Советские разведывательные службы в 1944—1953 гг.: эволюция, успехи и неудачи

К завершающему периоду Второй мировой войны советские спе­циальные службы (Первое управление НКГБ, Главное разведыватель­ное управление Генерального штаба Красной Армии, Разведыватель­ное управление Военно-Морского Флота) значительно усилили свои позиции в странах — союзницах СССР и ряде нейтральных госу­дарств Европы и Америки. В отличие от положения советских раз­ведывательных служб на территории держав оси и оккупированных ими стран, где созданные в предвоенный период резидентуры и агентурные сети были в 1941—1943 годах либо полностью разгром­лены, либо существенно ослаблены¹, структуры ПУ НКГБ, ГРУ ГШ и РУ ВМФ, действовавшие в Соединенных Штатах, Великобритании и Швеции в годы войны не только не понесли сколь-нибудь серь­езных потерь, но и, напротив, значительно расширили свои возмож­ности. Помимо значительного усиления уже имевшихся в этих стра­нах резидентур офицерами-оперативниками, командированными из СССР, и многократного увеличения численности контролируемого ими агентурного аппарата и источников, советскими политической, военной и военно-морской разведкой был создан ряд новых легаль­ных и нелегальных «представительств»: резидентуры ГРУ ГШ и ПУ НКГБ в Канаде, Австралии, Уругвае, Колумбии (ПУ НКГБ), Мек­сике (ГРУ), Алжире и Южно-Африканском Союзе — ПУ НКГБ². Легальные резидентуры ГРУ и ПУ были быстро восстановлены по мере освобождения ряда стран Западной (Франция, Нидерланды и Бельгия), Центральной (Чехословакия), Восточной (Польша) и Юго-Восточной Европы, в ходе вступления Красной Армии на террито­рию Румынии и Югославии, оккупации Австрии и Германии, после заключения перемирия с Финляндией³. Значительный объем разве­дывательной информации поступал в Москву также и по каналам советских контрразведывательных служб — Второго управления НКВД и армейской СМЕРШ, — располагавших в 1944—1953 гг. весьма разветвленными аппаратами и агентурными сетями на терри­тории стран, оккупированных Красной Армией⁴, а позднее, во второй половине 1940-х гг., и от разведывательных отделов Погранич­ных войск, с марта 1939 по октябрь 1949 г. находившихся в составе НКВД/МВД и имевших собственную агентуру в приграничных рай­онах сопредельных государств⁵. Продолжался сбор политической информации и по «партийной линии»: место упраздненных летом 1943 г. специальных подразделений Коминтерна (Службы связи, Первого отдела, Политической референтуры и Комиссии при ИККИ по работе среди военнопленных) заняли созданные в 1943—1944 гг. НИИ-100 и -205, телеграфное агентство «Супресс» и Отдел между­народной информации ЦК ВКП(б), переименованный впоследствии в Отдел внешней политики ЦК⁶.

