Психологическое содержание четырех благородных истин



 

Сущность буддизма, как мы уже указывали выше, излагается в так называемых четырех благородных истинах, открытых и сформулированных Буддой в своей первой проповеди.

В каноническом тексте («Дигха-никая» II, 90) они изложены следующим образом: «И вот Возвышенный так обратился к бхикку:

– В силу непонимания, в силу отсутствия проникновения в четыре благородные истины, о бхикку, мы с вами продолжаем свои долгие нескончаемые странствия (в повторах рождения). Каковы же эти четыре истины? Это благородная истина о страдании; благородная истина о возникновении страдания; благородная истина о прекращении страдания; благородная истина о пути, ведущем к прекращению страдания. Но, бхикку, когда поняты эти четыре благородные истины, когда достигнуто проникновение в них, тогда вырвана с корнем страсть к существованию, обрезана нить, которая ведет к повторному рождению, тогда нет более нового становления.

Так говорил Возвышенный, и когда Счастливый произнес это, он, Учитель, прибавил далее:

–Мы были слепыми к четырем благородным истинам о вещах,

Ослепленные, мы не видели вещи, каковы они есть в действительности;

Долгими были наши скитания через различные жизни.

Но когда мы их увидели, лопнула струна жизни;

Когда срублен корень страдания, нет более становления».

Первая истина: существует страдание

Страдание в буддийской философии не является простой психологической категорией, показывающей возможность достаточно неприятного эмоционального переживания. Страдание – единственный достоверный факт любой формы существования («саббе санкхара дуккха»).

Как известно, Рене Декарт основал свою философию на положении: «Я мыслю, следовательно, существую».

В буддизме существование ассоциируется с более универсальным эмпирическим принципом, присущим всем живым существам – страданием.

Видеть и мыслить реальность через категорию страдания очень трудно, т.к. наше бинарное мышление, опираясь на свой эмпирический опыт, всегда находит противоположность страданию – наслаждение.

Согласно буддизму, страдание непременно и обязательно испытывает любое живое существо, поэтому всякая жизнь – страдание. Рождение есть страдание, расстройство здоровья – страдание, болезнь – страдание, смерть – страдание, соприкосновение с неприятным – страдание, разлука с приятным – страдание, необладание желанным также ведет к страданию. Европейское же мышление всегда находит противоположности.

В сознании современного индустриального человека существует противоположное буддийскому понимание, что любое живое существо непременно и обязательно испытывает наслаждение, поэтому всякая жизнь – это возможность наслаждения: рождение это освобождение и наслаждение, здоровье это наслаждение, соприкосновение с приятным – наслаждение, разлука с неприятным – наслаждение, обладание желанным также ведет к наслаждению.

Есть страдание, но есть и наслаждение. Мышление среднего европейца, так же, как и россиянина, существует не только в бинарности добра и зла, страдания и наслаждения, грусти и радости, нищеты и богатства, но и в некотором статистическом представлении об их соотношении.

Европеец не только думает о некотором процентном соотношении страдания и наслаждения как бытийных фактах человеческого существования, но и стремится к тому, чтобы страдания было меньше, а наслаждения больше. Мотивация такой личности заключается в том, чтобы жизнь стала «вечным кайфом», «потоком счастья и гармонии», «океаном наслаждения».

Доминанта мышления и центр внимания сознания нормального человеческого существа – наслаждение.

Наслаждение является системообразующим, интегрирующим фактором человеческой активности. 

Именно поэтому нормальному человеку очень трудно понять и принять страдание как единственный достоверный факт существования.

Более того, первая благородная истина буддизма выглядит не соответствующей реальности и вызывает мощное личностное сопротивление.

Понимание жизни как страдания возможно и для европейского ума, но на дне депрессии и скорби, как выражение пессимизма или усталости от жизни стареющего человека или стареющей социальной общности, в которой уже исчерпаны радости совместного бытия. Понимание отдельного человека и целой общности объединяет идея временности страдания, надежда, что страдание и отчаяние пройдет как кошмарный сон – стоит раскрыть глаза и все рассеется – придет радость жизни, наслаждение существованием... В крайнем случае – всегда есть маленькие удовольствия....

