Связь системы глагольного словообразования с системой спряжения

Морфологические особенности основных продуктивных классов и непро­дуктивных групп глагола отражаются в системе спряжения (ср. разные виды отношения основы инфинитива к основе настоящего времени в разных клас­сах глагола; ср. различия в образовании форм прошедшего времени в разных непродуктивных группах глагола и т. п.). Анализ общих приемов словообра­зования и формообразования глаг.олов — необходимое введение в учение о си­стеме спряжения. С системой спряжения связаны все основные категории гла­гола — категории лица, числа (а также рода для форм прошедшего времени и условно-сослагательного наклонения), времени, наклонения, вида и залога.

КАТЕГОРИЯ ЛИЦА (А ТАКЖЕ ЧИСЛА И РОДА)

Категория лица как фундамент сказуемости

Категория лица в глаголе обнаруживает тесную связь с категорией лица в классе местоимений (ср.: вижу и я видел, видишь и ты видел и т. п.). Лиц в системе глагола столько же, сколько личных местоимений. Здесь сохраняет всю свою силу принцип противопоставления говорящего субъекта (л), автора речи, собеседнику {ты) и кому-то или чему-то третьему (он, она, оно, они). Но между категорией лица у глагола и категорией лица у имен существитель­ных — большая разница. В области имен существительных категория лица под­чинена категории одушевленности, а категория одушевленности входит в об­щую категорию предмета (предметности). В глаголе, напротив, предмет, являющийся источником действия, грамматически изображается как личный деятель. Он подчинен категории лица. Особенно ощутителен этот оттенок грамматического «олицетворения» предметов при сопоставлении таких кон­струкций : Оленя ранило стрелой и Оленя ранила стрела. Однако грамматиче­ское различие между лицом в собственном смысле (1-м и 2-м лицом) и ли­цом-предметом (или предметом в роли лица) выступает очень заметно. И тут также есть аналогия между категорией лица в глаголе и категорией лица в классе местоимений (ср. предметно-личное значение местоимения 3-го л.). В грамматическом значении деятеля, производителя глагольного действия, сказывается это различие категорий лица и не-лица. Формы так называемого 3-го лица глагола существенно отличаются от форм 1-го и 2-го лица (так же как в классе местоимений). Категория лица справедливо выдвигается грамма­тистами в ряд основных синтаксических категорий глагола (наряду с формами времени и наклонения). Синтаксическое изучение глагольных конструкций должно выяснить роль глагольных форм в строе разных типов словосочета-

373

ний, предложений и синтагм. С понятием предложения во многих синтаксиче­ских концепциях сочетается вопрос о формах сказуемости. Едва ли не боль­шая часть современных синтаксических теорий самое понятие предложения ставит в зависимость от наличия verbum finitum⁵⁰, т. е. глагольных форм, имеющих значения лица, времени и наклонения (это и есть, по традиционно­му учению, формы сказуемости). Однако грамматическое выражение времени отсутствует в высказываниях, синтаксическим центром которых является по­велительное или сослагательное (условно-желательное) наклонение. «Прощай, свободная стихия» (Пушкин); «Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан» (Пушкин); «О, хоть бы ты издохла» (Л. Толстой, «Крейцерова соната»); «Да это бы еще куда ни шло» (Тургенев, «Однодворец Овсяников»). Основное организующее значение «сказуемости» приходится приписывать формам лица и наклонения. Некоторые грамматисты, ссылаясь на безличные или бессубъектные предложения, готовы видеть фундамент ска­зуемости в формах наклонения и шире: в категории модальности, которая может иметь не только морфологическое, но и разнообразное синтаксическое (в том числе и интонационное) выражение.