Самыми сильными позициями на заключительном этапе Второй мировой войны и в первые послевоенные месяцы советские разведы­вательные службы располагали в Соединенных Штатах и Великобри­тании: советское политическое руководство прекрасно осознавало значение этих стран — главных союзников и главных потенциальных противников СССР⁷. Используя благоприятные условия военного вре­мени — присутствие в США и Великобритании многочисленных со­ветских учреждений (как существовавших там до войны — диплома­тических представительств, Амторга, ТАСС, — так и созданных в 1941—1942 гг., — Советской закупочной комиссии [в Америке], Во­енной миссии, а затем Комиссии по репатриации советских граждан [на Британских островах]), и то обстоятельство, что американские и британские контрразведывательные службы были заняты прежде все­го борьбой с разведками держав оси, ГРУ, ПУ НКГБ и РУ ВМФ по­стоянно наращивали численность офицеров-оперативников, действо­вавших под прикрытием этих легальных представительств, и активно вербовали новую агентуру. И хотя общая численность кадровых офи­церов советских специальных служб и контролируемых ими источни­ков и агентств, действовавших в годы войны на территории США, едва ли когда-либо будет установлена (Служба Внешней разведки Российской Федерации и Главное разведывательное управление Гене­рального штаба продолжают ревниво оберегать свои тайны), некото­рые документы, рассекреченные в недавние годы, все же позволяют представить масштабы советского шпионажа в этой стране. Так, по свидетельству А. С. Феклисова, одного из младших офицеров рези-дентуры ПУ в Нью-Йорке, ее штат на протяжении военных лет со-ставлял в среднем 13 человек. Приблизительно такими же штатами располагали резидентуры: Первого управления в Вашингтоне и Сан-Франциско, а также их коллег и соперников из ГРУ и РУ ВМФ. Еще меньшее число офицеров было прикомандировано к подрезидентурам этих служб в Лос-Анджелесе, Портленде, Сиэттле и некоторых дру­гих городах. Однако эти сравнительно небольшие штаты резидентур компенсировались многими десятками кадровых офицеров-разведчи­ков, работавших под прикрытием СЗК, Амторга, представительства советского Общества Красного Креста, ТАСС, Совфильмэкспорта и некоторых других учреждений. Общая численность сотрудников двух крупнейших советских представительств в США — Советской заку­почной комиссии и Амторга — только в Вашингтоне и Нью-Йорке составляла около 5 тыс. человек⁸. Сбором различного рода политиче­ской, военной, экономической и научно-технической информации должны были заниматься во время своего пребывания за границей ВСЕ советские специалисты, независимо от того, являлись они со­трудниками разведывательных служб или нет⁹. Что же касается про­фессионалов (кадровых офицеров советских специальных служб), а также агентов и источников, находившихся у них на связи, то, по подсчетам автора этой статьи, основанным на анализе шифротеле-грамм и радиограмм, посланных в Москву и полученных оттуда ре-зидентурами ПУ НКГБ, ГРУ и РУ ВМФ в Соединенных Штатах в 1941—1945 гг., и ряда других, недавно рассекреченных документов, их численность была весьма впечатляющей. Всего за период с 22 июня 1941 по начало ноября 1944 г., согласно рапорту, направленному Ста­лину Л. П. Берией, «...работниками 1-го (Разведывательного) Управ­ления НКВД/НКГБ» было «выведено за кордон на нелегальную ра­боту 566 человек, завербовано 1240 агентов-осведомителей...»¹⁰ Сколько разведчиков в тот же период «вывели» за границу (и в част­ности, в США) ГРУ и РУ ВМФ, остается тайной; известно лишь, что накануне Великой Отечественной войны Разведывательное управле­ние Генерального штаба располагало за рубежом примерно 1 тыс. офицеров и источников, из которых половина работала нелегально¹¹, и что на протяжении войны оба управления весьма активно занима­лись в Соединенных Штатах вербовкой новой агентуры и приобре­тением новых источников информации, как самостоятельно, так и в сотрудничестве со Службой связи Коминтерна, вплоть до ликвидации последней в середине 1943 г.¹²

Какая же часть из всех этих офицеров-оперативников, агентов и источников работала на советские разведки в США? По подсчетам американских исследователей Джона И. Хейнза и Харви Клера, ос­нованным на анализе шифротелеграмм и радиограмм, дешифрован­ных в ходе осуществления проекта «Венона»¹³, на протяжении 1941— 1945 гг. на ПУ НКГБ, ГРУ и РУ ВМФ работало около 100 офице­ров-оперативников, контролировавших примерно 435 агентов и источников (из которых приблизительно 372 принадлежали ПУ, 31 — ГРУ и 12 — РУ ВМФ и не менее 20 человек выполняли двойную роль, являясь одновременно функционерами компартии США и talentspotters — людьми, подыскивавшими и рекомендовавшими со­ветским разведкам новых агентов из числа членов КП США)¹⁴. По мнению автора данной статьи, также основанном на анализе дешиф­ровок, осуществленных в рамках проекта «Венона», и других источ­ников, число офицеров-оперативников, действовавших в Соединен­ных Штатах в период с 16 ноября 1941 по 21 февраля 1946 г., со­ставляло не менее 91 — 112 человек (как в легальных, так и в нелегальных резидентурах), из которых от 42 до 63 представляли ПУ НКГБ, примерно 49 — ГРУ; данные по РУ ВМФ отсутствуют. Об­щее число контролировавшихся ими источников и агентов могло быть даже большим — около 593 человек (548 — ПУ, не менее 33 — ГРУ и 12 — РУ ВМФ)¹⁵. Еще большую цифру приводит в своих ме­муарах старший офицер британской контрразведки MI 5 Питер Райт.

