Новые литературные журналы интеллигенции советского периода
С самого начала новая власть стремилась упрочить свои позиции и в среде творческой интеллигенции. Этим объясняется довольно быстрое появление после Октября 1917г. новых литературных журналов, которые ставили цель объединить вокруг себя писателем, поэтов, критиков, готовых творить на благо революции.
Одними из первых таких издании стали «Пламя» и «Творчество» — прообразы будущих «толстых» литературных журналов, увидевших свет чуть позже, в период проведения нэпа.
Первый номер «Пламени» — «еженедельного, общедоступного научно-литературного и художественно-иллюстративного журнала», издание которого взял на себя Петроградский Совет, появился в мае 1918 г. За два года его существования вышло 20 номеров. Редактор «Пламени» нарком просвещения А.Луначарский, судя по всему, стремился, чтобы еженедельник отвечал самым разнообразным читательским вкусам. Здесь печатались писатели В.Шишков, А.Чапыгин, А.Грин, пришедшие в литературу еще до пролетарской революции, чья проза выделялась на фоне менее значимых, а то и попросту слабых произведений.
Однако главное, что существенно отличало журнал от других литературных изданий, — это философские и аналитические статьи по вопросам культуры и творчества, автором которых был и сам А.Луначарский. Интересным, в том числе и с современных позиций, выглядит стремление редакции повести разговор об истории искусства. Материалы на эту тему публиковались наряду с репродукциями русских и зарубежных художников — Микеланджело. Сурикова, Репина и многих других. Таким образом, журнал активно занимался просветительством, расширяя традиционные представления о литературно-художественном издании. Эта тема была продолжена впоследствии другими журналами — «Красной нивой», «Огоньком».
|
|
|
Другую группу изданий составили журналы Пролеткульта — литературно-художественной и просветительской организации, возникшей в 1917 г., еще до прихода к власти большевиков. Это творческое объединение отрицало культурное наследие прошлого и выступало за создание «новой», пролетарской литературы. «Поэзия и проза, — писал, например, московский журнал «Пролетарская культура» (1918-1921), — принадлежит писателям-рабочим, которые все смелее и талантливее выступают на литературном поприще».
Третью группу литературных изданий составляли журналы пролетарской сатиры: «Соловей», «Красный дьявол», «Красная колокольня» — бесплатное иллюстрированное приложение к упомянутой выше «Красной газете» и многие другие. Их характер подтверждался появлением в них сатирических рассказов, басен, эпиграмм, коротких стихотворений «на злобу дня», едких обличений «сытого буржуя». Шутливыми выглядели авторские подписи под многими материалами - «Балагур», «Беспартийный», «Красный поэт» и т.д. Все это создавало особое «лицо» этих изданий. Практически все они просуществовали недолго, однако эта периодика заложила основы более поздней сатирической журналистики и во многом предопределила появление такого журнала, как «Крокодил».
|
|
|
Помимо разветвленной сети периодических изданий пропагандистский механизм держался и на отлаженной работе Российского телеграфного агентства (РОСТа), созданного в сентябре 1918г. РОСТа появилось не на пустом месте. Первое телеграфное агентство возникло в России еще в середине XIX в. и, меняя названия, просуществовало вплоть до прихода к власти большевиков. Новая власть не просто воссоздала прежнюю структуру, но пошла дальше. В 1919 г. появились хорошо известные «Окна РОСТа» — так называемая плакатная журналистика, — в выпуске участвовал поэт В.Маяковский. Тогда же по инициативе ЦК РКП(б) появился ежедневный бюллетень «АгитРОСТа: материалы для провинциальных газет», издание носило ярко выраженный инструктивный характер, в частности, регулярно появлялась «Инструкторская страничка» — в помощь корреспондентам местных газет, — выполняющая роль своеобразного «ликбеза» относительно содержания печати. Одновременно с этим под эгидой РОСТа был организован журнал «Красный журналист» (предвестник всесоюзного журнала «Журналист»).
|
|
|
Партийные публицисты
Таким образом, уже в первые годы в стране была сформирована разветвленная сеть периодических изданий, охватившая практически все слои населения.
