Когда оно начинается, в классе что-то плохое случается каждый месяц, да? 2 страница
– Странные какие названия.
– Юмигаока – потому что оттуда прекрасный вид на заходящее солнце, а из Асами – на восходящее. Думаю, отсюда и названия[7].
– Но наш город называется Йомияма, так ведь?
– К северу отсюда есть гора, которая так и называется – Йомияма. Сам город лежит в долине, но в ней есть множество пологих холмов, вытянутых с севера на юг.
Я до сих пор плохо представлял себе основные детали географии города. Возможно, Рейко-сан это поняла, почему и устроила мне простенький тур. Может быть, вид из окна натолкнул ее на мысль, что сейчас идеальная возможность мне про все рассказать.
– Вон там, видишь? – Рейко-сан подняла правую руку. – С севера на юг идет зеленая полоса. Это река Йомияма, она течет через весь город. А за рекой – видишь, вон там? Видишь?
– Ээ… это…
Я приподнялся с койки и вгляделся туда, куда показывала Рейко-сан.
– А, вон то, большое и беловатое?
– Да, оно, – Рейко-сан повернулась ко мне и слегка улыбнулась. – Там Северная средняя школа Йомиямы. Твоя школа.
– А, вот оно что.
– Коити-кун, ты ведь в Токио ходил в частную школу, да? Одна из тех школ-эскалаторов[8], средняя и старшая вместе?
– Ага.
– В муниципальной школе тебе может быть сперва не совсем уютно… Но ты привыкнешь, правда?
– Наверно, привыкну.
– Ты из-за этой внезапной госпитализации отстанешь по темам, которые проходят в апреле.
– А, тут нет проблем. В моей предыдущей школе мы успели пройти половину программы третьего года.
|
|
|
– О, впечатляет. Ну тогда тебе учиться будет совсем легко.
– Ну прям уж «совсем».
– Думаю, мне следует тебя предупредить, чтобы ты не зазнавался.
– Рейко-сан, а ты тоже ходила в эту школу?
– Да. И сестрица Рицко тоже закончила Северную среднюю. Есть еще Южная средняя школа Йомиямы, или просто Южная средняя. А Северную среднюю еще иногда называют «Северный Ёми».
– Северный Ёми[9]… а, понятно.
Рейко-сан была одета в черный брючный костюм и бежевую блузку; стройная, со слегка загорелым овальным лицом и прямыми волосами, спускающимися ниже плеч.
С такой прической ее лицо немножко походило на мамино, которое я видел только на фотографиях. Когда я это впервые осознал, каждый атом моего сердца вдруг заныл от боли, как будто меня охватил жар. Я уже говорил, что всегда напрягаюсь, когда разговариваю с Рейко-сан один на один; на 80% – именно по этой причине.
– Ну, если отстать по учебе ты не боишься, то, думаю, проблема будет только в том, что в муниципальных школах все немного по-другому, чем в частных. Возможно, сначала тебе некоторые вещи будут непонятны, но, уверена, скоро ты привыкнешь.
Потом Рейко-сан добавила, что, когда я выпишусь и смогу ходить в школу, она расскажет мне «Основные принципы Северного Ёми». И тут ее взгляд упал на книжки в мягком переплете, лежащие на тумбочке возле койки.
|
|
|
– Хм. Коити-кун, не знала, что тебе нравятся такие вещицы.
– А, ээ… ну да.
Там было четыре книжки. Два длинных романа, каждый в двух томах: «Жребий» и «Кладбище домашних животных» Стивена Кинга. Я как раз перед тем, как пришла Рейко-сан, дочитал первый том «Кладбища».
– В таком случае я тебе еще расскажу про «Семь тайн Северного Ёми».
– «Семь тайн»?
– Они в каждой школе есть, но в «Северном Ёми» немного не такие, как везде. С тех пор, как я там отучилась, их стало уже больше восьми. Или тебе неинтересно?
Откровенно говоря, такого рода истории о призраках в реале меня мало интересуют, но…
– Нет, обязательно расскажи, – ответил я и улыбнулся.
4
На следующий день, в воскресенье, 26 апреля. Перед обедом.