По его сведениям, в ходе осуществления проекта «Венона» занятые в нем американские и британские криптографы и контрразведчики пришли к выводу о том, что из выявленных ими 1200 криптонимов «более 800 принадлежали советским агентам, завербованным либо в ходе войны, либо вскоре после ее окончания»¹⁶. Если учесть, одна­ко, что криптографам Агентства национальной безопасности (NSA) США и британской Правительственной школы кодов и шифров (GCCS) удалось «вскрыть» далеко не все советские шифры и соот­ветственно прочесть лишь сравнительно небольшую часть шифроте-леграмм и радиограмм, отправленных и полученных советскими спе­циальными службами, действовавшими в 1941—1945 гг. на террито­рии Соединенных Штатов¹⁷, думается, есть все основания предположить, что и данные, приведенные П. Райтом, могут оказать­ся неполными.

Если даже согласиться с тем, что Райт был прав и «большинство из тех» 800 криптонимов, о которых он упоминал в своих мемуарах, «принадлежало второстепенным источникам и агентуре»¹⁸ — агентам-связникам, людям, державшим явочные квартиры, «почтовые ящи­ки» и т. п., — нетрудно предположить и то, что за немалой частью этих кличек скрывались первокласссные источники и агенты. Такие, например, как помощник министра финансов Соединенных Штатов Хэрри Декстер Уайт («Юрист», «Ричард»), старший административ­ный помощник президента Рузвельта Локлин Кёрри («Паж»), дирек­тор Отдела по специальным политическим вопросам Государствен­ного департамента Олджер Хисс («Алеc»), служащий Министерства финансов Нэтэн Грегори Силвермэстер («Пэл», «Роберт») и многие, многие другие¹⁹.

Хотя резидентуры ГРУ, РУ ВМФ и ПУ и контролируемые ими агентурные сети, действовавшие с осени 1942 г. на территории Кана­ды, были сравнительно немногочисленными²⁰, роль, которую они сыграли в 1944—1945 гг., оказалась достаточно важной. Особенно цен­ной была собранная ими информация, касавшаяся участия канадских ученых в проекте «Манхэттен», производства в этой стране различных типов вооружений, многие из которых поставлялись в Советский Союз в рамках программы ленд-лиза; немалое значение имела и по­ступавшая из Оттавы политическая и военная информация²¹.

Серьезными позициями советские специальные службы распола-гали к концу войны и в Великобритании. На протяжении всей вой-ны в этой стране действовали не только резидентуры ПУ, ГРУ и РУ ВМФ, но и Советская военная миссия (1941 — сентябрь 1945 гг.), Комиссия по репатриации советских граждан (1944—1948) и советская группа делегации ООН в Соединенном Королевстве. Число офицеров-оперативников, действовавших в 1940—1953 гг. под прикрытием всех этих учреждений, было, по подсчетам автора предлагаемой статьи, весьма значительным. Так, ГРУ ГШ располагало в эти годы на Бри­танских островах не менее 64, а ПУ НКГБ/МГБ — не менее 25 офи­церами, на связи у которых находилось соответственно приблизитель­но источников и агентов: 48 и 40—41²². Помимо контролируемой ПУ НКГБ широко известной «Кембриджской пятерки» — Ким Филби, Донэлд Маклейн, Гай Бёрджесс, Энтони Блант и Джон Кернкросс²³ — в этой стране в 1940-х и до начала 1950-х годов работали такие известные советские разведчики и агенты, как Урсула Кучински («Соня»), ее брат Юрген и муж Лен Бёртон (ГРУ)²⁴, Клаус Фукс (пос­ле его возвращения из США в июне 1946 и до ареста в январе 1950 г.)²⁵, Аллан Н. Мэй, Лео Лонг²⁶ и, конечно же, не только они: до­статочно упомянуть «Оксфордскую группу», участники которой так и остались неизвестными британской контрразведке MI5²⁷.

По ряду причин, речь о которых пойдет ниже, политическая и военная информация, добываемая агентурными сетями советских разведывательных служб, действовавшими в Соединенном Королев­стве, и прежде всего «кембриджской пятеркой»²⁸, приобрела в кон­це 1940-х годов особо важное значение.

Не менее важную роль в этот же период сыграла и поступавшая из Англии научно-техническая информация, особенно та ее часть, которая касалась исследований в сфере разработки и производства ядерного оружия, радио- и гидролокационного оборудования.