Но понимание и глубинное принятие страдания как фундаментального тезиса, универсального всеохватывающего закона, предельной идеи, истины, невозможно.

Основным законом мироздания является закон зависимого происхождения, по которому ни одно явление не возникает без соответствующей причины. Однако, исходя из этого закона, установить первопричину любого явления или действия невозможно, т.к. ею является вся цепь бытия и одновременная целостная взаимосвязь всех вещей. Поэтому в буддизме есть представление о фактуальности мира: он рассматривает и принимает существующий мир таким, каков он есть. Поэтому считается, что мы не можем изменить мир.

Буддизм утверждает, что основу всех вещей и явлений, как материальных, так и духовных, составляют некие элементы (дхармы). По своей природе дхармы пассивны и возбуждаются определенным видом энергии, источником которой являются осознанные волевые действия, мысли и слова человека. Возбужденные дхармы становятся носителями психических, физических, химических, биологических и других качеств и находятся в постоянном движении и изменении. Успокоенная дхарма теряет свои качественные отличия и исчезает, как угасающее пламя свечи.

Буддизм учит, что объективная реальность – это лишь бесконечный поток вечно изменяющихся дхарм, поэтому мир земной представляет собой случайную игру возбужденных дхарм, и, следовательно, он иллюзорен, неустойчив, изменчив. Природа, также как и сам человек, находится в процессе постоянного изменения. Возбужденные дхармы образуют пять форм существования – скандх, благодаря которым проявляется привязанность к земному: тело, чувства, восприятия и ощущения, импульсы, акты сознания. В общей сложности эти пять форм и создают то, что называется человеком. Характеристика скандх зависит от деяний человека. Деятельность человека в прошлом (хорошая либо плохая) определяет вид его рождения (его тело), его социальный статус, психологию и сознание. Эта деятельность образует психические и физические совокупности в его новой жизни в соответствии со всей природой. Иначе говоря, положительные или отрицательные деяния человека, его мысли в данной и предшествовавшей жизни определяют лучшее или худшее новое перерождение.

Находясь в зависимости от психических и физических совокупностей, человек приобретает шесть чувств познания (зрение, слух, обоняние, осязание, вкус, сознание), благодаря которым он вступает в контакт с объектами чувства. Это порождает у него новые чувства и ощущения, которые вызывают желание, а желание приводит к привязанности. Привязанность проходит через весь жизненный процесс и не прекращается со смертью существа, ожидающего нового возрождения. Таким образом, человек опять начинает новую жизнь: вновь рождается, стареет, умирает, испытав все виды горя, страдания, тревоги отчаяния. Он постоянно движется в кругу рождения и смерти, и это продолжается до тех пор, пока человек находится в оковах невежества.

Все, что человек может осмыслить, понять или оценить, попадает в сферу пяти скандх, из которых складывается его индивидуальность. Винить же за свои страдания некого: виноват ты сам; поэтому смиренно сноси все мучения и старайся избежать их в будущем. Пять скандх, в свою очередь, порождают пять следствий: деятельность, невежество, страсть, желания и карму (буквально – воздаяние), которые после гибели старого физического тела являются причиной пяти будущих следствий: нового тела, чувств, восприятий и ощущений, импульсов, сознания.

Этот бесконечный процесс перевоплощений называется «колесом жизни», или сансарой. Вращаясь вечно в этом колесе, человек обречен на физические и душевные страдания, на страдания от сознания непостоянства счастья и благополучия, на страдания, вызванные вспышками и исчезновением дхарм как трансцендентальных, или иллюзорных, фаз существования. Последний момент человеком не осознается, он находится вне пределов его сознания, но очень важен для понимания категории страдания. Благодаря своим шести чувствам познания человек вступает в контакты с внешней средой, которая оказывает воздействие на пять его скандх, возбуждая их, и тем самым еще больше привязывает человека к «колесу жизни», а, следовательно, увеличивает его страдания. Таким образом, согласно буддизму, момент страдания не только познается на чувственном опыте, но и заложен в самом процессе жизни.