В защиту этого мнения можно привести многое. Понятие предложения, действительно, связано с признаком модальности высказывания. Модальная окраска присуща и неглагольным предложениям (например: Пожар! так ли это? и т. п.). Можно думать, что значение модальности неотделимо от поня­тия предложения. Типы предложений обусловлены модальными различиями. Естественно, что в предложениях глагольного строя модальность высказыва­ния выражается прежде всего формой наклонения (а также интонацией, как и в других типах предложений). Но в русской лингвистике еще со второй по­ловины XIX в. укрепилась вера в синтаксическое главенство формы лица. «Личный глагол,—писал В. Ф. Андреев, — выражает независимое понятие конкретно, наглядно. Из всех формальных признаков verbi finiti, наиболее способствующих конкретности, или наглядности, есть обозначение лица и числа. ...Глагол служит сказуемым не потому, что он имеет время, вид и за­лог, а главнейше потому, что он способен указывать лицо; словом, в глаголе, служащем в предложении сказуемым, мы считаем главнейшим признаком лицо»⁵¹.

§ 12. Синтетические и аналитические приемы выражения лица

Приемы выражения категории лица в русском глаголе основаны на том же противопоставлении форм настоящего времени и повелительного наклоне­ния инфинитиву и формам прошедшего времени, которое явственно отра­жается и в системе глагольного словообразования и формообразования.

В настоящем времени и повелительном наклонении формы лица (по край­ней мере, в настоящем времени 1-го и 2-го, в повелительном наклонении 2-го) выражаются окончаниями (в настоящем времени: -у (-ю), -шь, -м, -те; в по­велительном наклонении 2-го лица: -ь, -и, -те). Здесь категория лица носит яркий отпечаток синтетического строя. Но те же личные формы употребляют­ся и в сочетании с личными местоимениями. Тут сказывается влияние анали­тических личных форм глагола (ср. формы прошедшего времени и условного-сослагательного наклонения), а отчасти влияние тех случаев, когда логический или эмоциональный акцент вызывал присоединение личных местоимений к личной форме глагола («я говорю: промчатся годы»; «ты вянешь и гру­ стишь» и т. п.).

Не подлежит сомнению, что в стилях современного книжного языка формы настоящего времени 1-го и 2-го лица в сочетании с личными местои­мениями являются более нормальными и нейтральными, чем соответствую-

374

щие формы без личных местоимений. Сознательное, намеренное устранение местоимений выражает разнообразные экспрессивные оттенки. Вот иллюстра­ция из патетической речи человека, проглоченного крокодилом, в «Крокоди­ле» Ф. М. Достоевского: «В .результате — я у всех на виду, и хоть спрятанный, но первенствую. Наученный опытом, представляю из себя пример величия и смирения перед судьбою. Буду, так сказать, кафедрой, с которой начну по­учать человечество. Даже одни естественнонаучные сведения, которые могу сообщить об обитаемом мною чудовище, — драгоценны. И потому не только не ропщу на давешний случай, но твердо надеюсь на блистательнейшую из карьер». Эта манера повторного употребления личных форм глагола без ме­стоимения объясняется и комментируется таким образом: «Всего более обо­злило меня то, что он почти уже совсем перестал употреблять личные местои­мения — до того заважничал».

Ср. у того же Достоевского в повести «Село Степанчиково и его обитате­ли»: «Подхожу сегодня к зеркалу и смотрюсь в него,— продолжал Фома, тор­жественно пропуская местоимение я. — Далеко не считаю себя красавцем, но поневоле пришел к заключению, что есть же что-нибудь в этом сером глазе, что отличает меня от какого-нибудь Фалалея».

Напротив, в обычной разговорной речи и в повествовательном стиле про­стые формы 1-го и 2-го лица настоящего времени (без местоимений), по-види­мому, преобладают дли во всяком случае равноправны с формами, ослож­ненными местоимением. Необходимо внести стилистические ограничения в такой вывод А. М. Пешковского: «...присутствие личных слов можно рас­сматривать в русском языке как норму, а отсутствие их — как отступление от нормы, имеющее всякий раз свои причины и свой смысл»⁵².

Анализ форм лица в строе повелительного наклонения, вследствие экс­прессивных своеобразий этого наклонения, не следует отделять от общего анализа функций повелительного наклонения в русском языке (см. § 63).

Напротив, формы лица в прошедшем времени (и в условном наклонении) выражаются аналитически присоединением личных «префиксов», личных ме­стоимений 1-го и 2-го лица (я ходил, ты ходил, мы ходили, вы ходили)*.