Исключительно важное значение приобрела во второй половине 1940-х годов деятельность резидентур и агентурных сетей ГРУ ГШ и ПГУ МГБ, как теперь назывались главные ветви советской раз­ведки²⁹, в оккупированных союзными войсками Германии и Австрии, быстро превратившихся по своему значению во второй (после США и Соединенного Королевства) источник информации и «поле сра­жения» специальных служб СССР, США, Великобритании и Фран­ции³⁰. Восстановление постоянных оперативных структур советских политической и военной разведок, ликвидированных в этих странах в июне 1941 г., началось вскоре после завершения войны: уже в июне 1945 г. группы офицеров ПУ, прикомандированные ранее к раз­ведывательным управлениям штабов 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов, были объединены в резидентуру, подчинен­ную непосредственно Первому (Разведывательному) управлению НКГБ. К августу того же года в пригороде Берлина Карлсхорсте начала дей­ствовать постоянная резидентура ПУ во главе с опытным разведчи­ком А. М. Коротковым, до начала войны служившим заместителем резидента ИНУ НКГБ в этом городе. К началу 1946 г. в ее составе работало 8 человек, контролировавших значительное число агентов и источников в германской столице и ряде провинциальных цент­ров страны. Приблизительно в тот же период была воссоздана и венская резидентура ПГУ³¹. Что же касается ГРУ, то его оператив­ными центрами стали разведывательное управление Группы совет­ских войск в Германии (ГСВГ), в Шверине, позднее, в 1953 г., пе­реведенное в тот же Карлсхорст, где до этого года действовала бер­линская оперативная группа военной разведки, и РУ Центральной группы войск (ЦГВ) в небольшом австрийском курортном городке Бадене (неподалеку от Вены), а также венская резидентура, возглав­ляемые генерал-майором П. Н. Чекмазовым и его заместителями П. С. Мотиновым и В. А. Никольским³². Точное число офицеров-оперативников ГРУ, действовавших в Германии в период 1945— 1953 гг., установить без документов из архивов управления невозможно. Учитывая значимость информации, добываемой на территории Германии, можно предположить, однако, что оно, скорее всего, было больше, нежели численность их коллег, служивших в Бадене и в Вене, где к концу сентября 1953 г. постоянно находилось более 250 офицеров военной разведки и контрразведки³³.

И ГРУ, и ПУ располагали в обеих странах широко разветвленны­ми агентурными сетями: помимо остатков старой довоенной аген­туры ими использовались также источники, завербованные среди военнопленных в годы войны; активно привлекались к работе и новые лица: представители местного населения, солдаты и офице­ры союзных армий, гражданские служащие оккупационной админи­страции³⁴. Результаты деятельности резидентур и агентурных сетей, воссозданных на территории Германии и Австрии, приобрели осо­бенно большое значение в конце 1940-х годов в связи с возникно­вением Североатлантического союза, Федеративной Республики Гер­мании и новых германских вооруженных сил — бундесвера.

Весьма активно действовали советские разведывательные службы и во Франции. Восстановление резидентур и контроля над агентур­ными сетями, связь с большинством из которых была утрачена ГРУ и ПУ в 1940—1943 гг., началось в период освобождения страны и ее заморских территорий: уже в августе 1943 г. в Алжир под прикры­тием должности главы советской Комиссии по репатриации был направлен опытный разведчик ПУ И. И. Агаянц (одновременно ставший неофициальным представителем правительства СССР при Французском Комитете Национального Освобождения). 10 сентяб­ря 1944 г. в освобожденный Париж прибыл первый легальный ре­зидент ПУ А. А. Гузовский, вскоре восстановивший связь с париж­ской агентурной сетью и начавший ее реорганизацию в соответствии с «предварительным планом мероприятий по развертыванию развед-работы во Франции», полученным из Москвы в ноябре³⁵. И хотя эта реорганизация повлекла за собой временную консервацию (до конца 1945 г.) значительной части источников резидентуры ПУ, и она, и восстановленные в этот же период структуры ГРУ сумели во второй половине 1940-х и в начале 1950-х годов быстро наверстать упущен­ное. Используя подпольный аппарат ФКП (а также вербуя членов компартии вне его), таких экзотических союзников, как агентура Фронта освобождения Вьетнама и собственные немалые возможности, обе ветви советской разведки в эти годы получали во Франции до­статочный объем необходимой руководству СССР политической, во­енной, экономической и научно-технической информации. По сви­детельству бывших офицеров ПУ В. и Е. Петровых, «...отдел Коми­тета Информации, ответственный за операции на территории Франции, был просто завален фотокопиями оригиналов официаль­ных французских документов»³⁶.