Страдание все время «кормится» тремя качествами самого бытия в мире: анатман (бессамостность), аннича (анитья – непостоянство), дуккха (неудовлетворительность). Их можно назвать тремя базовыми механизмами, воспроизводящими страдания, или признаками, свойствами страдания.

 

Анатман

Человек страдает потому, что есть онтологический механизм страдания – бессамостность (анатман). Все, с чем мы сталкиваемся в мире, не имеет сущности. Точнее говоря, мы никак не можем найти эту сущность.

Будда утверждал, что нет ничего постоянного. Если постоянное заслуживает быть названным «я», или Атманом, тогда ничто на земле не «я». Всё – анатта (анатман, «не-я»).

«Всё непостоянно; тело, ощущение, восприятие, санскары и сознание – все это печаль. Все это «не-я». Ничто из них не действительно. Это только видимости, лишенные сущности или реальности. То, что мы рассматриваем как «я», – это последовательность пустых видимостей, слишком незначительных, чтобы из-за них вести борьбу. Если люди ссорятся из-за них, то это происходит по причине неведения. «От чего существующего появляются дряхлость и смерть, от чего они зависят? Как только происходит рождение, появляются дряхлость и смерть, они зависят от рождения... Когда невежество уменьшается, уменьшаются представления, прекращается невежество, прекращаются представления, а когда прекращаются представления, исчезает тревога».

Во всем, с чем мы взаимодействуем, мы не можем найти самость, не можем найти истину. Во всей феноменологии жизни, проявленном космосе, мы не можем обнаружить достоверную самость.

Мы не знаем сущности мужчины и женщины, матери и отца, брата и сестры, соседа по парте и друга, которого знаем всю жизнь.

Мы не знаем сущности животных.

Даже кота и собаки, которые живут с нами не первое десятилетие.

Мы не знаем своей собственной сущности.

Мы не знаем сущности и смысла жизни на земле.

Ни своего.

Ни государства, в котором живем.

Ни человечества.

Мы можем миллион раз проговаривать, построить сто тысяч теорий, но отрефлексировать самые главные вопросы мы не можем.

Мы не можем найти самость.

Мы, в конце концов, не знаем, что такое душа.

Мы не знаем, что такое сознание.

Мы не знаем, что такое истина.

Мы не знаем, как устроен космос.

Мы не знаем, что мы не знаем,

Мы не знаем, что мы знаем.

В конце концов, мы даже не знаем, зачем мы живем.

И мы не знаем, зачем все это есть и не знаем, зачем существует человечество и зачем вся эта эволюция, и куда она движется.

Мы не знаем о происхождении жизни.

Мы не знаем о смерти.

Мы не знаем, мы ничего не знаем.

Мы даже не знаем, умираем ли мы или не умираем.

Рождаемся ли мы или воплощаемся.

В конце концов, мы даже никогда не знаем, как к нам относятся другие люди; увидев жало змеи в обольстительной улыбке, мы не знаем, то ли радость и приглашение в ней, то ли соблазн и смерть, то ли привиделось все и улыбка эта – инфантильный эмоциональный автоматизм глупой женщины, а может мудрой…

Мы не знаем.

Мы не обладаем самостным знанием и знанием самостности.

У человека есть сознание, но оно бессамостно.

Этот инструмент никогда не дает нам достоверного знания.

И даже когда нам кажется, что что-то вдруг стало понятно, уже через несколько секунд мы осознаем, что это понимание недостоверно, что нет в нем окончательной ясности, что оно вообще не является пониманием.

Или же это понимание является неполным.

Не потому, что мы дураки, а потому, что существования бессамостности реальности и самой природы сознания – онтологический факт.

Этот онтологический факт говорит о том, что реальность, которая нас окружает, и мы сами, встроенные в эту реальность своей личностью, обладаем бессамостной природой анатман.

Крутись не крутись, медитируй не медитируй, возвышайся, работай, учись, накапливай опыт, опустошайся…

Но всегда великое «Вот оно какое…» на самом деле не является таковостью.