Бабушка, как всегда, пришла и принесла всякие мелочи. Потом, произнеся обычное «Ну ладно, увидимся завтра», ушла домой. Думаю, она прошла мимо них. Я и подумать не мог – даже во сне бы не приснилось, – что ко мне придут такие посетители.
В дверь палаты постучали, потом она открылась. Там стояла Мидзуно-сан, молодая медсестра, которая присматривала за мной все то время, что я здесь лежал. «Давайте, заходите», – сказала она и впустила парня и девушку, которых я раньше никогда не видел. Я удивился, конечно, но, поскольку они были примерно моего возраста и в школьной форме, догадатьсяоб истоках этого визита было несложно.
|
|
|
– Привет. Ты Коити Сакакибара, да? – сказал делегат (ну, такое ощущение у меня возникло), стоящий справа, – парень. Среднего телосложения, среднего роста. Черная школьная форма со стоячим воротником. Очки в серебряной оправе, подчеркивающие гладкое лицо с мягкими чертами и узкие глаза.
– Мы из Северной средней школы Йомиямы, ученики класса три-три.
– Аа… ага.
– Меня зовут Кадзами. Томохико Кадзами. А это Сакураги-сан.
– Юкари Сакураги. Рада познакомиться.
Девушка была в темно-синем блейзере. У обоих самая типичная школьная форма, однако стиль совершенно не такой, как в частной школе, куда я ходил раньше.
– Мы с Сакураги-сан – старосты класса три-три и пришли от имени всего класса.
– Мм, – кивнул я, сидя на кровати, после чего задал самый очевидный вопрос. – А почему?
– Ты же к нам перевелся, да? – ответила Юкари Сакураги. Она, как и Кадзами, тоже носила очки в серебряной оправе. Чуть полноватая, с простенькой прической – волосы до плеч. – Ты должен был начать учиться в прошлый понедельник, но вдруг заболел… так нам сказали. И мы решили навестить тебя как старосты. Эмм, это от нас всех.
|
|
|
Она протянула букет разноцветных тюльпанов. Тюльпаны обозначают «сочувствие» и «филантропию»… это я позже разузнал.
– И учитель интересовался, как у тебя дела, – продолжил Томохико Кадзами. – Мы слышали, у тебя легочная болезнь под названием «пневмоторакс». Ты как себя чувствуешь?
– А, нормально. Спасибо, – ответил я, стирая с лица улыбку, которая сама собой там появилась. Их неожиданный визит застал меня врасплох, но я был искренне рад. Кроме того, они держались так… ну просто типичные «старосты класса», какими их рисуют в аниме и других подобных вещах. И это тоже показалось мне странно забавным.
– К счастью… видимо, даже в такой ситуации так можно сказать… я вроде поправляюсь в нормальном темпе. Думаю, они уже скоро вынут трубку.
– Аа, ну, слава богу.
– Ужасно, что такие вещи происходят так внезапно.
Затем делегаты от класса 3-3 переглянулись.
– Мы слышали, ты из Токио переехал, Сакакибара-кун, – сказала Сакураги, ставя букет тюльпанов на подоконник. Ощущение почему-то было такое, будто она меня изучает.
– Угу, – кивнул я.
– Ты раньше учился в средней школе К**? Это фантастика просто. Такая известная частная школа. Почему же ты?..
– По семейным обстоятельствам.
– Ты в Йомияме не жил раньше?
– Не жил… а почему ты спрашиваешь?
– Просто подумала, вдруг ты здесь жил когда-нибудь, пусть даже давно.
– Я бывал здесь раньше, но никогда не жил.
– А когда бывал, останавливалсянадолго? – поддержал разговор Кадзами.
«Что за странные вопросы…» – неприятно кольнула меня мысль, и я ответил расплывчато:
– Ээ… ну, моя мама отсюда родом. Может, когда я был маленький, бывал подолгу, но сейчас уже не помню…
На этом блиц-допрос завершился, и Кадзами подошел к койке.
– Вот, – он достал из сумки большой конверт и протянул мне.
– Что это?
– Конспекты занятий с начала триместра. Я сделал копию, так что, если они тебе нужны, оставь себе.
– Э. Это с твоей стороны очень… Большое спасибо.
Кинув беглый взгляд на содержимое конверта, я обнаружил, что да, все это я в старой школе уже проходил. Однако проявленная забота тронула меня, и я снова поблагодарил их обоих. Если так все пойдет, может, мне удастся забыть все гадости, которые случились в прошлом и начале этого года.