Географическое положение Швеции и ее нейтралитет в годы Вто­рой мировой войны превратили эту страну в один из важнейших центров деятельности специальных служб, в том числе и советских разведок: Стокгольм оказался очень удобной «точкой» для наблюде­ния за тем, что происходило не только в Германии, Дании, Норвегии, Финляндии, Польше и Прибалтийских республиках, но и в Швейцарии, Венгрии, Югославии и ряде других стран, местом для проведения тайных переговоров и специальных операций. Именно в Швеции в 1943—1944 гг. при активнейшем участии ПУ, ГРУ и РУ ВМФ осуществлялись тайные встречи представителей СССР и Фин­ляндии, приведшие к выходу последней из войны³⁷; оттуда в 1944— 1945 гг. поступала информация о попытках руководства Германии вступить в тайные переговоры с США и Великобританией о заклю­чении сепаратного мира³⁸. Немало важных сведений о политических процессах, протекавших в странах Скандинавии, их отношениях с Соединенными Штатами и их союзниками, экономической и науч­но-технической информации добывалось советскими разведчиками в шведской столице и в послевоенные годы.

И все же, несмотря на впечатляющие успехи, которых советским специальным службам удалось достичь в годы войны, вскоре после ее окончания им пришлось столкнуться с целым рядом проблем. Первой и, пожалуй, наиболее серьезной из них стало резко усилив­шееся противодействие их работе со стороны контрразведывательных агентств Соединенных Штатов, Великобритании и других стран; вто­рой — проблема безопасности коммуникаций, надежности исполь­зуемых шифров и кодов. Третьей, тесно связанной со второй, стала проблема перебежчиков — бывших офицеров и агентов ПУ и ГРУ — по различным причинам порвавших со своими службами и пре­доставивших контрразведкам США и других стран, на территории которых они действовали в годы войны, обширную информацию об основных направлениях деятельности советских разведок, их аген­турных позициях в различных странах, особенностях их сотрудни­чества с местными коммунистическими партиями и т. п. Четвертой проблемой, также серьезно отразившейся на деятельности ГРУ, РУ ВМФ и ПУ, стала серия реорганизаций, которым советские специ­альные службы подверглись в 1947—1952 гг. И наконец, последней из них явились послевоенная реорганизация правительственных структур США — ликвидация ряда агентств военного времени (Управления стратегических служб, Управления военного производства, Управления военной информации) и значительное сокращение шта­тов таких важнейших ведомств, как государственный департамент, военное и морское министерства, министерство финансов и т. д. В результате этого множество американцев, снабжавших в годы вой­ны ПУ, ГРУ и РУ ВМФ ценнейшей информацией, либо потеряли работу, либо были переведены на новые, зачастую второстепенные должности. Не менее негативно сказались на численности офицеров-оперативников всех ветвей советской разведки и их агентурного ап­парата ликвидация Советской закупочной комиссии (в связи с пре­кращением поставок по ленд-лизу), а также сокращение штатов дру­гих советских учреждений, работавших в США.