Эта бессамостность, разочарование не таковостью, неистинностью мира и себя все время кормит страдание.

В юности мы полны энтузиазма узнать и думаем, что узнаем.

Во взрослости начинаем страдать от недопонимания и невозможности раскрыть что-то сполна, что трансформируется в интеллигентную горечь эпистемологической импотенции, цинизм злого гения, смех шута или в плутовство трикстера.

А затем мы видим великую шутку природы над сознанием в старости, когда в блуждающих глазах дряхлости человеческой незнание танцует свое торжество.

Здесь мы сталкиваемся со странным феноменом: честный человек не обладает знанием. Это чрезвычайно ясное откровение в логике буддизма.

В соответствии с этим обстоятельством, люди, которые ходят важными от обладания знанием – просто чрезвычайно ограниченные и даже глупые.

Даже если у них много орденов и академические мантии, вы должны понимать, что это – ордена за глупость. А за не честность.

Честность же заключается в том, чтобы признать – природа сознания и природа реальности бессамостны и «истина нагая в колодец убралась тайком». 

Анитья

Второе качество, свойство и одновременно источник страдания это анитья: текучесть, непостоянство, нестабильность, изменчивость бытия, отсутствие надежной опоры.

Отношения, представления, восприятия, смыслы динамичны – все динамично.

Все настолько текуче, что опереться не на что.

Вроде бы можно опереться на время, которое вечно. Но мы очень ограничены во времени. Вдохнул, выдохнул, уже, оказывается, умирать пора.

Только наполнился энтузиазмом, а зубы уже выпали.

И все это кажется странной шуткой.

Вроде недавно ходил, длинноволосый, сложенный, как атлет, молодой лев в потертых «Levi’s» по университету, думая, что студенческое время вечно… И уже седой, и живот трудно спрятать даже в добротный пиджак, и уже родители и многие друзья умерли, и уже врата смерти открыты, и я первый в очереди…

И кто шутит?

Анитья, непостоянство.

В молодости постоянно здоровье и энергия энтузиазма. Но вот некоторое время назад старшая дочь закончила перевод моей книги «Психология творчества», и от восторга я решил ее поднять на руки, и тут как стрельнуло в пояснице... Три дня я осознавал, что некоторые сильные вспышки мужского энтузиазма уже недопустимы. На силу и здоровье, оказывается, нельзя опереться.

Тридцать лет назад ты мог выпить две бутылки водки, ночь куролесить, а утром быть здоровым, чистым и свежим, а сейчас не пьешь, правильно кушаешь, правильно ложишься спать, о баловствах всяких страстей не думаешь, а утром смотришь на себя в зеркало и видишь, будто за ночь все возможные грехи человеческие принял.

И с утра, когда из сна входишь в реальность, полчаса, в крайнем случае, чувствуешь, как налаживается тело, тут что-то хрустит, там стрельнет, голова ватная, а когда болеешь, думаешь уже больше не о здоровье, а об угрозе смерти.

Сколько мы могли насчитать постоянных опор! Вот была гениальная память: когда учился в школе, мог несколько страниц текста без единой ошибки воспроизвести. А сейчас, смотришь на вещь и не можешь название вспомнить, слушаешь музыку, которую знал до нотки, а исполнителя не помнишь, хотя когда-то знал лучше, чем имя любимой девушки. А абсурдные уже совсем вещи, когда забываешь имена близких друзей. И вот появляются спасительные «дорогой», «милая». Это ведь не эпитеты. Часто это имена.

Все аспекты реальности – материальные, социальные, духовные, внутренние и внешние – обладают природой текучести и непостоянства. Об этом говорил Будда, Бодхидхарма, Экклезиаст, Гераклит и Лао-Цзы.

Дело не в том, что они говорили. Мир на самом деле обладает качеством, природой текучести. И дело не в том, что мы сами такие непостоянные. Наша природа такова. Такова природа нашего тела. Такова природа чувств. Такова природа памяти. Такова природа мышления. Такова природа сознания. Природа такова.