– Думаю, я начну ходить в школу после Золотой недели. Жду с нетерпением.
– Мы тоже.
Мне показалось, что Кадзами кинул быстрый взгляд на Сакураги.
– Ээ, это, Сакакибара-кун.
Он с нерешительным выражением лица протянул мне руку.
–Можно пожать тебе руку?
На секунду я потерял дар речи.
Пожать руку? Этот парень, староста класса, вдруг предлагает обменяться рукопожатием – при первой встрече, да еще в таком месте? Что бы это значило?..
Я подумал, что, может, надо просто не обращать внимания – ну, в обычных школах ученики другие, мало ли. А может, различие между Токио и провинцией? Разные отношения?
Такие мысли бегали у меня в голове, но не мог же я отказаться, сказать «э, не надо». Сделав вид, что не удивлен, я тоже протянул правую руку.
Рука Кадзами сжала мою несильно, хотя он сам же предложил. И, хотя это, может, мне только показалось, но она была влажной – как будто от холодного пота.
5
На восьмой день госпитализации, в понедельник, пришло время частичной свободы.
Убедившись, что утечка воздуха из моего легкого полностью прекратилась, врачи вытащили дренажную трубку. Наконец-то я перестал быть прикованным к машине. Утром, когда процедура завершилась, я вышел из палаты, чтобы проводить навестившую меня бабушку до машины и впервые за долгое время подышать свежим воздухом.
Доктор сказал, что еще два дня за моим состоянием понаблюдают, и если все останется без изменений, то меня выпишут. Но потом я еще какое-то время должен буду как можно больше отдыхать. Этого могли и не говорить – мне и так все было до боли знакомо по опыту полугодичной давности. В итоге я так и не смогу пойти в школу до 6 мая, когда закончатся выходные.
Проводив глазами бабушкин строгий черный «Ниссан Седрик», я сел на лавочку, которая нашлась возле газона перед корпусомбольничного стационара.
Погода была чудная – в самый раз для дня освобождения.
Теплое весеннее солнышко. Резвый прохладный ветерок. Щебетанье птиц со всех сторон – видимо, потому что горы совсем рядом. Я даже соловья время от времени слышал – в Токио их просто нет.
Я закрыл глаза и стал дышать глубоко, медленно. Там, где раньше входила трубка, немного саднило, но боль в груди и удушье исчезли без следа. Да, я себя прекрасно чувствовал. Как хорошо быть здоровым!
На время поддавшись эмоциям, которые вряд ли можно назвать «молодежными», я затем достал мобильник, который прихватил из палаты. Сейчас самое время позвонить отцу. Вне стен больницы я мог не волноваться насчет «помех работе медицинской аппаратуры» и всякого такого.
Насколько я помнил, разница во времени между Японией и Индией три часа, а может, четыре. Здесь уже одиннадцать утра с минутами, значит, там семь или восемь?
Поколебавшись немного, я выключил обратно телефон, который только что включил. Я отлично знал, как отец спит по утрам. И, скорей всего, эти его исследования в чужой стране здорово выматывают. Было бы очень жестоко поднимать его с постели ни свет ни заря сейчас,спустя столько времени после моей госпитализации.
Потом я просто сидел на лавочке, ничего не делая. Поднялся, когда уже подошло время обеда. Чтобы меня не поняли неправильно: больничная еда невкусная. Но для пятнадцатилетнего парня, поправляющегося после болезни, утоление голода – вопрос жизни и смерти.
Я вернулся в корпус, прошел через фойе и направился к лифтам. Двери одного из них как раз начали закрываться, так что я быстренько протиснулся между створками.
В лифте уже кто-то был.
– Ой, простите, – тут же извинился я за бесцеремонность. Но как только разглядел своего попутчика, у меня вырвалось «ах».
Это была девушка в школьной форме.
Темно-синий блейзер – точно такой же, как на Юкари Сакураги вчера. Значит, она тоже ходит в Северную среднюю школу Йомиямы? Но разве днем она не должна быть на уроках?