Активизация операций советских специальных служб в 1941— 1945 гг. на территории Америки, Западной и Восточной Европы, стран Дальнего Востока не осталась незамеченной контрразведыва­тельными службами союзников СССР по Великой коалиции. Еще в мае 1943 г. директор Федерального бюро расследования (ФБР) Эд­гар Гувер в своем письме ближайшему советнику президента Руз­вельта Гарри Гопкинсу сообщил о встрече резидента ПУ в Нью-Йор­ке В. П. Зарубина с членом Национального комитета компартии США Стивом Нелсоном, в ходе которой последнему была передана крупная сумма «денег для внедрения членов Коммунистической партии и агентов Коминтерна в отрасли промышленности, занятые производством секретной продукции для правительства США, с тем чтобы получить (о них) информацию для передачи Советскому Со­юзу»³⁹. На протяжении следующих девяти месяцев бюро были полу­чены новые данные о советском военном и промышленном шпиона­же в США и о советских разведчиках, работавших под прикрытием посольства СССР в Вашингтоне⁴⁰. Новая активизация советских раз­ведывательных служб и новые тенденции во внешней политике СССР на протяжении первого послевоенного года были с тревогой отмече­ны в специальном докладе, представленном президенту Трумэну его советником Кларком М. Клиффордом в сентябре 1946 г. «Перенос Советами образа главного противника с Великобритании на Соеди­ненные Штаты, о котором известили мир грубые и резкие атаки со­ветской пропаганды», нашли свое выражение в усилении военной мощи СССР, «руководстве советским правительством шпионажем и подрывными движениями в США» и в «расцвете советского шпиона­жа» в Германии и Китае⁴¹. Масштабы деятельности советских разве­док в Соединенных Штатах, Западной Германии и Австрии вскоре заставили администрацию Трумэна предпринять ряд срочных мер: главное контрразведывательное агентство США—ФБР — резко усили­ло штаты своих подразделений в Вашингтоне и Нью-Йорке: основ­ных центрах работы ПУ, ГРУ и РУ ВМФ. На 1 ноября 1945 г. в рас­следовании нескольких дел, одно из коих было связано с «междуна­родным шпионажем, в котором замешано около 100 человек...», а другое — с «защитой (секрета) атомной бомбы», было задействовано соответственно 250 и 75 специальных агентов ФБР⁴². Неотложные меры были предприняты также армией и флотом США. Обеспоко­енное активизацией советских спецслужб в Германии и ряде других стран Европы, командование вооруженными силами США на евро­пейском театре вскоре после окончания войны создало в дополне­ние к школе разведки и военной полиции, уже существовавшей в Форт Райли, Канзас, еще одну — в местечке Обераммергау, Бава­рия⁴³. Аналогичные меры были также предприняты в 1945 г. фран­цузским и британским правительствами: чистка армии и службы разведки и контрразведки от проникших туда членов компартии Франции, осуществленные генералом Де Голлем и полковником Пасси, создание в начале 1945 г. в британской MI6 Отдела IX, зада­чей которого стало изучение документов, относившихся к деятель­ности компартии Великобритании и советских учреждений в Англии накануне и в годы войны⁴⁴.

Обеспокоенность, проявляемая правительствами Соединенных Штатов, Канады и Великобритании в связи с деятельностью совет­ских разведок в этих странах, еще больше усилилась в конце 1945 — начале 1946 г. после появления первой волны послевоенных пере­бежчиков: Элизабет Бентли — связной между несколькими группа­ми агентов, служивших в различных федеральных учреждениях в Вашингтоне, руководством компартии США и резидентурой ПУ НКГБ в Нью-Йорке, шифровальщика резидентуры ГРУ в Оттаве И. Гузенко и бывшего функционера подпольного аппарата КП США и агента ГРУ (позже ИНО) Уиттэкера Чемберза. Бентли назвала ФБР имена 41 из известных ей агентов и источников информации, слу­живших накануне и в годы войны в различных федеральных агент­ствах (многие из которых совпали с именами людей, о которых го­ворил в своих показаниях У. Чемберз); сведения, сообщенные Гузен­ко, позволили разоблачить 16 офицеров-оперативников резидентуры ГРУ и около 20 работавших на них граждан Канады, среди которых были члены парламента и высокопоставленные служащие различных правительственных ведомств, а также известный британский физик-ядерщик Аллан Нанн Мэй и его канадский коллега Израэл Холпе-рин⁴⁵. К началу ноября руководство ФБР уже не имело сомнений в том, что 13 высокопоставленных служащих Белого дома, министер­ства финансов, военного министерства, управления стратегических служб и ряда других федеральных ведомств (в частности, Локлин Кёрри, Грегори Силвермэстер, Хэрри Декстер Уайт, Джордж Силвер-мэн и Данкен Ли) в течение длительного времени были советскими агентами⁴⁶. Был установлен в общих чертах и «круг интересов» со­ветских разведывательных служб: по мнению ФБР, основанном на результатах расследования, проведенного их собственными сотрудни­ками и Канадской королевской конной полицией, главными целя­ми ПУ и ГРУ являлись информация об исследованиях в сфере раз­работки и производства ядерного оружия, новейших систем наведе­ния и сведения о внешней политике Соединенных Штатов⁴⁷.

