Когда оно начинается, в классе что-то плохое случается каждый месяц, да? 5 страница
– Мне повезло, я упала в другом месте. Ты, значит, уже знаешь про этот сглаз, да?
– Ну да.
– Тогда… – начала было она, но я ее перебил:
– Хотел сказать тебе спасибо, что пришла тогда в больницу.
– О… да нет, ничего особенного.
– Не хочешь сесть?
Я встал, освобождая лавку для травмированной девушки. После чего сменил тему.
– Не скажешь, почему физрой не занимаются два класса сразу?
Эта мысль меня уже какое-то время занимала.
– Я думаю, это нормально, что если занимаются отдельно мальчишки и девчонки, как сейчас, то можно объединить два класса? Особенно в муниципальной школе? Ведь учителей же все равно двое, один для парней, второй для девчонок, и если класс один, то у каждого вдвое меньше учеников…
Во всяком случае, с таким количеством народу мы не сможем играть в футбол. Не то чтобы я особо тосковал по недоступной возможности.
– В других классах не так, – ответила Сакураги. – Классы один и два занимаются вместе, классы четыре и пять тоже. Только класс три занимается сам по себе.
– А почему именно три?
Я вполне понял ситуацию, раз уж третьих классов нечетное количество, но почему лишним оказался именно класс 3? Обычно ведь в такой ситуации выпадает класс 5?
– Ты на большой перемене был с Кадзами-куном и Тэсигаварой-куном? – на этот раз сменила тему уже она.
– Ну да. А что?
По-прежнему сидя на лавке, она подняла голову и посмотрела мне в глаза.
– А они… тебе что-нибудь рассказали?
|
|
|
– Те двое?
– Да, они.
– Они провели меня по-быстрому по школе. Ну, вроде – смотри, это корпус А, за ним корпус S, там проходят спецзанятия – в таком ключе. И рассказали страшилку про пруд с лотосами.
– И все?
– Под конец мы подошли к нулевому корпусу, и они еще немного рассказали, что в этом старом здании.
– И это все?
– Вроде все, по-моему.
– …Ох, – тихо выдохнула Юкари Сакураги и повесила голову, потом продолжила еще тише: – …Надо сделать как следует, иначе Акадзава-сан рассердится…
Я разбирал лишь кусочки фраз, которые она шептала себе под нос. Акадзава-сан? Одного из учеников, которые сегодня не пришли в школу, точно звали Акадзава.
Сакураги медленно встала с задумчивым выражением лица. Я четко видел, как она подстраивает свои движения, чтобы поменьше беспокоить травмированную правую ногу.
– Да, Сакураги-сан, – я решил просто попробовать. – Эээ, слушай, а где Мисаки-сан?
– …Э…
Она склонила голову набок.
– Мей Мисаки, девочка такая в нашем классе. Ну, знаешь, с повязкой на левом глазу. Она тоже освобождена?
Сакураги так и продолжала экать, склонив голову набок. Вид у нее был абсолютно переполошенный. Почему? Откуда такая странная реакция?
– Я наткнулся на нее возле нулевого корпуса на большой перемене.
|
|
|
Как раз в этот момент где-то вдалеке раздалось низкое, раскатистое «грррррр». Это что, самолет взлетает? Нет, по звуку непохоже. Может, гром?
Я задрал голову и посмотрел на небо.
Отсюда, из-под дерева, оно выглядело точно таким же, как раньше, – чистое майское небо. Таким оно казалосьпоначалу; но оглядевшись по сторонам, я обнаружил ближе к северу зловещие тучки. Значит, то, что мы слышали, – это правда был гром?
Как только я так подумал, издалека снова донеслось то же самое «гррррррррр».
Значит, он и есть. Весенний гром.
Может, вечером будет дождь.
На такой прогноз меня сподвиг северный край неба.
– О?
Я обнаружил что-то там, где совершенно не ожидал, и у меня сам собой сорвался вопрос:
– Кто это… вон там?
Корпус С – трехэтажное здание к северу от спортплощадки. Там, на крыше –
Кто-то стоял вплотную к ограждению. …Это не?..
Это она. Мей Мисаки.
Осознание пришло мгновенно. Хотя с такого расстояния я никак не мог разглядеть ни ее лица, ни даже одежды.