Воздействие прессы на сознание широких слоев населения стало возможным не только благодаря общему многообразию СМИ, в результате чего каждый читатель, независимо от возраста, уровня образования, социального положения, мог выбрать «свое» издание. Можно вспомнить немало партийных публицистов, оставивших заметный след в журналистике тех лет. Это Михаил Ольминский, Иван Скворцов-Степанов, Вячеслав Карпинский, Вацлав Воровский и другие. Большего внимания заслуживает и осмысление журналистского наследия, которое по тем или иным причинам долгое время оказывалось невостребованным. Это Л.Троцкий, Н.Бухарин и К.Радек. Без этих имен невозможно представить и историю нашей страны в 1920-1930-е тогдашнюю практику советской прессы.
Главным идеологом международной политики нашей страны в то время следует, бесспорно, считать Карла Радека, его перу в 1918-1920 гг. принадлежит множество теоретико-публицистических работ, опубликованных в «Правде», «Известиях», ряде немецких изданий.
|
|
|
К моменту своего ареста в сентябре 1936 г. Карл Радек имел за плечами богатый опыт революционного прошлого и партийной работы, являясь в свое время членом ЦК РКП(б) и секретарем Коминтерна. Он гордился своей причастностью к журналистике: в 1930-х гг. K.Радек заведовал международным отделом «Известий» и бюро международной формации ЦК партии.
Тему скорой победы коммунизма во всемирном масштабе развивает в первые годы Советской власти и Лев Троцкий (М.Бронштейн). Как утверждал в своих воспоминаниях бывший секретарь Сталина Бажанов, Лев Троцкий был незаменимым во время октябрьских событий в Петрограде. «Сталины куда-то попрятались. Каменевы и Зиновьевы перед риском отступили и выступили против. А Троцкий шел до конца и смело возглавил акцию». Именно Троцкому, считавшемуся «большевиком № 2» после Ленина (а впоследствии уже «оппозиционером № 1»), принадлежит разработка идеи перманентной революции.
«Социалистиче революция начинается на национальной арене, развивается на интернациональной и завершается на мировой».
Именно Лев Троцкий во многих своих работах, опубликованных в 1918-1920 гг., ратовал за милитаризованную дисциплину ради повсеместного утверждения Советской власти. «Нужно ввести нравы, близкие к спартанским, вытекающие из всей нашей обстановки... Дисциплинарные меры, самые суровые меры должны отвечать трагизму нашего хозяйственного положения».
С позиции более глубокого экономического анализа подходил к идее развития социализма в первые годы Советской власти Николай Бухарин, чья деятельность всегда была тесно связана с журналистикой. «Ценнейший и крупнейший теоретик партии» (по словам Ленина), а в дальнейшем редактор «Правды» и «Известий» Бухарин еще до победы пролетарской революции обосновал в большевистской печати собственную концепцию преобразования экономики, которая основывалась на идее последовательного искоренения капитализма и полной национализации промышленного и сельского хозяйства.
После Октября 1917 г., в отличие от Троцкого, он значительно большее внимание уделял исследованию капиталистической системы и в своей статье «Теория пролетарской диктатуры» (1919 г.) утверждал, что «целью пролетарской диктатуры является ломка старых производственных отношений в сфере общественной экономики».
Мировой революции не случилось, не перешла к диктатуре пролетариата и Европа, для которой пролетарская революция в России оказалась серьезным предупреждением. Позже Бухарин не будет скрывать наивности своих прежних воззрений.
Непримиримость, воинственность большевиков — все это стало возможным не без участия партийной публицистики, занявшей заметное место в содержательной модели партийной печати.
Таким образом, уже в первые годы существования Советской власти была создана журналистика «нового типа». К решительным действиям большевиков побуждали первоначальная неустойчивость самой власти, массовые оппозиционные настроения, царящие в стране. Этим и объясняется та активность, с которой они налаживали систему пропаганды посредством своих СМИ. Уже к концу 1918 г. не было ни одной общественной группы, которая так или иначе не оказалась охваченной системой пропаганды. Чуть позже, к середине 1920-х гг., появилась и фабрично-заводская печать, ставшая связующим звеном между партийными комитетами и трудовыми коллективами на местах.