По иронии судьбы, Э. Бентли и И. Гузенко сдались американ­ским и канадским властям именно в то время, когда их показания приобрели для контрразведывательных служб особую ценность: с весны 1945 г. администрация нового президента США перешла к значительно более жесткому курсу в отношении СССР. ФБР, Управ­ление военно-морской разведки (ONI) и Корпус контрразведки ар-мии США (CIC) уже не были заняты борьбой со специальными службами держав оси и, не связанные рядом политических ограни­чений, ранее введенных администрацией Рузвельта⁴⁸, могли напра­вить все свои усилия на нейтрализацию деятельности советских раз­ведывательных служб⁴⁹. Именно это они и сделали, незамедлитель­но приступив к широкомасштабному расследованию, основанному на показаниях Э. Бентли, И. Гузенко и У. Чемберза. В результате ре­зидентуры ПУ и ГРУ и контролируемый ими агентурный аппарат в США — стране, представлявшей для советского политического ру­ководства, военных и высших эшелонов военно-промышленного комплекса наибольший интерес, — оказались в весьма непростом положении. Для того чтобы максимально ограничить тот ущерб, который могли понести те агентурные сети, о которых знала Э. Бентли, глава НКГБ В. Н. Меркулов распорядился немедленно прекратить все «контакты со всеми лицами, известными» ей, немед­ленно «предупредить агентов» о ее «предательстве» и отозвать в СССР всех офицеров-оперативников, когда-либо работавших с нею. Более того, согласно последовавшим за этим распоряжением инст-рукциям московского Центра легальным резидентам в Вашингтоне и Нью-Йорке А. В. Горскому и В. Правдину, а также резиденту-не­легалу в Балтиморе И. А. Ахмерову было предписано незамедлитель­но прекратить на 3—4 месяца все контакты со значительной частью важнейших агентов. Среди них были такие незаменимые группово­ды, как Виктор Перлоу («Рейд») и Н. Силвермэстер («Роберт»), ко­торые помимо своей собственной агентурной работы связывали Гор­ского, Правдина и Ахмерова с большим числом источников, рабо­тавших в ключевых федеральных учреждениях, Л. Кёрри («Паж»), Хэролдом Глэссером («Рубль») и еще по меньшей мере 13 людьми. Вскоре все три резидента были срочно отозваны в Москву. В сущ­ности, Э. Бентли и И. Гузенко своей явкой с повинной сумели в течение всего нескольких дней парализовать работу нескольких важ­нейших резидентур ПУ и ГРУ и значительную часть агентурных се­тей в США и Канаде. Несколько раньше, в ноябре 1944 г., в поле зрения ФБР и армейской разведки G-2 попал еще один ветеран со­ветской разведки, нелегал ГРУ Артур А. Адамc, активно занимав­шийся в этот период сбором информации по созданию атомного оружия. Ему пришлось срочно прервать контакты со своими источ­никами и в конце 1946 г. выехать из США⁵⁰. Увы, все эти события знаменовали собою лишь начало довольно длительного периода глу­бокого кризиса, в котором советские разведывательные службы в Соединенных Штатах оказались во второй половине 1940-х годов.

Начало приносить свои первые плоды и успешное осуществление проекта «Венона», о котором уже говорилось выше: 20 декабря 1946 г. один из ведущих сотрудников Агентства безопасности армии США (ASA), лингвист и криптограф Мередит Гарднер сумел про­честь часть телеграммы нью-йоркской резидентуры ПУ, содержавшей список ученых-атомщиков. К маю 1947 г. им было расшифровано уже «несколько дюжин посланий, отправленных из Москвы в Нью-Йорк, и наоборот, в 1944—1945 гг.» В начале сентября того же года заместитель начальника G-2, полковник Картер Кларк уведомил об этом ФБР и, начиная с 19 октября 1948 г., оба агентства начали под­держивать постоянные рабочие контакты⁵¹. Дешифровки теле- и ра­диограмм ПУ, а затем и ГРУ, подтвердившие показания Э. Бентли, У. Чемберза и И. Гузенко, позволили Бюро не только выявить но­вые имена советских агентов, но и начать их судебное преследова­ние. И хотя руководства ПУ, ГРУ и РУ ВМФ достаточно рано по­лучили сведения об успехах криптографов ASA и сменили шифры, они никак не могли предотвратить использования уже расшифрован­ных посланий, выявления и арестов всех тех своих агентов, чьи имена или приметы фигурировали во «вскрытых» телеграммах⁵².