В следующую секунду я, оставив Юкари Сакураги стоять все с тем же ошарашенным выражением лица, побежал к корпусу С.
10
Моя дыхалка кончилась, еще когда я бежал верх по лестнице. Я мысленно видел рентгеновский снимок своего съежившегося легкого; однако силуэт, который я заметил от спортплощадки, интересовал меня больше.
|
|
|
Дверь на крышу нашлась легко.
Это была стальная дверь, выкрашенная в кремовый цвет. К ней была прилеплена картонная табличка с красной надписью: «Выход без уважительной причины воспрещен».
Менее чем за секунду я принял решение проигнорировать столь туманный запрет. Дверь была не заперта. Я толкнул ее и вывалился наружу.
Чутье меня не подвело. Фигура действительно принадлежала Мей Мисаки.
На крыше школьного здания, мрачной железобетонной коробки. Одна посреди всего этого –
Она стояла, прислонясь к ограждению, на краю крыши, обращенном в сторону спортивной площадки. И смотрела в мою сторону, а значит, наверняка увидела меня сразу же. Но, не произнося ни слова, тут же повернулась ко мне спиной.
Пытаясь привести в порядок сбитое дыхание, я подошел к ней и встал неподалеку.
– Ээ, слушай – Мисаки-сан, – начал я слабым голосом. – Ты тоже освобождена от физры, да?
…Никакой реакции.
Я придвинулся на шаг, потом еще на один.
– А это нормально? В смысле, тут можно находиться?
Все еще стоя ко мне спиной, она ответила:
– Что такого? Вблизи смотреть ничуть не лучше.
|
|
|
– А учителя не будут на тебя орать?
– …Вряд ли.
Последние слова она произнесла шепотом и наконец развернулась. Я увидел, что к груди она прижимает альбом размером с небольшую книжку.
– Ты ведь тоже здесь, – вернула она мне мое же замечание.
– Что такого? – скопировал я ее ответ. – Просто смотреть, как другие занимаются физрой, правда неинтересно. А ты рисуешь?
Она не ответила, лишь спрятала альбом за спину.
– Я уже сказал, когда наткнулся на тебя во время большой перемены, но… эмм, я только сегодня перевелся в класс три-три…
– Сакакибара-кун, да?
– А, ага. А ты Мисаки – Мей Мисаки-сан, да? – я кинул взгляд на бейджик у нее на груди. – А как пишется «Мей»?
– Как «вой».
– Вой?
– Или «звук». Как в слове «резонанс». И в слове «крик»[15].
«Вой», значит. «Вой с видом на мыс».
– Ээ… а ты помнишь? Мы недавно встречались в больнице.
Наконец-то я сумел задать ей этот вопрос, но мое сердце по-прежнему никак не хотело биться ровно – оно колотилось, как у загнанной лошади. Его стук даже в ушах отдавался.
– В понедельник на той неделе. Я в больнице случайно вошел в тот же лифт, что и ты, а потом ты вышла на втором подвальном этаже. Ты сказала, как тебя зовут, когда я спросил. Не помнишь?
– На той неделе, в понедельник… – прошептала Мей Мисаки, и ее правый глаз, не закрытый повязкой, медленно закрылся сам. – Кажется… было такое?
– Я так и думал. Знаешь, у меня это с тех пор… из головы не выходило. И когда я увидел тебя сегодня в классе, я был просто в шоке.
– Вот как.
Короткий ответ; однако на ее тонких губах словно проступила тень улыбки.
– А зачем ты тогда спускалась на второй подвальный этаж? – продолжил я. – Ты сказала, тебе надо было что-то отнести? Но кому? Ты тогда несла белую куклу – ну, похоже было. Ты ее должна была отнести?
– Ненавижу такой допрос, – так же коротко ответила она и отвернулась.
– Ой, прости, – тут же извинился я. – Я вовсе не пытался заставить тебя отвечать. Просто…
– В тот день случилось кое-что печальное.
«Меня там ждут. Моя бедная вторая половинка».
Вроде она так сказала тогда в лифте?
«Бедная… вторая половинка».
Эти слова давили мне на мозг, но, конечно же, спросить ее об этом я сейчас не мог. А сама она чем-то еще делиться не спешила.