«Многотиражки» возникали не только на существующих предприятиях, но и практически на каждом крупном строительном объекте. Повышенное внимание ЦК к этим газетам, которые «вовлекают в общественную жизнь и в интересы производства наиболее отсталые слои пролетариата», подтверждается партийными решениями и резолюциями, принятыми в 1919-1924 гг. Вместе с тем, было бы неверным воспринимать фабрично-заводскую печать исключительно с точки зрения пропагандистского воздействия. Она служила своеобразным ядром для активного формирования уже в первой половине 1920-х гг. рабселькоровского движения, которое зарождалось в виде литературных коллегий, создаваемых при местных райкомах партии.
Сами коллегии состояли из представителей предприятий, что подтверждало «инициативу снизу».
В 1918-1920 гг. последовательно утверждался порядок, что членство в партии становилось обязательным для журналиста.
Нэп и журналистика
Нэп, провозглашенный большевиками на X съезде партии в марте 1921 г., был уникальным явлением в истории Отечества. К этому времени экономическое положение России было чрезвычайно тяжелым: в стране не хватало хлеба, возникали голодные бунты В ряде мест крестьянские восстания перерастали в организованное сопротивление Советской власти, которое жестоко подавлялось.
В этих условиях снизилось доверие к большевикам со стороны многих слоев населения. Не выдерживала проверки бухаринская идея о том, что «принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью... является методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи». Все это свидетельствовало в пользу более гибких путей преобразования общества. Переход к нэпу был определен и международной ситуацией. Уже к началу 1920-х гг. стало очевидным, что надежды на мировую революцию, которая бы «подтолкнула» нашу отсталую страну к более динамичному развитию, не оправдалась: активность выступлений пролетариата в европейских странах (Германии, Франции, Венгрии и других) пошла на спад. И это также заставляло руководство партии все больше задумываться о смене экономических ориентиров.
В силу этого идеологи партии — К.Радек, Л.Каменев, Г.Зиновьев активно отстаивали в своих работах идеи нэпа. Так, Карл Радек в статье «Голод в России и капиталистический мир»(1921 г.) писал о том, что предлагаемую экономическую программу нельзя назвать коммунистической, но «она является единственно возможным путем к коммунизму в России».
Чувствуя возможный отход страны от революционной идеи, В.И.Ленин 1922 г. в отчетном докладе ЦК XI съезду РКП(б) подчерк «Мы год отступали. Мы должны теперь сказать от имени партии достаточно» ... Это подтверждает: Ленин относился к нэпу по меньшей мере настороженно, вопреки тому, как это преподноси в учебниках советской истории прежних лет.
Свертывание нэпа произошло в середине 1920-х гг. И хотя спустя несколько лет отдельные частные предприятия еще продолжали существовать, они уже не оказывали сколько-нибудь серьезного влияния на развитие экономики. Ускоренные индустриализация и коллективизация, развернувшиеся в это время, пресекли частную инициативу, полностью перечеркнули надежды либеральной интеллигенции на продолжение эволюционных форм.
Новые экономические условия породили иные по содержательным возможностям издания, чем прежде. В десятки раз увеличилось и общее число СМИ — как общественно-политических, так и специализированных. Появилось множество частных издательств. В одних (например, «Книге»), печаталась преимущественно марксистская литература, в других утверждали свое влияние представители иных политических и общественных групп. Так, издательство «Народ» публиковало преимущественно авторов, придерживающихся эсеровских взглядов; «Былое», «Задруга» и «Суриковский кружок» — так называемых «народников»; «Каторга и ссылка» — представителей меньшевизма. Как видим, несмотря на запрещение большевиками к этому времени практически всех политических партий, издательства отражали различные идейные взгляды, которые воплощались не только в литературе, но и журналистике.