Таким образом, категория лица в системе русского глагола имеет двой­ственную морфологическую структуру (синтетическую и аналитическую). Од­нако эта двойственность обнаруживается лишь в формах 1-го и 2-го лица. Форма 3-го лица и в этом отношении резко отделяется от них**.

§ 13. Грамматические отличия форм 1-го и 2-го лица от формы 3-го лица

В русском глаголе вырисовываются следующие соотношения и противо­поставления внутри категории лица:

* Понятно, что на фоне синтетических форм лица настоящего времени — во вполне ясном устно-бытовом контексте или при наличии соответствующих экспрессивно-стилистических моти­вов — и формы прошедшего времени и условного наклонения могут употребляться без личных префиксов в значении 1-го и 2-го лица. Например: «Да ведь сам собою дошел, собственным умом» (т. е. я дошел) (Гоголь, «Ревизор»); «А видел ли слона? Каков собой на взгляд?» (Кры­лов, «Любопытный»); «Ишь нарезался! — крикнул кто-то ему, когда он вышел на канаву» (Достоевский, «Преступление и наказание»); «Назвался груздем - полезай в кузов» (пословица); «Войдя в номер, зажгли свечу и в самом деле увидели гроб» (т. е. мы) (Чехов, «Страшная ночь»); «Пошли бы погуляли, а мы подождем» (Островский, «Гроза»); «Бить тебя? Била бы, да где же мне сил взять?» (Чехов, «Случай с классиком») — и многие другие.

** Возможно, что в этом функциональном обособлении формы 3-го лица сказываются своеобразия ее исторической судьбы и происхождения. По-видимому, некогда форма 3-го лица единственного числа представляла неосложненную личным суффиксом основу и таким образом морфологически резко отделялась от форм 1-го и 2-го лица. Быть может, этим и объясняется употребление формы 3-го лица в качестве безличной формы (морозит, светает, тошнит и т. п.) 53.

375

1. Личные и неличные формы. Как неличная форма выступает
форма 3-го лица, особенно в единственном числе. Ее личное значение только
потенциально. Оно обусловлено обязательным наличием или подразумева­
нием субъекта. Оно целиком синтаксично. С этой точки зрения безличные гла­
голы должны расцениваться как неличные формы, выведенные за пределы ка­
тегории лица (и категории рода), а следовательно, и числа.

2. В личных формах, в свою очередь, форма 2-го лица употребляется как
обобщенно-личная. Контекст определяет, относится ли, например, форма 2-го
лица единственного числа к любому лицу (умрешь — похоронят), или к само­
му говорящему, т. е. к 1-му лицу (пойдешь, бывало; «От утра до ночи всё на
ногах, покоя не знаю, а ночью лежишь под одеялом и боишься, как бы
к больному не потащили» (Чехов, «Дядя Ваня»), или к конкретному собесед­
нику⁵⁴, т. е. к единичному ты. По-видимому, ближайшим переносным значе­
нием формы 2-го лица, прежде всего, естественно, связываемой с представле­
нием о конкретном единичном собеседнике, является применение ее к самому
говорящему лицу как к потенциальному представителю любого собеседника.
При таком употреблении формы 2-го лица собеседник ставится в положение
самого говорящего лица. Он делается эмоциональным участником его дей­
ствий. Например: «И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг,
такая пустая и глупая шутка» (Лермонтов). Ср.: «Я женщина беззащитная,
слабая, замучилась до смерти... И с жильцами судись, и за мужа хлопочи, и по
хозяйству бегай, а тут еще говею, и зять без места...» (А. Чехов, «Беззащит­
ное существо»). Обобщенно-личное значение формы 2-го лица является даль­
нейшим логическим развитием ее переносных употреблений. Ср. в письме
П. В. Анненкова к И. С. Тургеневу (от 16 ноября 1857 г.): «Со мной происходит
под старость печальная чепуха: я перестал говорить, а стало и думать, о чем-
либо серьезном: там подтвердишь,  тут возразишь, здесь подшутишь, а
собственная мысль, какая бы ни была, гниёт где-то в мозговом подвале и вы­
тащить её не хочется ни для кого».