Вдали снова громыхнуло. Ветер, обдувающий крышу, казался чуток холоднее, чем раньше.
– Тебя… – вновь раздался голос Мей Мисаки, – зовут Коити Сакакибара. Правильно?
– Ага.
– Тебя это наверняка беспокоит.
– Э… эээ?
Стоп, погодите. Она что, собирается поднять ту историю?
– П-почему ты это…
Я поспешно попытался взять себя в руки. Мей смотрела молча, потом сказала:
– Ну, это же было в прошлом году как раз весной? Вся страна была в панике. И с тех пор еще и года не прошло.
– …
– Сакакибара… Хорошо, что твое имя не «Сэйто»[16].
После этих слов тень улыбки снова появилась у нее на губах.
Честно говоря, я был ошарашен.
Давно уже об этом никто не вспоминал – и в новой школе про ту историю пока никто не заговаривал. И вот надо же – услышать это не от кого-нибудь, а от Мей Мисаки.
– Что-то не так? – Мей с любопытством склонила голову набок. – Ты не хотел, чтобы я об этом говорила?
Я попытался сказать «да мне по барабану» и сделать вид, что мне действительно по барабану, но у меня не получилось.И прежде чем хотя бы начать думать, что делать дальше –
– У меня плохие воспоминания, – я принялся выкладывать все как есть. – В старой школе в том году, когда случились те убийства в Кобэ и все начали говорить про Сэйто Сакакибару, пришлось несладко еще одному четырнадцатилетнему…
– Издевались над тобой, да?
– Нет, ничего такого серьезного, что тянуло бы на «издевательство», не было. Но…
Да… ничего такого уж плохого. Не было какой-то явной злобы, злого умысла. Все просто думали, что это прикольно…
Они писали мою фамилию теми же кандзи, которыми писал он, или звали меня Сэйто. Вполне безобидные детские шутки. Однако…
Как правило, я просто отшучивался и смеялся со всеми, но иногда я это ненавидел сильнее, чем мог вытерпеть, сильнее, чем мог сам себе признаться. А потом –
Прошлой осенью, когда я продолжал терпеть этот ежедневный груз. Тогда и случился мой первый спонтанный пневмоторакс. Может, вся та фигня насчет Сакакибары как раз послужила одной из причин. Если вспомнить все, что было, это предположение не казалось таким уж натянутым.
И когда отец уехал из Японии на год, меня отослали к бабушке с дедушкой в Йомияму – как раз потому, что отец узнал, что происходило, и проявил редкую для него родительскую заботливость. Думаю, он решил, что лучше всего мне сменить среду обитания и нажать кнопку перезагрузки своих отношений в школе, становящихся все более напряженными.
…Рассказав в общих чертах, что произошло, я не дождался от Мей Мисаки ни сочувствия, ни смущения по поводу своих слов.
– Здесь тебе уже кто-нибудь об этом говорил? – спросила она.
– Ты первая, – ответил я с кривой улыбкой. Как ни странно, на душе у меня стало поспокойнее.
Сегодня с самого утра, когда кто-то называл меня по фамилии, я напрягался в ожидании как раз этого. Такая вот ерунда. Брр. Когда я это все оформил в виде слов и произнес, мне самому это показалось редкостным идиотизмом.
– Думаю, они все просто сдерживаются, – предположила Мей.
– …Может быть.
– Но мне с трудом верится, что они беспокоятся о твоих чувствах.
– Что ты имеешь в виду?
– Потому что фамилия «Сакакибара» прочно ассоциируется со смертью. И не со всякой смертью – а с жестокой, бессмысленной смертью, которая вдобавок связана со школой.
– Ассоциируется со смертью…
– Да, – коротко кивнула Мей и прижала волосы руками, чтобы ветер их не трепал. – Это тревожит всех. И… может быть, они сами этого не замечают. Как будто рану не хотят лишний раз трогать.
– …Что это значит?
О чем она вообще?
Я, конечно, понимаю, что слово «смерть» и все, что с ней связано, – очень зловещее и всегда пугает людей. Это очевидно. Но…
– Знаешь, в этой школе… – голос Мей звучал так же холодно и отстраненно, как и раньше, – класс три-три ближе к смерти, чем остальные. Ближе, чем любой другой класс в любой школе. Намного ближе.
– Ближе к смерти? Что это?..