Не следует представлять дело так, будто издательства и типографии имели неограниченную свободу действий. Их деятельность осуществлялась в соответствии с постановлением Совнаркома от 12 декабря 1921 г. «О частных издательствах». Для надзора за этими предприятиями были учреждены политотделы, которым вменялось в обязанность санкционировать появление печатной продукции. Однако в условиях возросших экономических возможностей, большей дискуссионности во всех сферах жизни контроль за содержанием СМИ различных политических партий был мягче по сравнению с 1917-1920 гг.
«Толстый журнал»
Появление «толстых» литературных журналов относится к началу 1920-х гг., когда в России формировалась новая экономическая политика. Этот период характерен для истории прежде всего тем, что он определил принципиально новые пути социально-экономического развития общества. Становление и развитие альтернативных форм хозяйствования в различных сферах жизни способствовали утверждению плюрализма и в области культуры, появлению новых в условиях Советской власти изданий, что в конечном итоге и привело к созданию советского литературно-художественного журнала.
Журнальная периодика на общем фоне играла особую роль. Уже в самом начале нэпа в связи с изменившейся политической и духовной ситуацией заявило о себе множество литературных групп и объединений, которые стремились выражать свои мнения через различные периодические издания, в основном журнального типа. Эти СМИ наиболее активно влияли на интеллигенцию, оценивая ее роль в сложившихся условиях развития общества. Именно тогда получила продолжение ярко выраженная до революции культура полемики по литературно-критическим вопросам. После окончания нэпа прежнее многообразие литературно-публицистических изданий постепенно сошло на нет.
Сложное положение большевиков в духовной сфере наиболее наглядно выразилось после выхода в Праге в июле 1921 г. эмигрантского сборника «Смена вех», который продемонстрировал попытку осмыслить роль российской интеллигенции в политико-экономических реформах того времени.
Интеллигенция не впервые попыталась публицистическим словом выразить свое отношение к происходящему. Стоит вспомнить, что за 12 лет до этого, в 1909 г., известные тогдашней России философы Н.Бердяев и другие уже попытались дать оценку настоящему и будущему интеллигенции в сборнике «Вехи». Это в известном смысле роднит его со «Сменой вех».
«Боль за прошлое и жгучая тревога за будущее родной страны» заставляют авторов «Вех» сказать, что «путь, которым до сих пор шло... общество, привел его в безвыходный тупик». Эти настроения восходили к первой русской революции, само движение которой вселяло в веховцев чувство пессимизма по причине его разрушительной силы для эволюционного развития государства.
Сборник «Смена вех», у истоков создания которого стояли представители либерального направления общественной мысли — профессор права и известный в России публицист кадет Николай Устрялов, физиолог Чахотин, адвокат Бобрищев-Пушкин, специалист по международному праву Ключников и другие, ставшие авторами публикаций, — по своим политическим оценкам существенно отличался от «Вех», и прежде всего в отношении политической оценки происходящего. Оказавшись после большевистской революции в эмиграции, эти люди с большим вниманием оценивали происходящее на своей Родине, попытавшись в условиях нэпа предложить свое решение будущности российского государства и общества. «В свете старых мыслей», они стремились «познать, наконец, истинный смысл творящей себя ныне революции».
Н.Устрялов и другие в целом оптимистично смотрели на происходящее в России, считая, что в результате национальной эволюции страна имеет основания стать стабильным государством с развитой рыночной экономикой. Роль же интеллигенции, по мнению сменовеховцев, состоит в том, чтобы признать существующую форму государственного строя, несмотря на заметные ограничения демократии. И хотя, писал Николай Устрялов, «ни нам, ни «народу» неуместно снимать с себя прямую ответственность за нынешний кризис», сменовеховцы готовы были положить саму демократию на алтарь пролетарской диктатуры при условии сохранения государства как целостной общественно-экономической системы.
Однако эта философская концепцепция не была понята ни партийными идеологами, ни интеллигенцией, негативно настроенной по отношению к советской России.
Несравненно большую лояльность к новой власти проявили журналы, выходившие под редакторством И.Лежнева, например журнал «Россия».
По мнению «России», сомнения сменовеховцев в эволюционном развитии страны свидетельствовали об их двуличности. «Вы... красные снаружи, и белые внутри — как свежая редиска»,— утверждал журнал.