Не ветрены ни женщина, ни мужчина, ни ребенок, нет ни измены, ни любвеобильности, ни многобожия – есть аннича, непостоянство. Это онтологический механизм, встроенный в сам процесс бытия. По-другому не происходит.

Космос так устроен.

В нем всегда бродит хаос непостоянства и изменчивости.

Космос, все время бродящий в хмели хаоса непостоянства.

Страдание и изменчивость – одно и то же.

Человек, ищущий постоянства и надежной опоры, обречен на страдание.

Ты можешь придумать опоры, но только слепому мир кажется постоянно темным.

Дуккха

Третий механизм, который воспроизводит страдание, это дуккха. С точки зрения субъекта, он имеет двойственную природу. С одной стороны, это неудовлетворительность бытия, с другой – неудовлетворенность человека.

«Нет в мире совершенства» – этот тезис кажется очень простым. На самом деле, мир все время совершенен – ни добавить, ни отнять, но при этом он не может удовлетворить сознание и не может удовлетворить личность.

К сожалению, человек редко может воспринять мир в его завершенной целостности, его фрагментарное мышление всегда предвзято оценивает осколки реальности в меру своего испорченного вкуса.

Достаточно одного ясного, проницательного, глубокого взгляда, чтобы почувствовать, что в мире нет ничего, к чему стоило бы стремиться; не стоит добиваться ни жены, ни детей, ни славы, ни чести, ни любви, ни богатства, ибо все, что существует, оказывается недостаточным и неудовлетворительным, когда его приобретаешь.

Недавно на одном из тренингов мы провели мысленный эксперимент – сформировали образ идеального мужчины. Качества были перечислены предельные – гений с IQ 200, то есть вершина развития интеллекта, как у Френсиса Гальтона, мудрый как Сократ, сильный как Геркулес, с волей Александра Македонского; сложен как Ахиллес, красив как Адонис, сексуален как Жан Маре, кудри Аполлона, глаза как у Иисуса из Назарета – в общем, само совершенство.

Сделали опрос женщин – чем вас может не удовлетворить этот мужчина?

Не перечисляя всех критических реплик, приводим главный вывод – выяснилось, что этот идеал весьма неполноценен, а для жизни вообще человек не пригодный.

Вроде бы выстроили семантический конструкт совершенного мужчины, но у реальной женщины нашлось множество деструктивных мыслей по отношению к идеалу. Можно конечно возразить, что это же женщины, что их неудовлетворенность миром вечна. Их удовлетворить не возможно ничем: ни деньгами, ни славой, ни красотой, ни умом, ни послушанием, ни строптивостью, ни волей, ни безволием и «даже на солнце есть пятна».

Но если посмотреть в суть – все живое обладает качеством неудовлетворенности жизнью, неудовлетворенности существованием, бытием в мире. Дело не в том, что человек очень критичен. Дело в том, что в само существование живого встроен механизм неудовлетворенности.

У нас нет выбора, механизм страдания все время «работает». Живое обречено на страдание и «есть страдание».

Буддизм говорит, что не существует опыта, в такой же мере универсального, как страдание, ибо не все живые существа – существа мыслящие, и не все существа достигают уровня, на котором они способны постигать свою собственную природу и значение; но все чувствующие существа страдают, ибо все они подвержены старости, болезням и смерти.

В соответствии с буддийской логикой, картезианское «мыслю, следовательно, существую» является антропоцентрированной частностью, а «страдаю, значит, существую» и есть сама соль жизни, истина в первой инстанции.

Страдание, а не мышление объединяет судьбу всего живого на земле.

Страдание и есть та общая матрица, которая связывает человека с человеком, человека с миром животных. Страдание основа универсального единства, всеобщего братства.

Именно в смысле всеобщности страдание другого должно переживаться не как чужое. Оно должно расцениваться и чувствоваться как свое собственное. Переживание страдания другого, как собственного, является основой «Великого Сострадания» – Махакаруны, краеугольного камня и исходной точки этической и философской системы буддизма.

Без полного понимания и принятия первой аксиоматической истины о страдании невозможно правильно понять остальные составляющие Учения Будды.