Эти соотношения и противопоставления форм лица были очень тонко и глубоко описаны еще Буслаевым, который сопоставил употребление форм лица с употреблением личных местоимения. Буслаев связывал грамматиче­ские отличия форм 1-го и 2-го лица от форм 3-го лица с различиями катего­рий лица и предмета: «1-е и 2-е лицо, означая отношение между говорящим и слушающим, принадлежат собственно одушевленным предметам, и преиму­щественно лицам». А 3-м лицом «можно означать и лица и неодушевленные предметы»⁵⁵*.

Например, различие между формами 1-го и 2-го лица и формой 3-го лица прошедшего времени целиком определяется различием значении личных ме­стоимений, которые выполняют здесь роль префиксов: личные местоимения 1-го и 2-го лица противостоят предметно-личным местоимениям 3-го лица. Характерно, что в других славянских языках (например, в чешском, польском, словацком) только форма 3-го лица прошедшего времени (перфекта) обра­зуется без вспомогательного глагола⁵⁶.

Буслаев же отметил и потенциальную личную неопределенность форм 2-го лица: «У нас местоимение ты может употребляться вместо кого-нибудь вообще. Такое обозначение неопределенного лица 2-м дает общему понятию свежесть непосредственного отношения к лицу слушающему». Например, у Крылова: «Так души низкие, будь знатен, силен ты, не смеют на тебя под­нять они и взгляда» (246); у Жуковского: «То вдруг целая стена, треснувши,

• Интересно, что в XIX в. стерлось то синтаксическое различение местоимений 3-го лица и не-лица, которое отражалось в правиле о применении его, ему, ее и т. п. к лицу, а оного, оной и т. п.— к предмету.

376

наклонилась и грозится тебя задавить» (VII, 188)⁵⁷. Буслаев указывал также, что и множественная форма 2-го лица вы при глаголе имеет такой же оттенок неопределенно-личного значения.

Иллюстрацией может служить отрывок из «Леса и степи» И. С. Турге­нева: «...то велишь заложить беговые дрожки и поедешь в лес на рябчиков. Весело пробираться по узкой дорожке между двумя стенами высокой ржи. Колосья тихо бьют вас по лицу, васильки цепляются за колеса, перепела кри­чат кругом, лошадь бежит ленивой рысцой. Вот и лес. Тень и тишина. Статные осины высоко лепечут над вами... Вы едете по зеленой испещренной тенями дорожке...» Ср. у Пушкина в «Путешествии в Арзрум»: «Здесь [в Дарьяльском ущелье] так узко, — пишет один путешественник, — что не только видишь, но, кажется, чувствуешь тесноту. Клочок неба, как лента, синеет над вашей головой».

Акад. А. А. Шахматов в своем «Синтаксисе» отмечал, что глагольные формы 1-го и 2-го лица единственного и множественного числа настоящего времени, непосредственно «означая сочетание субъекта с предикатом, субстан­ции с признаками» (так как указание на лицо, на производителя действия включено уже в их морфологическую структуру), являются формами, всегда господствующими в речи. Между тем «в литературном языке только в зави­симой форме употребляется 3-е лицо единственного спрягаемого глагола, как сочетающееся с подлежащим в качестве сказуемого» («Жар пылает. Как па­харь, битва отдыхает. Кой-где гарцуют казаки. Ровняясь, строятся полки. Молчит музыка боевая» — Пушкин). «Форма 3-го лица множественного числа в одних соединениях имеет значение господствующего слова, означая сочета­ние неопределенного лица во множественном числе с глагольным признаком, в других — зависимого слова, а именно в сочетании с подлежащим...»⁵»

Грамматическая антитеза форм 1-го и 2-го лица и формы 3-го лица под­тверждается еще и тем, что в страдательном значении возвратные «формы на -ся употребляются только в 3-м лице единственного и множественного»⁵⁹, а для выражения 1-го и 2-го лица употребляются преимущественно при­частные конструкции.

Итак, анализ грамматических форм и функций 1-го и 2-го лица необходи­мо отделить от изучения формы 3-го лица: с 3-м лицом глагола связан целый ряд своеобразных грамматических особенностей.

---

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 245; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!