И все-таки новая власть усмотрела тогда повод для закрытия «России». Это можно объяснить особым подбором литературно-художественных произведений. В этом отношении журнал являлся трибуной дореволюционной интеллигенции.
Здесь публиковались Е.Замятин, М.Пришвин, Б.Пильняк, Ремизов, А.Белый, О.Мандельштам, были напечатаны романы М.Булгакова «Белая гвардия» и О.Форш «Одеты камнем». В этом отчетливо усматривалось желание редактора И.Лежнева сохранить преемственность традиций в области культуры. Проза и поэзия пролетарских авторов практически не увидели свет на страницах «России», что скорее всего можно объяснить невысоким художественным уровнем их произведений. Очевидно, что такой подход не мог вызвать позитивных оценок идеологов большевизма, и это в конечном итоге привело к закрытию издания.
Аналогичной оказалась судьба журналов «Мысль», «Экономист», «Экономическое возрождение» и ряда других петроградских изданий, которые прекратили существование спустя уже год после своего появления, в 1923 г. Они не относились напрямую к литературно-художественным журналам, их содержание было направлено в первую очередь на формирование общественного мнения по экономическим, философским, социологическим вопросам, и это зримо сближало их со сборником «Смена вех».
Творческий тон задавали представители академической интеллигенции. Например, «Мысль», журнал Петербургского философского общества, выходил под редакцией профессоров Э.Радлова и Н.Лосского. и содержал преимущественно теоретические работы, обзоры литературы. Вместе с тем, здесь обсуждалась и социально-экономическая проблематика.
Этот и другие схожие по типу издания, с одной стороны, увидели в нэпе «возрождение надежд», «перемены политического курса», а с другой, оценивали ситуацию как «неопределенную» по отношению к экономическим, духовным свободам, призывая большевиков отказаться от идейно догматических ориентиров Октября.
Такой подход не мог не вызвать гневную реакцию со сторон правящей партии.
«Желтым духом так и понесло в нашей прессе», — указывал уже в 1922 г. журнал «Журналист».
Прекращение существования этих изданий существенно ограничило уровень плюрализма в обсуждении многих политико-экономических вопросов.
Самостоятельную философско-эстетическую концепцию отстаивали журналы «Вестник литературы» (позднее «Литературные записки», 1921-1922 гг.), «Летописец дома литераторов» (1921-1922 гг.) и другие, имевшие достаточно ограниченный тираж — в несколько тысяч экземпляров. Они представляли собой небольшие но формату издания, напоминавшие школьные тетради, редактирование которых осуществлял литературный критик Б.Харитон.
Если попытаться емко выразить содержательную направленность этой периодики, то большая часть ее критических публикаций была посвящена отстаиванию традиций русской культуры и духовности. Так, каждый выпуск «Вестника литературы» уделял внимание исследованию творчества А.Пушкина, Л .Толстого, А.Некрасова, Ф.Достоевского и других писателей, в основном в жанре критической статьи. Стиль, слог этих публикаций зримо бросали вызов тогдашнему времени, где «голодно, холодно, жутко». Крушение надежд, усталость от «навалившейся» суеты, непонимание того, что происходит вокруг, — все это отчетливо ощущается при чтении «Вестника литературы» и «Летописца дома литераторов».
По идейным оценкам и тональности эти издания существенно отличались от сменовеховских, открыто выступали против сотрудничества с большевиками. Помимо политики отмеченные издания обращали внимание на современный литературный процесс. Об этом свидетельствует например, целый раздел в «Литературных записках» (1922,№ 3) посвященный разбору творчества петроградской литературной группы «Серапионовы братья» (Вс.Иванов, М.Зощенко, В.Каверин и др.). В том же номере была опубликована декларация самой группы «Почему мы «Серапионовы братья». Редакция журнала нередко помещала статьи, анализировавшие возможности развития отечественной литературы в контексте политических перемен (статьи «Литература и нэп», «Новое искусство и его идеология» во втором номере за 1922 г.).