Абсолютно не понимая, что она имела в виду, я прижал ладонь ко лбу. Правый глаз Мей, сосредоточенно глядящий на меня, превратился в щелочку.
– …Ты ничего не знаешь, да, Сакакибара-кун?
Она снова развернулась лицом к спортплощадке. Прижалась грудью к бурому ограждению, слегка перегнулась через него, потом задрала голову. Стоя позади нее, я тоже посмотрел вверх, в небо. Облаков стало заметно больше.
Я вновь услышал далекие раскаты грома. Следом закаркали напуганные вороны, и я увидел несколько чернокрылых птиц, сорвавшихся с деревьев в школьном дворе.
– Ты ничего не знаешь, Сакакибара-кун, – повторила Мей Мисаки, по-прежнему глядя в небо. – Тебе никто не рассказал.
– …Не рассказал что?
– Скоро узнаешь.
– …
– И еще – тебе лучше не подходить ко мне.
Когда она это добавила, я стал понимать еще меньше.
– И разговаривать так вот со мной ты тоже не должен.
– Почему? Почему не должен?
– Я сказала уже, скоро узнаешь.
– Ну блин…
Не очень-то полезная информация. Я бы даже сказал, совсем бесполезная.
Пока я пытался найти что сказать, плохо понимая, как вообще реагировать, Мей Мисаки молча развернулась. Прижимая альбом к груди, она прошла мимо меня и направилась к двери.
– Пока, Са-ка-ки-ба-ра-кун.
Я тут же застыл на месте, будто она на меня какое-то заклятие наложила; правда, тут же я его стряхнул и двинулся за ней. В школьном дворе снова закаркали вороны.
В моей голове сам собой всплыл один из «принципов», которые сообщила Рейко-сан накануне.
Если, уходя со школьной крыши, слышишь воронье карканье, нужно шагнуть на лестницу…
Правой, что ли, ногой? Или левой?
Которой из двух? Да, точно, левой… Пока я все это обдумывал, Мей решительно открыла дверь и вошла.
Она шагнула правой ногой.
11
После шестого урока дождь таки пошел. Хороший такой, мощный вечерний ливень вне сезона.
Я принялся собирать вещи, волнуясь, что надо идти домой, а у меня нет зонта, и тут в сумке завибрировал мобильник (я заранее отключил звуки). Звонила бабушка.
– Я выезжаю, чтобы тебя забрать. Подожди меня у дверей школы.
Слышать это было приятно, но я тут же ответил:
– Все нормально, ба. Когда ты сюда доедешь, думаю, будет уже просто капать.
– Что ты такое говоришь, ты же только поправляешься. А если ты промокнешь и схватишь простуду?
– Но…
– Никаких «но», Коити-тян. Ты ждешь, пока я за тобой не приеду, договорились?
И она отключилась. Я огляделся и вздохнул.
– Эй, Сакакибара! У тебя мобилка есть? – тут же обратился ко мне кто-то. Тэсигавара. Он покопался во внутренностях своей формы и вытащил белый телефон с яркой ленточкой.
– Будем перезваниваться. Какой твой номер?
В средних школах немногиеимели собственные сотовые. Даже в Токио они вместе с телефонами PHS[17] встречались где-то у каждого третьего ученика, не больше.
Пока мы обменивались номерами, я кинул взгляд на парты у окон. Парта Мей Мисаки пустовала.
Я дождался, пока Тэсигавара убрал свой телефон в карман, и сказал:
– Можно я спрошу кое о чем?
– Мм?
– Насчет той девчонки, Мисаки, которая сидит вон за той партой.
– Хммм?
– Она странная какая-то. Что с ней вообще?
– Ты хорошо себя чувствуешь, Сакакибара? – он склонил голову набок, и лицо его стало серьезным как никогда. – Давай соберись!
Он крепко хлопнул меня по спине и тут же быстро ушел.
Я тоже вышел из класса и направился в сторону корпуса А и главных ворот. В холле я наткнулся на помощника классрука Миками-сэнсэй.
– Ну, как прошел день, Сакакибара-кун? Что ты думаешь о новой школе?
И она искренне улыбнулась. Я смущенно ответил:
– Ээ, думаю, я справлюсь.
Миками-сэнсэй энергично кивнула.