Девушка была невысокая, худощавая, с тонкими, андрогинными чертами лица. Коротко стриженные иссиня-черные волосы. Кожа, наоборот, совершенно белая. Не уверен, как это называется, но выглядела она как белый воск, если выражаться старомодно. И вдобавок…
Сильнее всего мое внимание привлекла белая повязка, закрывающая ее левый глаз. У этой девушки что, какая-то глазная болезнь? Или травма?
Моя голова была настолько загружена этими мыслями, что я, к своему стыду, слишком поздно заметил, в каком направлении едет выбранный мной лифт. Он шел вниз, не вверх. То есть я направлялся не на верхние этажи, а в подвал.
Я взглянул на панель и увидел, что горит кнопка «B2». Нажав кнопку своего этажа, я неожиданно для самого себя обратился к девушке с повязкой.
– Прошу прощения, ты учишься в «Северном Ёми»?
Девушка ничего не ответила, лишь еле заметно кивнула. Никакой другой реакции проявлять она явно не собиралась.
– Ты едешь на второй подвальный этаж? У тебя там какое-то дело?
– Да.
– Но там же –
– Мне надо туда кое-что отнести.
Ее голос звучал холодно и безжизненно, будто из него откачали все эмоции.
– Меня там ждут. Моя бедная вторая половинка.
Пока я стоял как вкопанный под влиянием этих загадочных слов, лифт остановился и двери открылись.
Девушка с повязкой на глазу молча скользнула мимо меня и вышла в коридор; ее ноги шагали совершенно беззвучно. Что-то мертвенно бледное выглядывало из-за ее рук, крепко прижатых к груди. Мои глаза прилипли к этому чему-то. Что-то белое, крохотная кукольная рука…
– Эй! – позвал я, придержав двери лифта и высунувшись из него по плечи. – Тебя как зовут?
Девушка, единственный человек в этом полутемном коридоре, среагировала на мой голос, остановившись. Но не обернулась.
– Мей, – коротко ответила она. – Мей… Мисаки.
И снова двинулась прочь, будто скользя по линолеуму. Я смотрел ей в спину, не дыша, ощущая какую-то беспомощность и в то же время предчувствие, для описания которого не мог найти слов.
Второй подвальный этаж больничного стационара.
Здесь не то что больничных палат – не было даже процедурных кабинетов и комнат для персонала. Это я как-то автоматически узнал, пока лежал. Здесь был только склад, аппаратная и – в этом я был уверен – морг…
…Так или иначе.
Это была моя первая встреча со странной девушкой по имени Мей. Позже я узнал, что «Мисаки» пишется с помощью кандзи, означающих «видеть мыс», а кандзи «Мей» означает «звук», но к тому времени апрель уже кончился и начался май.
К оглавлению
Глава 2. Май I
1
– Рей-тян. Доброе утро.
Должен признать, звучало сперва миленько; однако чем больше я слушал этот пронзительный голос, тем неуютнее от него становилось. Не знаю, о чем эта тварь думала, но когда тебя в такую рань так энергично будят – это реальный геморрой.
– Рей-тян. Доброе утро, Рей-тян.
Рей-тян – это твое имя вообще-то. …Но, разумеется, мое раздраженное бурчание никакого эффекта не произвело. Потому что его адресатом был не человек, а птица.
Майна, которую держали бабушка с дедушкой.
Бабушка сказала, что, судя по маленькому размеру, это, предположительно, самка. Звали птицу Рей-тян, и ей было – тут идет еще одно «предположительно» – года два. Позапрошлой осенью бабушка с дедушкой ее просто так вдруг взяли и купили в зоомагазине.
Квадратная клетка, в которой она (…предположительно) жила, стояла на краю крыльца, обращенного в сад. По-видимому, это была особая клетка для майн, сооруженная из толстых бамбуковых прутьев.
– Доброе утро, Рей-тян. Доброе утро…
6 мая, среда, утро.
Я проснулся просто ужасно рано – в шестом часу.
За десять дней, проведенных в больнице, в меня хорошо въелся режим «рано ложиться, рано вставать», но все равно, не в пять же утра. Накануне я лег за полночь, а для пятнадцатилетнего подростка, пытающегося быть здоровым, недосып – это просто ужасно.
«Еще часок покемарю», – с этой мыслью я снова закрыл глаза. Сомневаясь, впрочем, что мне удастся заснуть. В итоге через пять минут я сдался, выбрался из постели и прямо в пижаме отправился в ванную.