Вместе с тем, содержательная политика изданий отстояла далеко от пролетарских воззрений. По мнению писателя Евгения Замятина, частого автора этих журналов, новая, пролетарская, литература не способна привить долгожданную духовную свободу. Ее могут творить, по его словам, «безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики». Характерно и другое высказывание этого писателя о том, что истинные культура и искусство «немногих тысяч» не погибнут, пока жива исконно русская интеллигенция".
Позиция «Вестника литературы» и других схожих с ним по духу изданий строилась на разделении «литературы высокого ранга» и «литературы упрощенного содержания». Ностальгическую («упадническую») эстетическую позицию занимали издания с дореволюционным прошлым, прервавшие свое существование в первые годы Советской власти и восстановленные в годы нэпа «Голос минувшего», «Записки мечтателей», «Дом искусств», альманах «Шиповник». Им были свойственны тема одиночества, горечь по утрате минувших дней. Публикуя произведения классиков А.Пушкина, И.Тургенева, Ф.Достоевского, мемуары известных российских политиков дореволюционного времени (например, С.Витте), статьи русских историков (Н.Карамзина, В.Голицына), эти журналы стремились «прикоснуться к духовности» минувшей эпохи и противопоставить ее современности. В содержательном плане интереснее выглядел журнал «Былое», который, помимо материалов на литературно-критические темы, опубликовал, в частности, ряд документов и аналитических статей по истории освободительного движения в России до 1917г.
Эти издания сближало неприязненное чувство к новому пролетарскому искусству. «Я боюсь, - с горечью писал тот же Е.Замятин, частый автор «Записок мечтателей» и «Дома искусств», по поводу литературного процесса в России, — что у русской литературы одно только будущее — ее пришлое».
Это им адресовала Н.Крупская свои слова о том, что «масса деятелей искусства осталась чужда революции и, в лучшем случае, думала о том, как бы пронести невредимо через бурю революции старые ценности».
Между тем, само время было удивительным, уникальным для отечественной культуры. В одних и тех же изданиях работали люди разных политических и духовных убеждений. Словом, годы нэпа дали ощущение многогранности духовной культуры тогдашнего российского общества. Неудивительно, что после окончания самого периода творческие пути этих людей разошлись: одни (Е.Замятин, М.Добужинский) эмигрировали из России, другие (такие, как, например, К.Чуковский) «ушли в себя», оставляя свои сокровенные мысли лишь в дневниках, третьи встали на сторону советской власти, открыто ополчившись на своих бывших товарищей по «творческому цеху».
В тот период зародилась и так называемая «новая» журналистка — литературных групп — футуристов, акмеистов имажинистов и других. Нэп расширил возможно воплощения их культурно-эстетических взглядов в журнальной (и газетной) периодике.
«Верти не верти, а литература наша и впрямь, как навар в щах, плывет во все стороны и дробится на бесчисленные круги, кружки, кружочки, подкружья и межкружья..»,- отмечал критик той поры И.Касаткин.
Так, идейным рупором имажинистов стал в 1922 году журнал с характерным названием «Гостиница для путешествующих в прекрасном». В основе творческого метода имажинистов (С.Есенин, А.Мариенгоф и др.) лежал поиск метафорической идеи, «освобожденной» от смысла, содержания и даже материалистических форм. Поэзия этого направления пестрела малопонятными «среднему» читателю образами.
Идеология футуризма—другого литературного направлен возникшего еще до Первой мировой войны, в 1914 г., и связанного с именами Д.Бурлюка, О.Брика и В.Маяковского, также получила свое развитие в журналистике периода нэпа. (Журнал «Леф» - «Левый фронт искусств» в марте 1923 г.). Теоретические воззрения о роли футуризма в искусстве высказывал критик Виктор Шкловский. Именно ему принадлежит идея о создании «специального поэтического языка» победившей культуры.
Инициатива появления издания принадлежала В.Маяковскому, который за два месяца до этого обратился с соответствующим предложением в ЦК партии и получил одобрение «свыше».
В первом номере журнала говорилось о необходимости «растворить маленькое «мы» искусства в огромном «мы» коммунизма».
