением его сторонами предпринимательской деятельности". Что касается п. 1 ст. 388.1 ГК РФ, то он был изложен в следующей редакции: "1. Требование по обязательству, которое возникнет в будущем (будущее требование), в том числе требование по обязательству из договора, который будет заключен в будущем, должно быть определено в соглашении об уступке способом, позволяющим идентифицировать это требование на момент его возникновения или перехода к цессионарию".
Нетрудно заметить, что цель соответствующих изменений состоит в том, чтобы распространить действие указанных норм на все гражданско-правовые отношения (а не только на обязательства, связанные с осуществлением предпринимательской деятельности, как это было сделано ранее), в том числе с участием граждан. Насколько оправдан такой шаг?
Возьмем первое правило (п. 3 ст. 388 ГК РФ) о том, что соглашение между должником и кредитором об ограничении или о запрете уступки требования по денежному обязательству не лишает силы такую уступку и не может служить основанием для расторжения договора, из которого возникло это требование, но кредитор (цедент) не освобождается от ответственности перед должником за данное нарушение соглашения.
Очевидно, что в отношениях между лицами, осуществляющими предпринимательскую деятельность (т.е. самостоятельную, осуществляемую на свой риск деятельность, направленную на систематическое получение прибыли), применение данного правила можно обосновать необходимостью защиты имущественного оборота в целом, а интересы должника в обязательстве, из которого возникло уступаемое право (требование), обеспечены возможностью взыскания с контрагента (цедента) убытков, причиненных уступкой права (требования), запрещенной или ограниченной договором. Кроме того, должник (а это профессионал, осуществляющий предпринимательскую деятельность) уже при заключении договора может добиться обеспечения соблюдения контрагентом условия, ограничивающего уступку права (требования), предусмотрев в договоре на этот случай, например, солидную неустойку.
Другое дело, когда речь идет об обязательствах с участием граждан, которые при заключении договора проявляют свое волеизъявление и включают в договор условие, запрещающее или ограничивающее уступку права (требования) по этому договору, надеясь на то, что если таковая будет контрагентом совершена, то можно будет добиться по суду признания соответствующей сделки недействительной. В отличие от должника - лица, осуществляющего предпринимательскую деятельность, для обычного гражданина такого рода сделка может быть единственной и ему далеко не безразлична ситуация, когда, несмотря на предусмотренный договором запрет на уступку права (требования), к нему в роли кредитора обратится неизвестное ему лицо (к примеру, с криминальным прошлым). Ясно одно: никакой необходимости распространять действие нормы п. 3 ст. 388 ГК РФ на обычные гражданско-правовые отношения не было. Еще более очевидной представляется ситуация с правилом, содержащимся в п. 1 ст. 388.1 ГК РФ и допускающим уступку требования по обязательству, которое возникнет в будущем. Его истинное предназначение, обозначенное в Концепции, - развитие практики использования прав (требований) в коммерческих целях, к примеру для секьюритизации активов, проектного финансирования и т.п.*(108) Для использования в обычных гражданско-правовых отношениях, не связанных с предпринимательской деятельностью, данное правило практически бесполезно (разве что для создания различных схем в целях обмана граждан).
В Концепции развития гражданского законодательства РФ отмечалось, что "гражданское законодательство должно содержать положения, определяющие, за какие обстоятельства, затрагивающие судьбу основного обязательства, первоначальный кредитор несет ответственность перед лицом, которому уступлено право требования"*(109).
В связи с этим текст ГК РФ был дополнен новыми законоположениями. К традиционному правилу об ограниченной ответственности цедента перед цессионарием - цедент отвечает перед цессионарием за недействительность переданного ему требования, но не отвечает за неисполнение этого требования должником, за исключением случая, когда цедент принял на себя поручительство за должника перед цессионарием, - добавился ряд условий, которые должны соблюдаться цедентом и находятся в сфере его ответственности. В частности, цедент отвечает за то, что уступаемое требование существует в момент уступки, если только оно не является будущим требованием; цедент правомочен совершать уступку; уступаемое требование ранее не было уступлено другому лицу; цедент не совершал действий, которые могли бы служить основанием для возражений должника против уступленного требования (ст. 390 ГК РФ).
При нарушении цедентом указанных правил цессионарий вправе потребовать от него возврата всего переданного по соглашению об уступке, а также возмещения причиненных убытков (п. 3 ст. 390 ГК РФ).
В отношении такой формы перемены лиц в обязательстве, как перевод долга, в Концепции предлагалось использовать опыт ряда правовых систем, допускающих в качестве самостоятельного основания перевода долга в обязательстве замену должника по соглашению нового должника с кредитором. Обращалось также внимание на положения Принципов УНИДРУА о международных коммерческих договорах (ст. 9.2.1), предусматривающие, что обязательство произвести исполнение может быть переведено с должника на другое лицо как путем соглашения между первоначальным должником и новым должником, так и путем соглашения между кредитором и новым должником, согласно которому новый должник принимает на себя обязательство*(110).
Вместе с тем в Концепции была сделана оговорка о том, что сделки по принятию на себя чужого долга по соглашению с кредитором могут быть предусмотрены в ГК РФ при условии их использования только в сфере предпринимательских отношений, и делался вывод о том, что к таким сделкам вполне применимы общие правила о переводе долга*(111).
Отрадно отметить, что идеи Концепции были реализованы путем внесения в текст ГК РФ соответствующих новых законоположений: теперь наряду с традиционным способом перевода долга - по соглашению между первоначальным и новым должником с согласия кредитора, - в обязательствах, связанных с осуществлением их сторонами предпринимательской деятельности, перевод долга допускается по соглашению между кредитором и новым должником, по условиям которого новый должник принимает на себя обязательства первоначального должника. В этом случае первоначальный и новый должники несут перед кредитором солидарную ответственность, если только соглашением о переводе долга не предусмотрена субсидиарная ответственность первоначального должника либо он вовсе не освобожден от исполнения обязательства (п. 1 и 3 ст. 391 ГК РФ).
В Концепции также отмечалось, что традиционное правило ГК РФ о том, что перевод должником своего долга на другое лицо допускается с согласия кредитора, не должно исключать возможность предварительного согласия кредитора на перевод долга. В связи с этим названное традиционное правило было дополнено новым законоположением, согласно которому если кредитор дает предварительное согласие на перевод долга, этот перевод считается состоявшимся в момент получения кредитором уведомления о переводе долга (п. 2 ст. 391 ГК РФ).
Наконец, в тексте ГК РФ появились две статьи, направленные на устранение пробелов в правовом регулировании отношений, связанных с переводом долга*(112). Во-первых, это норма о переходе долга в силу закона, который имеет место, например, при универсальном правопреемстве. Очевидно, что в подобных случаях согласие кредитора не требуется, если только иное не установлено законом или не вытекает из существа правоотношений (ст. 392.2 ГК РФ). Во-вторых, это статья о передаче договоров, согласно которой в случае одновременной передачи стороной всех прав и обязанностей по договору другому лицу (передача договора) к соответствующей сделке подлежат применению правила как об уступке требования, так и о переводе долга (ст. 392.3 ГК РФ).
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 284; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!