Немалый ущерб деятельности советских разведывательных служб нанесли в 1946—1953 гг. те самые люди, которые являлись главны­ми «потребителями» получаемой ПУ, ГРУ и РУ ВМФ информации — И. В. Сталин и В. М. Молотов, — инициировавшие в 1947 их кар­динальную перестройку. Стремясь сконцентрировать получение и обработку информации в рамках одного ведомства, повысить опера­тивность ее поступления и усилить свой личный контроль за дея­тельностью разведки, они вначале практически полностью замени­ли руководство ПГУ МГБ (название политической разведки с мар­та 1946 г.) и ГРУ, а затем, 30 сентября 1947, создали Комитет информации (КИ) при Совете Министров СССР, объединив в нем выведенные из состава МГБ и военного министерства ПГУ и ГРУ, Отдел «С» (координировавший с 1944 г. деятельность ПУ и ГРУ по атомному шпионажу и впоследствии вошедший во 2-е Специальное [разведывательное] бюро 1-го Специального комитета при СМ СССР, ответственного за советскую атомную программу. Первым главой КИ был назначен Молотов (впоследствии — А. Я. Вышинский, В. А. Зо­рин и Я. А. Малик), всей же практической работой руководил его первый заместитель генерал-лейтенант П. В. Федотов. Представите­лями КИ на местах (главными резидентами) были назначены послы СССР, их заместителями — фактические резиденты бывшего ПГУ и ГРУ. Одновременно было принято решение оставить в структуре МГБ и ВМ специальные службы разведки и диверсионной деятельности на случай локальных военных конфликтов или большой войны в Евро­пе, на Балканах, Ближнем и Дальнем Востоке⁵³. Еще одним нововве­дением стало создание по инициативе министра МГБ В. С. Абакумо­ва в рамках его ведомства специальных Бюро № 1 и 2, осуществлен­ное по решению Политбюро от 9 октября 1950 г. Задачами первого из них были подготовка и проведение «диверсий на важных военно-стратегических объектах и коммуникациях на территории главных агрессивных государств — США и Англии, а также на территории других капиталистических стран, используемых главными агрессора­ми против СССР», а также «...активных действий (актов террора) в отношении наиболее активных и злобных врагов Советского Союза из числа деятелей капиталистических стран, особо опасных ино­странных разведчиков, главарей антисоветских эмигрантских органи­заций и изменников Родине». Через три года Бюро № 1 было пре­образовано в «12-й (специальный) отдел при 2-м Главном (разведы­вательном) управлении МВД СССР. Задачей Спецбюро № 2 было «выполнение специальных заданий внутри Советского Союза по пресечению особыми способами вражеской деятельности, проводи­мой отдельными лицами, а также подбор, воспитание, обучение и тренировка работников и агентуры» бюро⁵⁴. Учитывая тот факт, что вне рамок КИ помимо специальных разведывательных подразделе­ний, оставшихся в структурах МГБ и военного министерства, Бюро № 1 и 2 и РУ ВМФ (слитого с ГРУ в 1952 г.) сбором различного рода разведывательной информации продолжали заниматься в 1947— 1953 гг. Главное управление Пограничных войск, НИИ-100 и Отдел международной информации ЦК КПСС, о которых уже упоминалось выше, вполне очевидно, что попытка создать советский аналог ЦРУ не удалась. КИ так и не стал подлинным центром координации раз­ведывательной деятельности, обработки и анализа ВСЕЙ поступавшей в СССР разведывательной информации и не оправдал возлагавА шихся на него надежд. Распыление сил и средств, разделение одних и тех же функций и задач между несколькими параллельно действу­ющими ведомствами и учреждениями, раздел агентурного аппарата (особенно в период, когда советские специальные службы, работав­шие в США, да и не только в этой стране, переживали серьезный кризис) не могли не оказать весьма негативного влияния на деятель­ность советских разведок в самых различных регионах мира. Поэто­му неудивительно, что уже примерно через десять месяцев после создания КИ Генеральному штабу удалось убедить Сталина в необ­ходимости вернуть военную разведку вооруженным силам. После ухода военных разведчиков Комитет информации был «понижен в ранге» и стал, по сути дела, придатком Министерства иностранных дел; в конце 1951 г. Сталин принял решение о том, чтобы вся опе­ративная разведка была вновь сосредоточена в руках ГРУ и нового Первого Главного управления МГБ. Еще через два с небольшим года были упразднены и Бюро № 1 и 2⁵⁵.

 

---

Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 358; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!