Лефовская теория требовала «литературу факта» противопоставить «искусству вымысла», такой подход во многом выхолащивал художественность. Достаточная терпимость футуристов к другим литературным направлениям привела к тому, что журнал стал литературной трибуной для многих писателей, поэтов, критиков. Здесь увидели свет стихи В.Маяковского и его собратьев по перу, проза Артема Веселого (отрывки из романов «Вольница» и «Страна родная») и Исаака Бабеля (рассказы из цикла «Конармия»), хотя оба этих автора не имели прямого отношения к лефовцам. «Вариации с языком» типа «Згара-амба, згара-амба. згара амба, згара-амба, амб... Шар-шор-шур-шир...» давали о себе знать, однако появлялись и несравненно более цельные по содержанию и форме лирические произведения, авторами которых были Э.Багрицкий, М.Светлов, Б.Пастернак. Последний никогда не был напрямую связан с лефовской программой, однако дружил с Маяковским, что и привело его в журнал.
Допуская существование различных литературно-художественных направлений, партия, тем не менее, активно выступала за развитие «истинно пролетарской» культуры и журналистики. В силу этого эстетическая программа новых литературных течений, отмеченных выше (не говоря уже об упомянутых декадентских, стремящихся к особому эстетическому самовыражению), оценивалась преимущественно критически. Известно, например, высказывание Н.Крупской о том, что массы воспринимали этих литераторов «как скопище существ, не могущих подняться до уровня человеческих мыслей»". Примечателен и фельетон «Желтая кофта из советского ситца» Льва Сосновского, редактора газеты «Беднота», появившийся на страницах «Правды». Говоря о первых двух номерах «Лефа», Сосновский саркастически отозвался о претензиях литературной группы и ее журнала на «революционный дух».
Критикуя лефовцев, многие другие творческие объединения, партийная пресса поддерживала литературные группы, стоявшие на марксистско-ленинских позициях в искусстве. Одной из них была «Кузница», которая выпускала с 1920 г. свой журнал с аналогичным названием.
Это был «орган пролетарских писателей» (как значилось на титульном листе журнала), издание литературного отдела Наркомпроса. Ряд авторов одновременно являлся членами ЦК Пролеткульта — организации, с которой в значительной степени была связана история периодики и литературной борьбы в 1920-х гг.
Пролеткульт стремился развивать пролетарскую тему в литературе, театре, других сферах искусства. Вместе с тем, он активно принижал роль прежней, дореволюционной российской культуры, считая ее малопригодной для современной жизни. Такая позиция во многом определялась пролетарским происхождением самих сторонников Пролеткульта. В стремлении отказаться от наследия прошлого они смыкались с футуристами и так называемыми «левыми коммунистами». Однако в отличие от идеологии футуризма, стоявшего на позициях исключительно формального новаторства, Пролеткульт шел в своем мировоззрении от классового принципа восприятия окружающей жизни. В условиях его активного утверждения в первые годы Советской власти эти идеи быстро завоевывали популярность. Достаточно сказать, что к 1920 г. в стране выходило 15 изданий Пролеткульта.
Интересное наблюдение сделал в своих дневниковых записях 1922 г. Корней Чуковский после посещении им спектакля по пьесе Уолта Уитмена, поставленного пролеткультовским режиссером: «Едва только началась репетиция, артисты поставили роскошные кожаные кресла — взятые из зала городского Собрания — и вскочили на них сапожищами. Я спросил, зачем они это делают. «Это восхождение ввысь». Я взял шапку и ушел. — «Не могу присутствовать при порче вещей...».
Позиция Пролеткульта по отношению к прежней литературе была настолько жесткой, что даже Ленин вынужден был признать сепаратизм и сектантство этой организации.
Таким образом, уже на начальном этапе развития нэпа сформировалось многообразие литературно-художественных изданий, отвечающих интересам самых различных читательских групп. Среди них были журналы, отстаивавшие принципы «чистого искусства», издания новых литературных направлений, критически оценивавшие Советскую власть, и те, которые воспринимали себя в качестве созидателей новой культуры, искусства. Многообразие журнальной периодики приводило к развитию плюрализма в области художественной литературы, критики, к столкновению различных творческих позиций.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 871; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!