В буддизме существует подробный анализ страдания и его признаков (дуккхамарья-саччам).

Эти признаки мы уже излагали выше. Предельно кратко они представлены в первой Бенаресской Проповеди Будды: «В муках рождается человек, в муках стареет, в муках умирает. Союз с немилым – страдание, страдание – разлука с милым. Всякая жажда, неудовлетворенная, сугубо мучительна. И все пять совокупностей, возникающих из привязанностей – мучительны».

Как видно из проповеди, страдание многомерно.

С одной стороны, оно ассоциировано с телом: немощность, физическая боль, упадок сил, неудовлетворенность телесных нужд (голод, секс, жажда, лишение воздуха) или их перенасыщение (переедание, сексуальное истощение, перенапряжение от избытка энергии и гиперактивности). Рождение, старение и смерть – признаки телесного страдания. Представление о страдании как о телесном феномене и искреннее переживание такого страдания присуще примитивным формам сознания – животным, неразвитым человеческим существам с низким интеллектом и упрощенной психикой.

С другой стороны, мы можем переживать ментальное страдание: невоплощенные мечты, нереализованные ожидания, несоответствие наших иллюзий действительности, угрызение совести «за бесцельно прожитые годы», разочарование в жизни, непризнание нашей значимости, невозможность удовлетворить желания, тоска по смыслу жизни, отсутствие крепких опор, тошнота пресыщения... Этому виду страдания подвержен обычный человек, вовлеченный в социальную жизнь.

Страдание также может быть всеохватывающим, неотъемлемым от окружающего бытия: мы принимаем участие в страдании других и, не расценивая свою индивидуальность, ограниченную временем и делами, как наивысшую ценность, мы постигаем, что привязанность к ней становится препятствием, путами, признаком нашей ограниченности и несовершенства. Это страдание более утонченно; оно присуще людям высокой духовности, стремящимся к просветлению.

Эти формы страдания не исключают друг друга и могут быть частью одной личности, но они являются определенными ступенями развития человека, и в рамках конкретной личности мы можем говорить о преобладании одной из этих форм.  

Одновременно следует понимать, что даже самая тонкая форма понимания страдания недостаточна.

Истинное понимание страдания несет онтологический, космический, холотропный, всеобъемлющий характер, которое выходит за пределы обычного интеллектуального или ментального подхода к рассмотрению окружающей жизни.

Чтобы всецело понять содержание первой благородной истины, нужно встать на путь внутреннего, глубинного созерцания космической последовательности событий.

Священные Тексты описывают, как ученик, следующий Благородным Путем, после прохождения четырех состояний медитативного самоуглубления (дхьяна) «устремляет свой разум на воспоминание предшествующих форм своего существования; вначале одна жизнь, затем две, три, десять, сто, тысяча, сто тысяч; затем – к временам многочисленных миросотворений, затем – к временам многочисленных мироразрушений... Так вспоминает он многочисленные формы своего предшествующего существования с их характерными признаками, с их особенными взаимосвязями... И, обладая разумом самоуглубленным, чистым, гибким, свободным от эмоциональной нестабильности, легко контролируемым, энергичным, устойчивым, невозмутимым, ученик устремляет его к познанию исчезновения и нового возникновения существ. Обладая Небесным Оком, незапятнанным, сверхчеловеческим, он зрит, как исчезают и вновь возникают существа, низменные и благородные, прекрасные и уродливые, счастливые и несчастливые; он постигает, как вновь возвращаются существа в эту жизнь согласно их деяниям» («Мадджхиманикая» VI, 10).

Только и только так, опираясь на беспредельно глубокое внутреннее переживание-созерцание-опыт, можно открыть око непосредственного восприятия Истины о Страдании.

Это восприятие-понимание-переживание страдания в миллионах образов старости, болезни и смерти рождает представление о страдании не как о чем-то внешнем, вторгающемся из враждебного мира, о чем-то, что можно встретить в жизни, а как зарождающемся и исходящем из тебя самого.

Страдание в этот момент перестает быть чем-то чуждым или случайным, но выступает как ядро собственного самосотворенного бытия. 


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 331; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!