– У тебя есть зонт? На улице дождь.
– Это, бабушка – ну, в общем, мне бабушка сказала, что заедет за мной на машине. Она мне на мобильный позвонила минуту назад.
– Ну, тогда все хорошо. Береги себя.
Всего пятнадцать минут спустя бабушкин черный «Седрик» показался из-за завесы дождя (который, правда, успел немного ослабнуть) и подъехал к дверям школы.
У входа еще тусовалось несколько человек, которые не могли уйти из-за неожиданного ливня. Я быстренько юркнул на пассажирское сиденье машины, словно сбегая от их взглядов.
– Ты молодец сегодня, Коити-тян, – сказала бабушка, кладя руки на руль. – Как ты себя чувствуешь, ничего не болит?
– Не, все хорошо.
– С ребятами из класса ты поладишь, как ты думаешь?
– Ну… наверно.
Мы отъехали от школьного здания и медленно направились по скользкой дороге к воротам. И пока мы ехали –
Я глядел в окно, прилипнув к стеклу, и вдруг увидел ее. Дождь уже поутих, но все же это была далеко не морось, а она шла себе без зонта, одна. …Мей Мисаки.
– Что-то не так? – спросила бабушка, выезжая из ворот. Видимо, моя реакция чем-то привлекла ее внимание. Хотя я молчал, окно не открывал, вообще ничего не делал.
– …Не, нормально все. Не беспокойся, – ответил я и, крутанувшись на сиденье, посмотрел назад. Там…
…Мей уже не было. Она как будто растворилась в дожде. Так мне тогда показалось.
К оглавлению
Глава 3. Май II
1
– Что это?
Я услышал голос Миками-сэнсэй. Она обращалась к сидящему слева от меня парню по фамилии Мотидзуки. Юя Мотидзуки.
Он был маленький, щуплый, бледный, с тонкими, хотя и простоватыми чертами лица. Если бы он переоделся в женскую одежду и отправился в Сибую, его вполне могли бы там принять за симпатичную девчонку и попытаться склеить. Со вчерашнего дня, когда я впервые пришел в школу, мне с ним еще и словом не удалось перекинуться. Я пытался поздороваться, но он всякий раз отворачивался. Трудно было понять, то ли он просто меня стеснялся, то ли был замкнутым и нелюдимым по природе.
От вопроса Миками-сэнсэй щеки Мотидзуки слегка порозовели, и он пробормотал:
– Ну… я хотел нарисовать лимон…
– Лимон? Это?
Кинув взгляд на учительницу, склоняющую голову то так, то этак, Мотидзуки еле слышно ответил:
– Да. Это крик с лимоном.
Четверг, мой второй день в школе. Пятый урок, рисование.
Наш класс занимался на первом этаже старого школьного здания, «нулевого корпуса»; мы разбились на шесть групп, и каждая уселась вокруг отдельного большого стола,в середине которого были выставлены различные предметы: луковица, лимон, кружка и т.д. Темой сегодняшнего урока был натюрморт.
Я выбрал стоящую возле луковицы кружку и начал рисовать ее карандашом на выданном мне листе бумаги. Мотидзуки, похоже, выбрал лимон, но, не знаю…
Вытянув шею, я глянул на лист, лежащий перед ним. Только посмотрел и –
Да, понимаю. У Миками-сэнсэй были все основания задавать вопросы.
Он изобразил гротескное нечто, по форме не имеющее ничего общего с предметами на столе.
Когда он сказал, что это лимон, да, я с трудом смог опознать лимон. Но только по сравнению с фруктом на столе он был вытянутвдвое сильнее – такой высокий, похожий на веретено; и плюс его очертания были все неровные, искривленные. Вдобавок Мотидзуки вокруг него нарисовал такие же волнистые линии, как будто спецэффекты…
Что это?
У меня возникла точно такая же мысль, как и у Миками-сэнсэй. Но когда я экстраполировал слова Мотидзуки «крик с лимоном», до меня дошло.
Что касается «Крика», даже ученики начальной школы знают – это шедевр норвежского художника Эдварда Мунка. Фигура прижимающего руки к ушамчеловека на мосту, нарисованная искривленными линиями со странной композицией и в странных тонах. Этот волнистый лимон имел что-то общее с той картиной…
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 174; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!