– О, Коити-тян, как ты рано сегодня!
Бабушка вышла из своей комнаты, когда я умылся и почистил зубы. Она оглядела меня с головы до ног и с немного встревоженным видом спросила:
– Ты себя хорошо чувствуешь?
– Отлично. Просто рано проснулся, только и всего.
– Ну хорошо тогда. Ты только не перенапрягайся.
– Ну я же говорю, все отлично.
Я небрежно улыбнулся и постучал себя по груди. И –
Это случилось, как только я вернулся в свою спальню (она же мой кабинет) на втором этаже, раздумывая, как бы убить время до завтрака. Мой мобильник, который я оставил на столе заряжаться, вдруг зазвонил.
Кто это? В такую рань…
Мое недоумение длилось лишь миг. Столь гнусное время для того, чтобы позвонить мне, способен выбратьлишь один человек.
– Эй, привет. Как жизнь?
Едва взяв телефон, я услышал жизнерадостный голос, принадлежащий, как я и ожидал, отцу.
– Тут, в Индии, два часа ночи. И жара страшная.
– Что случилось?
– Да ничего не случилось. Ты ведь сегодня в первый раз идешь в школу? Вот, решил позвонить, тебя подбодрить. Скажи спасибо.
– А, ага.
– Как у тебя дела в смысле самочувствия? Ты достаточно отдыхаешь после выписки? Ведь…
Посреди фразы его голос вдруг захрипел и стал совершенно неразборчивым. Я кинул взгляд на ЖК-дисплей – индикатор уровня сигнала показывал одну полоску. И даже она то гасла, то появлялась.
– …Ты слушаешь, Коити?
– Погоди. У меня тут плохой сигнал.
Еще отвечая, я вышел из комнаты, потом принялся бродить по дому в поисках места, где сигнал был бы получше… и нашел в итоге у выхода на крыльцо, где стояла клетка майны Рей-тян.
– В смысле самочувствия все отлично. Можешь не волноваться, – ответил я на предыдущий вопрос и открыл стеклянную дверь, ведущую на крыльцо. Я еще в день выписки позвонил отцу и рассказал, что со мной случилось и как меня лечили.
– Да, а почему ты звонишь в такую рань? Здесь всего полшестого.
– Ты же наверняка нервничаешь перед первым походом в новую школу. И вдобавок еще не до конца отошел от болезни. Поэтому ты рано встал – угадал?
Блин, он хорошо меня знает.
– Просто ты такой. Стараешься казаться сильным, но на самом деле ты очень чувствительный. Это ты в отца пошел.
– Ты хотел сказать, в маму?
– Ну, может быть, но… – тон отца немного изменился, потом он продолжил: – Что касается этого твоего пневмоторакса, не думай о нем больше, чем нужно. Я не думал, когда был молодым.
– Что?.. Не думал? Я про это от тебя раньше не слышал.
– Я упустил возможность поделиться с тобой полгода назад. Не хотел выслушивать, что это наследственное, и так далее.
– …А это наследственное?
– Мой второй приступ случился через год после первого, но затем рецидивов не было. Так что если оно действительно наследственное, то теперь тебе беспокоиться не о чем.
– Было бы неплохо.
– Это легочная болезнь. Теперь тебе придется бросить курить.
– Я не курю!
– В любом случае – просто скажи себе, что третьего раза не будет, и держи хвост пистолетом! А… ну, правда, все равно не очень перенапрягайся.
– Знаю, знаю. Не буду.
– Отлично. Передавай привет бабушке с дедушкой. В Индии такая жара!
На этом разговор закончился. Протяжно выдохнув, я вышел в дверь, которую открыл раньше, и сел на крыльцо. И тут же Рей-тян, словно поджидавшая этого момента, снова завела ту же песенку.
– Доброе утро, Рей-тян. Доброе утро.
Я лениво глядел по сторонам, не обращая на нее внимания.
Живая изгородь из цветущих красных азалий в утреннем тумане была такой красивой. В саду был небольшой прудик; я слышал, раньше дедушка держал там карпов кои, но сейчас ни одной рыбы видно не было. Похоже, за прудиком толком никто не ухаживал. Вода была мутная, грязно-зеленая.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 172; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!